Не оставил, Ева
– Это ещё что? – как можно тише и как можно злее спросил я, остановившись напротив совсем уж юного бойца. Судя по всему, ему ещё и двадцати-то не было. Даже в доспехах он казался худощавым. На бледном лице особенно отчётливо вырисовывались не сошедшие до сих пор прыщи.
О нет, меня совсем не интересовал его возраст.
Парня била дрожь. Видно было, что он изо всех сил пытался её унять – но тщетно.
Я коротко глянул через плечо. На другой стороне поля уже почти закончили своё построение враги.
Их было много. Куда больше, чем нас. Даже издалека я видел, что сражаться они готовились налегке, и это заставляло волноваться. С ног до головы они были одеты во всё чёрное; их одежда выглядела одновременно и облегающей, и довольно плотной – своего рода лёгкая броня, ничуть не сковывающая движений, способная выдержать несильный или неточный удар. У каждого из них маской была скрыта нижняя половина лица.
Я знал, чего именно боялся паренёк. Да и не только он. Взгляды многих бойцов – опущенные, бегающие взгляды, в которых читалось состояние, близкое к панике – выдавали своих хозяев.
Я знал. Но мне было плевать.
– Страшно, солдат? – ещё тише спросил я молодого, чуть ли не вплотную приблизив к нему лицо. Он совсем потупил взгляд, прерывисто выдохнул и… кивнул.
Сопляк!
Я сорвал с него шлем, выдернул его из строя и толкнул так, что он запнулся и с размаху упал, едва успев выставить руки. Происходящее было видно всему выстроенному отряду.
Парень медленно поднимался, не смотря на меня. И ноги, и руки у него тряслись.
Я отбросил подальше отобранный шлем, резко поднял парня и от души врезал ему по лицу. Он снова упал. И лежал, слабо суча руками.
Я опять поднял его – он не держался на ногах. И тогда я позволил ему опуститься на четвереньки, затем резко уронил его на спину и, прижав коленом к земле, начал избивать. Не жалея ни сил, ни его.
В строю я краем глаза заметил шевеление. Избиваемый мной паренёк слабо зашевелился, пытаясь прикрыть голову от ударов. А я бил и бил, стараясь, чтобы удары были посильней.
– Станимир! – крикнули мне из строя. Я как будто не слышал, хотя чувствовал: ещё немного – и забью молодого до смерти.
– СТАНИМИР! – проревел тот же солдат, и в голосе его ясно слышалась ярость. – А НУ ПРЕКРАТИ!
– Молчать!!! – неистово заорал я и, подскочив к нему, опрокинул его наземь страшным ударом по челюсти, не закрытой шлемом. А затем – вернулся к несчастному молодому бойцу, у которого уже заплыл глаз, чьё лицо было полностью залито кровью, а в полуоткрытом рту не хватало почти всех передних зубов.
Тот, однако, завидев моё приближение, весь как-то зашевелился, и я, как только присел, готовый снова начать избиение, получил очень сильный удар.
Я поймал руки парня и внимательно на него посмотрел. Он тяжело дышал, рвал свои руки из моих, а в глазах его была ярость и отчаянная решимость.
Я встал и оглядел строй. Во взглядах всех солдат – а в особенности – того, что получил мой совершенно несправедливый удар, – обращённых сейчас только на меня, была написана та же злость. То-то же. Я поднял с земли окровавленного парня и ввёл его в строй.
– НА ВОЙНЕ НЕ МЕСТО СТРАХУ! – заорал я, чтобы меня слышало всё моё небольшое войско. – СТРАХ В БОЮ – ВАШ ГЛАВНЫЙ ВРАГ! ЯРОСТЬ ВО ВРЕМЯ БОЯ – ВАШ ЛУЧШИЙ ДРУГ! ЯСНО?!
Все молчали, и только было слышно тяжёлое дыхание разъярённых бойцов.
Я отдышался, вернулся на своё место сбоку от рядов. Поправил шлем и сбившийся меч. И добавил – уже с меньшим напором, но так же громко:
– Когда вы боитесь – вы преклоняетесь перед своим врагом! А если вы готовы и настроены разорвать врага в клочья – то начинает бояться он!
Помолчав, я гаркнул:
– Я остаюсь здесь! И я собираюсь рвать их, пока буду жив!!! А слабонервных, или трусов, или тех, кому жалко врагов, которых рвут на части, и прочих сопляков сюда не просили!!! Это – война!!! Они – не люди!!! Они резали ваших братьев и сестёр, матерей и отцов, друзей и родных!!! А сегодня МЫ будем резать ИХ!!!
Вдруг заорал солдат где-то в середине отряда. К нему присоединились ещё трое или четверо. А в следующую секунду оглушительно орали все, настраиваясь на жестокий бой, подбадривая себя и товарищей.
– НА СМЕРТЬ!!! – заорал я, когда все утихли.
– НА СМЕРТЬ!!! – снова громыхнули ряды. Раздался почти одинаковый многочисленный лязг, и сотня обнажённых мечей взметнулась к небу, салютуя врагу.
***
В тот момент я действительно не боялся. Но обстоятельства этой битвы были для меня просто ужасны.
Ради кого я собирался драться, шёл умирать? Ради чего? С того момента, как мы попали в этот мир – я намеренно не говорю «в прошлое», именно «в этот мир» – прошло уже много времени, и мы успели понять несколько вещей. Первое – это был вовсе не наш мир. Не наше прошлое.
Ещё в первый же день Ева сказала мне об этом. Местные жители носили странные примитивные имена на европейский средневековый манер: Мюльрих Высоколобый, Геральд Толстый, Вингор Красноречивый, что совсем не соответствовало их облику, внушающему уважение интеллекту и уровню культуры. Архитектура до ужаса напоминала о викторианских и готических направлениях. И самое страшное: притом, что все совершенно свободно говорили по-русски, а внешность всех до единого жителей, вне всяких сомнений, была славянской, верили здесь не во Христа, а в чёрт знает какие девять божеств.
Однажды, чтобы выяснить, где же мы всё-таки находимся, я наконец пошёл и купил несколько карт: города и окрестностей, государства, а также всего, что было за его пределами. Результат нас шокировал. Ничего, напоминающего наши карты, за исключением материков.
Мы находились в городе Кийевен государства под именем Тамриэль. Материк, содержавший эту страну и бывший некогда Евразией, назывался Средиземье. Словно какой-нибудь роман Толкина воплотился в реальность. Дальше я и смотреть не стал. Ева же изучала карты очень долго и внимательно – возможно, искала какие-нибудь зацепки с нашим миром. Но я не удивлюсь, если их там не оказалось.
Надо было как-то устраиваться, и я стал служить в местной страже. Работёнка нелёгкая, но лучше её я бы не справился здесь ни с чем. Служил когда-то у себя, и здесь тоже быстро привык. Местные солдаты были на хорошем счету и получали неплохие деньги. И вскоре я понял, за что именно.
Толкина я вспомнил не случайно, как оказалось. По всем законам фэнтези в округе начал действовать некий клан наёмных убийц, которые быстро и жёстко вырезáли жителей города. Их было почти невозможно отследить, ещё труднее – поймать. Началась целая война между стражей и этим кланом. Мы несли большие потери, ведь всё, что мы могли делать – это убивать их на месте, да и то, если ещё успевали их застать. А дрались эти ребята насмерть. И блестяще, надо сказать, дрались. Единственный пойманный нами наёмник не проронил под пытками и допросами ни слова, так что мы не знали о них почти ничего.
