Последний день рождения короля Октуга

Перед вами забытая история о последнем дне рождения Октуга, короля Аоколтекултюгагога, земли Пылающих Кольев, которой больше не существует. Эта история была забыта намеренно: она была [постыдна] и ее не стали записывать на каменную колонну с летописью деяний Октуга. Ныне она возвращена из забвения, поскольку является правдивой, важной и довольно забавной.

Великозлатоцарственный Октуг был сыном Высокомироглавого Гвогула, сына Тохглала Пальцебритвого, сына Раолука Красного, сына Змееперого Цаокакса, сына Пламенноязыкого Ксикюйнула, что приходился сыном Талаоле, восьмой наложнице МАР-УКА, и царствовал в ранние годы владычества людей. Его земли находились в драконьих джунглях древнего Кирода, путь в которые ныне закрыт для обезьян.

В те дни Великозлатоцарственный Октуг готовился к великому празднеству. Случилось так, что к своему двору он призвал девятерых недов. Те прибыли в сопровождении целого каравана рабов-богомольцев, что скандировали имя Алесс и оплакивали ее кончину. Девятеро были разодеты в имперские красные шелка и носили тиброловые посохи, зеркально выражавшие их волю, ибо они были Алессиклузёдроклергол, башенными танцорами Звёздопронзённой Империи.

Их искусство было макроаурбическим, и им были ведомы способы укуса [мандибулами]. Говорят, что они могли использовать и Сетекауктлусёдротхог — символ человеческих завоеваний, который горноухие называют Осью Армунта, нужный для того, чтобы из ничего создавать нечто. Горноухие считали его мирской инверсией [небесной сверхградиенции], которой, судя по всему, наслаждались неды. Недам вообще нравилось все, что выводило из себя горноухих.

Король Октуг вынужден был оказать им гостеприимство, так как эти неды были Марукати и вместе с тем послами Гегемонии Королевы Рабов. Любезнейший Октуг распахнул перед ними двери дворцового крыла удовольствий, где к их услугам были множество проституток, мастерски обращавшихся с копьями, благовония звезднораненного Востока, кальянные трубки, блюда лотосовых фруктов, качели из ободов колес и прочие разнообразные услады для языка, глаз и чресел.

Невероятно, но башенные танцоры отказались. Король Октуг смертельно оскорбился, но не казнил гостей, проявив немалое милосердие. Казнь, несомненно, произошла бы, будь эти девятеро не представителями Гегемонии Королевы Рабов, а кем-либо еще, ибо немыслимо для последователей МАР-УКА вести себя подобным образом.

После этого скандала король Октуг обратился к Алессиклузёдроклергол с громогласной речью:

— Я, Великозлатоцарственный Октуг, правитель Аоколтекултюгагога и господин ВСЕХ обезьян этих джунглей, пригласил вас сюда НЕ ПРОСТО ТАК. Я слышал, что вы, башенные танцоры, владеете странной формирующей магией, которую можно использовать, чтобы ДЕЛАТЬ вещи из НИЧЕГО. Так как мне ОПОСТЫЛЕЛИ вечеринки, устроенные ОБЕЗЬЯНАМИ, я хочу, чтобы ВЫ подготовили МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. Я слышал, что ЛУЧШИЕ вечеринки устраивает Человек Чаепития, а вы, неды, ему НРАВИТЕСЬ, а то он бы не изгнал горноухих с этих земель своим божественным светом. До моего дня рождения осталась сотня-и-сколько-то-там дней, и вы должны УСПЕТЬ! Я буду оценивать КАЖДУЮ вечеринку, которую вы придумаете, до тех пор, пока вы не сделаете РОВНО ТО, ЧТО НУЖНО. А еще я ЗАПРЕЩАЮ вам покидать меня до тех пор, пока я не буду удовлетворен, ибо я тут Король и МНЕ ПЛЕВАТЬ, что там по этому поводу думает Гегемония Королевы Рабов! ХА-ХА-ХА!

— А еще, — добавил Октуг, — я хочу не просто КАКУЮ-НИБУДЬ вечеринку. Я хочу НЕОЖИДАННУЮ ВЕЧЕРИНКУ!

