Орочья Космогония

Я пишу, что бы другие учились. Считают, что мы были золотистыми эльфами, и веруем так же, как золотистые эльфы. Разве мы похожи на золотистых эльфов? Крупная, крепкая кисть моей зеленой руки может держать это перо, но куда проще она складывается в кулак! Думаю, это говорит об обратном, так? Но нынче мой род кланяется и расшаркивается перед имперцами, и целует ручки их женам, пряча клыки, чтобы не распороть им при этом кожу, и старые мифы народа парий уже уходят в небытие, и вина Гортвога в этом. Он даже отринул Малака и начал поклоняться Тринимаку, которым тот некогда был. Но Полуночное Сообщество живет и сегодня, ради того, чтобы вписать присягу Малаку в кровь слабых и глупых, потерявшихся в собственном городе. И я напишу то, чему учил нас Бог-Король Малак.

Вначале был великий зверь, пасущийся в тиши. Неважно, чем был этот зверь и где он пасся, но он был и он пасся. Но потом стало нечего есть, и он съел сам себя, что было глупо, потому что он умер. И теперь он стал гнить, а каждый знает, что в гниющем мясе возникает разная живность, вроде мошек, блошек и тому подобных паразитов. И, так как мясо было сытным, там завелись золотые оводы и позолоченные жучки, и они ели, и ели, и иногда даже ели друг друга на этой земле изобилия, и их навоз смешался с мясом, и все было очень беспорядочно, пока не родилась ящерица-падальщица. Ящерица сказала: «Прекратите есть! У вас плохие манеры! У всех у вас должен быть завтрак, обед и ужин, и это беспорядочное поедание будет прекращено». Так оно и устроилось.

И мошки и блошки с ящерицей продолжали есть, но их навоз все равно мешался с мясом. И ящерица решила навести с этим порядок, и сказала тем мошкам и блошкам, которым понравился навоз, отправляться куда-нибудь в другое место, и взять навоз с собой, что они и сделали, ибо боялись ящерицы-падальщицы. И ящерица, самый большой из едоков, ела и тоже испражнялась таким образом, из доброты или из презрения — кто знает? Это все равно было мерзким местом, так что никому и не интересно. Так оно и устроилось.

И случилось так, что вредный Скарабей родился снаружи навозных областей. Пусть традиционные проклятия будут брошены в него как смердящие фекалии, так, как предписано у Малака в Книге Браней: «пусть превратятся в крючья руки Скарабея, и экскременты его вечно будут вызывать зуд! Пусть ублюдка изнурят миазмы его покрытого экскрементами тела! Пусть из его внутренностей сделают петлю, на которой он будет висеть, пока его глаза-бусинки не разорвутся изнутри! Пусть он утонет в своих нечистотах, как ущербный пожиратель навоза, которым он и является!» И так далее.

Как видите, мы не любим Скарабея. Он — дерьмо.

Скарабею не понравилось, как устроились вещи, и тогда он скатал немного навоза в шар, как это делают скарабеи, и он катал его, и катал, и катал, пока это не стал огромный шар, и он прикатил его обратно в мир мертвого мяса.

Мошки и блошки и другие паразиты из мясного мира увидели, как на них катится шар, но они еще не знали, что это такое, пока Скарабей не запищал: «Помогите, помогите мне протолкнуть его дальше!» К тому моменту, как мошки и блошки попытались остановить шар, он уже прокатился по земле изобилия, вбирая в себя царства и населения, и вырос настолько, что многие мошки и блошки и даже ящерица щепетильно попытались убраться с пути, и не смогли его остановить.

«Ох, дерьмо», — подумали они, внезапно осознавая свою крайнюю глупость, когда увязли в нем.

«Так оно и устроится», — подумал скарабей, продолжая заниматься своим любимым делом — катать навозный шар.

Но, в конце концов, навозный шар достиг пределов мира, и свалился в ничто, оставив куски мяса летать в пустоте.

В это время Ол' Мэгги Чистый, более всего любивший тихо сидеть с набитым брюхом, читая свитки, которые он сделал из кожи мертвого зверя, решил, что он избежит смерти в дерьме, чего бы это ему не стоило. Сфокусировав всю свою волю на еде, что еще переваривалась в его кишках, сморщив лицо от напряжения, Мэгги выдал настолько мощный, громоподобный пук, что само основание навозного шара содрогнулось, и шар завихлял, кружась, и Мэгги, как снаряд, катапультировался в небеса.

Мошки и блошки и ящерица-падальщица, застрявшие в навозном шаре, в ужасе кружащиеся вместе со сферой из навоза, могли только в сожалении наблюдать, как яркий свет его задней кишки с ревом удалялся, так как он пробил дыру обратно, в мясной мир. Но у них у и без того хватало забот с успокоением собственных кишок, не говоря уж о том, чтобы выдать мощный пук!

Но потом у ящерицы-падальщицы возник план. С помощью своей длинной шеи, она подняла могучего предка по имени Тринимак, вытянув его из трясины. Тринимак храбро встал против ужасного скарабея, лицо его было — смерть и погибель, и сдавил его шею, и отрубил клинками руки.