В конце концов случилось так, что оказался убит командир, и я, бывший его помощником, волей-неволей принял на себя его обязанности. Выхода я не видел. У нас просто не хватало людей, чтобы охранять каждого жителя, чтобы уследить за всем городом. Поэтому я решил увести всех из города, в ближайший другой. А что мне ещё оставалось? Я не мог просто ждать, пока всех горожан убьют… Потому что среди них есть и Ева.
Иногда я спрашивал себя – почему было с самого начала не уйти НАМ? Нам, вдвоем? Мы оказались здесь вовсе не по своей воле, и местные разборки, в общем-то, совсем не наше дело. Но я сам до сих пор не могу ответить. Что-то удерживало меня, что-то словно внушало, что я должен остаться. Остался…
И в день, когда всё было практически готово к выводу людей из города, ко мне прибежал вестник и, еле дыша, сказал: «Они идут». Тот самый клан. Судя по всему, собрались полным составом… И подходят к городу. Ворота в городе были только одни, и вывести людей мы уже никак не успевали.
Откуда они узнали – понятия не имею. Они вообще как будто всё всегда знали о нас заранее, перед каждой своей вылазкой. И даже тогда было ещё не поздно. Взять Еву и – долой из города.
Но – нет. То же странное чувство удержало меня, и я пошёл на совершенное безумие, вполне это понимая, но будучи не в силах что-то с собой сделать. Решил идти сражаться.
Ещё кое-что… Вестник очень непонятно сказал: «идут… С ними сильный маг». Я не придал его словам особого значения, но перед самым боем я их вспомнил. Что они могли означать? Бред от страха? Но этот странный мир жил по своим законам, мне неизвестным. И это больше всего заставляло волноваться.
Еве я велел где-нибудь спрятаться понадёжнее. Она ничего мне не сказала, даже не испугалась. Понимала ли она, что наши шансы на успех ничтожны? Да, скорее всего. Она совсем не дурочка.
Я стоял сбоку от отряда, и мне было очень тяжело. Я проклинал самого себя. Бежать сейчас, – глупо: и подло, и трусливо, и в любом случае не успеть уйти, пока я буду искать Еву. Оставаться – значит почти гарантированно обрекать себя на очень нелепую смерть. Смерть ни за что. Смерть, которая всё равно не спасёт её…
Я не выдержал и полез за пазуху, оттянув кирасу. Достал маленькую серебряную коробочку, открыл её. Там, под стёклышком, была вклеена фотография Евы – та самая, которую мне чудом удалось унести из нашего мира с собой. Я медленно перекрестил её и приложил к губам, глупо шепнув:
– Удачи.
Стоявший неподалёку солдат – довольно низкорослый и лёгкий – начал снимать шлем. На наплечники упали прямые чёрные волосы – даже на взгляд гладкие и блестящие. Закованная в сталь рука очень знакомым движением откинула со лба длинную чёлку.
Смущённо улыбаясь, Ева повернулась, подошла ко мне и поцеловала в щёку, тихо сказав:
– И тебе тоже.
***
И в тот момент я совершил очередную глупость. Надо было хватать Еву в охапку и уходить – неважно, куда! Как можно дальше!.. Я не вправе рисковать её жизнью.
А я просто тихо спросил:
– Идем?
На что она покачала головой и так же негромко ответила:
– Я не могу. Это очень странно… Я не хочу…
Я тоже не хотел. Всё то же проклятое чувство, что я должен, обязан оставаться на месте… Видимо, оно было и у Евы.
И я очень слабо попробовал убедить её ещё раз, но она вновь отказалась.
Тогда я заглянул Еве в глаза и прошептал:
– Держись прямо за мной. Всё время. Прошу тебя.
Она кивнула.
Я прошёл чуть вперед и встал во главе отряда. Вынул меч.
Немного помолчал.
– БЕЙ ИХ!!! – заорал я что есть мочи и побежал вперёд. От рёва солдат заложило уши, земля за моей спиной тряслась от грузного топота пары сотен ног.
***
– Стража пошла в атаку, – сообщил лучник очевидное, побоявшись ослушаться приказа.
– Молодец, – бесцветным голосом сказала девушка, сидевшая рядом. Неистовые крики стражи были слышны очень даже отчётливо.
Девушка приоткрыла глаза, сощурила их. Карие радужки её глаз вдруг полыхнули ярко-красным. Она скользнула взглядом по стремительно подступавшему отряду. И коротко кивнула сама себе.
– Наступать, – бросила она.
Лучник махнул рукой, и армия убийц бесшумно двинулась навстречу противнику.
– И иди с ними, – немного погодя велела девушка. – Я всё сделаю сама.
Лучник быстро слез с единственного в поле толстого и старого дерева, украдкой облегченно вздохнув, и поспешил к своим.
Небо над полем битвы резко потемнело. Завыл ветер, то развевая, то нежно теребя и потрёпывая мягкие чёрные волосы и донося порой обрывки звуков боя. Засверкали ослепительные молнии, отражаясь в её глазах, загрохотал низкий и мощный гром, вызванный её ласковым шёпотом, и обрушился ливень – впрочем, не настолько сильный, чтобы нельзя было разглядеть битвы. Тёплый. Чтобы капелька, случайно упавшая с какого-нибудь листика за воротник, не морозила, а щекотала, медленно-медленно стекая вниз, заставляя её ёжиться и невольно улыбаться.
Девушка совсем не боялась молний, метивших прямо в несчастный дуб.
Потому что она очень любила дождь.
***
Лязг! Скрежет! Крики! Огромные капли дождя барабанят по стальным доспехам; под ногами хлюпает месиво, бывшее некогда землёй; каждую секунду слышна жуткая музыка смерти: короткие хрипы, стоны, душераздирающие крики боли, хруст сломанных шей и пробитых гортаней, мерзкий звук вхождения ножей и мечей в живую плоть. Бесконечные глухие и звонкие удары – клинками, щитами, кулаками, ногами, локтями, коленями и головами. Треск ломающихся костей и конечностей. Тяжёлое дыхание со всех сторон.
Темно. Всё смешалось. Вода слепит глаза. Не понять, где свой, где чужой. Лишь яркие вспышки молний часто освещают происходящее.
Тяжело дышать. Рука занемела. Доспехи очень потяжелели – то ли от усталости, то ли от воды.
Но я шёл вперёд, потому что нельзя было иначе.
Я рубил, колол, бил наотмашь рукоятью, протыкал почти без разбору. Попасть с первого раза было большой удачей: от моих ударов умело уворачивались и били в ответ. Врагу было куда легче двигаться – им позволяло облачение. Я едва успевал парировать, уклоняться, прикрываться щитом. Иногда – не успевал, но мне каким-то чудом везло: кинжалы врагов скрежетали по кирасе, или перчатке, или едва меня задевали. Несколько раз кто-то старался на мне повиснуть, и я невольно вжимал шею в плечи, понимая, что от ножа это мало поможет. Меня выручали лишь скользкие от дождя латы и парочка дано отработанных навыков сброса захватов, включавшихся сейчас молниеносно, на уровне рефлексов и инстинктов. То и дело я спотыкался об упавших или мёртвых, оскальзывался на истоптанной грязи, едва не падал от случайных или намеренных толчков.
Я не знал, как дела у остальных. Я едва успевал оборачиваться, чтобы посмотреть, как там Ева.
