Сказание о мохнатом Камне
Красная Гора уже поглотила солнечные лучи над восточными берегами Вварденфелла, а Массер и Секунда заняли свое почетное место на небосклоне, когда отряд из пяти эшлендеров наткнулся на присыпанное прибрежным песком тело взрослого хаджита. Охотник склонился над мокрой тушей человекоподобного кота и внимательно осмотрел его. Наконец, он сказал:
– Жив. Отнесем в лагерь. Пусть ашхан решает, что делать с ним.
***
Племя Ахеммуза как всегда по вечерам собиралось у главного костра. Женщины начинали тихо напевать «Дай мне стать пылью»; маленькие дети, пятью минутами раньше игравшие в салки друг с другом и поддразнивавшие своих подросших братьев и сестер, смирно занимали свои места; пастухи к этому времени уже давно приводили свои стада гуаров и шалков к лагерю; а ветер, как обычно, играл мелодию на духовых полых палочках под навесом главных племенных юрт, создавая умиротворенную атмосферу. Никто и не обратил внимания на добычу, когда охотники вернулись с вечернего обхода. Они тут же направились к юрте вождя, на ходу поблагодарив предков племени за еще один спокойный день.
– Хм, значит, соленые воды подарили нам этого косматого зверя, – с легкой задумчивостью сказал Хан-Сашаэль.
– Да, ашхан. Мы подумали, что тебе следует решить его судьбу, – поклонился охотник, – он еще жив.
– Из него выйдет чудный коврик, – с нескрываемой радостью воскликнула Ахмаби, жена Хан-Сашаэля, разглядывая хаджитский мех. – Нужно только вычистить песок…
– Да простит ашхан мои слова, но, может, стоит отдать его Ташбиби, вдове Закирбаэля, твоего верного гулахана? – вежливо предложил Йенамму, разведчик. – Она осталась одна с маленьким сыном, наверняка этот хаджит послужит и ей, и племени гораздо лучше, будучи рабом, чем ковром в твоей юрте.
– Твой брат был хорошим человеком и много сделал для нас, – после недолгого раздумья обратился к разведчику Хан-Сашаэль. – Пусть будет так. Отнесите этого зверя к целительнице.
Охотники почтенно поклонились своему вождю, прежде чем выйти из юрты, а затем направились к Мамее, знахарке. Ахмаби надела на плечи мужа меховую накидку, изготовленную из мягкого хаджитского меха и украшенную перьями скальных наездников, и проводила его к главному костру, где их племя ожидала вечерняя трапеза и обсуждение совершенных и грядущих дел. Пламя с хрустом поедало сухие растения, подбрасываемые детьми в огонь, женщины все также напевали грустные стихи, а ветер уносил прочь мелодию предков Ахеммуза.
***
– Почтенная Ташбиби, ашхан даровал тебе этого раба, – поклонился уже не молодой данмерке Йенамму, входя в юрту. Прошло два дня с момента разговора с ашханом.
– Я принимаю его дар.
– Теперь он твой, – Йенамму втолкнул хаджита в небольшое жилище и обратился к нему на тамриэлике. – Если она жаловаться, племя убивать тебя. Но сначала ты мучаться и стонать, а затем твоя душа стать слугой наших предков, верь, это не самый хороший конец, – разведчик еще раз поклонился женщине, а затем удалился.
Данмерка внимательно осмотрела его: кото-человек уверенно держался на задних лапах; гладкий рыжий с темными полосками мех уже высох и ложился ровно, словно был хорошо расчесан; широкий нос, янтарные глаза, белый подбородок и черные полосы по бокам смутно напоминали тигриные черты; из одежды на нем были лишь чистые, местами подшитые широкие коричневые штаны, в которых он был найден – по крайней мере, его привели в порядок. Ташбиби направилась к корзинам с одеждой, стоявшим в правой части юрты, прямо за спальниками, и начала что-то там искать.
– Мне не нужен раб, – попутно сказала она спокойным тоном.
– А коту хозяин, – ответил ей уверенным голосом хаджит.
Она улыбнулась: «Вместо этого ты послужишь моему сыну, Дутадалку. Его отец был гулаханом, но муж мой погиб, защищая племя, – она взглянула на резное хитиновое копье, стоявшее рядом с корзинами, и голос ее приобрел нотки грусти. – Когда придет время, он займет место своего отца».
– Ты хорошо говоришь на тамриэлике в отличие от соплеменников.
– Да… В прошлом приходилось встречаться с людьми с западных границ, и я много общалась с ними, – после непродолжительной паузы она продолжила, – назови свое имя.
– Имя забыто уже много лун. Можете называть хаджита как хотите.
– Кем ты был раньше? И как оказался в море?
– Судьба посмеялась над хаджитом. Он бежал от рабства на восточных берегах, но оно настигло его вновь. Скверно. Там он жил в библиотеке, гоняясь за мышами и ворами. Но зато хаджит много знает и умеет быстро бегать.
– Тогда ты обучишь моего сына, – приказала она, – и запомни, если он погибнет, тебе тоже лучше оказаться мертвым. Жена ашхана любит мягкие ковры, останки твои окажутся в общем котле, а шаманка проведет обряд, и твоя душа станет служить нашим предкам – об этом тебе уже говорил Йенамму, – она закончила перебирать одежду и передала хаджиту старые, но добротно сшитые рубашку и штаны, видимо оставшиеся от людей запада. – Надень это.
