Кровь на снегу
После памятных событий Кровавой Луны я позволила себе небольшую передышку. Мне был нужен этот снег, ленивое потрескивание дров в камине и приглушенный вой метели за окном. Я валялась на медвежьих шкурах с кубком флинна и занимательным фолиантом, терзала лютню, вспоминая старые мелодии. На самом деле старые – их не помнил никто из живых, а боги – не в счет. Любовалась невесомыми зимними рассветами, когда мир еще неясен и робок, а холодно отстраненное солнце восходит в безнадежно выстывшее небо. Запрокинув лицо, ловила крупные белые хлопья, кружащиеся в неспешном старинном танце. Бродила под сенью разлапистых нелюдимых елей, вслушиваясь, как под моими ногами скрипит снег, а вдали воют обезумевшие от лютой зимы волки.
Время от времени какая-нибудь стая решала, что я подходящая добыча и тогда снег окрашивался кровью. В тот раз смотреть на искореженные тела несчастных созданий, не осознававших, что у них нет против меня ни единого шанса, почему-то оказалось невыносимо. Я с ожесточением стирала с себя кровь, зачерпывая ладонью рассыпчатую снежную массу и наблюдая, как ее девственная белизна сменяется изысканным кармином. Застарелая тоска накатила на меня стылой волной, и, охваченная тягостными мыслями, я застыла в болезненном оцепенении.
Я ношу с собой смерть, словно знатная леди – запах изысканных духов. Нападая и защищаясь. Считая, что у меня нет выбора, или вмешиваясь в события по собственной воле. Желая спасти или покарать. Каждый раз я привожу мою неизменную спутницу… Боюсь, что Мефала числит меня среди своих любимцев, и даже не хочу знать, что об этом думает Азура.
После гибели вождя скаалов что-то надломилось внутри меня. Что-то отвратительно неправильное чудилось мне в этой смерти, как будто я убила в недрах лабиринта не проклятого отступника, а частицу себя. Это было глупо и нелепо. Торстен сам сделал свой выбор, поддавшись губительному искушению могущества и безнаказанности. Скольким членам племени отступничество вождя стоило жизни? Сколько погибло бы после, останься он в живых?
Любила ли я его? Можно ли то болезненное чувство, скорее порождение первобытных инстинктов, чем родство духа назвать любовью? Кариус доказал мне, что нет. Однако Торстен был моим первым мужчиной. Его не пугала ни я, ни силы, которые стояли за моей спиной. Подвела ли его самонадеянность или ему просто неоткуда было догадаться? Я-то знала, какой страшной противоестественной тварью являюсь на самом деле: его убийство лишь меньший из моих нынешних и будущих грехов. Но откуда было знать ему?
Быть может, дело было и не в нем самом. А в том, что в этой жизни я опять убила человека, который был мне дорог. Только если сейчас я убила любовника, то тогда – друга…
Не знаю, сколько я простояла так. Помню лишь упавшую на землю тень, заставившую меня очнуться. Я умудрилась не услышать приближения одной из хозяйствующих вдоль реки ватаги лихих ребят. Похоже, что те, вопреки здравому смыслу, обрадовались нежданной встрече. Ну откуда, откуда у людей столько дурости? Неужели залитая кровью и покрытая искореженными трупами зверей поляна не послужила достаточным предупреждением?! С тихим вздохом я плавно поднялась на ноги.
– Помедленнее крошка, без резких движений! – раздался резкий окрик откуда-то сзади и слева. Скрип натягиваемого арбалета весомо подкрепил прозвучавший приказ.
Где-то я уже это слышала и, боюсь, неоднократно. Может, стоит в следующий раз одного оставить в живых, чтобы по тавернам страшные байки травил, – вдруг поостерегутся?
Послушно подняв руки, так как вытягивать из-за спины Крушитель в таком положении будет даже удобнее, я медленно развернулась лицом к говорящему. «По-случайности» выбрав большую дугу, я выяснила состав окружившей меня банды. Арбалетчика было два. Еще один разбойник явно баловался чем-то метательным. Остальные сжимали в руках колюще-режущие приспособления, которые только в подобной глуши по какому-то недоразумению называли оружием.
Если бы не арбалетчики, причин медлить не было бы. Но неприятная перспектива вытаскивать из себя арбалетные болты, выплевывая на снег собственные легкие, удерживала меня от непродуманных действий.
– Смотри, Трол! Какая аппетитная пташка попалась в наши крепкие объятия, – выдал дежурную реплику тот из арбалетчиков, что стоял справа, полускрытый стволом дерева. По сценарию, я должна была перевести на него взгляд, позволяя его подельникам выиграть несколько мгновений, за которые те успели бы скрутить свою добычу.
– Хороша, ничего не скажешь, – с глумливой усмешкой отозвался здоровяк, видимо, являющийся вожаком.
– Интересно, а будь я мужиком, вы б то же самое говорили? Или сценарий все-таки меняется? – отозвалась я.
– Зря дерзишь, – уже гораздо более холодно отозвался глава шайки. – В твоих интересах сохранить нам хорошее настроение. А то, сама понимаешь, тебе же его и поднимать придется.
– Твое «настроение»? Не уверена, что это вообще возможно. Боюсь, оно не поднималось слишком давно. А с пользой так и вовсе никогда.