Тут неды помрачнели, потому что они, в общем-то, ненавидели всяческие неожиданности.

— Но, Могучегороглавый Октуг, — сказал один из башенных танцоров. — Если вы настаиваете на проверке каждой вечеринки, которой мы подарим бытие нашим танцем, то ничего неожиданного на своем дне рождения вы увидеть не сможете.

— Тогда вы должны сделать ее ОЧЕНЬ НЕОЖИДАННОЙ, разве нет?! — фыркнул Октуг, топая своими огромными ножищами. Он начинал сердиться, поскольку был королем и не привык к подобным возражениям.

— Но, великозлато[сомнение в половой принадлежности] Октуг, — ответил другой башенный танцор, — нам нужна башня, чтобы сформировать поток [истечения духа] из чрева Этериуса, а в вашем великолепном городе нет ни одной.

Придворные начали хихикать, ибо танцор умело говорил лишь на невнятном птичьем языке своего рода и произнес титул Октуга неверно. Король проигнорировал ошибку с бесконечным милосердием.

— Я сооружу ее для вас! — эмоционально жестикулируя, вскричал Октуг. — Я построю для вас величественную высокую постройку по образу и подобию СВОЕГО СОБСТВЕННОГО ДВОРЦА. На ее постройку уйдет восемьдесят-и-один день, и она будет ВЕЧНЫМ ПАМЯТНИКОМ МОЕГО правления!

— Но, король Октуг! — запротестовал еще один башенный танцор. — Прошу, позвольте нам объяснить: месту нашего танца мало быть просто высоким. Оно также должно иметь правильную форму. Мы используем Сетекауктлусёдротхог, потому что он выглядит так же, как Нюлльна’лусёдрог, Первошпиль, основание которого находится на [нулевое вмешательство]. Если у башни не будет должной мифической формы, то все празднества, что мы осуществим танцем, для вас будут выглядеть как тени, или как нечто сотканное из лживых помыслов, или в худшем случае вообще будут [нечто отсутствующее в принципе]. Вы просите нас о невозможном. Конечно, если вы нам позволите…

Но тут могучий Октуг, который не имел и малейшего представления о Барабане-Всего-Что-Ты-Можешь-Сожрать и был в ярости от неучтивости собеседников, вышел из себя. Он засунул руку в собственный анус и вытащил оттуда зловонную массу фекалий. Затем с великим гневом он бросил ее в недов. Придворные последовали его примеру, поскольку что обезьяны видят, то они и делают, и неды вынуждены были отступить под градом экскрементов.

В течении следующих восьмидесяти-и-одного дня обезьяны Аоколтекултюгагога строили желанную башню, и неды мрачнели все больше по мере того, как она камень за камнем поднималась над землей, потому что форма строения действительно получалась совершенно непохожей на шпили Альд-Мерии. Башня покоилась на квадратном фундаменте и была приземистой и низкой. Подданные Октуга сложили ее из зеленых камней, на которых змеились спирально завивавшиеся друг вокруг друга узоры и пестрели зеркально отображенные письмена, восхвалявшие МАР-УКА и его четырехкратноговеликого правнука, великозлатоцарственного Октуга. Нефритовый пьедестал венчала каменная колонна с описанием правления, а на вершине башни была воздвигнута арка, на которой должны были танцевать неды. Алессиклузёдроклергол, видя все это, окончательно убедились в том, что обезьяны ничего не смыслят в мифотворчестве, и впали в отчаяние.

Выбора у башенных танцоров, впрочем, не было, но были четыре недели, за которые они должны были приготовить празднество. Так что неды немедленно взялись за работу.

Первое подготовленное ими представление было причудливым: неды изобразили черную башню на поле красных роз. Шестнадцать сопутствующих духов вращались вокруг нее, принимая формы остовов зверей. Число строения было Осьмнадцать и Один. Оно стояло в центре мирового колеса, и, как и у Сетекауктлусёдротхог, природой его был [косминах]. Волки-анимункули со световыми мечами описывали круги вокруг основания башни, исполняя напоенные мощью симфонии рока. Одетый в смешной малиновый халат Октуг очутился на самом верху башни. Он пожурил башенных танцоров за самонадеянность и сказал, что башня, которую он построил для них, с блеском выполнит свое предназначение и неды ему еще спасибо скажут.