Девочка держалась умницей. Несмотря на то, что она, как я и просил, оставалась сзади, нападали и на неё, и я не успевал за всем уследить. Не знаю, как, но она, казалось, видела куда лучше меня. Реакция её была великолепна. Она ловила доставшихся ей противников на их собственных ударах, ловко вышибала у них оружие, очень многих успевала прирезать ещё до того, как они сами начнут бить. Она была жёсткой, быстрой и решительной. Такой ей не знал даже я.
Я периодически подбадривал себя, из последних сил крича, ревя, рыча как можно громче. Рядом раздавались такие же рыки, и по ним я понимал, сколько нас осталось. С каждым разом мне отвечали всё меньше, реже, слабее. И в один момент я огляделся и понял, что нас – пятерых стражей, Еву и меня – держат в плотном кольце. В бою наступила короткая пауза.
Их было не меньше двадцати. Да, точно. Двадцать против семерых.
***
Девушка с грацией кошки спрыгнула с дерева, приземлившись мягко и совершенно бесшумно. Выпрямилась в полный рост и затихла.
Ждать. Сейчас – только ждать.
Она уже поняла, что её люди проиграли. Среди стражей был очень сильный боец. Сильный не только физически – он был глубоко верующим, и эта вера оберегала его, придавала ему силы.
Девушка вдруг перестала дышать. Аура бойца показалась ей знакомой. Но определить точно было невозможно – сейчас аура была искажена яростью, болью, переживаниями.
Расслабься, сказала она себе. Просто похожа – вот и всё. Ничего больше.
Дождь утих.
Девушка ждала.
***
– Ну, – сказал я тихо, – сукины дети…
Они не шевелились. Готовились ударить внезапно, не иначе.
Я повернулся к Еве. В последний раз.
– Помнишь, ты говорил, что здесь не за что бороться? – негромко спросила она.
Я кивнул, глядя ей в глаза.
Она молчала. И вдруг по её щеке медленно потекла слеза.
– Я должна сказать, Станимир, – прошептала она. – За неделю до наших с тобой приключений я крестилась.
– Что? – уверенный, что ослышался, переспросил я, нагнувшись к самому её лицу.
– Я верующая, Станька, – шепнула Ева. – Теперь – верующая.
Я медленно снял перчатку и осторожно ощупал её шею. И достал крестик на тоненькой цепочке. Русский православный крест.
– Как бы не менялся этот мир, – снова зашептала Ева, – мы с тобой всё еще на нашей земле, Станька. На нашей святой земле.
Я осторожно опустил её крестик на место.
– Будь рядом, – тихо сказал я. – Совсем-совсем рядом.
И я не стал разворачиваться обратно.
А побежал, что было силы, куда смотрел.
Неожиданность сработала. Я прорвал круг, уронив парочку уродов. Ева, умница, не мешкала, и мы оказались с внешней стороны окружения.
– Назад! – резко сказал я. Она поняла. Мы стали отступать лицом к противнику, держа оружие наготове.
Ребята, что остались внутри кольца, сработали безупречно. Они успели прирезать двенадцать сбитых с толку врагов. На нашу долю осталось восемь. И они разъярённо бежали прямо на нас.
А я резко ринулся им навстречу. И даже сшиб одного. Остальные бросились врассыпную.
Отвлекшись на меня всего на долю секунды. Но этого времени хватило, чтобы Ева уже успела убить одного, а я – перерубить горло упавшему. И броситься на остальных.
Ещё не опомнившийся один. Подоспевший второй. И – третий.
А затем я проткнул горло одному из двух, что наступали на Еву. Она с размаху вонзила клинок в сердце второму.
Всё…
Отвернувшись, я в изнеможении опустился на колени, опёршись руками на меч, который воткнул в землю. Через секунду, вспомнив разговор с Евой, меч из земли я вынул. Как же так – Ева, которая столько лет не крестилась принципиально, вдруг обратилась в веру? Конечно, она совсем не была атеисткой, но…
– Ах! – резко вдохнули за спиной.
Я обернулся так порывисто, что заныла шея.
…Она так и осталась с полуоткрытым от удивлённого вдоха ртом… Она смотрела куда-то вдаль… Туда, где ничего не увидел бы я. Верный ей меч выскользнул из ослабевших пальцев и глухо ударился о землю… Через секунду упал и шлем…
Еву осторожно опускала на землю длинноволосая чёрная фигура.
Ева увидела меня… подняла на меня широко открытые глаза, зашевелила губами, приподняла трясущуюся руку…
И уронила её.
Её взгляд замер на мне.
Ева была мертва.
***
Убийца сидела на краю скалы, свесив ноги вниз, совсем рядом с огромным водопадом. Тот низвергался в крупное озеро. Девушка любовалась водой и красивейшим видом, что открывался с выстоы. Была ночь, но с помощью своего любимого заклинания девушка подсветила камни под прозрачной водой нежным синим светом, и получилось завораживающее зрелище.
Она была очень красива. Черты её лица и пропорции фигуры были идеальны. Прямые волосы до плеч не были ни пышными, ни тонкими – золотая середина. Хоть и ощутимо загорелая, но светлая кожа казалась бархатной даже взгляду. Она могла носить любую, абсолютно любую одежду и оставаться писаной красавицей.
Поэтому её ничуть не портило чёрное, как сама ночь, обмундирование: высокие боевые сапоги на толстой подошве, крепкие обтягивающие кожаные штаны, необычный кожаный доспех с длинным рукавом, ладные перчатки с острыми лезвиями по бокам.
Она не носила маски. Единственная из всего клана, она никогда не прятала лицо. Ей было незачем.
И если бы она хоть раз улыбнулась, она бы стала просто безупречна.
Но – нет. Радость покинула её надолго.
Она приходила к этому водопаду каждый вечер. И думала, думала, думала.
Девушка устала сидеть и осторожно опустилась на спину. Она никак не могла выбросить из головы сегодняшнюю сцену убийства. Почему? Ей ведь к ним не привыкать.
Потому что она оставила парня, сказала себе девушка. Потому что она умертвила девчонку, свою давно намеченную жертву, а парня оставила жить. Пожалела? Нет.
Она испугалась.
Она. Его. Испугалась.
Как такое возможно? Она, поднявшая в старейшем клане восстание, совершившая в нём переворот со страшным риском для себя. Она, убившая уже сотни людей. Она, ненавидящая этот мир, не переносящая в нём всё и всех, которой всегда было безразлично, кто перед ней – беззащитная девчушка или капитан элитной императорской стражи.
Она, величайший маг этого мира, могущая всё, что захочет. Испугалась обычного стражника.
Девушка досадливо поморщилась и закрыла глаза. Неважно. Попадётся еще как-нибудь. Главное, что ей удалось умертвить девчонку.
Сквозь закрытые веки ей померещился слабый свет. Открыв глаза, она увидела рядом с собой призрачную фигуру, чьи контуры отливали серебристым свечением. Фигура была прозрачной. Она в точности повторяла внешность девушки, только была одета в длинное платье до самой земли, и что-то подсказывало, что это платье должно быть белого цвета.
– А, это ты… – сказала убийца. – Да, я так и думала, что ты появишься.
Призрачная копия девушки села на край скалы и долго молчала, глядя с обрыва вниз, на озеро. Затем, переведя взгляд на убийцу, тихо спросила:
– Зачем?