Теперь он уже не ухмылялся, буравя меня злым взглядом. Хорошо. Больше шансов, что они постараются взять меня живой и невредимой. А стоит им ко мне приблизиться, и вероятность получить стрелу существенно снизится.
Не стоило столько времени предаваться самобичеванию. Потому что внезапно я услышала, как голос Торстена вкрадчиво шепнул мне: «Зачем ты якшаешься с этим отродьем? Позволь им узнать, что такое твой гнев…» И еще: «Отпусти себя!»
Я вздрогнула от неожиданности, столь реальным казалось присутствие Волчьего Сердца. Разумеется, мое движение не осталось незамеченным.
– Пташка-то не столь самоуверенна, как хочет казаться, — заметил тот арбалетчик, который первым подал голос.
– Это она от предвкушения наших объятий, – заржал вооруженный каким-то ржавым тесаком громила с обезображенной чьим-то удачным ударом физиономией.
«Ну же… Покажи им того-кто-живет-внутри-тебя. Позволь им заглянуть в истинное лицо смерти».
Тяжелое кольцо черненого серебра с изображением волчьей головы, красовавшееся сейчас на моей левой руке, явственно налилось тяжестью. Я сняла его с безжизненной руки Торстена, когда смерть вернула скаалу человеческие черты. Возможно, это было моей ошибкой.
Должно быть, Охотник в эту минуту издает злорадный смешок, потому что в следующую мир сходит с ума. Багровая пелена застилает мне глаза. На уши наваливается оглушительная волна звуков, дробной капелью рассыпающаяся на составные части, и я немедленно различаю, как позвякивают метательные ножи за пазухой одного из бандитов, как тяжело сопит другой, и даже как дерутся спригган с фалмером где-то вдалеке. В нос ударяет резкий металлический запах. Я удивленно смаргиваю. И ошеломленный мозг с мучительной задержкой отыскивает его название. Кровь!
Бандиты со слаженным вскриком отшатываются. С противным щелканьем разряжаются арбалеты, но хищно взвизгнувшие болты не находят свою цель. Я слишком быстра для них. Трол, или как там звали главаря, падает на землю с разорванным горлом, а с моих клыков соскальзывают первые капли крови. Во внезапно заливших всю радужку зрачках своей жертвы я успеваю заметить отражение чудовищной твари с вздыбленной шерстью и горящими глазами. Следующим атакую изрядно попортившего мне нервы арбалетчика. Он успевает вскинуть руку, но доспех не мешает мне располосовать ее до кости. Остальные в панике ломятся кто куда, даже не помышляя о сопротивлении. Я отпрыгиваю от раненого. Повредить мне он уже не сможет и далеко не уйдет. Следует разобраться с оставшимися. Мне ни к чему свидетели.
Догнать и добить охваченных паникой беглецов не составляет труда. Я действительно очень быстра, а бегущая одинокая жертва – куда более легкая добыча, чем ощетинившийся мечами отряд. Не измени им мужество, и исход схватки был бы гораздо более непредсказуемым. Расправившись с последним, я неторопливой трусцой возвращаюсь на поляну.
Как раз вовремя: тело главаря сотрясает последняя конвульсия. Мной внезапно завладевает невыносимый голод. Я забываю обо всем, кроме горячих свежих внутренностей, находящихся у меня прямо под носом. Увы, до мягкого податливого нутра еще надо добраться – пока мне здорово мешает нацепленная этим неудачником кольчуга. Ничего. Один хороший рывок и от кольчуги остаются одни воспоминания. Все-таки мои клыки – серьезная штука. Еще одно движение и вывалившиеся на снег внутренности жемчужно блестят на солнце. Восхитительная, ароматная, аппетитная печень непреодолимо манит меня, и я не могу противостоять сводящему меня с ума всепоглощающему, чудовищному в своей ирреальности голоду.
Но укусить я не успеваю…
… В здешних подземельях царит гнусный полумрак, в котором сонно колышутся маслянистые круги света от вонюче чадящих факелов. Червями извивающиеся узоры на стенах вызывают тошноту. Как приверженцы кровавых культов даэдра способны выдерживать многочасовые ритуалы в столь омерзительной обстановке, до сих пор оставалось для меня загадкой. Ощутимо смердит падалью. Неужели ни у одного из адептов Молаг Бала здешняя атмосфера не вызывает хотя бы слабенького приступа тошноты? Завидная выдержка. Или полная атрофия брезгливости. Спасибо ласковым рукам Лекси, наложенное ею заклинание худо-бедно удерживает в повиновении желудок.
– Мой лорд! Я слышу эхо творящихся чар, – взволнованно доложил Вив. Расцветка парня явственно напоминает окраску даэдрота. Слишком юн еще Вивек для подобных мест. Впрочем, в качестве жертв сюда попадали и много моложе.