В этот момент в юрту вбежал радостный мальчик-данмер, на вид ему было не больше десяти. Темные, местами кроваво-красного цвета волосы, заплетенные в толстые короткие косы, украшали его лицо, а худые щеки чуть показывали взору крупные скулы. Он был так похож на своего отца, Закирбаэля, и порой его матери казалось, что ее любимый муж никогда не умирал, а просто жил в теле своего сына.
– Мама, мама! Я сегодня десять раз подряд попал в мишень без промаха! – радостно кричал он, но увидев рядом со входом в юрту необычное существо, немного умерил свой пыл. – Это… это кто?
– Это твой слуга, сынок. Можешь дать ему имя, – улыбнулась ему Ташбиби. Дутадалк осторожно подошел к матери, а она мягко присела на колени, тепло обняла и поцеловала его в лоб.
– И он будет жить с нами?
– Можно и так сказать, – продолжала улыбаться его мать, смотря на сына. Ее глаза просто светились от любви к нему и были полны нежности и заботы.
– Я называть тебя Гахкоробал! – наконец торжественно обратился Дутадалк к хаджиту, стоявшему с безразличным, ничего не выражающим взглядом. – Это значит «великий нерушимый камень». Ты везде сопровождать меня, пока я не стать могучий воин, и во всем помогать мне.
– Как пожелает господин, – с тоской произнес хаджит заученные до автоматизма слова.
– Ты можешь называть меня по имени, – лицо юного данмера расплылось в улыбке.
***
Летели годы, из веселого мальчишки Дутадалк вырос в стройного, красивого, серьезного и сильного духом юношу, а хаджита по имени Гахкоробал он считал скорее другом, чем рабом. Но традиции племени не позволяли ему свободы в общении. За это время кото-человек научился говорить на языке эшлендеров, помогал им на охоте и в быту. К общему котлу его не допускали, и ему доставались лишь объедки, так что хаджит научился ловить местную рыбу-убийцу, на вкус – зловонная мучнистая гадость, отдающая тухлятиной и водорослями, но она была довольно питательна.
Приближался важный день для сына Закирбаэля: как и все совершеннолетние мужчины в племени, он должен был доказать свое мужество и смелость. На каждое такое событие Ахеммуза устраивали традиционные вечерние танцы у костра, с песнопением и игрой на музыкальных инструментах. Танцующие девушки и юноши украшали свою одежду перьями и разноцветными камушками и надевали широкие цветастые накидки, лица их были раскрашены синими и красными красками, а волосы заплетались в причудливые прически, так же украшаемые перьями. Они плавно кружили вокруг костра под умеренную мелодию духовых труб, сопровождаемую ритмичными барабанными ударами, звонкие нити дудочек и шум мелкой гальки и песка в шарах и полых палочках, иногда держась друг за друга, иногда разводя руки в стороны; пружинистый шаг, поворот, взмах рук птицей, снова поворот. Гахкоробал внимательно наблюдал за происходящим: кто-то подтанцовывал, дети подпрыгивали и смеялись, размахивая шарами с песком, старые женщины подпевали, охотники подбадривали, а пастухи с довольным видом созерцали танец. Наконец, настал момент и для будущих защитников племени, Дутадалк и еще два юноши, Патус Ассуманаллит и Мабаррабаэль, направились к костру под навесом главных юрт, возле которого их ожидал ашхан. Они почтительно поклонились ему, и Хан-Сашаэль обратился ко всему племени.
– Сегодня великий день для всех нас, братья и сестры! Сегодня начнется обряд инициации для этих юных воинов и завершится он признанием их храбрости и смелости, мужества и отваги перед злобными силами, что терзают эту землю уже многие века. Их деяния в будущем принесут честь племени, они защитят наших женщин и детей от белолицых людей, которые хотят отобрать нашу свободу, наши души и богатства земли, которая кормит и одевает нас. И от дьявольских моровых бурь, ниспосылаемых Красной Горой, что отравляют разум и тело, и тех несчастных, что попадают в них, а ныне блуждают, подобно безумным зверям, убивают и пожирают. Но мы должны бороться с этой бедой, ведь мы – люди великого племени Ахеммуза, чьи предки завещали нам беречь и защищать эти земли от зла и сохранить их в первозданном виде. И сегодня эти храбрые юноши получат задание, на котором их будут испытывать духи наших отцов, а затем обряд инициации завершится.
***
Пики темных каменных строений причудливой формы, что виднелись вдали, цеплялись за рваную кромку облаков, безмятежно парящих над южными водами Моря Призраков. Эти руины горделиво возвышались над зелеными виквитовыми холмами северного Грейзленда, а их основание почти целиком уходило под соленые воды. Во всем этом была какая-то хаотичность: окончания башенок стремились в разные стороны; высокие наружные стены, собранные из сиренево-вишневых четырехугольных блоков разной формы, образовывали небольшие лабиринты; в центре располагался разрушенный временем купол, поддерживаемый массивными колоннами. Кое-где на стенах можно было видеть фигуру обращенного концами вверх полумесяца, а над входом на нижние уровни – овальной дверцей – нависала большая неправильная сфера, по форме напоминающая яйцо квама.
