Битва шестая

То [были дни] Анны Кульсдоттер, которая повела своих облачных сестёр в победоносную войну со Сказителем Ломаных Книг…

Мы мало говорим о великанах, а с чужаками и того меньше, ибо история их сокрыта в громких и длинных кличах силы. Дома истории о них доставляют немало хлопот, и потом приходится прибирать все опрокинутые за время рассказа вещи… а уж в чужом доме это [попросту грубо]. Поэтому мы рассказываем о них (ибо мы должны — кто ж не почитает своих предков?) под диском неба или же записываем здесь, на шкурах, ибо такова природа их угрозы. Это [песня] об угрозе великанов и, как в большинстве из них, в ней присутствуют раскрашенные коровы.

[Сперва, впрочем,] давайте расставим по местам две Силы, Дракона и Дагона, ибо Битва эта, в первую очередь, часть Их Истории {фрагмент утерян}… лишь один произошёл в день рождения Короля-Демона. (Нет, мы не собираемся раскрывать этот нехороший день, ибо это опасно, и, да, лишь однажды, ОДНАЖДЫ, давным-давно, нас обманом заставили праздновать его в идиотской суматохе, где мы нарядились в специальные шляпы.)

Дагон, [чего следовало ожидать,] нашёл себе неуёмного женоподобного колдуна с запада, чтоб тот любил его с [верха{?}] и таким образом, тяжёлым-тяжёлым магическим трудом… [лорд-демон] нашёптывал колдуну обещания невообразимых… являясь в обликах и личинах столь малых, что Дракон не мог заметить, что Дагон не полностью находится в [Обливионе], куда был изгнан до начала времён… возможно, радостью (ведь дни рождения ВСЕГДА радостны), заразительность которой стала причиной такому усердию, но в то же время нечестивостью, что возвышало его в глазах грешников, из которых всегда и выходят его последователи (кроме тех случаев, когда они выходят из глупцов).

[И тогда исполненный любви колдун]… {фрагмент утерян}… сплясал безумный танец по правилам магических искусств запада [и] призвал своего инфернального повелителя в этот благоприятный день с помощью безумных и полных любви обрядов, [которые вышли за грань] привычного призывания… вследствие чего Дагон выскочил из черничного пирога.

«Я не думал, что это ВООБЩЕ сработает!» — воскликнул старый Властитель Беспорядка и принялся хвалить мастерство пекаря так выразительно и многословно, что [колдун, которого он выбрал своим фаворитом] начал ревновать прямо как женщины с волчьими головами (ну, вы знаете).

«Пффф," - фыркнул Дагон, — «Я, Лорд Бритв и Красного Напитка, Король Намерений Ужасных, Принц Четырёх Гибелей и Одного Рая, Я, Кто Командует 88 Даэдрическими Легионами… Я только что выскочил из ПИРОГА, припадочная ты гарпия! Это же просто **** какой-то!»

После чего он укусил отвергнутого колдуна в шею и поплясал в крови.

(Вот почему во всех пекарнях нашей деревни при готовке совершается «Вытряхивание Дагона».)

А вот роль Дракона в этой истории куда более незаметна — на самом деле, он присутствовал лишь в страхах маленькой деревенской девочки, что жила на плоскогорье Ньюкреата. Ибо кто ж не боится Альдуина Пожирателя Миров, в особенности из детей, которые всегда думают, что их черёд последний, так как они появились позже всех? (И поскольку дети ПРАВДА особенные, они могут быть правы — возможно, лишь из-за их страхов [эта кальпа] до сих пор живёт, так что мы не будем в этом сомневаться.)

В любом случае, звали её Алесс (отец её любил Юг, Альд Сирод, и слышал рассказы о знаменитой древней Королеве тех мест), и её охватывал страх, что любой день может быть днём пробуждения Дракона, когда он пожрёт всё, что она знает, и поэтому она загорелась желанием [воспрепятствовать этому] во что бы то ни стало. Разумеется, она стала раскрашивать великое множество коров.