Ритуал начат, а из этого следует, что для несчастной Кейл’лин мы непоправимо опоздали. Жаль девушку, пусть она была лишь одной из многих, ежедневно умирающих на кровавых алтарях нечестивых лордов даэдра. Я знаю, что где-то за моей спиной у одного яростно вцепившегося в хитиновый меч юноши по лицу стекают обжигающие слезы. Его возлюбленная теперь все равно, что мертва и единственное, чем мы можем ей теперь помочь – это прекратить нестерпимые мучения, которым, не будь нас здесь, суждено было бы продлиться долго, очень долго. Самого парнишку, нелепо выглядящего в своем убогом доспехе среди моих солдат, удержать на поверхности не удалось. Оставлять снаружи ради этого кого-то из отряда я не стал, а уговоры в подобных случаях бесполезны.
Мой отряд слаженно расчищает себе дорогу к святилищу. Длинные извилистые коридоры, полные темных ниш и тупиков, кишат низшими даэдрами. Кого только тут нет. И мелкие вонючие скампы, жадные до человечины. И плюющиеся огнем алчущие. Даэдроты с усеянной сотнями игольчато-острых зубов пастью. Лязгающие доспехами дреморы, чье оружие рассекает даже самый прочный доспех, словно масло.
Между сражающимися всполошено носятся разрушительные заклинания. Торопливо вспыхивают исцеляющие. Напряженно гудят магические щиты. В такой тесноте луки бесполезны и большая часть моего отряда положилась на клинки. Только Вив осторожно держится поодаль от смертоносного переплетения клинков и когтей, методично отправляя в полет свои не менее убийственные дротики. Каждое попадание, а мой лейтенант, похоже, просто не умеет промахиваться, уменьшает количество врагов ровно на одну единицу. Не зря он постоянно колдует над своими ядами, забывая за этим занятием еду и сон.
Языки огня яростно пляшут на лезвии Истинного Пламени, создавая впечатление, будто моему клинку это место тоже не по нутру. Едва я успел развалить на две неровные половинки подвернувшегося даэдрота, как слева раздались предупреждающие возгласы. Один короткий взгляд, и я ломлюсь через строй своих воинов, разметая их в стороны, словно ворох сухих листьев… Потому что я должен, обязан успеть встать между ними и живой смертью. Потому что там, в отчаянной попытке выиграть лишние мгновения для остальных, двое моих солдат преградили путь золотой святоше. Точнее один из моих и тот глупый, юный, беззащитный мальчишка, чья невеста сейчас умирает под пыткой от рук здешних палачей.
С сухим треском разлетается щит. Сила удара такова, что солдат падает на колени. Вторым взмахом святоша должна прикончить несчастного, но тут вмешивается навязавший нам свое общество юноша. Смешно. Если даже моим облаченным в эбонит воинам эта тварь не по зубам, то что может сделать этот парнишка в своем почти несуществующем доспехе? Оказалось, многое. С недосягаемой для тяжелодоспешника ловкостью он поднырнул под удар, направив свой клинок твари в горло, одно из немногих ее уязвимых мест. Серьезно не задел, но вынудил переключиться на нового противника, выгадав для напарника несколько секунд жизни. Того за отыгранное у судьбы время успевают оттащить, но святоша просто сметает ударом щита нахального юнца… И тут, наконец, в игру вступаю я.
Воины спешно раздаются в сторону, спеша освободить место для схватки, и мы начинаем неторопливый танец. Взгляд даэдры вспыхивает радостью, – скорее всего, именно за моей головой ее и прислали. Что ж, дадим девочке шанс исполнить волю Молаг Бала. Имея дело с даэдра легко забыть, что они наделены даром речи, а их разум, пусть и отличающийся от нашего, уж точно ему не уступает. Вот и эта до разговоров с жалким смертным не опускается. Зачем? Я – пусть и опасная, но всего лишь еда.
Пока длится наша схватка, движение отряда вглубь катакомб остановлено. А потому медлить в ожидании, пока тварь совершит роковую ошибку, мне нельзя. Мы мечемся по узкой площадке подобно паре сошедших с ума теней. Мой меч оставляет в воздухе долгие сияющие полосы, как у уличных плясунов, танцующих с огнем. Причудливо скачут блики по сверкающему телу золотой святоши. Она похожа на ожившую статую. Ни вздоха, ни всхрипа, ни выступившей на лбу испарины. В силе и выносливости мне с ней не спорить, поэтому я делаю ставку на скорость. Выполняю на пределе своих возможностей серию ударов и финтов. Быстрей. Еще быстрей… Безумный каскад завершается финальным выпадом. Есть! Я мечу в горло, и удар находит на губительный миг замешкавшуюся цель. Святоша оказывается пригвожденной к узорчатой колонне. Я, на время обезоруженный, делаю шаг назад, и меня оттесняют мои воины, спешащие добить опасного врага. Их опережает лиловый сгусток брошенного заклятья.
В результате этой схватки у меня левая рука повисла плетью, рассечено бедро и несколько поверхностных ран на корпусе. Могло быть и хуже. Но в этот раз мне повезло. Альмалексия бросается ко мне, чтобы наложить заклинание исцеления. Сота Сил с выражением глубочайшего удовлетворения прячет в складках мантии камень со свежепойманной душой.
– Мальчишка? – с трудом хриплю я, и Вивек опрометью несется выяснять, как дорого обошелся парню проявленный героизм.
Мой лейтенант возвращается веселый. Храбрец отделался легкой контузией и переломом нескольких ребер, но последнее успели подлечить, а остальное пройдет само собой через пару недель. Я удовлетворенно киваю. Рад за парня, к тому же у меня на него теперь есть планы. Не без труда поднимаюсь на ноги, мягко отстранив пытающуюся удержать меня Лекси.