С востока по побережью в сторону руин направлялись данмер в доспехах из кожи нетча с хитиновым кинжалом и хаджит в простых одеждах с топором, тоже из хитина. У каждого был лук.
– Милое местечко, – промурлыкал второй.
– Это Кашташпи, одно из даэдрических святилищ, – хмуро заметил данмер.
– О-о-о, это будет весело. Гахкоробал считает, что бороться с даэдра хитиновым оружием очень смело. Или глупо. Ему бы хотелось сохранить свою шкуру.
– Не беспокойся. Мы просто прокрадемся, они и не заметят.
– Дута удивится, но Великий камень – один из тех хаджитов, что красться не умеют. Они предпочитают быстро бегать.
– Да, – слегка улыбнулся данмер, – поэтому я прихватил с собой магию в бутылках.
Подойдя почти вплотную к наружным каменным стенам и выпив зелье, путники тут же исчезли. Даже несмотря на то, что брызги и круги на воде иногда выдавали их присутствие, стихийные даэдра, коими являются атронахи, ленились обращать на них хоть какое-то внимание. Вход в святилище нашелся не сразу. Чуть заплутав во внешних лабиринтах, они вышли на западную половину строения и заметили лестницу, ведущую к большой сфере. Там-то и оказалась искомая дверца.
Внутри в кромешной темноте им пришлось преодолеть три или четыре лестничных пролета, а по пути им попался только спящий даэдрот. Решив не прерывать его сладкие самозабвенные грезы, парочка медленно продвигалась вглубь этого величественного строения, мягко ступая по каменным плитам, чтобы не тревожить многовековой покой древних залов. Они прошли еще немного вглубь по длинному коридору, и под ногами незваных гостей стала проминаться почва, а спертый воздух отдавал сыростью. И верно, очень скоро они наткнулись на разрушенный мост, пропасть под которым была затоплена. К счастью, небольшой разрыв моста позволял его преодолеть, но дальше путникам пришлось плыть – путь в главный зал со статуей даэдрического божества уходил еще глубже по этим пещерам. «Вар вар вар», – нерадостно пробормотал хаджит, что означает на их языке «чему быть, того не миновать», и с отвращением зашел в холодную воду.
Наконец, ноги снова почувствовали твердый камень – под водой начиналась лестница, ведущая наверх. А там взору открылся огромный зал, потолок которого терялся во тьме, многочисленные резные колонны были устремлены в пустоту, а лампы на них испускали загадочный дымок, несколько больших жаровен пытались нагреть мертвенно холодный воздух, и посреди всего на пьедестале величалась белая статуя Молаг Бала, Принца Насилия. И что удивительно, здесь не было ни одной живой души, за исключением наших путников.
– Брр, так холодно и сыро, – ворчал хаджит, стряхивая воду с шерсти, – бери, что тебе надо и пойдем обратно. Камень подождет тут.
– Здесь так тихо. Подозрительно тихо… – прошептал Дутадалк, внимательно осматривая помещение. – И свечи возле статуи еще горят…
– Грр, может обитатели вышли подышать свежим воздухом или их съели эти твари.
– Может и так, – вздохнул тот и медленно направился к истукану, выверяя каждый шаг. Он боялся, ведь никогда раньше ему не приходилось бывать в подобных местах, да и Молаг Бал… прослыл не самым добродушным принцем даэдра.
Он поднялся на постамент. На алтаре перед статуей россыпью лежали драгоценные камни – изумруды, рубины и алмазы – на красной металлической тарелке тлели остатки крупного сердца, похоже человеческого, в кувшинах плесневела мерзкого вида темная густая жидкость, а прямо посередине пульсировал магией круглый янтарного цвета камень. Дутадалк медленно поднял голову. Над ним возвышалось на двух согнутых ногах огромное рогатое чудовище с открытой пастью и высунутым языком; его морда, которую украшали длинные клыки и устрашающая ухмылка, была по-драконьи вытянутой, темное освещение, широко раскинутые руки и хвост с шипами также придавали ему грозный вид. Данмер попытался победить свой страх перед этим изваянием и быстро взял янтарный камень.
Ничего не произошло. Не появился даэдра, с потолка не посыпались огромные валуны, пол не провалился, статуя не ожила и не обрушилась на него. С облегчением вздохнув, Дутадалк направился к выходу из зала, где его должен был ждать раб. Осталось только вернуться в лагерь. Но что примечательно, хаджита не было на выходе из залы.
Внезапно тишину пронзил свист летящей стрелы. Данмер вскрикнул от неожиданной острой боли под лопаткой. Он резко обернулся, но не увидел никого, зашел за колонну, и попытался взглянуть на больное место. Из доспеха, задевая плоть, торчала хитиновая стрела.
– Выходи, чтобы я тебя видел! – крикнул эшлендер, не зная, что и думать. Он был уверен, что в святилище никого не было, кроме него самого и его раба.