– Я поклялась уничтожить здесь всё, – жёстко ответила та, приподнявшись на локтях и глядя на свою копию. – Всё – значит всех. Я ведь уже говорила тебе.
– Я считала, ты одумаешься, – сказала призрачная девушка. – А ты предала саму себя. Убив её, ты убила часть себя.
– Часть меня умерла уже тогда, когда я здесь очутилась… – прошептала убийца. – Я больше ничего не хочу. Как ты этого не поймешь?
– Ты ошибаешься.
– Нет.
– Ты очень ошибаешься. – Призрачная девушка встала, подошла и присела рядом с настоящей. – Ты убила очень многих. Ты предала собственную веру. А в итоге убьёшь сама себя?
– Не твоё дело! – убийца порывисто встала, рассерженно глядя на двойника. – Я решила мстить – и я буду мстить.
– Ты не должна так поступать. – Призрачная копия выпрямилась. – Хватит. Я не позволю.
– Ты? – насмешливо сказала убийца. – Если не помнишь, то мы сражались много раз. Это бесполезно. Ты не сильнее меня, а мне не одолеть тебя. Рано или поздно я добьюсь, чего хочу, и тебе меня не остановить. Если же ты будешь мне мешать, – зло добавила она, – рано или поздно я уничтожу и тебя. Уж смогу, поверь. А насчёт веры – мне теперь совершенно плевать.
Девушки несколько секунд яростно глядели друг другу в глаза.
– Ты зарвалась, – тихо сказала призрак.
Она неожиданно замахнулась, словно стремясь ударить убийцу в живот; но та молниеносно отскочила и успела очертить вокруг себя защиту, прежде чем из раскрытой ладони призрака в неё ударил мощный, упругий, ослепительный луч чистого света. Ответ девушки последовал сразу: огромный, достающий до неба клинок из красного пламени, повелеваемый рукой девушки, устремился к голове призрака. Та прикрыла глаза, стала светиться ярче, и клинок прошёл сквозь неё, не причинив ни малейшего вреда. Убийцу это не обескуражило: призрака накрыло прочной прозрачной оболочкой, которая мгновенно заледенела изнутри, заморозив и призрачную девушку. Убийца держала поток магии, изо всех сил поддерживала и усиливала холод внутри оболочки, но та через пару секунд растаяла и стекла на землю, освободив по-прежнему невредимого двойника. Убийца ударила мощнейшим напором чистой магической энергии, надеясь хотя бы сбить противницу с ног, но та просто смяла в своих руках полотно энергии и отбросила в сторону.
Призрак выстрелила простейшим заклятьем, огненным шаром, но вложила в него очень большую силу. Убийца с трудом отбила его, начиная волноваться. Призрак вдруг повела рукой, и земная кора стремительно ушла вниз, оставив противниц на маленьком островке земли.
Это невозможно!
Призрачная девушка резко опустила руку, и на голову убийцы обрушился страшный удар, которого не выдержала даже её защита. Девушка упала на живот, её буквально вдавило в землю, и она, отчаянно сопротивляясь, пытаясь встать или хотя бы ослабить давление сверху, чувствовала, что силы покидают её.
Этого просто не может быть!
Призрак шевельнула пальцами, и рядом с её беспомощной противницей возникла длинная и тонкая золотая верёвка. Словно живая, она начала ползти по плечам убийцы. Та, вжатая в землю, боролась как могла, но верёвка была неумолима – увёртливая, ловкая, как змея, она вскоре стянула и накрепко связала девушке руки за спиной. Призрак наконец ослабила напор, и девушку перестало вжимать в землю. Она, повернувшись на бок, даже не пыталась освободиться, а жадно хватала ртом воздух, восстанавливая сбитое дыхание, и непонимающе глядела на призрака снизу вверх.
Наконец, отдышавшись, попытавшись заглянуть себе за спину и увидеть связанные руки, она тихо сказала:
– Путы Мерлина… Связанный ими не может применить магию ни в каком виде. Их может вызвать только высший. Такой, как сам Мерлин.
Призрак подошла, села на землю радом со связанной девушкой и кивнула.
– Пробить защиту равного невозможно, – продолжала побеждённая. – А я вышла на максимальный уровень силы, доступный смертному…
– Да, – не стала отрицать призрак.
– Я всё понимаю, ты не смертная… – пробормотала девушка. – Магия Четырёх Стихий… Но ведь ты не должна владеть сильной магией. Ты – призрак.
– Не совсем, – негромко сказала двойник после паузы. – Теперь, надеюсь, ты меня выслушаешь.
Девушка кивнула, неловко перевернувшись на спину.
Призрак, казалось, собиралась с мыслями. Девушка терпеливо ждала, лишь изредка ёрзая и устраивая то и дело затекавшие руки удобнее.
– Я не знаю, почему нас оказалось трое после перехода, – начала наконец призрак. – Это весьма необычный мир. Но думаю, что причина – твоя развитость. Талантливость. Ты можешь быть как славным бойцом, так и великим магом. Вот вас и стало двое. Ты – основная, вторая – твоя копия. А я – третья. Я – наблюдатель. Посланница.
– Чья? – прошептала девушка.
Призрак кивнула.
– Да. Именно. Ты же крещёная… Я должна была оберегать вас обеих.
Девушка почувствовала, как в горле начинает тяжелеть. Она покрепче сжала зубы.
Ангел наблюдала за ней со странной смесью суровости и жалости на лице.
– Он всегда заботится о рабах Своих, – тихо сказала она. – Не надо плевать на веру.
Глаза девушки наполнялись слезами. Она закусила губу.
– Почему же тогда Он оставил меня одну? – прошептала она.
Ангел обняла её за плечи, осторожно усадила рядом с собой и заглянула ей в глаза.
– Не оставил, Ева, – сказала она тихо. – Парень, что был рядом, когда ты убивала её – это Станимир.
Сердце девушки бешено застучалось. Она не выдержала и разрыдалась, уткнувшись в плечо своего Ангела. Та крепко обняла её, давая выплакаться вволю. Сбросить наконец всё пережитое. Всё то, что обрушилось на девушку за столь короткое время.
Ева вдруг резко успокоилась и, отняв голову от плеча Ангела, сказала, всхлипывая:
– Он ве-ведь… Он думает, что я… я ме-мертва!.. Надо быстре-рей…
Ангел кивнула, глядя на неё.
– Есть только один путь, – тихо сказала она. – Ты многое натворила. После очищения ты останешься одна. У тебя будут мои силы… Ты станешь и собой, и мной. Но тебе придётся полагаться только на себя.
Помолчав, Ангел шепнула:
– Я всё равно буду в тебе. Я тебя не оставлю.
Ева прижалась к своей Хранительнице в последний раз.
Ангел осторожно отняла девушку от себя и прошептала:
– Готова?
– Да, – сказала Ева, выпрямившись и глубоко вздохнув. – Да.
Ангел приблизилась к ней вплотную… и вошла прямо в неё.
Ева потеряла сознание, мягко опустилась на спину. Через несколько секунд она открыла глаза.
Что такое Путы Мерлина для Абсолютного Мага?
Золотая верёвка мягко сползла с запястий на землю.
Ева повернулась спиной к давно зашедшему солнцу и опустилась на колени. Несколько минут она что-то шептала, крестилась и припадала к земле. Всё это время из её глаз не переставая текли слёзы.
Потом Ева встала и медленно повернулась, прикрыв глаза. Вот он. Он там.
