- The Elder Scrolls
- Энциклопедия Тамриэлика
- Книги
- Путеводители
- Разработчики
- От фанатов
- Дополнительные материалы
- Категории
Яэт Оло
«Ты говоришь — Ложь. Ложь — это я»
Тысячи голосов стенали в моей голове. Сотни когтей рвали душу изнутри.
Нельзя останавливаться. Если остановишься — то упадёшь. Упадёшь — умрёшь. Вдох-выдох, шаг. Вдох-выдох, шаг. Вдох-выдох…
Я чуть не наступил на красный песок. Иногда можно остановиться, чтобы не умереть на красном песке — мучительно и долго. Аккуратно перенеся ногу чуть в сторону, я шумно выдохнул. Так, что аж хитиновые пластинки на моём панцире заскрипели от натуги. Ха! Эти умники там… в этом… скопление зданий… в общем, там они говорили мне, что всё безопасно. Что эти доспехи пройдут огонь и воду, а уж какая-то пустыня им не страшна. Верно, доспехи пройдут. Насчёт себя я не был так уверен.
Раскалённый багровый шар над горизонтом и его меньший белесый собрат начали клониться к закату. Скоро оттуда же, куда они спрячутся, выйдет подсвеченный жёлтый глаз ночного неба. Ночью фигура на горизонте останавливается. ОН тоже не любит двигаться по ночам. И я не люблю. Ночью не видно, какой песок красный. Ночью не видно, какой столб змеиный. Ночью не видно… не видно… В общем, ночью надо спать…
Ты говоришь — Ану и Падомай. Я говорю — ЧИМ. Ты говоришь, СИТИС. Я отвечаю — ЧИМ. Ты говоришь — Ложь. Ложь — это я.
Когда первые дикари с каменными топорами и деревянными палками с окружных островов прибыли на последний континент, никого из НИХ там не было. ОНИ — плод воображения плода вашего воображения. Никто никогда не ЛГАЛ, никто не был ИСКРЕННЕН. Это была первая уловка.
И вновь кроваво-красный рассвет будит меня. Открывая свои слипшиеся, загноившиеся и покрытые песком веки, я вновь встаю навстречу солнцу. Бегу, как можно аккуратнее, всё ближе и ближе к огромной фигуре на горизонте. Я приближаюсь в сутки на шаг или на два к этому гротескному, ассиметричному колоссу, к этому неправдоподобному гиганту. Когда-нибудь я буду идти совсем близко, рядом с НИМ.
Наконец, ОН оживает. Что-то вдалеке грохочет и клокочет, напоминая раскаты грома — но здесь не бывает дождей.
Раздаются тональные звуки. ОН поёт. ОН стенает. ОН ищет. ОН ждёт. ОН жаждет. Чего именно — это я и должен узнать.
Первыми были они. Народ степей. Тогда в местах, что ныне поглощены песками, жили уродливые твари. Мои предки. Предки моего народа. Возможно, что и твои предки. Некоторые говорят, что раньше их кожа была сотворена пополам из злата и мочи — так вот, это тоже Ложь. А Ложь — это я.
Они водили за собой удивительных, ни на кого не похожих зверей — их меньшие братья возят грузы по моему дому. Но они были слишком тупы и примитивны, чтобы понять, на что эти звери способны. Мой капитан и учитель понял это дважды. Ты же не поймёшь никогда. Голья — это наши предки, а не потомки. Это была вторая уловка.
С животной алчностью набрасываюсь на съедобную змею. Хотя, может быть, сороконожку — я уже давно разучился различать вкус. Мои зубы истёрлись и доспех пророс вовнутрь рта — за моими потрескавшимися толстыми губами спрятаны хитиновые жвала. Чуть замедляюсь, отстаю на пару ЕГО шагов из-за трапезы — но постойте-ка, нельзя же мне совсем без еды? Хех.
Вновь перехожу на бег. Началась каменистая местность. Можно прыгать, не опасаясь упасть в красный песок — его тут нет. Хотя, песок ли это? Быть может, это просто очень много мелких живых существ, что только ждут момента, чтобы набросится на случайно упавшую в их ямку змейку и обглодать её?
ОН всё движется. С каждым днём его фигура всё ближе. Уже более трёх тысяч дней я в погоне. Я не мог осознать на первой тысяче дней, насколько ОН велик. На второй тысяче дней я осознал и был напуган. На третьей же мне стало всё равно. Я просто должен приблизиться.
Потом появились они — народ-вне-времён. В многообразии форм и обличий они искали свободную и воплотились в духе Крыла. Самых сильных из народа голья они отбирали и увозили на холод, дабы вывести себе породу слуг, что будут сторожить их детей от подземных тварей. Мы с тобой из одного корня — ты и я. Это ещё одна Ложь. А Ложь — это я.
И тут ты задашь мне вопрос — кто же лжёт? Я тебе? Ты себе? Или кто-то ещё? Это и есть третья уловка.
Сегодня долгий закат — что-то вроде зимы в этом пустынном мире. Можно идти дальше, пока ОН не остановился. Своим бегом спугиваю стаю местных крылатых тварей — они с возмущённым карканьем уносятся прочь. Да. Это змеи с крыльями.