Ответа не последовало. Тогда он слился с тенями. Дутадалк медленно отошел к стене и сквозь тьму, которую не мог пробить свет от жаровен, тихо продвигался в глубь залы. Таинственного стрелка нужно было обезвредить. Аккуратно ступая и прячась, внимательно просматривая каждый видимый метр, данмер добрался до обратной стороны изваяния. Никого. Он сделал еще шаг вперед, и нога звонко столкнулась с чем-то в темноте. Это был мешок со скарбом. Тут же в его сторону полетела еще одна стрела, и Дутадалк заметил неприятеля. Темная фигура быстро сползла со статуи и также скоро слилась с тенями. Сердце эшлендера забилось еще сильнее, он немного отошел назад и снял с пояса кинжал. Несколькими мгновениями позже что-то приблизилось к нему, данмер старался разглядеть во мраке это существо, но сильный размашистый удар в грудь заставил отшатнуться. Дутадалк медлил.
Эшлендер присел, и когда снова почувствовал движение рядом, сильным прыжком в пояс повалил фигуру на пол. Свет от свечей и жаровен показал лицо стрелка.
– Ты?! – удивлено воскликнул тот. – Зачем ты хотел меня убить?!
– Такой как ты никогда не станет гулаханом! – противник сбросил его, быстро приподнялся, и снова ударил мечом опешившего Дутадалка, на этот раз пробив броню. Алая кровь просочилась через поврежденный доспех. Эшлендер яростно воткнул свой хитиновый кинжал в бедро напавшего и резко повернул, оставив глубокую рану. Последний закричал, выронил меч и отстранился, сорвав с пояса данмера мешочек с янтарным камнем.
– Дагот с тобой, все равно ты уже покойник! – прорычал тот и, схватив свой скарб, быстро заковылял к выходу из святилища.
– Не так быстро, дружочек, – раздался из темноты хаджитский голос. – Куда это ты понес свои лапки?
Воздух прорезал звук стрелы, которая вмиг пролетела прямо над ухом уходящего человека. Он не стал оборачиваться, а лишь ускорил свой шаг, даже почти побежал.
– Ох, джекосит, и почему Камень так и не научился стрелять? – проворчал хаджит. И тут же подбежал к умирающему хозяину.
– Оставь его… – выдохнул эшлендер, даже не сплевывая кровь. – Признаться, я сначала думал, что это ты.
– Камень бы не стал так долго играть в прятки с тобой, ведь он прекрасно видит в темноте, – промурлыкал тот.
– Я должен был догадаться, – попытался улыбнуться Дутадалк. – Прости. У меня есть одна просьба к тебе. Передай… передай матери этот меч с моей кровью, она должна узнать его. Скажи ей, что Патус Ассуманаллит украл тот камень душ у меня и мою жизнь, но… я всегда буду с ней, чтобы защитить. А он должен быть изгнан…
– Но Камень все еще твой раб, поэтому они убьют его.
– Тогда я освобождаю тебя, – он дернул со своей шеи окровавленный амулет из костей и положил в лапы хаджита. – Покажешь его матери. Она все поймет. Ты больше не раб. Ты… выполнишь мою просьбу?
Кото-человек широко улыбнулся: «Нет. Раз Камень свободен, он будет делать что хочет».
В глазах Дутадалка рухнула последняя надежда, и показались слезы, он безнадежно взглянул в темноту, что играла и смеялась на стенах. Но ни одна мышца на его лице не дрогнула.
– Куда ты пойдешь теперь? – через мгновение спросил данмер.
– Мрр, еще лет восемь назад Камень читал, что на краю света есть остров. Полнолуние, море красное и идет дождь. И рыбка там вкусная. А потом он быстро-быстро побежит к городу-наковальне, обгоняя самых быстрых лошадей и гуаров.
– Я надеюсь, ты будешь счастлив…
– О-о-о, Камень так же считает. Но он не будет полностью счастлив, если не вернет глупого Дутадалка домой.
Данмер удивленно взглянул на него. А хаджит лишь подхватил и его, и меч, а затем быстро направился к выходу из святилища. Он нес эшлендера на спине и старался не трясти, бежать как можно ровнее. Даэдрот все так же спал, атронахи лениво шагали по каменному лабиринту, и ровно через полчаса путники прибыли в лагерь, где о Дутадалке позаботилась целительница. Вскоре обряд инициации молодых воинов завершился, а Патус с позором был изгнан из племени.
– Дутадалк теперь стал могучим воином, да? – поинтересовался хаджит после празднования, – Ахеммуза могут спать спокойно.
– Да, – улыбнулся ему эшлендер, – но расслабляться нельзя. Племя еще ждут худшие времена. Красная Гора…
– Скверные болезни… Камень думает, что вы справитесь. А еще, что он скоро вас покинет.
– Ты спас мне жизнь. Я не имею права держать тебя в рабстве. И никогда не имел.
– Тогда прощай, – лицо хаджита расплылось в улыбке, – и спасибо за новый мех на голову. Там, должно быть, прохладно.
