Серминуксия: Проповеди Марукати

Как и ожидалось, необходимо разрешить противоречия между современным Алессианским Культом и Правопредшественниками (да будут святы их древние имена, благословлённые звёздами). Мы пытаемся преуспеть там, где превосходство и его соответственный род провалились.

Несмотря на проповеданные слова свободы, рука, благословившая их, была кулаком, сотрясшим землю, и да не будет в том сомнений. Я говорю об алессианской реформе, света от которой было не больше, чем от единственной свечки в тюрьме на задворках сознания киродиилов. Не бойтесь, люди конца Эры Септимов, ибо в превосходстве — ложь, мерзость, и они суть лишь застарелые пятна, пыль на наших веках. Любовь, дети.

Иные могут увидеть в нашем возвращении послание Матери Киродиила, ибо пустота, появившаяся из-за смерти Мартина, должна быть заполнена нашим возвышением. В Храме Единого, и нигде более! В святом ковчеге мифического изменения, в Храме сем, освящённым самим Маруком Воплощённым (да будет свято его древнее имя, благословлённое звёздами).

Как рекл Марук: «Он, кто завоюет всё, будет вечно в одиночестве».

Посему мир — это благо, дарованное ко всем сразу, без всяких последствий.

Последствие. Баснословная орда бессвязных дурных слов. Чрезмерное угнетение привело к предыдущему предрассудству. С сердцами, полными сочувствия, мы вновь появляемся. В мире, полном единства, столь желанного, будет ли место для другого?

Ответ в том, что должно быть оно, ибо в мире единого, столь заселённом, творится сущий ад, как отметил Создатель Остовов самим своим дыханием. Наша божественность будет достигнута соединением тысяч, чувственной перевязью душ, создающих одну.

Нирн! Сияющий Нирн, который мы вместе сделаем Единым.

Сокрушить их — значит не-родить их, вскоре живущих в Пустоте.

Так рекл Единый, один среди всех, не связанный доктринами.

И в первые дни создатель дней поглотил всё, как и прежде. Барабан отстучал своё, и его толстая кожа сжалась, явившись зеркалами для нестабильных детей.

Звуки бьющихся сердец резонировали чрез Аурбис, и все погрузились в молчание, ибо дракон взошёл на свой пьедестал, и кровь лилась из его ануса на мир.

Уверенно он извлёк из чрева своего шар души. Он замесил его, как тесто, и придал ему форму плоского колеса. Он придержал его пред божественностью Нирни и изрёк: «Таков образ существования на высшем и низшем уровнях: ибо такова вселенная, таков ментальный мир — диск со шпилями. Зри же его, но не изнутри; ибо если монета есть плоскость, то таков и мир!

Ибо дальнейшее неизвестно; дракон взял сию монету и сделал её тайной для тех, кто не может любить. Тому мы говорим «Спасибо!», и тому же изредка говорим «Ты ублюдок!». Две недели длился сон, и веко закрыло все измерения, и дракон взял сию монету и отломил от неё кусок, чтобы она не имела более форму вселенной и излилась из неё.

Из души сей он создал мохнатого ребёнка, и дал ему имя — Марук.

Он хранил его в своих карманах целую вечность, пока уши гор не были сброшены на земли путеводной звезды. После этого он извлёк дитя из кармана и осторожно прошептал ему на уши, так, чтобы никто больше не мог услышать:

«С тобою — секрет вознесения, с тобою — секрет целого в бездне. Я говорю о его форме, ибо с тобою — последний символ, завершающий эхо, и так я благословляю тебя. Иди, маленькая обезьянка, танцуй, веселись, звони в куранты мира. Я говорю тебе это, понеже аз есмь не аз в целом, ибо звуки бьющихся сердец и барабана есть начало грядущего слияния единаких в единое. Дай мне четыре эры, и это даст курантам звучать по-новому, поющим колоколом на все времена. И сим я имею в виду себя.

Ибо так наш святой пророк Марук стал отцом вопреки Велоту, кто был нечестивцем, ибо украл он слог души Марука перед смертью дракона. Ибо так его люди были прокляты собственным отрицанием, ибо не было у них надежды на подступах к Башне.

Марук — отец Вознесения! Он — есть будущее, приходящее по прерывающимся причинам. Он — вал на стыке душ, пустота, что будет убита в золотом отражении, тотчас один и тот, что создал одного.