Бегу, задыхаюсь. ОН не двигается. Всё ближе и ближе. В какой-то резной кристалл на его непропорциональном кривом теле попадает луч красного солнца — и прямо в мои глаза. Я ослеплён, падаю на песок. Ударяюсь подбородком — во рту что-то хрустит. Моя кровь ныне горькая — и теперь я плююсь, будто съел полынный суп тёти Хагги… ЧТО ТАКОЕ МАТЬ ЕГО, ПОЛЫНЬ? И КТО ТАКАЯ ТЁТЯ ХАГГА?!!
Голова вновь начинает болеть. Полуслепой, плюясь красно-чёрной слизью, я подползаю к какому-то большому камню, чтобы прилечь. Болит всё. Особенно внутри головы — вновь пошли мои воспоминания…
Минули тысячелетия. Некоторые из голья стали умны настолько, что покинули бесконечные степи родного мира. Они вернулись, лишь когда разлились новые моря. И привезли с собой знания. Но эти знания были ложью. А их чешуйчатые идолы — паразитными тварями. Но они были лучше, чем ОНИ. Хотя это тоже Ложь. Вижу, ты уже догадался, что Ложь — это я.
Обожжённые тысячами солнц мириадов миров, змеиные кочевники решили начать всё сначала — но удивительные животные больше не слушались их. Они вымерли в этом мире. А последние два яйца я украл для своего учителя, в прошлом и в будущем. Это была придуманная мною уловка. Не четвёртая и не третья-с-половиной. Пропущенное целое число между тройкой и четвёркой. Будь ты внимательнее, ты бы давно его отгадал.
Я очнулся. Мои глаза всё ещё болели. В голове словно всю ночь отплясывал марш полностью укомплектованный легион в тяжёлых доспехах. Причём доспехи нацепили даже на поварят, повозку маркитанток и несчастного барабанщика. Ха. Сегодня я пока это помню без головной боли. Протираю свои глаза. Чувствую запёкшуюся корку на губах. А что хуже всего — на неё слетелись мухи. Хорошо хоть, что мухи здесь обычные. Не змеи.
Как только заканчиваю с утренней рутиной, начинаю вертеть головой. Ищу ЕГО. Что ж, хоть что-то, кроме пустыни, в этом мире неизменно — ОН.
Поднимаюсь на ноги. Все мышцы затекли и жалобно взывают дать им отдохнуть. Но я не могу. Надо идти. Надо дойти. Надо узнать, куда ОН держит путь.
Ты сомневаешься. Ты посмеиваешься надо мной в глубине души, с тем же чувством, с которым наблюдаешь за балаганным фигляром или городским сумасшедшим. Ну что же — слушай дальше. Смейся в голос.
Моя линия крови — это путь в кустах трамы среди мостовых из металла.
Да-да, это — Ложь, а Ложь — это я. Успокойся.
И ОНИ ввергли мир обратно в дикость. Это была четвёртая уловка.
Минула ещё неделя. И я всё ещё не приблизился. ЕГО фигура всё ещё дразняще маячит на горизонте, даже не заняв и жалкой части огромных небес. Наша гонка всё продолжается. Когда же я достигну ЕГО?
Рядом со мной начинает смеяться пустынная ползушка. Точнее, это самец ползушки приманивает самок, воспроизводя звуки, подобные смеху разумного существа. Кажется, что смеётся он надо мной. И правильно. Буду так расхолаживаться — в жизнь не догоню.
«Глядите!» — кричишь ты Почтенному Собранию. — «Здесь разглагольствует безумец!». Пусть так. И всё хорошо до тех пор, пока ты не обернёшься и не увидишь, что Почтенное Собрание — лишь груда старых перекрученных болезнями костей да куча надгробий над пустыми могилами. Во все эти могилы ляжет Ложь. Ложь — это я.
Тысячи поколений спустя загадка была разгадана. Д — это грани. А — это вершины. Вместе — это Куб.
Я не первый, кто пришёл в этот фантасмагоричный змеиный мир. Сегодня я пробежал мимо аккуратной пирамиды трехглазых черепов, принадлежавших каким-то бесчелюстным великанам. Нимфы змей-отшельников пытаются разобрать сухие старые кости на домики, шипя друг на друга и устраивая бессмысленные ритуальные поединки. Рядом с кучкой черепов замечаю целый скелет схожей конфигурации — проломленный трехглазый череп бессмысленно пялится за горизонт, от решетчатой, похожей на мертвый коралл «грудной клетки», в разные стороны отходят беспалые, подобные позвоночникам, конечности. Рядом лежат проржавевшие насквозь металлические пластины — вероятно, доспехи, коими пользовались эти странные существа. Машинально пинаю одну из них и она подлетает, радуя глаз бликами красного солнца на своей всё ещё зеркальной поверхности. ОН всё также медленно бредёт далеко впереди. Эта гонка только началась, как я думаю.
Куб — это тюрьма. Никто не покинет Куб, кроме Воплощения Света и никто не войдёт в Куб, кроме Воплощения Тьмы. Но мне не понравился этот порядок — я не подписывал этот договор. А без моей подписи он недействителен, как и с ней. Ложь — это я.