И вот почему: великаны пришли из Старой Атморы, сверху через Великие Льды ещё в закатившиеся-за-горизонт мифические времена… и обосновались здесь, в Скайриме, расселившись по горным массивам наших побережий. (Да, это они наши истинные предки — и не верьте своим учёным тёткам из университетов — и, да, мы когда-то были столь же высокими — вот ТАКИМИ высокими — но это другая история)… {фрагмент утерян}… и затем после [Великого Бедствия] [клановые {люди? племена? похоже, имеется в виду человечество в целом, хоть это и спорное утверждение}]… род наш распался… и мы, норды, стали воевать и оттеснили наших сородичей-великанов к самым вершинам [и были мы нехорошим народом многие годы]… [пока всё] не изменилось раз и навсегда. Как только Совет возобновил работу [годы спустя], вещи встали на свои новые места, границы были вновь обозначены и согласованы за кружкой пива, а набеги на земли Мерета отвлекли внимание от старой вражды, и вскоре (ну, не вскоре, но всё равно) великаны стали спускаться обратно с гор. И они были не совсем такими, какими мы, норды, их запомнили, или же мы успели многое забыть, но они больше не разговаривали с нами — они лишь по-своему лениво улыбались, неспешно топали и забирали наши вещи.

Когда мы пытались сражаться с ними, они орали громче, чем Языки с Пика Хротгар, и чересчур смелые фермы превращались в кашу [со всеми цыплятами и так далее {?}]… [и в итоге] мы поняли, что если мы просто будем оставлять великанам вещи, раскрасив их поярче завитушками (они любят завитушки) и поставив вокруг знаки, указывающие на них, они попросту возьмут ЭТИ вещи, и не будут больше ничего трогать, и не придётся сражаться (не то чтобы это можно было назвать сражениями — суть в том, что никто с ними не сражается). Вот так и объясняется традиция Раскрашивания Коров, ибо хоть по их ленивым улыбкам и казалось, что они мухи не обидят (ха!), великаны ели мясо, и в больших количествах. Алесс (ещё не забыли про неё?) подумала: «Я так сильно боюсь, что Дракон может проснуться и сожрать мир В ЛЮБОЙ ДЕНЬ, что разрисую всех коров, которых увижу, чтобы призвать столько великанов, сколько можно, и чтобы они набили старую Чешуйчатую Морду, и набили очень-очень сильно — так сильно, чтобы он вырубился и вновь заснул!» (Алесс слышала, как и вы теперь, что «никто не сражается с великанами» и восприняла это чересчур буквально.)

Она начала со своего стада — крепких четырёх дюжин, [среди которых были] два быка (старый бык стоял в отдельном загоне, доживая свои последние дни — и Алесс взяла с отца слово, что тот не убьёт этого старого быка, ибо она любила его, как все дети любят вещи, кажущиеся другим бесполезными или отжившими своё)… и уже на седьмой корове у Алесс кончилась краска. «Не стоило делать столько завитушек," - вздохнула она. Вот тут-то и появился он, Дагон, одетый в украденную нордскую кожу Умного Человека, пришедший с запада, шагая боком [сквозь реальность].

«Нет," - сказал он через свою великолепную бороду с нанизанными бусинами, — «Ты хорошо справилась. Если бы я был великаном, это были бы очень подходящие для меня коровы. Но зачем раскрашивать так много? [По одной на каждой ферме] было бы достаточно.»

Алесс, нахмурившись, посмотрела на Дагона-с-виду-Умного безо всяких подозрений, ибо она была ребёнком, а их учат уважать наших [людей магии]. «Затем, что я ненавижу Дракона," - объяснила она, боясь тут же быть пристыженной. (Не очень-то умно плохо отзываться об Альдуине когда бы то ни было, особенно в присутствии Очень-Очень Умных.) Она поправилась: «Ну, скорее я ненавижу его бояться. Извиняюсь, что до этого сказала, не подумав.»

«Хмм," - произнёс Дагон, — «Твой страх не беспочвенен. Пожиратель Времени уже скоро придёт.»

«Я ТАК И ЗНАЛА," - закричала Алесс, хватая [разбросанные] вёдра и кисточки и собираясь забрать из дому своих кукол и детские щиты, чтоб продать их и купить побольше краски. «Мне надо идти, господин, я должна ПОБЫСТРЕЕ позвать великанов, и ПОБОЛЬШЕ.»

«Дитя," - рассмеялся Дагон, — «С твоими силёнками ты никогда не раскрасишь так много. Но, да, твой план хорош. Побольше великанов и как можно быстрее. Да. Это умно. Пошли со мной. Кин…» — произнеся это Священное имя, демон чуть не подавился, — «…она одолжит мне ветра, чтобы я смог переносить нас с места на место. А Цун…» — и здесь он всё-таки подавился, хрипло закашлявшись, но выдав это за возраст, — «…он ниспошлёт мне мастерские навыки созидания прямо из этера. У тебя будет столько краски, сколько тебе нужно, и скорость, необходимая, чтобы разукрасить каждую корову отсюда до самого Виндхельма.»