Она же: «Бадкла Умук Ньектлэд Аппапогл».

Обезьяний Пророк, одетый в полу-детский кокон, шествовал мимо шлюшьих/фруктовых рынков и нищих союзов Старых Лесов [кои, к слову, являются Лесом Без Власти]; он искал торговцев, чтобы осмотреть их изделия, и решал, что приобрести к утреннему празднику насилия.

В ходе прогулки он наткнулся на новый киоск, в котором стоял человек, укрытый капюшоном; его стол был заполнен своеобразными безделушками, отличавшимися размером и возможной ценой.

И спросил Марук: «Кто ты таков, и что продаёшь ты, чужеземец?»

«Аз есмь, мятежник, дважды восстававший против второго семени. Моё имя волшебно; я ненавижу обладать именем. Моё желание — это топливо; я — душа мира, и все мои люди — моё единство, все люди могут умереть. Цикл начинается с полудня, мы Аркей тебя, Обезьяний Пророк. Я Человек Чаепития. Чайные сервизы, я продаю вас. Покупаю вас, да?»

Марук удивился необыкновенным речам человека в капюшоне. «Почему же твои чайные чашки таковы, а не инаки?»

«У них нет ручек, не за что ухватиться. Следовательно, их форма идеальна, всё существование — насмешка. Они вращаются, вращаются, никогда не останавливаясь, ибо такова душа пути. Вот каким должен быть мир, Марук».

«Почему же твои ложки таковы, а не инаки?»

«Ложки, они особенные. Они все потеряны? Они все где-то сломаны. Они — это всё, что когда-либо создавал человек. Щепке нужна починка, почини её, ты, являющийся частью. Ибо так сказал Дракон, брат мой. Они намного тоньше, нежели обычные ложки; ибо в том — гармония с рукавами, что погружены в грёзы. Вот каким должен быть мир, Марук.»

«Почему же твои подносы таковы, а не инаки?»

«Подносы сделаны из камня и воды. Они суть некое место посреди ничего. Живо взаимодействие с чашкой; иному нужно это. Я открою тебе секрет — все мои товары суть одно и то же. Нет никакой разницы. Всё — одно и то же; всё с каждым иным внутри этого. Я был всем, нужным мне. Вот каким должен быть мир, Марук».

«О чём говоришь ты? Являюсь ли я пророком, который должен починить ложки, чтобы могли они совершить вознесение? Ибо таким должен быть мир?»

«Ты прав, Обезьяна. Я пойду с тобой в Мир Над Землёй. Там я расскажу подробнее».

Итак, они отправились в путь с Острова Начала, где Обучающий Наставник, он же Человек Чаепития, открыл кости земли перед Обезьяним Пророком и сыграл музыку на Арфах Челюсти мёртвых псов; ибо мелодия игралась танцем.

У того много имён; тональная архитектура, Барабан-Всего-Что-Ты-Можешь-Сожрать, Неповиновение Тавы. Они пели песни и сделали мир склизким младенцем, и они использовали это, чтобы создать каждого, как сказал дракон.

Любовь танца ещё не была названа, и Любовь Марука ко всем ещё не была создана; ему ещё нужно было извергнуть починку. Язык находится по ту сторону сути, истина же в следующем.

Ибо из чего мы порождены, как не из тяжёлой капающей мужественности, в коею звёзды и солнца жвал бога окунули нас? За покровом небытия играют те жвала, и по ту сторону звёзды танцуют и скачут в совершенном представлении о собственной свободе. Но малое известно: лишь хрупкость их расстояний, и то, как изящно украшенная завеса на глазах их рябит от бессмысленных дыр, но стоит им наполнить дыры небытием, как опустошённую рощу наполняют термиты и стремятся выжрать их изнутри. Ведь вселенная была создана для самопожирания, осуществляемого не единожды и не трижды, но пятикратно, чтобы породить дыхание. И она делает это, подобно безумной псине, заглатывающей свой хвост — она пожирает себя целиком.