Через минуту мы снова в боевом порядке.
Святилище встречает нас грозно нависшей над залом статуей нечестивого повелителя даэдра, омерзительной трупной вонью, смешанной с едким запахом каких-то снадобий и враждебно настроенными культистами. Вдобавок, к толпе смертных служителей принца даэдра примешалось несколько даэдр. К счастью, святош среди них нет.
Мои люди вымотаны за время пути через катакомбы, но этих сметают со своего пути, словно кегли. Лишь с парочкой повелителей дремор приходится повозиться. Я со своими лейтенантами, не отвлекаясь на такую мелочь, как рядовые адепты, прорываюсь к алтарю. Тут собралась добыча поопаснее: верховный жрец Молаг Бала и двое его приближенных. Все трое – могущественные колдуны, не брезгующие самыми грязными чарами. И сейчас, после начала ритуала жертвоприношения, они на пике своего могущества. Множество меньших святилищ пришлось посетить, прежде чем я смог добраться до этой троицы. Пройденный путь стоил жизни многим моим товарищам, и теперь я просто не имею права потерпеть поражение.
Слышу отчаянный вскрик лишь немного отставшего от нас мальчишки и только теперь натыкаюсь взглядом на алтарь, на котором лежит уже выпотрошенная жертва. Аккуратно разложенные вокруг ее тела внутренности жемчужно поблескивают. Вокруг него какое-то нереально количество крови, хуже, чем в мясницкой. Разве может из одной девчонки вылиться столько крови? И тут я встречаюсь с взглядом пронзительно синих, слишком ясных для находящегося в смертной муке существа глаз. И с ужасом понимаю, что девушка до сих пор находится в полном сознании.
И это последнее, что я помню.
Прихожу в себя уже у алтаря, сжимающим стремительно холодеющие пальцы. Девушка мертва. Разумеется. Ведь по эту сторону ее удерживали только заклинания жрецов. А где, собственно, они? Ах да… Я их уже убил. Прямо у моих ног лежит обезглавленный труп первого. Второму я, кажется, сначала отрубил руку. А третьего просто развалил на две половинки рубящим ударом от плеча до паха. Сопротивлялись они при этом или нет, не помню. Ловлю ошеломление на лицах своих лейтенантов. И, похоже, страх. Они даже не успели вмешаться. Мне кажется, или Соти несколько сбледнул с лица? Что ж, скоропостижная гибель троих наиболее могущественных магов избавит его от излишней самоуверенности.
На тело погибшей кто-то успел набросить плащ. Ах да, это я. Между номером первым и номером вторым. Девушка теперь кажется спящей. Юноша, похоже, обратился в камень, застыв мраморным изваянием. Он не в силах подойти к тому, что еще минуту назад было его возлюбленной. Ну и не надо. Пусть помнит ее живой. Повелительным жестом отправляю топчущихся без дела Лекси и Вива присмотреть за бедолагой. Парень проявил завидную выдержку и достойную восхищения отвагу, чтобы я оставил его на произвол судьбы справляться в одиночку со своим горем.
Я отпускаю безжизненные пальцы…
… Мое тело выламывает чудовищная судорога, и я изо всех сил рвусь из тисков сковавшего меня заклятия. И сеть Гирциновых чар поддается. Я выламываюсь из ловушки, пока моя ладонь еще хранит уходящее тепло жестоко замученной девушки. Судорожно вскакиваю на уже человеческие ноги, делаю несколько неверных шагов подальше от запаха крови и смерти и валюсь лицом прямо в снег, совершенно обессиленная столь грубой трансформацией, которая еще долго будет аукаться истерзанному телу. Сил шевелиться уже не осталось.
Шорох за спиной напоминает мне о том, что я забыла о раненном разбойнике. Я успеваю лишь подняться на колени, как мне в спину ударяет арбалетный болт. Привычно валюсь в успевший стать родным сугроб. У меня вышибает дух, а в груди поселяется адская боль. Пытаюсь встать и с ужасом осознаю, что тело отказывается подчиняться. Великолепно! Только сейчас до меня доходит, что вся моя одежда и оружие остались там, где меня настигла первая трансформация. Каким образом такое возможно, я не имела представления, впрочем, это было и не важно. А вот погибнуть от руки какого-то налетчика, сумев вырваться из ловушки Гирцина – глупо, нелепо и позорно. К тому же у меня еще остались здесь долги. Второй раз подвести всех своей несвоевременной кончиной я просто не имею права. Каким-то чудом успеваю откатиться в сторону, и второй болт вонзается в землю. Поднимаюсь.
Оставленный в живых арбалетчик, оказывается, успел подлечиться запасенным зельем исцеления и теперь, смертельно бледный, но спокойный, заряжал третий болт. Надо же, все же среди этого сброда нашелся хоть один с сердцем мужчины, а не зайца. И все же он не успеет. Заряжать арбалет долго, и я задаюсь вопросом, откуда взялся второй выстрел. Ага, добрался до убитого товарища, зарядил оба арбалета и после этого уже начал атаковать. Не глуп. Я приближаюсь к нему, ожидая, когда у того сдадут нервы. Не сдали. Некоторое время мы играем в гляделки, и я зачем-то даю ему время на третий выстрел. Сомнение мелькает в его глазах, но все же он спускает крючок. На этот раз выстрел не заставил меня даже шелохнуться. Не спрашивайте меня, почему. Не спрашивайте, как. Я протягиваю руку, и он застывает, парализованный.