Надо было спешить. Всё ещё всхлипывая и вытирая влажные глаза, Ева быстро пошла к спуску со скалы.
О нет, меня совсем не интересовал его возраст.
Парня била дрожь. Видно было, что он изо всех сил пытался её унять – но тщетно.
Я коротко глянул через плечо. На другой стороне поля уже почти закончили своё построение враги.
Их было много. Куда больше, чем нас. Даже издалека я видел, что сражаться они готовились налегке, и это заставляло волноваться. С ног до головы они были одеты во всё чёрное; их одежда выглядела одновременно и облегающей, и довольно плотной – своего рода лёгкая броня, ничуть не сковывающая движений, способная выдержать несильный или неточный удар. У каждого из них маской была скрыта нижняя половина лица.
Я знал, чего именно боялся паренёк. Да и не только он. Взгляды многих бойцов – опущенные, бегающие взгляды, в которых читалось состояние, близкое к панике – выдавали своих хозяев.
Я знал. Но мне было плевать.
– Страшно, солдат? – ещё тише спросил я молодого, чуть ли не вплотную приблизив к нему лицо. Он совсем потупил взгляд, прерывисто выдохнул и… кивнул.
Сопляк!
Я сорвал с него шлем, выдернул его из строя и толкнул так, что он запнулся и с размаху упал, едва успев выставить руки. Происходящее было видно всему выстроенному отряду.
Парень медленно поднимался, не смотря на меня. И ноги, и руки у него тряслись.
Я отбросил подальше отобранный шлем, резко поднял парня и от души врезал ему по лицу. Он снова упал. И лежал, слабо суча руками.
Я опять поднял его – он не держался на ногах. И тогда я позволил ему опуститься на четвереньки, затем резко уронил его на спину и, прижав коленом к земле, начал избивать. Не жалея ни сил, ни его.
В строю я краем глаза заметил шевеление. Избиваемый мной паренёк слабо зашевелился, пытаясь прикрыть голову от ударов. А я бил и бил, стараясь, чтобы удары были посильней.
– Станимир! – крикнули мне из строя. Я как будто не слышал, хотя чувствовал: ещё немного – и забью молодого до смерти.
– СТАНИМИР! – проревел тот же солдат, и в голосе его ясно слышалась ярость. – А НУ ПРЕКРАТИ!
– Молчать!!! – неистово заорал я и, подскочив к нему, опрокинул его наземь страшным ударом по челюсти, не закрытой шлемом. А затем – вернулся к несчастному молодому бойцу, у которого уже заплыл глаз, чьё лицо было полностью залито кровью, а в полуоткрытом рту не хватало почти всех передних зубов.
Тот, однако, завидев моё приближение, весь как-то зашевелился, и я, как только присел, готовый снова начать избиение, получил очень сильный удар.
Я поймал руки парня и внимательно на него посмотрел. Он тяжело дышал, рвал свои руки из моих, а в глазах его была ярость и отчаянная решимость.
Я встал и оглядел строй. Во взглядах всех солдат – а в особенности – того, что получил мой совершенно несправедливый удар, – обращённых сейчас только на меня, была написана та же злость. То-то же. Я поднял с земли окровавленного парня и ввёл его в строй.
– НА ВОЙНЕ НЕ МЕСТО СТРАХУ! – заорал я, чтобы меня слышало всё моё небольшое войско. – СТРАХ В БОЮ – ВАШ ГЛАВНЫЙ ВРАГ! ЯРОСТЬ ВО ВРЕМЯ БОЯ – ВАШ ЛУЧШИЙ ДРУГ! ЯСНО?!
Все молчали, и только было слышно тяжёлое дыхание разъярённых бойцов.
Я отдышался, вернулся на своё место сбоку от рядов. Поправил шлем и сбившийся меч. И добавил – уже с меньшим напором, но так же громко:
– Когда вы боитесь – вы преклоняетесь перед своим врагом! А если вы готовы и настроены разорвать врага в клочья – то начинает бояться он!
Помолчав, я гаркнул:
– Я остаюсь здесь! И я собираюсь рвать их, пока буду жив!!! А слабонервных, или трусов, или тех, кому жалко врагов, которых рвут на части, и прочих сопляков сюда не просили!!! Это – война!!! Они – не люди!!! Они резали ваших братьев и сестёр, матерей и отцов, друзей и родных!!! А сегодня МЫ будем резать ИХ!!!
Вдруг заорал солдат где-то в середине отряда. К нему присоединились ещё трое или четверо. А в следующую секунду оглушительно орали все, настраиваясь на жестокий бой, подбадривая себя и товарищей.
– НА СМЕРТЬ!!! – заорал я, когда все утихли.
– НА СМЕРТЬ!!! – снова громыхнули ряды. Раздался почти одинаковый многочисленный лязг, и сотня обнажённых мечей взметнулась к небу, салютуя врагу.
***
В тот момент я действительно не боялся. Но обстоятельства этой битвы были для меня просто ужасны.
Ради кого я собирался драться, шёл умирать? Ради чего? С того момента, как мы попали в этот мир – я намеренно не говорю «в прошлое», именно «в этот мир» – прошло уже много времени, и мы успели понять несколько вещей. Первое – это был вовсе не наш мир. Не наше прошлое.
Ещё в первый же день Ева сказала мне об этом. Местные жители носили странные примитивные имена на европейский средневековый манер: Мюльрих Высоколобый, Геральд Толстый, Вингор Красноречивый, что совсем не соответствовало их облику, внушающему уважение интеллекту и уровню культуры. Архитектура до ужаса напоминала о викторианских и готических направлениях. И самое страшное: притом, что все совершенно свободно говорили по-русски, а внешность всех до единого жителей, вне всяких сомнений, была славянской, верили здесь не во Христа, а в чёрт знает какие девять божеств.
Однажды, чтобы выяснить, где же мы всё-таки находимся, я наконец пошёл и купил несколько карт: города и окрестностей, государства, а также всего, что было за его пределами. Результат нас шокировал. Ничего, напоминающего наши карты, за исключением материков.
Мы находились в городе Кийевен государства под именем Тамриэль. Материк, содержавший эту страну и бывший некогда Евразией, назывался Средиземье. Словно какой-нибудь роман Толкина воплотился в реальность. Дальше я и смотреть не стал. Ева же изучала карты очень долго и внимательно – возможно, искала какие-нибудь зацепки с нашим миром. Но я не удивлюсь, если их там не оказалось.
Надо было как-то устраиваться, и я стал служить в местной страже. Работёнка нелёгкая, но лучше её я бы не справился здесь ни с чем. Служил когда-то у себя, и здесь тоже быстро привык. Местные солдаты были на хорошем счету и получали неплохие деньги. И вскоре я понял, за что именно.
Толкина я вспомнил не случайно, как оказалось. По всем законам фэнтези в округе начал действовать некий клан наёмных убийц, которые быстро и жёстко вырезáли жителей города. Их было почти невозможно отследить, ещё труднее – поймать. Началась целая война между стражей и этим кланом. Мы несли большие потери, ведь всё, что мы могли делать – это убивать их на месте, да и то, если ещё успевали их застать. А дрались эти ребята насмерть. И блестяще, надо сказать, дрались. Единственный пойманный нами наёмник не проронил под пытками и допросами ни слова, так что мы не знали о них почти ничего.