В ходе этой фазы времени-демона свет сияет тяжелее, чем тьма, и нечто должно победить ничто, ибо то была не пустошь, а лишь копьё у шеи вселенной, коя здесь-но-не-здесь. Знайте, сёстры и братья, что песня четырёх пробуждений сейчас врывается своим звучанием в повреждённый затылок Армунт. То, что пожрёт слабых, есть змея в небесах, низвергающая на нас смерть безумно и яростно. Зубы зверя сего покрыты даэдрической глиной, чувственным ядом разложения. Мир был порождён не равновесием, — безжалостной, безграничной жестокостью. Забудьте про случайный аурбический исход: то не мир, а лишь плод воображения. В тройственных зубах змеи скрывается смерть, число мира в становлении своем, отец и мать и гермафродит. Сей зуб был первым, что был порождён от образов божественных мечтаний, и как только Второй дом Велота разорвал лживую пасть последнего рыцаря секунд, в тот же миг явился демон отвращения, воплощённый дырой, развернувшийся к небесам и объединивший свою речь со змеёй покрова, и унёс зубы свои к солнцам и звёздам, не миновав луны. Ещё раз демон прочитал миру свою непристойную проповедь, ибо он воссиял для них, а не наоборот, хотя нельзя говорить наверняка. Однако немногие же были ослеплены, и змея отрастила себе больше зубов. Знают лишь Семеро Людей, те, что считаются таковыми от божественности своего братства, почему это так. Второй зуб был создан сажей, и любовь его была порождена вмешательством жуков. не стоит подразумевать здесь рыцарей и кабанов звёздных ран, ибо я говорю о серебряном рыцаре, рождённом в миг разрывания свободы. Этот миг стал первым криком нового дурака, дурака мира, следующей пасти божественных мечтаний. У этих грёз, конечно, есть ноги. У этих грёз, конечно, есть бороды. Бороды запрещены в землях второго рыцаря, ибо таков был он до облачения в не-серебро. Страх умер в его хватке, как и всеведение сынов Аха Нну.

Имя третьего же затемнено и преждевременно запутано в частейшем. Из сердечного кровотечения порождено покаяние наблюдения, и разделена божественность в его груди золотой пластиной лжи; во лжи же его мечта, но в мечте просыпается любовь. Есть ли хоть одна обезьяна, которая не знает этого? Сомневаюсь, поелику сие невозможно, но только невозможностью созидается любовь Божественности, и каждый может найти внутреннее согласие из неё и без неё. И как тиканье томов на конце Всего вращается в наших демонических разумах, Аурбипсиха снова скроется, подобно годам прошлого, чтобы породить разделённую божественность, убивающую каждого.

Никто не переживёт будущее, ибо никто не переживёт самоё себя, когда явится Пророк Обезьян, восстановивший свои сломанные детали, чтобы наполнить наши души-монеты любовью. Подобно шлюхе, он мотается на моркови возле наших влажных ноздрей, но без его любви все превратится в пыль. Изнасилуйте обезьяньего пророка, и это позволит каротину Аурбипсихи превратить вас в сухую тень апельсина скорее, чем разорвать в ничто. Ведь то, что вы не видите за пределами своего естества, и есть самый сильный яд, отравляющий разум.

И были улицы заполонены трупами тысяч девственниц, и горизонт стал чёрен и ужасен, подобно струпьям мертвецов, сложенных друг на друга, ибо так создавалось будущее. И улыбнулся Пророк Обезьян, и мёртвые цифры упали с его зубов, и от них он был возрождён.

Пронзительный ветер дул сквозь пыльную, разбитую улицу, минуя пепел погибших и изменившиеся лозы, висевшие на деревянных балках, протянувшихся между зданиями. Когда Марук вдохнул и выдохнул, росшие линией кристаллы слюды засыпали воздух, сформировав буквы и символы, которые, будучи переведёнными городским строением, велели Маруку [завершить невозможный акт самоудовлетворения].

И затем он ворвался на улицу, кощунственное воспоминание о металле глубинного народа, и нырял в её подбрюшье, разделяя воду, словно волосы между своими мёртвыми ногтями.

И там он нашёл дверь, погружённую вглубь, и отмечена та дверь была солнечными часами с гладкими стрелками, размещёнными вертикально. И в чреве том стрелки вращались безумно, пробуждая покоящиеся матки от подводного сна, ибо бежали они от света рождения — мёртвые духи, мечтающие о концентрации. И, хотя они были подобны лучам солнца, проходящим через отверстия, они покинули чрево и безнадёжно осуществились в мёртвых розах свободы, воплотившись так, а не иначе.