Осталось только забрать вещи и перенестись в Форт.
Время от времени какая-нибудь стая решала, что я подходящая добыча и тогда снег окрашивался кровью. В тот раз смотреть на искореженные тела несчастных созданий, не осознававших, что у них нет против меня ни единого шанса, почему-то оказалось невыносимо. Я с ожесточением стирала с себя кровь, зачерпывая ладонью рассыпчатую снежную массу и наблюдая, как ее девственная белизна сменяется изысканным кармином. Застарелая тоска накатила на меня стылой волной, и, охваченная тягостными мыслями, я застыла в болезненном оцепенении.
Я ношу с собой смерть, словно знатная леди – запах изысканных духов. Нападая и защищаясь. Считая, что у меня нет выбора, или вмешиваясь в события по собственной воле. Желая спасти или покарать. Каждый раз я привожу мою неизменную спутницу… Боюсь, что Мефала числит меня среди своих любимцев, и даже не хочу знать, что об этом думает Азура.
После гибели вождя скаалов что-то надломилось внутри меня. Что-то отвратительно неправильное чудилось мне в этой смерти, как будто я убила в недрах лабиринта не проклятого отступника, а частицу себя. Это было глупо и нелепо. Торстен сам сделал свой выбор, поддавшись губительному искушению могущества и безнаказанности. Скольким членам племени отступничество вождя стоило жизни? Сколько погибло бы после, останься он в живых?
Любила ли я его? Можно ли то болезненное чувство, скорее порождение первобытных инстинктов, чем родство духа назвать любовью? Кариус доказал мне, что нет. Однако Торстен был моим первым мужчиной. Его не пугала ни я, ни силы, которые стояли за моей спиной. Подвела ли его самонадеянность или ему просто неоткуда было догадаться? Я-то знала, какой страшной противоестественной тварью являюсь на самом деле: его убийство лишь меньший из моих нынешних и будущих грехов. Но откуда было знать ему?
Быть может, дело было и не в нем самом. А в том, что в этой жизни я опять убила человека, который был мне дорог. Только если сейчас я убила любовника, то тогда – друга…
Не знаю, сколько я простояла так. Помню лишь упавшую на землю тень, заставившую меня очнуться. Я умудрилась не услышать приближения одной из хозяйствующих вдоль реки ватаги лихих ребят. Похоже, что те, вопреки здравому смыслу, обрадовались нежданной встрече. Ну откуда, откуда у людей столько дурости? Неужели залитая кровью и покрытая искореженными трупами зверей поляна не послужила достаточным предупреждением?! С тихим вздохом я плавно поднялась на ноги.
– Помедленнее крошка, без резких движений! – раздался резкий окрик откуда-то сзади и слева. Скрип натягиваемого арбалета весомо подкрепил прозвучавший приказ.
Где-то я уже это слышала и, боюсь, неоднократно. Может, стоит в следующий раз одного оставить в живых, чтобы по тавернам страшные байки травил, – вдруг поостерегутся?
Послушно подняв руки, так как вытягивать из-за спины Крушитель в таком положении будет даже удобнее, я медленно развернулась лицом к говорящему. «По-случайности» выбрав большую дугу, я выяснила состав окружившей меня банды. Арбалетчика было два. Еще один разбойник явно баловался чем-то метательным. Остальные сжимали в руках колюще-режущие приспособления, которые только в подобной глуши по какому-то недоразумению называли оружием.
Если бы не арбалетчики, причин медлить не было бы. Но неприятная перспектива вытаскивать из себя арбалетные болты, выплевывая на снег собственные легкие, удерживала меня от непродуманных действий.
– Смотри, Трол! Какая аппетитная пташка попалась в наши крепкие объятия, – выдал дежурную реплику тот из арбалетчиков, что стоял справа, полускрытый стволом дерева. По сценарию, я должна была перевести на него взгляд, позволяя его подельникам выиграть несколько мгновений, за которые те успели бы скрутить свою добычу.
– Хороша, ничего не скажешь, – с глумливой усмешкой отозвался здоровяк, видимо, являющийся вожаком.
– Интересно, а будь я мужиком, вы б то же самое говорили? Или сценарий все-таки меняется? – отозвалась я.
– Зря дерзишь, – уже гораздо более холодно отозвался глава шайки. – В твоих интересах сохранить нам хорошее настроение. А то, сама понимаешь, тебе же его и поднимать придется.
– Твое «настроение»? Не уверена, что это вообще возможно. Боюсь, оно не поднималось слишком давно. А с пользой так и вовсе никогда.
Теперь он уже не ухмылялся, буравя меня злым взглядом. Хорошо. Больше шансов, что они постараются взять меня живой и невредимой. А стоит им ко мне приблизиться, и вероятность получить стрелу существенно снизится.
Не стоило столько времени предаваться самобичеванию. Потому что внезапно я услышала, как голос Торстена вкрадчиво шепнул мне: «Зачем ты якшаешься с этим отродьем? Позволь им узнать, что такое твой гнев…» И еще: «Отпусти себя!»