Дутадалк был прав. Прошло несколько лет, и племя лишилось ашхана. Еще через несколько моровые бури нагрянули с новой силой, душевная болезнь свела с ума многих, площадь пастбищ и раньше сильно сокращалась, стада начали погибать. Моровые болезни отняли жизни и силы многих эшлендеров. Казалось, Ахеммуза доживают свои последние деньки. А затем разнеслась весть про Воплощение. Но эту историю уже пора заканчивать и начинать новую…
– Жив. Отнесем в лагерь. Пусть ашхан решает, что делать с ним.
***
Племя Ахеммуза как всегда по вечерам собиралось у главного костра. Женщины начинали тихо напевать «Дай мне стать пылью»; маленькие дети, пятью минутами раньше игравшие в салки друг с другом и поддразнивавшие своих подросших братьев и сестер, смирно занимали свои места; пастухи к этому времени уже давно приводили свои стада гуаров и шалков к лагерю; а ветер, как обычно, играл мелодию на духовых полых палочках под навесом главных племенных юрт, создавая умиротворенную атмосферу. Никто и не обратил внимания на добычу, когда охотники вернулись с вечернего обхода. Они тут же направились к юрте вождя, на ходу поблагодарив предков племени за еще один спокойный день.
– Хм, значит, соленые воды подарили нам этого косматого зверя, – с легкой задумчивостью сказал Хан-Сашаэль.
– Да, ашхан. Мы подумали, что тебе следует решить его судьбу, – поклонился охотник, – он еще жив.
– Из него выйдет чудный коврик, – с нескрываемой радостью воскликнула Ахмаби, жена Хан-Сашаэля, разглядывая хаджитский мех. – Нужно только вычистить песок…
– Да простит ашхан мои слова, но, может, стоит отдать его Ташбиби, вдове Закирбаэля, твоего верного гулахана? – вежливо предложил Йенамму, разведчик. – Она осталась одна с маленьким сыном, наверняка этот хаджит послужит и ей, и племени гораздо лучше, будучи рабом, чем ковром в твоей юрте.
– Твой брат был хорошим человеком и много сделал для нас, – после недолгого раздумья обратился к разведчику Хан-Сашаэль. – Пусть будет так. Отнесите этого зверя к целительнице.
Охотники почтенно поклонились своему вождю, прежде чем выйти из юрты, а затем направились к Мамее, знахарке. Ахмаби надела на плечи мужа меховую накидку, изготовленную из мягкого хаджитского меха и украшенную перьями скальных наездников, и проводила его к главному костру, где их племя ожидала вечерняя трапеза и обсуждение совершенных и грядущих дел. Пламя с хрустом поедало сухие растения, подбрасываемые детьми в огонь, женщины все также напевали грустные стихи, а ветер уносил прочь мелодию предков Ахеммуза.
***
– Почтенная Ташбиби, ашхан даровал тебе этого раба, – поклонился уже не молодой данмерке Йенамму, входя в юрту. Прошло два дня с момента разговора с ашханом.
– Я принимаю его дар.
– Теперь он твой, – Йенамму втолкнул хаджита в небольшое жилище и обратился к нему на тамриэлике. – Если она жаловаться, племя убивать тебя. Но сначала ты мучаться и стонать, а затем твоя душа стать слугой наших предков, верь, это не самый хороший конец, – разведчик еще раз поклонился женщине, а затем удалился.
Данмерка внимательно осмотрела его: кото-человек уверенно держался на задних лапах; гладкий рыжий с темными полосками мех уже высох и ложился ровно, словно был хорошо расчесан; широкий нос, янтарные глаза, белый подбородок и черные полосы по бокам смутно напоминали тигриные черты; из одежды на нем были лишь чистые, местами подшитые широкие коричневые штаны, в которых он был найден – по крайней мере, его привели в порядок. Ташбиби направилась к корзинам с одеждой, стоявшим в правой части юрты, прямо за спальниками, и начала что-то там искать.
– Мне не нужен раб, – попутно сказала она спокойным тоном.
– А коту хозяин, – ответил ей уверенным голосом хаджит.
Она улыбнулась: «Вместо этого ты послужишь моему сыну, Дутадалку. Его отец был гулаханом, но муж мой погиб, защищая племя, – она взглянула на резное хитиновое копье, стоявшее рядом с корзинами, и голос ее приобрел нотки грусти. – Когда придет время, он займет место своего отца».
– Ты хорошо говоришь на тамриэлике в отличие от соплеменников.
– Да… В прошлом приходилось встречаться с людьми с западных границ, и я много общалась с ними, – после непродолжительной паузы она продолжила, – назови свое имя.
– Имя забыто уже много лун. Можете называть хаджита как хотите.
– Кем ты был раньше? И как оказался в море?
– Судьба посмеялась над хаджитом. Он бежал от рабства на восточных берегах, но оно настигло его вновь. Скверно. Там он жил в библиотеке, гоняясь за мышами и ворами. Но зато хаджит много знает и умеет быстро бегать.
– Тогда ты обучишь моего сына, – приказала она, – и запомни, если он погибнет, тебе тоже лучше оказаться мертвым. Жена ашхана любит мягкие ковры, останки твои окажутся в общем котле, а шаманка проведет обряд, и твоя душа станет служить нашим предкам – об этом тебе уже говорил Йенамму, – она закончила перебирать одежду и передала хаджиту старые, но добротно сшитые рубашку и штаны, видимо оставшиеся от людей запада. – Надень это.