«Это ТАК здорово!» — воскликнула Алесс, подпрыгнув. Но так много говоря о Богах [и их Небесных Обителях], Дагон вызвал ужасный зуд в своём горле. Он вновь захрипел, и, наконец, согнулся в приступе кашля. Алесс снова нахмурилась, в этот раз в сочувствии, и похлопала его по спине. «Господин, с вами всё в порядке? Я не сомневаюсь в силе вашей магии, но быть может вам лучше отдохнуть? Я бы продала кукол, купила бы краски и, ну, просто быстро бы побежала…»

«Я в порядке, дорогуша," - сказал Дагон, отмахиваясь — слишком грубо — и затем, [поняв, что напугал её,] он взял себя в руки, — «И прости, что испугал тебя. Причиной тому то, что я чувствую приближение смены Эпох и слабею от грозящей смерти Мира.»

«Эм," - протянула Алесс, — «Вы всё равно страшный.»

«Ну так раскрась всех остальных и пошли уже. Ты смела и достойна, но ты не сможешь бежать так быстро, как нам нужно. Нужно разукрасить коров и привести великанов! Лишь с их мощью мы сможем заставить Дракона отступить и вновь уснуть, и таким образом спасти всё вокруг.» И вскоре ступили Дагон с девочкой в ветер [и исчезли].

[Вы] можете назвать Дагона лживым мешком ****, ведь Дракон вовсе не приближался, а продолжал себе спать ещё до… {фрагмент утерян} …что ещё нескоро. Но Повелитель Бритв всегда ненавидел Север, ибо это здесь он родился (в известной степени), и это здесь он был проклят, так что в этот день — день его рождения — он решил, что уничтожит весь Скайрим и всех населяющих его нордов. И ему в самом деле нужна была эта маленькая девочка, чтобы привести великанов (или его просто забавляла возможность воспользоваться одним из нас, нельзя сказать точно), и поэтому он [сыграл на её страхе] для более злобной цели: он знал, что пришедшая толпа великанов заставит Великого Короля готовиться к войне. А любая война с Древними Отцами нас погубит.

Дагон-в-шкуре-Умного, как и обещал, переносил Алесс от фермы к ферме, наблюдая, как она раскрашивает коров на каждой, и призывая [снежный туман, скрывающий её оживлённый труд], от Ньюкрета до Ганта и до Бормочущих Холмов Графства Ярлмунг, наполняя её вёдра [с помощью молниеносных заклинаний] и даже благословляя каждую корову именем Кин, кашляя всякий раз. На 400 корове его борода непрерывно надрывалась [от кашля]. На 650 корове он перестал произносить имена Богов. А на 700 корове он заметил, что Алесс рисовала завитушки [по-другому], на что та отвечала: «У каждого графства свой знак Смотри Сюды," - и хмуро вопрошала, — «Но вы же знаете об этом, так?»

«О, точно, точно, вот именно," - поправился он, — «Всему виной мой недуг и наша спешная беготня. От них мой разум затуманился. Давай крась!» — на что Алесс улыбнулась, — «Понимаю, я тоже уже устаю. Вот, уже семьсот пятьдесят две! Сколько, думаете, нам ещё понадобится?»

«Нужно как минимум девятьсот десять," - отвечал Дагон, — «Это счастливое число.» (Это действительно так.) И затем они вновь исчезли [среди ветра], появившись уже в Виндхельме, оплоте Великого Короля. «Здесь нам лучше управиться побыстрей," - засуетился Дагон.

«Почему?»

«Что почему?»

«Почему нам лучше здесь управиться побыстрей? Ещё быстрей, чем семьсот пятьдесят две коровы за пять часов?»

«Гм," - сказал в ответ Дагон, притворяясь ещё более больным, — «Просто это коровы короля, а у нас нет ни Особого Королевского Разрешения Красить Коров, ни времени объяснять [приближение смены Эпох]. Дракон приходит слишком скоро, чтобы заниматься подобными объяснениями.»

И тогда Алесс начала раскрашивать коров [под покровом снежного тумана и в тени Стены Танов], но спросила: «Разве Великий Король и так не знает об этом? Разве у него нет Умных Советников и Колдовских Жён, которые бы поведали ему об этом? И как насчёт Королевы — разве у неё нет шести пар Предвидящих Глаз Старика Моры?»