Я вздрогнула от неожиданности, столь реальным казалось присутствие Волчьего Сердца. Разумеется, мое движение не осталось незамеченным.
– Пташка-то не столь самоуверенна, как хочет казаться, — заметил тот арбалетчик, который первым подал голос.
– Это она от предвкушения наших объятий, – заржал вооруженный каким-то ржавым тесаком громила с обезображенной чьим-то удачным ударом физиономией.
«Ну же… Покажи им того-кто-живет-внутри-тебя. Позволь им заглянуть в истинное лицо смерти».
Тяжелое кольцо черненого серебра с изображением волчьей головы, красовавшееся сейчас на моей левой руке, явственно налилось тяжестью. Я сняла его с безжизненной руки Торстена, когда смерть вернула скаалу человеческие черты. Возможно, это было моей ошибкой.
Должно быть, Охотник в эту минуту издает злорадный смешок, потому что в следующую мир сходит с ума. Багровая пелена застилает мне глаза. На уши наваливается оглушительная волна звуков, дробной капелью рассыпающаяся на составные части, и я немедленно различаю, как позвякивают метательные ножи за пазухой одного из бандитов, как тяжело сопит другой, и даже как дерутся спригган с фалмером где-то вдалеке. В нос ударяет резкий металлический запах. Я удивленно смаргиваю. И ошеломленный мозг с мучительной задержкой отыскивает его название. Кровь!
Бандиты со слаженным вскриком отшатываются. С противным щелканьем разряжаются арбалеты, но хищно взвизгнувшие болты не находят свою цель. Я слишком быстра для них. Трол, или как там звали главаря, падает на землю с разорванным горлом, а с моих клыков соскальзывают первые капли крови. Во внезапно заливших всю радужку зрачках своей жертвы я успеваю заметить отражение чудовищной твари с вздыбленной шерстью и горящими глазами. Следующим атакую изрядно попортившего мне нервы арбалетчика. Он успевает вскинуть руку, но доспех не мешает мне располосовать ее до кости. Остальные в панике ломятся кто куда, даже не помышляя о сопротивлении. Я отпрыгиваю от раненого. Повредить мне он уже не сможет и далеко не уйдет. Следует разобраться с оставшимися. Мне ни к чему свидетели.
Догнать и добить охваченных паникой беглецов не составляет труда. Я действительно очень быстра, а бегущая одинокая жертва – куда более легкая добыча, чем ощетинившийся мечами отряд. Не измени им мужество, и исход схватки был бы гораздо более непредсказуемым. Расправившись с последним, я неторопливой трусцой возвращаюсь на поляну.
Как раз вовремя: тело главаря сотрясает последняя конвульсия. Мной внезапно завладевает невыносимый голод. Я забываю обо всем, кроме горячих свежих внутренностей, находящихся у меня прямо под носом. Увы, до мягкого податливого нутра еще надо добраться – пока мне здорово мешает нацепленная этим неудачником кольчуга. Ничего. Один хороший рывок и от кольчуги остаются одни воспоминания. Все-таки мои клыки – серьезная штука. Еще одно движение и вывалившиеся на снег внутренности жемчужно блестят на солнце. Восхитительная, ароматная, аппетитная печень непреодолимо манит меня, и я не могу противостоять сводящему меня с ума всепоглощающему, чудовищному в своей ирреальности голоду.
Но укусить я не успеваю…
… В здешних подземельях царит гнусный полумрак, в котором сонно колышутся маслянистые круги света от вонюче чадящих факелов. Червями извивающиеся узоры на стенах вызывают тошноту. Как приверженцы кровавых культов даэдра способны выдерживать многочасовые ритуалы в столь омерзительной обстановке, до сих пор оставалось для меня загадкой. Ощутимо смердит падалью. Неужели ни у одного из адептов Молаг Бала здешняя атмосфера не вызывает хотя бы слабенького приступа тошноты? Завидная выдержка. Или полная атрофия брезгливости. Спасибо ласковым рукам Лекси, наложенное ею заклинание худо-бедно удерживает в повиновении желудок.
– Мой лорд! Я слышу эхо творящихся чар, – взволнованно доложил Вив. Расцветка парня явственно напоминает окраску даэдрота. Слишком юн еще Вивек для подобных мест. Впрочем, в качестве жертв сюда попадали и много моложе.
Ритуал начат, а из этого следует, что для несчастной Кейл’лин мы непоправимо опоздали. Жаль девушку, пусть она была лишь одной из многих, ежедневно умирающих на кровавых алтарях нечестивых лордов даэдра. Я знаю, что где-то за моей спиной у одного яростно вцепившегося в хитиновый меч юноши по лицу стекают обжигающие слезы. Его возлюбленная теперь все равно, что мертва и единственное, чем мы можем ей теперь помочь – это прекратить нестерпимые мучения, которым, не будь нас здесь, суждено было бы продлиться долго, очень долго. Самого парнишку, нелепо выглядящего в своем убогом доспехе среди моих солдат, удержать на поверхности не удалось. Оставлять снаружи ради этого кого-то из отряда я не стал, а уговоры в подобных случаях бесполезны.