«Зачем ты сделал эту отвратительную вещь?» — спросил Тринимак чем-то большим, нежели смертоносным взглядом.

«Я отказываюсь говорить тебе», — ответил Скарабей меньшим, нежели словами.

И единственным ответом Тринимака на это был ужасный удар, который выбил наружу скелет и опрокинул Скарабея на спину. Затем Тринимак погрузил руки в нагрудник насекомой брони и выдернул емго сердце, бьющееся отвратительным ихором, разливающее жучий сок из парящей дыры в количествах, не превзойденных доселе всеми изготовителями жучиного варева.

Бьющееся в ихоре сердце сказало: «Я не могу быть уничтожено, ибо секреты моего биения спрятаны в глубинах навозного шара, так что я не буду свидетельствовать против моего хозяина».

Эта язва озадачила Тринимака, и он далеко отбросил от себя сердце, и оно взмыло в воздух, изобразив первую триумфальную арку, что воплотится в славном железе, как завоевания наших героев; и сердце упало на землю с другой стороны шара с глухим шлепком. К тому времени вся прочая орава уже высвободилась и принялась восхвалять и благодарить Тринимака, но долго они заниматься этим не могли, ибо, хоть шар несколько замедлил свое вращение после того, как скарабей умер, еще многое оставалось сделать, чтобы хоть что-то уцелело, а действовать надо было быстро. Они принялись за работу все вместе, дули на навозный шар мощным дыханием, чтобы его вращение стало спокойнее, а запах приятнее, и своими божественными силами они по-своему придали форму и укрепили навозный шар. Некоторые даже погибли в этих усилиях, но, в конце концов, выжившие, пусть и слабые и беспомощные, все-таки остались, хотя их могло и не быть.

Много времени прошло, когда ящерица-падальщица отрастила крылья (это другая история), многие поколения жителей навозного шара родились на планете, и Тринимак наплакал много рек, оплакивая то, что он не сможет вернуться в Земли Изобилия. Тогда группа молодых выскочек, ведомая коварным Ботхогом, Князем Навоза, оспорила его власть и его учения, и власть и учения Ящерицы-Падальщицы, и восхваляли отвратительную Навозную Землю и героев войны. Тринимак разозлился, но он был недостаточно силен, чтобы выступить против них, так как он был выжат насухо из-за слез и истощен, будучи оторван от Страны Изобилия. И отвратительный Ботхог, пусть кровоточит кишечник его кровью странного цвета, схватил Тринимака с земли, и поместил к себе в рот, и заговорил его голосом, используя нечистую магию. Поклонники Тринимака отвели глаза и закрыли уши своими тонкими женственными руками — это словно закупорить ванну соломинкой, ха, ха, — и сделали единственное, что они знали, чему Тринимак научил их — это ждать и стенать пронзительным голосом.

В это время, Тринимак пробирался по склизким лабиринтам внутренностей Князя Интриг, стены плоти выдавливали его все дальше во тьму. В кишках Ботвога не было времени на слезы, и скоро Тринимак потерял сам себя в слепом повороте, все причитания и сентиментальности переварились и были извергнуты из меньшей из вонючих дыр Ботвога, но уже как Малак, получивший новое имя, подходящее его новому рождению, он увидел свет в конце туннеля, подобный бриллиантовой звезде в основании.

Когда Ботвог облегчился от съеденного им, последователи Тринимака разорвали свои мантии, и принялись стенать, и растирать фекалии о свою грудь. Но затем они услышали голос, кричащий из кучи, и он говорил: «Хватит кататься, как свиньи в фекалиях, и отойдите с моего пути ко свету, вы, тупые ублюдки».

И последователи Тринимака были болезненно озадаченны этим, и спросили сквозь фекальные слезы, кто с ними говорит.

«Как железо скрыто в кишках навозной сферы, так вы нашли своего бога. Осушите слезы, надлежащий ответ — это проклятие. Клыки и рыла ваших форм показывают это, и с этого момента нет другого пути».

И мы увидели, что изменились, как наш бог, и что это было правдой.

«Теперь вы видите, что жемчуг может быть найден в помоях. Вы думали, что родились от золотых оводов, но это было дурацкое золото, мягкое, как медь. Но теперь вы стали железом; крепким, сильным и неподатливым. Вы, мои любимые дети, первыми слышите крик новорожденного бога, который есть новая пара навоза и мяса, очищающая двойная концепция, и во мне олицетворяется татхагатагарбха, что на самом деле просто отталкивающий ублюдок, прямо как я».

Последний отрывок мы не поняли, так как это была истинная кривда, и, к тому же, речь бога, но мы были покрыты дерьмом и чувствовали себя немного глупо из-за всего, что свалилось на нас, словно вместо Малака мы просто нашли и съели гриб, из тех, что любят наши шаманы, из тех, что даруют священные видения, и по этой причине являются знаком нашего договора с ним. И Малак продолжал учить нас разным вещам, и сделал нас сильнее, и дал нам проклятия и богохульства, чтобы кричать их нашим врагам, и жестокие слова, хорошо подходящие к ним, скручивающие их кишки и доводящие их до безумно-гневной ненависти.