В конце концов случилось так, что оказался убит командир, и я, бывший его помощником, волей-неволей принял на себя его обязанности. Выхода я не видел. У нас просто не хватало людей, чтобы охранять каждого жителя, чтобы уследить за всем городом. Поэтому я решил увести всех из города, в ближайший другой. А что мне ещё оставалось? Я не мог просто ждать, пока всех горожан убьют… Потому что среди них есть и Ева.
Иногда я спрашивал себя – почему было с самого начала не уйти НАМ? Нам, вдвоем? Мы оказались здесь вовсе не по своей воле, и местные разборки, в общем-то, совсем не наше дело. Но я сам до сих пор не могу ответить. Что-то удерживало меня, что-то словно внушало, что я должен остаться. Остался…
И в день, когда всё было практически готово к выводу людей из города, ко мне прибежал вестник и, еле дыша, сказал: «Они идут». Тот самый клан. Судя по всему, собрались полным составом… И подходят к городу. Ворота в городе были только одни, и вывести людей мы уже никак не успевали.
Откуда они узнали – понятия не имею. Они вообще как будто всё всегда знали о нас заранее, перед каждой своей вылазкой. И даже тогда было ещё не поздно. Взять Еву и – долой из города.
Но – нет. То же странное чувство удержало меня, и я пошёл на совершенное безумие, вполне это понимая, но будучи не в силах что-то с собой сделать. Решил идти сражаться.
Ещё кое-что… Вестник очень непонятно сказал: «идут… С ними сильный маг». Я не придал его словам особого значения, но перед самым боем я их вспомнил. Что они могли означать? Бред от страха? Но этот странный мир жил по своим законам, мне неизвестным. И это больше всего заставляло волноваться.
Еве я велел где-нибудь спрятаться понадёжнее. Она ничего мне не сказала, даже не испугалась. Понимала ли она, что наши шансы на успех ничтожны? Да, скорее всего. Она совсем не дурочка.
Я стоял сбоку от отряда, и мне было очень тяжело. Я проклинал самого себя. Бежать сейчас, – глупо: и подло, и трусливо, и в любом случае не успеть уйти, пока я буду искать Еву. Оставаться – значит почти гарантированно обрекать себя на очень нелепую смерть. Смерть ни за что. Смерть, которая всё равно не спасёт её…
Я не выдержал и полез за пазуху, оттянув кирасу. Достал маленькую серебряную коробочку, открыл её. Там, под стёклышком, была вклеена фотография Евы – та самая, которую мне чудом удалось унести из нашего мира с собой. Я медленно перекрестил её и приложил к губам, глупо шепнув:
– Удачи.
Стоявший неподалёку солдат – довольно низкорослый и лёгкий – начал снимать шлем. На наплечники упали прямые чёрные волосы – даже на взгляд гладкие и блестящие. Закованная в сталь рука очень знакомым движением откинула со лба длинную чёлку.
Смущённо улыбаясь, Ева повернулась, подошла ко мне и поцеловала в щёку, тихо сказав:
– И тебе тоже.
***
И в тот момент я совершил очередную глупость. Надо было хватать Еву в охапку и уходить – неважно, куда! Как можно дальше!.. Я не вправе рисковать её жизнью.
А я просто тихо спросил:
– Идем?
На что она покачала головой и так же негромко ответила:
– Я не могу. Это очень странно… Я не хочу…
Я тоже не хотел. Всё то же проклятое чувство, что я должен, обязан оставаться на месте… Видимо, оно было и у Евы.
И я очень слабо попробовал убедить её ещё раз, но она вновь отказалась.
Тогда я заглянул Еве в глаза и прошептал:
– Держись прямо за мной. Всё время. Прошу тебя.
Она кивнула.
Я прошёл чуть вперед и встал во главе отряда. Вынул меч.
Немного помолчал.
– БЕЙ ИХ!!! – заорал я что есть мочи и побежал вперёд. От рёва солдат заложило уши, земля за моей спиной тряслась от грузного топота пары сотен ног.
***
– Стража пошла в атаку, – сообщил лучник очевидное, побоявшись ослушаться приказа.
– Молодец, – бесцветным голосом сказала девушка, сидевшая рядом. Неистовые крики стражи были слышны очень даже отчётливо.
Девушка приоткрыла глаза, сощурила их. Карие радужки её глаз вдруг полыхнули ярко-красным. Она скользнула взглядом по стремительно подступавшему отряду. И коротко кивнула сама себе.
– Наступать, – бросила она.
Лучник махнул рукой, и армия убийц бесшумно двинулась навстречу противнику.
– И иди с ними, – немного погодя велела девушка. – Я всё сделаю сама.
Лучник быстро слез с единственного в поле толстого и старого дерева, украдкой облегченно вздохнув, и поспешил к своим.
Небо над полем битвы резко потемнело. Завыл ветер, то развевая, то нежно теребя и потрёпывая мягкие чёрные волосы и донося порой обрывки звуков боя. Засверкали ослепительные молнии, отражаясь в её глазах, загрохотал низкий и мощный гром, вызванный её ласковым шёпотом, и обрушился ливень – впрочем, не настолько сильный, чтобы нельзя было разглядеть битвы. Тёплый. Чтобы капелька, случайно упавшая с какого-нибудь листика за воротник, не морозила, а щекотала, медленно-медленно стекая вниз, заставляя её ёжиться и невольно улыбаться.
Девушка совсем не боялась молний, метивших прямо в несчастный дуб.
Потому что она очень любила дождь.
***
Лязг! Скрежет! Крики! Огромные капли дождя барабанят по стальным доспехам; под ногами хлюпает месиво, бывшее некогда землёй; каждую секунду слышна жуткая музыка смерти: короткие хрипы, стоны, душераздирающие крики боли, хруст сломанных шей и пробитых гортаней, мерзкий звук вхождения ножей и мечей в живую плоть. Бесконечные глухие и звонкие удары – клинками, щитами, кулаками, ногами, локтями, коленями и головами. Треск ломающихся костей и конечностей. Тяжёлое дыхание со всех сторон.
Темно. Всё смешалось. Вода слепит глаза. Не понять, где свой, где чужой. Лишь яркие вспышки молний часто освещают происходящее.
Тяжело дышать. Рука занемела. Доспехи очень потяжелели – то ли от усталости, то ли от воды.
Но я шёл вперёд, потому что нельзя было иначе.
Я рубил, колол, бил наотмашь рукоятью, протыкал почти без разбору. Попасть с первого раза было большой удачей: от моих ударов умело уворачивались и били в ответ. Врагу было куда легче двигаться – им позволяло облачение. Я едва успевал парировать, уклоняться, прикрываться щитом. Иногда – не успевал, но мне каким-то чудом везло: кинжалы врагов скрежетали по кирасе, или перчатке, или едва меня задевали. Несколько раз кто-то старался на мне повиснуть, и я невольно вжимал шею в плечи, понимая, что от ножа это мало поможет. Меня выручали лишь скользкие от дождя латы и парочка дано отработанных навыков сброса захватов, включавшихся сейчас молниеносно, на уровне рефлексов и инстинктов. То и дело я спотыкался об упавших или мёртвых, оскальзывался на истоптанной грязи, едва не падал от случайных или намеренных толчков.
Я не знал, как дела у остальных. Я едва успевал оборачиваться, чтобы посмотреть, как там Ева.