Мой отряд слаженно расчищает себе дорогу к святилищу. Длинные извилистые коридоры, полные темных ниш и тупиков, кишат низшими даэдрами. Кого только тут нет. И мелкие вонючие скампы, жадные до человечины. И плюющиеся огнем алчущие. Даэдроты с усеянной сотнями игольчато-острых зубов пастью. Лязгающие доспехами дреморы, чье оружие рассекает даже самый прочный доспех, словно масло.
Между сражающимися всполошено носятся разрушительные заклинания. Торопливо вспыхивают исцеляющие. Напряженно гудят магические щиты. В такой тесноте луки бесполезны и большая часть моего отряда положилась на клинки. Только Вив осторожно держится поодаль от смертоносного переплетения клинков и когтей, методично отправляя в полет свои не менее убийственные дротики. Каждое попадание, а мой лейтенант, похоже, просто не умеет промахиваться, уменьшает количество врагов ровно на одну единицу. Не зря он постоянно колдует над своими ядами, забывая за этим занятием еду и сон.
Языки огня яростно пляшут на лезвии Истинного Пламени, создавая впечатление, будто моему клинку это место тоже не по нутру. Едва я успел развалить на две неровные половинки подвернувшегося даэдрота, как слева раздались предупреждающие возгласы. Один короткий взгляд, и я ломлюсь через строй своих воинов, разметая их в стороны, словно ворох сухих листьев… Потому что я должен, обязан успеть встать между ними и живой смертью. Потому что там, в отчаянной попытке выиграть лишние мгновения для остальных, двое моих солдат преградили путь золотой святоше. Точнее один из моих и тот глупый, юный, беззащитный мальчишка, чья невеста сейчас умирает под пыткой от рук здешних палачей.
С сухим треском разлетается щит. Сила удара такова, что солдат падает на колени. Вторым взмахом святоша должна прикончить несчастного, но тут вмешивается навязавший нам свое общество юноша. Смешно. Если даже моим облаченным в эбонит воинам эта тварь не по зубам, то что может сделать этот парнишка в своем почти несуществующем доспехе? Оказалось, многое. С недосягаемой для тяжелодоспешника ловкостью он поднырнул под удар, направив свой клинок твари в горло, одно из немногих ее уязвимых мест. Серьезно не задел, но вынудил переключиться на нового противника, выгадав для напарника несколько секунд жизни. Того за отыгранное у судьбы время успевают оттащить, но святоша просто сметает ударом щита нахального юнца… И тут, наконец, в игру вступаю я.
Воины спешно раздаются в сторону, спеша освободить место для схватки, и мы начинаем неторопливый танец. Взгляд даэдры вспыхивает радостью, – скорее всего, именно за моей головой ее и прислали. Что ж, дадим девочке шанс исполнить волю Молаг Бала. Имея дело с даэдра легко забыть, что они наделены даром речи, а их разум, пусть и отличающийся от нашего, уж точно ему не уступает. Вот и эта до разговоров с жалким смертным не опускается. Зачем? Я – пусть и опасная, но всего лишь еда.
Пока длится наша схватка, движение отряда вглубь катакомб остановлено. А потому медлить в ожидании, пока тварь совершит роковую ошибку, мне нельзя. Мы мечемся по узкой площадке подобно паре сошедших с ума теней. Мой меч оставляет в воздухе долгие сияющие полосы, как у уличных плясунов, танцующих с огнем. Причудливо скачут блики по сверкающему телу золотой святоши. Она похожа на ожившую статую. Ни вздоха, ни всхрипа, ни выступившей на лбу испарины. В силе и выносливости мне с ней не спорить, поэтому я делаю ставку на скорость. Выполняю на пределе своих возможностей серию ударов и финтов. Быстрей. Еще быстрей… Безумный каскад завершается финальным выпадом. Есть! Я мечу в горло, и удар находит на губительный миг замешкавшуюся цель. Святоша оказывается пригвожденной к узорчатой колонне. Я, на время обезоруженный, делаю шаг назад, и меня оттесняют мои воины, спешащие добить опасного врага. Их опережает лиловый сгусток брошенного заклятья.
В результате этой схватки у меня левая рука повисла плетью, рассечено бедро и несколько поверхностных ран на корпусе. Могло быть и хуже. Но в этот раз мне повезло. Альмалексия бросается ко мне, чтобы наложить заклинание исцеления. Сота Сил с выражением глубочайшего удовлетворения прячет в складках мантии камень со свежепойманной душой.
– Мальчишка? – с трудом хриплю я, и Вивек опрометью несется выяснять, как дорого обошелся парню проявленный героизм.
Мой лейтенант возвращается веселый. Храбрец отделался легкой контузией и переломом нескольких ребер, но последнее успели подлечить, а остальное пройдет само собой через пару недель. Я удовлетворенно киваю. Рад за парня, к тому же у меня на него теперь есть планы. Не без труда поднимаюсь на ноги, мягко отстранив пытающуюся удержать меня Лекси.
Через минуту мы снова в боевом порядке.
Святилище встречает нас грозно нависшей над залом статуей нечестивого повелителя даэдра, омерзительной трупной вонью, смешанной с едким запахом каких-то снадобий и враждебно настроенными культистами. Вдобавок, к толпе смертных служителей принца даэдра примешалось несколько даэдр. К счастью, святош среди них нет.
