Сновидение Миллионоглазого Насекомого

В Нибене ветра ограничиваются лишь простейшими трюками, — преследуют неверующих и доставляют неудобства путешественникам — но к востоку отсюда, за Чейдиннскими Горами, ветра начинают меняться. На этой земле они принимают новые формы, становясь могучими чёрными титанами и озорниками, что опустошают пейзаж, источниками постоянного ужаса, что обрушивается на жалкие деревеньки, которые жмутся к стенам проклятых каньонов и подножиям гор. Здесь, в оврагах красной горы Балур, полных застывшего пламени, ревут свирепые ветра, неся с собой вечный и памятный пепел, вздымаемый по пути. Лишённый своего спокойствия этим трескучим посланием Лорхана, сей пепел насыщен останками тех исполинов, которые проживали здесь до того, как пришли Драконы и возгорелся Рассвет. Сей странный адский пейзаж и есть Ве́лот, непроходимый дол пепла, что гневается на новых господ Мундуса, подобно рваной ране на лике Тамриэля.

Несмотря на это, в этой жуткой долине окончился исход кимеров и все ещё проживают народы их потомков, непостижимые тёмные эльфы, до сих пор не склонившиеся пред жестокими тираниями. В ранние времена Эльфийского Раскола их пророк Ве́лот (в чью честь и назвали эту страну) как-то услыхал проповедь Боэтии сквозь двулично раскрытые уста известного Короля-Лжеца Алинора и отбросил в сторону традиционные верования, став известным в тех землях под именем Веллоса, Проповедника Дураков. Из-за его ереси мелкие тираны из джунглей отделили его рот от его лица, использовав кабалистические ритуалы крови и терзаний. После этого он, сохранив веру, ушёл на восток, за горы, следуя пути, когда-то давно прочерченному в небесах огненным падением кровящего сердца мира. Последователи Велота оказались весьма фанатичны, и по сей день они, кочевники в современном мире, скитаются по пепельным пустошам.

Темные эльфы созерцательны и немногословны. Они недружелюбны и не доверяют иноземцам. Их древние законы лишены гибкости, а властные структуры суровы: даже самое мелкое преступление карается изгнанием или смертью. Лишь немногие выбирают ссылку, и те, кто сделал это, становятся изгоями-переселенцами, которым закрыт путь обратно. Хотя Велот и является частью Империи, похоже, что лишь немногие туземцы знают о том, что такая Империя существует и властвует над ними; кажется, они вообще не признают имперского владычества, ибо они ни разу не произнесли о нём ни единого слова. Когда эмиссары Рубинового Трона пытаются наладить контакты с мудрыми женщинами [племён], чтобы общаться с ними на равных, те не отвечают, но продолжают заниматься своими делами, например выпасом шалков, просеиванием пепла или же созданием масок и щитов из панцирей некоторых из тамошних чудовищных членистоногих. Невзирая на вышесказанное, тёмных эльфов нельзя назвать мятежным народом, и они никогда не восставали против киродиильцев.

Подобно мотыльковой пыли, велотийский пепел способен вызывать видения, если принимать его с необходимыми предосторожностями. Эльфийские шаманы намазывают небольшие щепотки пепла на один или оба своих виска — при этом кожа покрывается волдырями или вовсе сгорает, но в то же время им открывается доступ в невероятный мир грёз и воспоминаний давно умерших. Пепельные приходы принимают разные формы — иногда создавая калейдоскоп из галлюцинаций перед открытыми глазами, иногда отправляя нанёсшего пепел в гипнотические области, лишённые прямых углов. Самыми известными из тех, кто наносит на себя пепел, являются мабригаш, эльфийские женщины, которые создают «пеплицо», маску из пепла, которую они надевают, чтобы созерцать грёзы (а делают они это постоянно — таким образом, плоть полностью стёрта с их голых черепов). Согласно традиции, мабригаш советуются с эльфийскими мудрецами, ибо пеплицо говорит правду, кою никто из смертных не способен понять в одиночку. Важно отметить, что пепел обладает своим собственным сознанием, и использующий его шаман не имеет представления, что сбудется, а что нет; очень часто предсказания являются просто выжимкой из круговерти кошмаров.

Хотя тёмные эльфы и усиливают свои способности к видениям с помощью ритуального шрамирования и ритмичного биения в барабаны из кожи гуаров, эти грёзы представляют собой независимых духов из прошедших кальп — и они не всегда дружелюбны по отношению к своим смертным гостям. И всегда начеку никс-твари, способные переходить между явным миром и миром снов, пожирая призраков и духов; эти отвратительные, извивающиеся паразиты полны кипучего гнева и ненасытного голода. Для защиты от них сонмы предков-проводников должны провести мабригаш и младших шаманов чрез видения. Несмотря на то что их воспоминания столь же древни, сколь и пепел, смерть размывает их самосознание, и, подобно отливкам минувших времён, они принимают вид своих ныне живущих родичей, преломляются в своеобразной призме для облака духов. Никс-гончие, рыскающие в поисках еды на задворках стоянок темных эльфов, жестоко истребляются последними ради защиты своих предков, хотя некоторые никс-заводчики смогли вывести породы могучих ездовых животных, верхом на которых они скачут в битвах или ритуально гарцуют по сумеречным полям.