«Никому не объяснить поступки королей и королев, маленькая девочка," - отвечал Дагон, начиная выходить из себя и уже представляя любопытную Алесс в роли куриной ножки в животе. Но нет, подумал он, я потерплю. [Я потерплю.]

Алесс пожала плечами и продолжала раскрашивать коров [в стиле], который Дагон счёл Виндхельмским, сказав лишь: «Думаю, вы правы, мистер. Но меня назвали в честь королевы, очень неплохой, как говорится в книге.» И [тогда] Алесс стала рассказывать про Южный Сирод и его сказания о меретоубийстве людей и посланных Богами героях, и в голове у Дагона всё поплыло от вечной болтовни девочки, продолжавшейся от ветра к ветру и от пастбища к пастбищу, ибо демон ненавидел [земли племён Алешут] почти так же сильно как наши, но по другим причинам, и уже собирался было дать волю своей ярости (ибо в той заключена его Основная Природа), когда Алесс закричала с победной улыбкой: «Девятьсот десять, и ещё краска осталась!»

Тогда Дагон решил было, что дело сделано, и начал выпускать клыки под своей бородой.

«Вот дерьмо!» — воскликнула Алесс, поглядев на измазанное в краске платье, — «Мы же позабыли про знаки!»

«А?»

«Во всём этом сверхскоростном рисовании, мы совсем забыли расставить знаки Погляди Сюда! Великаны и не подумают прийти! Мы всё испортили!»

Дагон задвинул свои клыки обратно, ибо в словах её была [истина]. Он вздохнул: «Точно. Знаки. Совсем про них забыл. Дерьмо.»

«Вот что я скажу," - начала Алесс, — «Помоги мне добраться до дома. Там мы заберём все знаки, что я сделала, так что ты сможешь отЦунить их и наделать ещё, и затем пронестись от посещённых нами мест до ДРУГИХ посещённых нами мест, расставляя их всюду. А тем временем я раскрашу ЕЩЁ ОДНУ КОРОВУ, чтобы их стало девятьсот ОДИННАДЦАТЬ. Это будет даже удачней, чем просто удачно, так?»

Дагон-в-шкуре-Умного нахмурился, ведь он хотел развязать войну поскорее, но всё же сказал: «Пожалуй. В самом деле, чем может повредить ещё одна корова?» И [они шагнули] сквозь ветер обратно к дому Алесс, где она побежала к навесам, чтобы схватить столько знаков, сколько могла унести, и свалила их перед ногами Дагона. «Клянусь шестнадцатью преисподнями, я съем эту глупую девчонку," - думал он, — «И приправлю ХРЕНОМ!» Но он всё же поднял все эти Погляди Сюда и размножил их до ещё большего пучка, взвалив их все на плечо.

«Скоро стемнеет, господин, тебе лучше поспешить!»

И исчез Дагон в ветрах с головой, полной дум, планов и предвкушения, и ставил он знак за знаком около каждого стада от Ньюкрета до Виндхельма и повсюду между ними, желая ещё кусочек колдуна после всех этих проблем, отрастив наконец все четыре своих руки, чтобы ускорить свои действия, шагая сквозь ветер к очередному месту, мечтая о [лавине] великанов, спускающейся с вершин Скайрима, чтобы сокрушить северян раз и навсегда, и он уже потерял счёт времени, когда, наконец, вернулся к дому Алесс Дракононенавистницы.

«Привет," - сказала она, увидев Дагона в истинной форме, — «Ты совсем забыл, что вначале мы раскрасили всех коров здесь, болван ты этакий. Так что я вместо этого раскрасила вот этого старого быка.»

Так и было: Алесс выпустила из загона старого быка, жизнь которого она вымолила у отца, но вместо завитушек она нарисовала на нём [крылья]. Прямо перед глазами Дагона бык [превратился с помощью магии божественного образа] в Мора, Быка Юга, Сына Кин и полупринца Всех Ветров.

Мор фыркнул через кольцо в носу и поприветствовал [Короля Бритв]. «Здравствуй, Дагон. Детские молитвы редко остаются незамеченными.»

Алесс сказала: «Это он обо мне.»

Мор продолжал: «Ты пресекаешь границу не в установленный день вызова, Лорд Даэдрот. Небеса недовольны этим.»