Мои люди вымотаны за время пути через катакомбы, но этих сметают со своего пути, словно кегли. Лишь с парочкой повелителей дремор приходится повозиться. Я со своими лейтенантами, не отвлекаясь на такую мелочь, как рядовые адепты, прорываюсь к алтарю. Тут собралась добыча поопаснее: верховный жрец Молаг Бала и двое его приближенных. Все трое – могущественные колдуны, не брезгующие самыми грязными чарами. И сейчас, после начала ритуала жертвоприношения, они на пике своего могущества. Множество меньших святилищ пришлось посетить, прежде чем я смог добраться до этой троицы. Пройденный путь стоил жизни многим моим товарищам, и теперь я просто не имею права потерпеть поражение.
Слышу отчаянный вскрик лишь немного отставшего от нас мальчишки и только теперь натыкаюсь взглядом на алтарь, на котором лежит уже выпотрошенная жертва. Аккуратно разложенные вокруг ее тела внутренности жемчужно поблескивают. Вокруг него какое-то нереально количество крови, хуже, чем в мясницкой. Разве может из одной девчонки вылиться столько крови? И тут я встречаюсь с взглядом пронзительно синих, слишком ясных для находящегося в смертной муке существа глаз. И с ужасом понимаю, что девушка до сих пор находится в полном сознании.
И это последнее, что я помню.
Прихожу в себя уже у алтаря, сжимающим стремительно холодеющие пальцы. Девушка мертва. Разумеется. Ведь по эту сторону ее удерживали только заклинания жрецов. А где, собственно, они? Ах да… Я их уже убил. Прямо у моих ног лежит обезглавленный труп первого. Второму я, кажется, сначала отрубил руку. А третьего просто развалил на две половинки рубящим ударом от плеча до паха. Сопротивлялись они при этом или нет, не помню. Ловлю ошеломление на лицах своих лейтенантов. И, похоже, страх. Они даже не успели вмешаться. Мне кажется, или Соти несколько сбледнул с лица? Что ж, скоропостижная гибель троих наиболее могущественных магов избавит его от излишней самоуверенности.
На тело погибшей кто-то успел набросить плащ. Ах да, это я. Между номером первым и номером вторым. Девушка теперь кажется спящей. Юноша, похоже, обратился в камень, застыв мраморным изваянием. Он не в силах подойти к тому, что еще минуту назад было его возлюбленной. Ну и не надо. Пусть помнит ее живой. Повелительным жестом отправляю топчущихся без дела Лекси и Вива присмотреть за бедолагой. Парень проявил завидную выдержку и достойную восхищения отвагу, чтобы я оставил его на произвол судьбы справляться в одиночку со своим горем.
Я отпускаю безжизненные пальцы…
… Мое тело выламывает чудовищная судорога, и я изо всех сил рвусь из тисков сковавшего меня заклятия. И сеть Гирциновых чар поддается. Я выламываюсь из ловушки, пока моя ладонь еще хранит уходящее тепло жестоко замученной девушки. Судорожно вскакиваю на уже человеческие ноги, делаю несколько неверных шагов подальше от запаха крови и смерти и валюсь лицом прямо в снег, совершенно обессиленная столь грубой трансформацией, которая еще долго будет аукаться истерзанному телу. Сил шевелиться уже не осталось.
Шорох за спиной напоминает мне о том, что я забыла о раненном разбойнике. Я успеваю лишь подняться на колени, как мне в спину ударяет арбалетный болт. Привычно валюсь в успевший стать родным сугроб. У меня вышибает дух, а в груди поселяется адская боль. Пытаюсь встать и с ужасом осознаю, что тело отказывается подчиняться. Великолепно! Только сейчас до меня доходит, что вся моя одежда и оружие остались там, где меня настигла первая трансформация. Каким образом такое возможно, я не имела представления, впрочем, это было и не важно. А вот погибнуть от руки какого-то налетчика, сумев вырваться из ловушки Гирцина – глупо, нелепо и позорно. К тому же у меня еще остались здесь долги. Второй раз подвести всех своей несвоевременной кончиной я просто не имею права. Каким-то чудом успеваю откатиться в сторону, и второй болт вонзается в землю. Поднимаюсь.
Оставленный в живых арбалетчик, оказывается, успел подлечиться запасенным зельем исцеления и теперь, смертельно бледный, но спокойный, заряжал третий болт. Надо же, все же среди этого сброда нашелся хоть один с сердцем мужчины, а не зайца. И все же он не успеет. Заряжать арбалет долго, и я задаюсь вопросом, откуда взялся второй выстрел. Ага, добрался до убитого товарища, зарядил оба арбалета и после этого уже начал атаковать. Не глуп. Я приближаюсь к нему, ожидая, когда у того сдадут нервы. Не сдали. Некоторое время мы играем в гляделки, и я зачем-то даю ему время на третий выстрел. Сомнение мелькает в его глазах, но все же он спускает крючок. На этот раз выстрел не заставил меня даже шелохнуться. Не спрашивайте меня, почему. Не спрашивайте, как. Я протягиваю руку, и он застывает, парализованный.
Осталось только забрать вещи и перенестись в Форт.