Девочка держалась умницей. Несмотря на то, что она, как я и просил, оставалась сзади, нападали и на неё, и я не успевал за всем уследить. Не знаю, как, но она, казалось, видела куда лучше меня. Реакция её была великолепна. Она ловила доставшихся ей противников на их собственных ударах, ловко вышибала у них оружие, очень многих успевала прирезать ещё до того, как они сами начнут бить. Она была жёсткой, быстрой и решительной. Такой ей не знал даже я.
Я периодически подбадривал себя, из последних сил крича, ревя, рыча как можно громче. Рядом раздавались такие же рыки, и по ним я понимал, сколько нас осталось. С каждым разом мне отвечали всё меньше, реже, слабее. И в один момент я огляделся и понял, что нас – пятерых стражей, Еву и меня – держат в плотном кольце. В бою наступила короткая пауза.
Их было не меньше двадцати. Да, точно. Двадцать против семерых.
***
Девушка с грацией кошки спрыгнула с дерева, приземлившись мягко и совершенно бесшумно. Выпрямилась в полный рост и затихла.
Ждать. Сейчас – только ждать.
Она уже поняла, что её люди проиграли. Среди стражей был очень сильный боец. Сильный не только физически – он был глубоко верующим, и эта вера оберегала его, придавала ему силы.
Девушка вдруг перестала дышать. Аура бойца показалась ей знакомой. Но определить точно было невозможно – сейчас аура была искажена яростью, болью, переживаниями.
Расслабься, сказала она себе. Просто похожа – вот и всё. Ничего больше.
Дождь утих.
Девушка ждала.
***
– Ну, – сказал я тихо, – сукины дети…
Они не шевелились. Готовились ударить внезапно, не иначе.
Я повернулся к Еве. В последний раз.
– Помнишь, ты говорил, что здесь не за что бороться? – негромко спросила она.
Я кивнул, глядя ей в глаза.
Она молчала. И вдруг по её щеке медленно потекла слеза.
– Я должна сказать, Станимир, – прошептала она. – За неделю до наших с тобой приключений я крестилась.
– Что? – уверенный, что ослышался, переспросил я, нагнувшись к самому её лицу.
– Я верующая, Станька, – шепнула Ева. – Теперь – верующая.
Я медленно снял перчатку и осторожно ощупал её шею. И достал крестик на тоненькой цепочке. Русский православный крест.
– Как бы не менялся этот мир, – снова зашептала Ева, – мы с тобой всё еще на нашей земле, Станька. На нашей святой земле.
Я осторожно опустил её крестик на место.
– Будь рядом, – тихо сказал я. – Совсем-совсем рядом.
И я не стал разворачиваться обратно.
А побежал, что было силы, куда смотрел.
Неожиданность сработала. Я прорвал круг, уронив парочку уродов. Ева, умница, не мешкала, и мы оказались с внешней стороны окружения.
– Назад! – резко сказал я. Она поняла. Мы стали отступать лицом к противнику, держа оружие наготове.
Ребята, что остались внутри кольца, сработали безупречно. Они успели прирезать двенадцать сбитых с толку врагов. На нашу долю осталось восемь. И они разъярённо бежали прямо на нас.
А я резко ринулся им навстречу. И даже сшиб одного. Остальные бросились врассыпную.
Отвлекшись на меня всего на долю секунды. Но этого времени хватило, чтобы Ева уже успела убить одного, а я – перерубить горло упавшему. И броситься на остальных.
Ещё не опомнившийся один. Подоспевший второй. И – третий.
А затем я проткнул горло одному из двух, что наступали на Еву. Она с размаху вонзила клинок в сердце второму.
Всё…
Отвернувшись, я в изнеможении опустился на колени, опёршись руками на меч, который воткнул в землю. Через секунду, вспомнив разговор с Евой, меч из земли я вынул. Как же так – Ева, которая столько лет не крестилась принципиально, вдруг обратилась в веру? Конечно, она совсем не была атеисткой, но…
– Ах! – резко вдохнули за спиной.
Я обернулся так порывисто, что заныла шея.
…Она так и осталась с полуоткрытым от удивлённого вдоха ртом… Она смотрела куда-то вдаль… Туда, где ничего не увидел бы я. Верный ей меч выскользнул из ослабевших пальцев и глухо ударился о землю… Через секунду упал и шлем…
Еву осторожно опускала на землю длинноволосая чёрная фигура.
Ева увидела меня… подняла на меня широко открытые глаза, зашевелила губами, приподняла трясущуюся руку…
И уронила её.
Её взгляд замер на мне.
Ева была мертва.
***
Убийца сидела на краю скалы, свесив ноги вниз, совсем рядом с огромным водопадом. Тот низвергался в крупное озеро. Девушка любовалась водой и красивейшим видом, что открывался с выстоы. Была ночь, но с помощью своего любимого заклинания девушка подсветила камни под прозрачной водой нежным синим светом, и получилось завораживающее зрелище.
Она была очень красива. Черты её лица и пропорции фигуры были идеальны. Прямые волосы до плеч не были ни пышными, ни тонкими – золотая середина. Хоть и ощутимо загорелая, но светлая кожа казалась бархатной даже взгляду. Она могла носить любую, абсолютно любую одежду и оставаться писаной красавицей.
Поэтому её ничуть не портило чёрное, как сама ночь, обмундирование: высокие боевые сапоги на толстой подошве, крепкие обтягивающие кожаные штаны, необычный кожаный доспех с длинным рукавом, ладные перчатки с острыми лезвиями по бокам.
Она не носила маски. Единственная из всего клана, она никогда не прятала лицо. Ей было незачем.
И если бы она хоть раз улыбнулась, она бы стала просто безупречна.
Но – нет. Радость покинула её надолго.
Она приходила к этому водопаду каждый вечер. И думала, думала, думала.
Девушка устала сидеть и осторожно опустилась на спину. Она никак не могла выбросить из головы сегодняшнюю сцену убийства. Почему? Ей ведь к ним не привыкать.
Потому что она оставила парня, сказала себе девушка. Потому что она умертвила девчонку, свою давно намеченную жертву, а парня оставила жить. Пожалела? Нет.
Она испугалась.
Она. Его. Испугалась.
Как такое возможно? Она, поднявшая в старейшем клане восстание, совершившая в нём переворот со страшным риском для себя. Она, убившая уже сотни людей. Она, ненавидящая этот мир, не переносящая в нём всё и всех, которой всегда было безразлично, кто перед ней – беззащитная девчушка или капитан элитной императорской стражи.
Она, величайший маг этого мира, могущая всё, что захочет. Испугалась обычного стражника.
Девушка досадливо поморщилась и закрыла глаза. Неважно. Попадётся еще как-нибудь. Главное, что ей удалось умертвить девчонку.
Сквозь закрытые веки ей померещился слабый свет. Открыв глаза, она увидела рядом с собой призрачную фигуру, чьи контуры отливали серебристым свечением. Фигура была прозрачной. Она в точности повторяла внешность девушки, только была одета в длинное платье до самой земли, и что-то подсказывало, что это платье должно быть белого цвета.
– А, это ты… – сказала убийца. – Да, я так и думала, что ты появишься.
Призрачная копия девушки села на край скалы и долго молчала, глядя с обрыва вниз, на озеро. Затем, переведя взгляд на убийцу, тихо спросила:
– Зачем?
– Я поклялась уничтожить здесь всё, – жёстко ответила та, приподнявшись на локтях и глядя на свою копию. – Всё – значит всех. Я ведь уже говорила тебе.