Алесс улыбнулась и подняла один палец: «Первое, НИКОГДА не следует порочить Альдуина перед Умным Человеком. А ты не побранил меня за это.» Она подняла второй: «Второе, ты даже не можешь произносить имена Богов без кашля, тогда как у любого Умного Человека всегда достаточно ветра в груди, чтобы чтить их без помех, хоть даже и непроизвольных.» Три пальца, уже четыре; пять и шесть со второй рукой. «Затем, конечно, завитушки, которые Норды рисуют всегда одинаково, вне зависимости от их клана, ибо Великаны говорят лишь на ОДНОМ языке, и в наших интересах говорить с ними напрямую. Я бы могла упомянуть ещё кое-что, но ты уже сам догадался: чары, от которых ты страдал во время рассказа о моей древней тёзке, который я приправила словами, произносимыми всеми, находящимися рядом с песенными залами или внутри них, и это не считая Предвидящих Глаз Кого-То Там, которые даже НЕ СУЩЕСТВУЮТ, хотя ты лишь кивал своей фальшивой Умной головой, а ещё…»

«Я думаю, маленькая тёзка," - проревел Мор, — «Что он понял мысль.»

От Дагона шёл пар, снег таял вокруг его нововыросших копыт, выпирающих из его демонической кожи, кипящей и красной как ужас, а руки его были чёрными как смоль. Алесс стояла на своём месте. Мор дважды ударил копытом — [утверждая и угрожая].

«Моя возлюбленная гордилась бы твоей смелостью," - обратился Бык к Алесс, и затем к Дагону: «Отступи, Демонический Король, и признай поражение. Сегодня тебе не победить, хоть этот день и увенчан мощью твоего первого пришествия.»

«ЧТО С ТОГО," - взревел Дагон, обдав их обоих жарким огнём, — «ТЫ НИЧТО ДЛЯ МЕНЯ, МОРИХАУС ПОЛУДУХ! ДАГОН СРАЖАЕТСЯ НЕ С СЫНОВЬЯМИ НЕБЕСНЫХ НАЛОЖНИЦ, НО С САМИМ КОРОЛЁМ НЕБЕС!»

«Ну да, конечно," - захихикала Алесс, — «И как оно? Каждая битва с Драконом оканчивается твоим поражением, Король Чурбан. И так будет всегда. Здесь, там, раньше, сейчас или в будущем: Дракон побеждает тебя, ибо он побеждает всех нас. Я больше не боюсь этого. И что более важно, я не боюсь ТЕБЯ.»

Дагон шагнул вперёд, треща [пламенем и старым горем]. Мор выставил рога в готовности. Алесс осталась на месте.

«Я бы не стала делать этого, господин," - сказала она, — «Эти завитушки, что я начала рисовать, как только мы отправились по ветру — это были не завитушки Великаны-Идите-Сюда, а предупреждение домам… что ТЫ побывал здесь. На языках каждого из кланов, все коровы, на которых они смотрят В ДАННЫЙ МОМЕНТ, говорят именно это: что ты здесь — прямо вот здесь, куда я попросила тебя вернуться. Думаю, скоро ты услышишь звуки горна. И даже тебе не одолеть всех Сынов и Дочерей Кин, **** ты этакий.»

И в тот же миг они услыхали [горны каждого из кланов], и ближайший из них звучал словно пение раскатов грома, ибо рядом был Мор, являвшийся [потомком Великого Неба]. А ещё Дагону было известно, что там, где легли звуки горна, могут ступать Языки Пика Хротгар и что все вместе Седобородые могли выдохнуть призрака Шора, который одолевает любую Мощь [даже в полу-смерти].

«Будь проклят род Алессии," - пробормотал Дагон, прежде чем создать себе Врата в [Обливион], ибо знал он, что ничего не достиг, — «И будь ещё восемь раз прокляты Люди Дракона. Настанет час, когда…»

Алесс прислонилась к своему быку.

«Эй, Кашлюн," - крикнула она вслед, — «Заткнись уже и проваливай. Мне давно пора спать.»

И ушёл он, не увидев прибытия войск Хротгара и Ньюкрета, гонцов близлежащего [Хьялмарха] и, разумеется, танов с земель самой Алесс, среди которых был и её отец, и все они увидели девочку в испачканном платье, прислонившуюся к [Небесному Быку], что воспет в сказаниях и песнях времён нашего первого рассвета, и теперь стоит готовый к бою и озадаченный [тем, что его не будет], благословлённый Богами Скайрима, высоту которых над собой мы признаём.

И Алесс лишь промолвила: «Долгая история, ребята.»