В этот момент в юрту вбежал радостный мальчик-данмер, на вид ему было не больше десяти. Темные, местами кроваво-красного цвета волосы, заплетенные в толстые короткие косы, украшали его лицо, а худые щеки чуть показывали взору крупные скулы. Он был так похож на своего отца, Закирбаэля, и порой его матери казалось, что ее любимый муж никогда не умирал, а просто жил в теле своего сына.
– Мама, мама! Я сегодня десять раз подряд попал в мишень без промаха! – радостно кричал он, но увидев рядом со входом в юрту необычное существо, немного умерил свой пыл. – Это… это кто?
– Это твой слуга, сынок. Можешь дать ему имя, – улыбнулась ему Ташбиби. Дутадалк осторожно подошел к матери, а она мягко присела на колени, тепло обняла и поцеловала его в лоб.
– И он будет жить с нами?
– Можно и так сказать, – продолжала улыбаться его мать, смотря на сына. Ее глаза просто светились от любви к нему и были полны нежности и заботы.
– Я называть тебя Гахкоробал! – наконец торжественно обратился Дутадалк к хаджиту, стоявшему с безразличным, ничего не выражающим взглядом. – Это значит «великий нерушимый камень». Ты везде сопровождать меня, пока я не стать могучий воин, и во всем помогать мне.
– Как пожелает господин, – с тоской произнес хаджит заученные до автоматизма слова.
– Ты можешь называть меня по имени, – лицо юного данмера расплылось в улыбке.
***
Летели годы, из веселого мальчишки Дутадалк вырос в стройного, красивого, серьезного и сильного духом юношу, а хаджита по имени Гахкоробал он считал скорее другом, чем рабом. Но традиции племени не позволяли ему свободы в общении. За это время кото-человек научился говорить на языке эшлендеров, помогал им на охоте и в быту. К общему котлу его не допускали, и ему доставались лишь объедки, так что хаджит научился ловить местную рыбу-убийцу, на вкус – зловонная мучнистая гадость, отдающая тухлятиной и водорослями, но она была довольно питательна.
Приближался важный день для сына Закирбаэля: как и все совершеннолетние мужчины в племени, он должен был доказать свое мужество и смелость. На каждое такое событие Ахеммуза устраивали традиционные вечерние танцы у костра, с песнопением и игрой на музыкальных инструментах. Танцующие девушки и юноши украшали свою одежду перьями и разноцветными камушками и надевали широкие цветастые накидки, лица их были раскрашены синими и красными красками, а волосы заплетались в причудливые прически, так же украшаемые перьями. Они плавно кружили вокруг костра под умеренную мелодию духовых труб, сопровождаемую ритмичными барабанными ударами, звонкие нити дудочек и шум мелкой гальки и песка в шарах и полых палочках, иногда держась друг за друга, иногда разводя руки в стороны; пружинистый шаг, поворот, взмах рук птицей, снова поворот. Гахкоробал внимательно наблюдал за происходящим: кто-то подтанцовывал, дети подпрыгивали и смеялись, размахивая шарами с песком, старые женщины подпевали, охотники подбадривали, а пастухи с довольным видом созерцали танец. Наконец, настал момент и для будущих защитников племени, Дутадалк и еще два юноши, Патус Ассуманаллит и Мабаррабаэль, направились к костру под навесом главных юрт, возле которого их ожидал ашхан. Они почтительно поклонились ему, и Хан-Сашаэль обратился ко всему племени.
– Сегодня великий день для всех нас, братья и сестры! Сегодня начнется обряд инициации для этих юных воинов и завершится он признанием их храбрости и смелости, мужества и отваги перед злобными силами, что терзают эту землю уже многие века. Их деяния в будущем принесут честь племени, они защитят наших женщин и детей от белолицых людей, которые хотят отобрать нашу свободу, наши души и богатства земли, которая кормит и одевает нас. И от дьявольских моровых бурь, ниспосылаемых Красной Горой, что отравляют разум и тело, и тех несчастных, что попадают в них, а ныне блуждают, подобно безумным зверям, убивают и пожирают. Но мы должны бороться с этой бедой, ведь мы – люди великого племени Ахеммуза, чьи предки завещали нам беречь и защищать эти земли от зла и сохранить их в первозданном виде. И сегодня эти храбрые юноши получат задание, на котором их будут испытывать духи наших отцов, а затем обряд инициации завершится.
***
Пики темных каменных строений причудливой формы, что виднелись вдали, цеплялись за рваную кромку облаков, безмятежно парящих над южными водами Моря Призраков. Эти руины горделиво возвышались над зелеными виквитовыми холмами северного Грейзленда, а их основание почти целиком уходило под соленые воды. Во всем этом была какая-то хаотичность: окончания башенок стремились в разные стороны; высокие наружные стены, собранные из сиренево-вишневых четырехугольных блоков разной формы, образовывали небольшие лабиринты; в центре располагался разрушенный временем купол, поддерживаемый массивными колоннами. Кое-где на стенах можно было видеть фигуру обращенного концами вверх полумесяца, а над входом на нижние уровни – овальной дверцей – нависала большая неправильная сфера, по форме напоминающая яйцо квама.