Второе представление получилось глупым: Октуг стоял на вершине большого стального дерева, специально утыканного ветвями, помогающими карабкаться, и держал в одной руке какую-то даму, а другой сбрасывал бочки на сумасшедшего водопроводчика. За это оскорбление Октуг чуть не убил башенных танцоров, но принцесса Аргатуга нашла происходящее весьма забавным, потому королю пришлось превратить это в игру, в которую до сих пор играют некоторые молодые обезьяны.

Третье представление было [кощунство] и не будет здесь описано. Оно было окончено, когда Октуг сломал хребет тому [цензура] неду, которому пришло в голову воплотить в жизнь свои яркие идеи. После этого танцоров стало восемь (и это роковое число).

Дни шли, танцоры плясали, но творения их отвергались снова и снова.

— Святая корова! — сказал один из башенных танцоров (поскольку любовник Паравании до сих пор окружен почетом у недов). — День рождения Октуга на носу, а мы так и не подготовили подходящего представления!

— Да это бычье [цензура]! — воскликнул другой танцор (поскольку даже экскременты небесного Быка признаны священными). — Во имя Поломки Синих Ворот и их восемнадцатикратно шестидесяти трех духов-спутников, то, что требует от нас король обезьян, бесполезно и невыполнимо, что (более или менее) одно и то же!

В этот самый момент третий башенный танцор (тот самый, которого Октуг опозорил древним обрядом фекальных волнений) подбежал к беседующим, отчаянно размахивая руками и причитая на их странном птичьем языке:

— Скорее! Великозлато[сомнение в половой принадлежности] Октуг идет! Мы должны быстро станцевать что-то для его праздника, иначе у нас будут огромные неприятности! Спешите!

Остальные танцоры посмотрели и увидели, что Октуг действительно приближается. Он вышел из своего крыла удовольствий со счастливой усмешкой на августейшем лике. Восседал он на высоком троне, который несли три раба из горноухих (поскольку мы говорим о Имга Коловии, которые поработили горноухих, а не наоборот), а путь его пролегал через фруктово-шлюший рынок.

И Алессиклузёдроклергол, узрев гнев Октуга и зная, чем им грозит неудача, начали танцевать, танцевать и танцевать, как они никогда не танцевали до этого.

Но затем башенные танцоры сделали одну большую-пребольшую ошибку. Так как они очень устали от своего танца, поскольку у них не было правильной башни и они были [цензура] как напуганы, они забыли шаги своего танца, свои сновидческие песнопения и свои мирские операционные модели и начали танцевать в обратном направлении. [Хореография] была причиной-смертью. Их ноги отбивали [неисчислимые] ритмы, а такты Сердца и такты Барабана стали одним и тем же, как это было до начала Времени. К моменту, когда король Октуг достиг зиккурата, сами камни издавали богохульные вопли.

Хотя король Октуг именовался великозлатоцарственным, он не был золотым, царственным или хотя бы большим (но вот его голова и в самом деле была похожа на гору). Поэтому он, как и все остальные не знавшие кимм, были [решены] и испарились в заряженном воздухе на протяжении трех сотен и семнадцати шагов от [эпицентра], пока от Аоколтекултюгагога не осталось только скопище неверных теорем, начертанных на почве трещинами.

После праздника трон занял сын Октуга, Урокх. Как только [Джилл] аннулировали этерические ветвления, был издан первый указ нового короля, который запрещал неожиданные вечеринки под страхом смерти.

Вот почему неды вряд ли когда-нибудь станут вновь плясать на башнях. Отчасти это потому что они считают, что [раскол Армунта] был хорошим событием, отчасти потому что они очень испугались и не хотели больше [цензура]ться ни с чем подобным, а отчасти потому что это [очень, очень трудно], и, по мнению большинства, не оправдывает себя. Многие люди до сих пор думают, что использовать башни для того, чтобы создавать вещи или, напротив, отменять их бытие — [глупо].

Тем не менее, пока стоят башни, будут и те, кто танцует на них. И из всего народа людей Армунта лучшими в этом остаются Алессиклузёдроклергол.