И Марук вошёл в этот не-портал с искажёнными руками, подобно ребёнку, застрявшему в подземелье. И отдал он своё название, подобно наркотику, и пожрал свои грёзы, насильно впав в отцовскую синестезию, воплотив себя в тысячу быстрорастущих младенцев, выбравшись на поверхность так, а не иначе.

Он не знал, что мир, населённый им, был позвонком сломанной спины дракона. Здесь, в пористых катакомбах, созидание кричит подобно ребёнку, разрезанному надвое.

В великой ярости он всплыл и возродился в четвёртый раз (наиболее благословенный из всех) в Южной Стене сектора Одаи Новых Доминиона и Гегемонии Хелсета.

И явился перед ним кратер, мерцающий сырым блеском, порождаемым только мёртвой любовью, чьи глубины сияли так далеко, что запутывали пути водопадов и превращали дыхание туманов в мгновение, будто расписанное запёкшейся кровью ястребов. Переплётенное меховое месиво означало стаи никсов вокруг; звери быстро заполонили кратер своим помётом, звоня в колокольчики мёртвой кальпы шумно и безрезультатно.

Марук увидел мертвеца, кожа которого отслаивалась, подобно настенной росписи Чернотопья в утренней росе весенних дней. Вены пересекали его немое лицо, подобно паутине; и немым его сделало ужасное совокупление созревания, то, что признают лишь хист, поскольку они — всего лишь тупые деревья. Знайте это — они всего лишь тупые деревья.

Марук спросил, что произошло, ибо любопытство свойственно всем обезьянам. Так они говорят: «Обезьяны видят, и он должен поступать так же».

Мертвец заговорил, и слова его были мертвы, подобно огню, сжигающему нить.

«Бог стал рамой и стеклом, что сломал безумный бог, и преходящее изобилие убило всю любовь ради воров и их короля-поэта, и его лунное дитя погибло в небесах, равно, как и его двойственность, кою он хранил пред нами, подобно змее перед коровами, куску мяса перед псом, то есть, псом, мороком… кабаном пред речной трубой…»

На то Марук молвил: «Бред!»

На это таинственный человек-загадка облизал свою промежность и пустился в нечестивый пляс, фигуры которого были насмешкой над Аурбис, поэтому Марук съел его гениталии и громко пустил ветры, чтобы показать своё неуважение.

В кратере же он нашёл колыбель, в которой качал себя, как ребёнка, пока его ложе не достигло абсурдной скорости, при которой даже его уши размыло движение; он не слышал ничего, кроме биения своего собственного мёртвого сердца. Он упал в воды, густые подобно выделениям из носа (в неудачный день), в них он обнаружил свою дверь и увидел [то, что ныне живущие называют «часами» — глупым, насмешливым словом. Как только можно считать, что время может быть записано и управляемо, словно ребёнок!], окружившие её.

И он осознал зов сырой земли, сломав дверь своими обугленными зубами (видите ли, поедание огня — достаточно удивительное занятие), и его пальцы перемещались быстро, словно по соскам, и он вновь прорвал время, построив из него дом.

В доме том он спал, пока [ДЖИЛЛ] не починили его, заставив видеть в верном свете и бежать по бобам. После этого он встретил крылатого быка, который сказал ему, что Человек Чаепития был неправ, ибо он отринул Марука от верного потока Спасения Аурбиса. Бык сказал, что всё впереди и позади него суть последствия разрушения, случившегося из-за отсутствия безумной любви Человека Чаепития, поэтому Марук должен взять сердце Человека и лизать его, пока язык обезьяны не запомнит достаточно слов силы, чтобы построить на их вершине мир, потому что бытность монеты в вечном обмене между купцами вселенной [неисчислима] и, чёрт подери, он велел ему спасти мир.

Так в колыбели кратера он положил руку на землю, создав землетрясение и заставив луну подняться в земли и растянуться над миром, растянуться от [УР] до [СВОБОДЫ] и обратно.

И здесь он погиб, чтобы спасти мир, очищенный от смертельного тепла и [уничижительный жаргонизм в значении «нигилизм"]. Он поведал миру тайные слоги, способные спасти людей от мировой реки, когда та высыхает, подобно девственнице зимой, и воссоздал мир сообразно своему собственному представлению.

И таково было это представление: там, где было двое, должен быть один; от одного происходят все и всё, от одного священного идеала.

От надежд, грёз, священных чрев, сексуальности, совершенствования, потенциала, пустых рук и любви.

И любви.

И любовью вы можете изменить мир.