– Я считала, ты одумаешься, – сказала призрачная девушка. – А ты предала саму себя. Убив её, ты убила часть себя.
– Часть меня умерла уже тогда, когда я здесь очутилась… – прошептала убийца. – Я больше ничего не хочу. Как ты этого не поймешь?
– Ты ошибаешься.
– Нет.
– Ты очень ошибаешься. – Призрачная девушка встала, подошла и присела рядом с настоящей. – Ты убила очень многих. Ты предала собственную веру. А в итоге убьёшь сама себя?
– Не твоё дело! – убийца порывисто встала, рассерженно глядя на двойника. – Я решила мстить – и я буду мстить.
– Ты не должна так поступать. – Призрачная копия выпрямилась. – Хватит. Я не позволю.
– Ты? – насмешливо сказала убийца. – Если не помнишь, то мы сражались много раз. Это бесполезно. Ты не сильнее меня, а мне не одолеть тебя. Рано или поздно я добьюсь, чего хочу, и тебе меня не остановить. Если же ты будешь мне мешать, – зло добавила она, – рано или поздно я уничтожу и тебя. Уж смогу, поверь. А насчёт веры – мне теперь совершенно плевать.
Девушки несколько секунд яростно глядели друг другу в глаза.
– Ты зарвалась, – тихо сказала призрак.
Она неожиданно замахнулась, словно стремясь ударить убийцу в живот; но та молниеносно отскочила и успела очертить вокруг себя защиту, прежде чем из раскрытой ладони призрака в неё ударил мощный, упругий, ослепительный луч чистого света. Ответ девушки последовал сразу: огромный, достающий до неба клинок из красного пламени, повелеваемый рукой девушки, устремился к голове призрака. Та прикрыла глаза, стала светиться ярче, и клинок прошёл сквозь неё, не причинив ни малейшего вреда. Убийцу это не обескуражило: призрака накрыло прочной прозрачной оболочкой, которая мгновенно заледенела изнутри, заморозив и призрачную девушку. Убийца держала поток магии, изо всех сил поддерживала и усиливала холод внутри оболочки, но та через пару секунд растаяла и стекла на землю, освободив по-прежнему невредимого двойника. Убийца ударила мощнейшим напором чистой магической энергии, надеясь хотя бы сбить противницу с ног, но та просто смяла в своих руках полотно энергии и отбросила в сторону.
Призрак выстрелила простейшим заклятьем, огненным шаром, но вложила в него очень большую силу. Убийца с трудом отбила его, начиная волноваться. Призрак вдруг повела рукой, и земная кора стремительно ушла вниз, оставив противниц на маленьком островке земли.
Это невозможно!
Призрачная девушка резко опустила руку, и на голову убийцы обрушился страшный удар, которого не выдержала даже её защита. Девушка упала на живот, её буквально вдавило в землю, и она, отчаянно сопротивляясь, пытаясь встать или хотя бы ослабить давление сверху, чувствовала, что силы покидают её.
Этого просто не может быть!
Призрак шевельнула пальцами, и рядом с её беспомощной противницей возникла длинная и тонкая золотая верёвка. Словно живая, она начала ползти по плечам убийцы. Та, вжатая в землю, боролась как могла, но верёвка была неумолима – увёртливая, ловкая, как змея, она вскоре стянула и накрепко связала девушке руки за спиной. Призрак наконец ослабила напор, и девушку перестало вжимать в землю. Она, повернувшись на бок, даже не пыталась освободиться, а жадно хватала ртом воздух, восстанавливая сбитое дыхание, и непонимающе глядела на призрака снизу вверх.
Наконец, отдышавшись, попытавшись заглянуть себе за спину и увидеть связанные руки, она тихо сказала:
– Путы Мерлина… Связанный ими не может применить магию ни в каком виде. Их может вызвать только высший. Такой, как сам Мерлин.
Призрак подошла, села на землю радом со связанной девушкой и кивнула.
– Пробить защиту равного невозможно, – продолжала побеждённая. – А я вышла на максимальный уровень силы, доступный смертному…
– Да, – не стала отрицать призрак.
– Я всё понимаю, ты не смертная… – пробормотала девушка. – Магия Четырёх Стихий… Но ведь ты не должна владеть сильной магией. Ты – призрак.
– Не совсем, – негромко сказала двойник после паузы. – Теперь, надеюсь, ты меня выслушаешь.
Девушка кивнула, неловко перевернувшись на спину.
Призрак, казалось, собиралась с мыслями. Девушка терпеливо ждала, лишь изредка ёрзая и устраивая то и дело затекавшие руки удобнее.
– Я не знаю, почему нас оказалось трое после перехода, – начала наконец призрак. – Это весьма необычный мир. Но думаю, что причина – твоя развитость. Талантливость. Ты можешь быть как славным бойцом, так и великим магом. Вот вас и стало двое. Ты – основная, вторая – твоя копия. А я – третья. Я – наблюдатель. Посланница.
– Чья? – прошептала девушка.
Призрак кивнула.
– Да. Именно. Ты же крещёная… Я должна была оберегать вас обеих.
Девушка почувствовала, как в горле начинает тяжелеть. Она покрепче сжала зубы.
Ангел наблюдала за ней со странной смесью суровости и жалости на лице.
– Он всегда заботится о рабах Своих, – тихо сказала она. – Не надо плевать на веру.
Глаза девушки наполнялись слезами. Она закусила губу.
– Почему же тогда Он оставил меня одну? – прошептала она.
Ангел обняла её за плечи, осторожно усадила рядом с собой и заглянула ей в глаза.
– Не оставил, Ева, – сказала она тихо. – Парень, что был рядом, когда ты убивала её – это Станимир.
Сердце девушки бешено застучалось. Она не выдержала и разрыдалась, уткнувшись в плечо своего Ангела. Та крепко обняла её, давая выплакаться вволю. Сбросить наконец всё пережитое. Всё то, что обрушилось на девушку за столь короткое время.
Ева вдруг резко успокоилась и, отняв голову от плеча Ангела, сказала, всхлипывая:
– Он ве-ведь… Он думает, что я… я ме-мертва!.. Надо быстре-рей…
Ангел кивнула, глядя на неё.
– Есть только один путь, – тихо сказала она. – Ты многое натворила. После очищения ты останешься одна. У тебя будут мои силы… Ты станешь и собой, и мной. Но тебе придётся полагаться только на себя.
Помолчав, Ангел шепнула:
– Я всё равно буду в тебе. Я тебя не оставлю.
Ева прижалась к своей Хранительнице в последний раз.
Ангел осторожно отняла девушку от себя и прошептала:
– Готова?
– Да, – сказала Ева, выпрямившись и глубоко вздохнув. – Да.
Ангел приблизилась к ней вплотную… и вошла прямо в неё.
Ева потеряла сознание, мягко опустилась на спину. Через несколько секунд она открыла глаза.
Что такое Путы Мерлина для Абсолютного Мага?
Золотая верёвка мягко сползла с запястий на землю.
Ева повернулась спиной к давно зашедшему солнцу и опустилась на колени. Несколько минут она что-то шептала, крестилась и припадала к земле. Всё это время из её глаз не переставая текли слёзы.
Потом Ева встала и медленно повернулась, прикрыв глаза. Вот он. Он там.
Надо было спешить. Всё ещё всхлипывая и вытирая влажные глаза, Ева быстро пошла к спуску со скалы.