С востока по побережью в сторону руин направлялись данмер в доспехах из кожи нетча с хитиновым кинжалом и хаджит в простых одеждах с топором, тоже из хитина. У каждого был лук.
– Милое местечко, – промурлыкал второй.
– Это Кашташпи, одно из даэдрических святилищ, – хмуро заметил данмер.
– О-о-о, это будет весело. Гахкоробал считает, что бороться с даэдра хитиновым оружием очень смело. Или глупо. Ему бы хотелось сохранить свою шкуру.
– Не беспокойся. Мы просто прокрадемся, они и не заметят.
– Дута удивится, но Великий камень – один из тех хаджитов, что красться не умеют. Они предпочитают быстро бегать.
– Да, – слегка улыбнулся данмер, – поэтому я прихватил с собой магию в бутылках.
Подойдя почти вплотную к наружным каменным стенам и выпив зелье, путники тут же исчезли. Даже несмотря на то, что брызги и круги на воде иногда выдавали их присутствие, стихийные даэдра, коими являются атронахи, ленились обращать на них хоть какое-то внимание. Вход в святилище нашелся не сразу. Чуть заплутав во внешних лабиринтах, они вышли на западную половину строения и заметили лестницу, ведущую к большой сфере. Там-то и оказалась искомая дверца.
Внутри в кромешной темноте им пришлось преодолеть три или четыре лестничных пролета, а по пути им попался только спящий даэдрот. Решив не прерывать его сладкие самозабвенные грезы, парочка медленно продвигалась вглубь этого величественного строения, мягко ступая по каменным плитам, чтобы не тревожить многовековой покой древних залов. Они прошли еще немного вглубь по длинному коридору, и под ногами незваных гостей стала проминаться почва, а спертый воздух отдавал сыростью. И верно, очень скоро они наткнулись на разрушенный мост, пропасть под которым была затоплена. К счастью, небольшой разрыв моста позволял его преодолеть, но дальше путникам пришлось плыть – путь в главный зал со статуей даэдрического божества уходил еще глубже по этим пещерам. «Вар вар вар», – нерадостно пробормотал хаджит, что означает на их языке «чему быть, того не миновать», и с отвращением зашел в холодную воду.
Наконец, ноги снова почувствовали твердый камень – под водой начиналась лестница, ведущая наверх. А там взору открылся огромный зал, потолок которого терялся во тьме, многочисленные резные колонны были устремлены в пустоту, а лампы на них испускали загадочный дымок, несколько больших жаровен пытались нагреть мертвенно холодный воздух, и посреди всего на пьедестале величалась белая статуя Молаг Бала, Принца Насилия. И что удивительно, здесь не было ни одной живой души, за исключением наших путников.
– Брр, так холодно и сыро, – ворчал хаджит, стряхивая воду с шерсти, – бери, что тебе надо и пойдем обратно. Камень подождет тут.
– Здесь так тихо. Подозрительно тихо… – прошептал Дутадалк, внимательно осматривая помещение. – И свечи возле статуи еще горят…
– Грр, может обитатели вышли подышать свежим воздухом или их съели эти твари.
– Может и так, – вздохнул тот и медленно направился к истукану, выверяя каждый шаг. Он боялся, ведь никогда раньше ему не приходилось бывать в подобных местах, да и Молаг Бал… прослыл не самым добродушным принцем даэдра.
Он поднялся на постамент. На алтаре перед статуей россыпью лежали драгоценные камни – изумруды, рубины и алмазы – на красной металлической тарелке тлели остатки крупного сердца, похоже человеческого, в кувшинах плесневела мерзкого вида темная густая жидкость, а прямо посередине пульсировал магией круглый янтарного цвета камень. Дутадалк медленно поднял голову. Над ним возвышалось на двух согнутых ногах огромное рогатое чудовище с открытой пастью и высунутым языком; его морда, которую украшали длинные клыки и устрашающая ухмылка, была по-драконьи вытянутой, темное освещение, широко раскинутые руки и хвост с шипами также придавали ему грозный вид. Данмер попытался победить свой страх перед этим изваянием и быстро взял янтарный камень.
Ничего не произошло. Не появился даэдра, с потолка не посыпались огромные валуны, пол не провалился, статуя не ожила и не обрушилась на него. С облегчением вздохнув, Дутадалк направился к выходу из зала, где его должен был ждать раб. Осталось только вернуться в лагерь. Но что примечательно, хаджита не было на выходе из залы.
Внезапно тишину пронзил свист летящей стрелы. Данмер вскрикнул от неожиданной острой боли под лопаткой. Он резко обернулся, но не увидел никого, зашел за колонну, и попытался взглянуть на больное место. Из доспеха, задевая плоть, торчала хитиновая стрела.
– Выходи, чтобы я тебя видел! – крикнул эшлендер, не зная, что и думать. Он был уверен, что в святилище никого не было, кроме него самого и его раба.