Тем не менее некоторые из тёмных эльфов не нуждаются в пепельных грёзах; они отвергли своих предков. Звучит безумно, но они предпочли ещё и отказаться от кочевого образа жизни, покинув «проторенные пути» — в провинции, где земледелие невозможно. Сей культурный сдвиг также нашёл отражение в их лингвистике — они более не воспринимают себя как «народы», вместо этого они разделяют себя на «Дома». И хотя так называемые «эльфы Домов» всегда были меньшинством в Велоте, нынешняя Империя выбрала (что неудивительно в свете общего упадка) только их в качестве своей опоры. С единственным исключением в виде [дома] Дагот-Шармат они поклоняются оборотническим демонам Альмсиви. Когда-то бывшие смертными, эти обоеполые чудовища приняли облик трёх человек, и каждый из них является карикатурой на одного из высших Даэдра. Альмсиви впервые появились в качестве снорождённого двойника доппельгангера Сул-Аландро, щитоносца древнего предводителя Неревара.

В середине первой эры демон загнал эту святую пару, известную по всему Тамриэлю за их трагическую историю, в сердце Балура, где Судьба-Барабан (Лорхан — прим.пер.) погиб в инфернальном взрыве пепла и пламени. Убийство Неревара было быстрым и не вызвало особого отклика (и по сей день эльфы Домов глумятся над памятью о нём, приписывая ему ложную святость; он изображён в виде скелета, подвешенного за ноги). Аландро был свидетелем сего преступления, и у ворот ямы, в которой обитают огромнейшие и могущественнейшие из призраков, когда-либо существовавших, сын клана Сул стоял против своего двойника, облачённого в хитин и пепел предков. Его мысли были выдавлены из его черепа силой Альмсиви, и вещи, свидетелем которых он стал, навеки исказились, пройдя сквозь его кольчужный капюшон, Призрачную Чешую. Со временем его капюшон был разломан на части, а эти части — на колечки, а колечки стали серьгами, и именно поэтому каждый ашхан и мабригаш даже в самых захудалых частях провинции, живущие в юртах из кожи нетча, слышат священные шепотки Сула Аландро в своих ушах.

То, что произошло после, не нуждается в представлении, ибо геологические последствия Красного Момента записаны в анналах всех тамриэльских народов, обладавших тогда письменностью. Путешествуя сквозь грёзовремя, демон Альмсиви похитил и заковал в цепи древнего пророка Велота. Этот неописуемый монстр вложил в разум пророка ложные сомнения и соблазнил его, разжигая их всё сильнее. Голос Тринимака, Короля-Лжеца, отныне внушал проповеднику страх, ибо этими словами говорил Альмсиви, а не Боэтия. Ложные видения появились пред его глазами, и его жизнь превратилась в нескончаемую бурю агонии и мучений, и в миг, лежащий за пределами драконьих времён, душа Велота была разрушена. Обычно стойкий и решительный пророк так негодовал от ярости и тоски, что он разорвал собственное горло, дабы кричать громче. В это мгновение своей слабости Велот был пойман омерзительными отростками Альмсиви и заперт в сон-пространстве среди злобных демонов, которые не ходили по земле уже бесчисленное множество лет.

Там тюремщики Велота спрятали его в Ложь-Скале, тяжёлом камне, покрытом безумием, что лежит в основе Вивека, величайшего города оседлых тёмных эльфов. Во времена Междуцарствия набожная мабригаш Бар-Зьях Сул, которую именовали Королевой Золы кланов Сул и Хлатум, объявила своей священной целью освобождение Велота и восстановление его в правах. Веками она предпринимала тщетные попытки, её закопчённое лицо лепетало имена нереальных артерий для её избранников и связанных договором ашханов для поисков. Но путей, которые пронзают оболочку нашего мира и ведут в Ложь-Скалу, малопонятный краеугольный камень обмана, нет, ибо это бездна, лежащая в иных безднах. Тем не менее в момент ясности, когда войска Киродиила собрались напротив разрушенных границ, призрачный шёпот её предка Аландро посоветовали Бар-Зьях подождать на определённом перекрёстке фантасмагорических планов, пересекаемых касательной последовательностью мгновений.

Пеплицо Бар-Зьях с тех пор повествовало только о беспорядочных, тревожных бедах, и поэтому многое из того, что случилось, могло быть утеряно и не записано её никс-компаньоном, сном миллионоглазого насекомого. В той межпространственной точке, как записала гончая, её ожидало видение Императора, который приветствовал её, несмотря на её очевидный протест. С трудом добившись согласия от своих предков (и, следовательно, всех кочевых народов Востока), Бар-Зьях Сул отдала большую часть Велота, чтобы спасти Велота, жертвуя историей и честью ради того единственного, кого тёмные эльфы любили больше, чем себя. После этого печального предательства Мундус двинулся неподобающим образом, Ложь-Скала стала открыта, и Бар-Зьях и её последователи ступили внутрь тюрьмы, дабы освободить пророка. Но за воротами они нашли только золотые следы, которые вели на немыслимый в мире без ориентиров восток, пока, наконец, не рассеивались в образы покрытых хитином никс-дворняжек.