Ответа не последовало. Тогда он слился с тенями. Дутадалк медленно отошел к стене и сквозь тьму, которую не мог пробить свет от жаровен, тихо продвигался в глубь залы. Таинственного стрелка нужно было обезвредить. Аккуратно ступая и прячась, внимательно просматривая каждый видимый метр, данмер добрался до обратной стороны изваяния. Никого. Он сделал еще шаг вперед, и нога звонко столкнулась с чем-то в темноте. Это был мешок со скарбом. Тут же в его сторону полетела еще одна стрела, и Дутадалк заметил неприятеля. Темная фигура быстро сползла со статуи и также скоро слилась с тенями. Сердце эшлендера забилось еще сильнее, он немного отошел назад и снял с пояса кинжал. Несколькими мгновениями позже что-то приблизилось к нему, данмер старался разглядеть во мраке это существо, но сильный размашистый удар в грудь заставил отшатнуться. Дутадалк медлил.
Эшлендер присел, и когда снова почувствовал движение рядом, сильным прыжком в пояс повалил фигуру на пол. Свет от свечей и жаровен показал лицо стрелка.
– Ты?! – удивлено воскликнул тот. – Зачем ты хотел меня убить?!
– Такой как ты никогда не станет гулаханом! – противник сбросил его, быстро приподнялся, и снова ударил мечом опешившего Дутадалка, на этот раз пробив броню. Алая кровь просочилась через поврежденный доспех. Эшлендер яростно воткнул свой хитиновый кинжал в бедро напавшего и резко повернул, оставив глубокую рану. Последний закричал, выронил меч и отстранился, сорвав с пояса данмера мешочек с янтарным камнем.
– Дагот с тобой, все равно ты уже покойник! – прорычал тот и, схватив свой скарб, быстро заковылял к выходу из святилища.
– Не так быстро, дружочек, – раздался из темноты хаджитский голос. – Куда это ты понес свои лапки?
Воздух прорезал звук стрелы, которая вмиг пролетела прямо над ухом уходящего человека. Он не стал оборачиваться, а лишь ускорил свой шаг, даже почти побежал.
– Ох, джекосит, и почему Камень так и не научился стрелять? – проворчал хаджит. И тут же подбежал к умирающему хозяину.
– Оставь его… – выдохнул эшлендер, даже не сплевывая кровь. – Признаться, я сначала думал, что это ты.
– Камень бы не стал так долго играть в прятки с тобой, ведь он прекрасно видит в темноте, – промурлыкал тот.
– Я должен был догадаться, – попытался улыбнуться Дутадалк. – Прости. У меня есть одна просьба к тебе. Передай… передай матери этот меч с моей кровью, она должна узнать его. Скажи ей, что Патус Ассуманаллит украл тот камень душ у меня и мою жизнь, но… я всегда буду с ней, чтобы защитить. А он должен быть изгнан…
– Но Камень все еще твой раб, поэтому они убьют его.
– Тогда я освобождаю тебя, – он дернул со своей шеи окровавленный амулет из костей и положил в лапы хаджита. – Покажешь его матери. Она все поймет. Ты больше не раб. Ты… выполнишь мою просьбу?
Кото-человек широко улыбнулся: «Нет. Раз Камень свободен, он будет делать что хочет».
В глазах Дутадалка рухнула последняя надежда, и показались слезы, он безнадежно взглянул в темноту, что играла и смеялась на стенах. Но ни одна мышца на его лице не дрогнула.
– Куда ты пойдешь теперь? – через мгновение спросил данмер.
– Мрр, еще лет восемь назад Камень читал, что на краю света есть остров. Полнолуние, море красное и идет дождь. И рыбка там вкусная. А потом он быстро-быстро побежит к городу-наковальне, обгоняя самых быстрых лошадей и гуаров.
– Я надеюсь, ты будешь счастлив…
– О-о-о, Камень так же считает. Но он не будет полностью счастлив, если не вернет глупого Дутадалка домой.
Данмер удивленно взглянул на него. А хаджит лишь подхватил и его, и меч, а затем быстро направился к выходу из святилища. Он нес эшлендера на спине и старался не трясти, бежать как можно ровнее. Даэдрот все так же спал, атронахи лениво шагали по каменному лабиринту, и ровно через полчаса путники прибыли в лагерь, где о Дутадалке позаботилась целительница. Вскоре обряд инициации молодых воинов завершился, а Патус с позором был изгнан из племени.
– Дутадалк теперь стал могучим воином, да? – поинтересовался хаджит после празднования, – Ахеммуза могут спать спокойно.
– Да, – улыбнулся ему эшлендер, – но расслабляться нельзя. Племя еще ждут худшие времена. Красная Гора…
– Скверные болезни… Камень думает, что вы справитесь. А еще, что он скоро вас покинет.
– Ты спас мне жизнь. Я не имею права держать тебя в рабстве. И никогда не имел.
– Тогда прощай, – лицо хаджита расплылось в улыбке, – и спасибо за новый мех на голову. Там, должно быть, прохладно.
Дутадалк был прав. Прошло несколько лет, и племя лишилось ашхана. Еще через несколько моровые бури нагрянули с новой силой, душевная болезнь свела с ума многих, площадь пастбищ и раньше сильно сокращалась, стада начали погибать. Моровые болезни отняли жизни и силы многих эшлендеров. Казалось, Ахеммуза доживают свои последние деньки. А затем разнеслась весть про Воплощение. Но эту историю уже пора заканчивать и начинать новую…
