Рассказы

Профессор Стультус, ссутулившись, уперся руками в позолоченный пюпитр, на котором лежал с десяток изрядно пожелтевших листков конспекта, несколько книг в толстых кожаных переплетах, украшенных золотыми и серебряными письменами и пара старых амулетов. Старый Имперец, измятый временем словно изюмина, носил короткую седую бородку, но усы сбривал. Лицо Стультуса было вытянутым, словно кто-то ухватил профессора за его вечно растрепанную шевелюру, когда тот завяз в зыбучих песках или какой трясине, да потянул слишком сильно. Под мутноватыми серыми глазами профессора громоздились морщинистые темные мешки.
Голос профессора дребезжал и скрежетал, словно два искореженных листа металла бьются под порывами ураганного ветра друг о друга и вообще обо что придется.
Стоял профессор перед весьма значительной аудиторией, что заняла обширное помещение общей залы Университета Таинств Имперского Города, и сей ученый муж как раз начинал дребезжать. Дабы умеренный гул, создаваемый любым сообществом научного толка, которому довелось собраться в одних стенах (ученые обсуждают политику, перемывают косточки коллегам и иногда даже общаются на темы, отдаленно приближенные к теме грядущих докладов членов сообщества), и которому свойственно не спеша перерастать в гомон, а затем в настоящий гвалт, не сделал этого, профессор удивительно громко постучал набалдашником своего посоха по краешку пюпитра.
- Э-э-э-эм, благодарю вас, - проскрежетал голос Стультуса, - Я весьма польщен честью открывать наш ежегодный симпозиум по вопросам теоретической и практической магии. Кхем.
Дородный альтмер, облаченный в мантию Колдуна, склонился к симпатичной молодой данмерке, которая сидела по левую руку от него, и прошептал:
- Польщен, как же. Он открывает этот симпозиум уже с полвека, раз за разом.
Темная эльфийка, заглянувшая в Киродиил с юга Морровинда, в делах Университета разбиралась слабо, но все же кивнула.
- Кхе-кхе, - продолжал тем временем свою речь Стультус (акустика зала заставляла немелодичные звуки, произносимые стариком, вгрызаться в уши всех присутствующих, так что магистры и студенты Университета, задвинутые в дальнюю часть помещения, кривились, словно от боли).
- Мы много говорим о чарах и волшебстве, о магии и ее разновидностях, о записи заклинаний и тонкостях их произношения, об истории магического искусства и достижениях чудотворческой науки… И в этот раз, я уверен, нам предстоит услышать немало нового от почтенных коллег-докладчиков. Я же хотел бы поднять опрос о сфере, которую заняли премного мною уважаемые представители клира, сиречь служители Девяти Божеств и иных почитаемых за богов сущностей. В последние годы среди добрых тамриэльцев распространилась губительная на мой взгляд тенденция к вере в предсказания и пророчества. Так, совсем недавно на слуху была история о якобы сбывшемся перерождении Неревара. Эта басня облетела все провинции, но сейчас очевидно, что мы наблюдали не более чем сплетню, которую запустил король Морровинда Хелсет с целью укрепления своей власти за счет свержения культа так называемого Трибунала.
Аудитория немного загудела, в общем и целом одобряя выводы профессора. Гостья из Морровинда немного нахмурилась, но ничего не сказала.
- Пророчества и предсказания древности побуждают людей с запятнанным моральным обликом бессовестно наживаться на вполне понятном желании простого люда узнать, что же ждет их в ближайшем будущем. Я назову лишь несколько примеров.
Стультус поднял с пюпитра мятый листок и начал читать, едва не утыкаясь носом в бумагу:
- Герхард и Альгиус, «Простая нумерология». Ронель Хаборд, «Магия будущего». Соррхильд, «Прозревая грядущее».
Стультус вернул листок на пюпитр и прокашлялся.
- Однако же, любезные коллеги, дабы осознать всю нелепость подобных трудов и их беспочвенность, достаточно осознать саму природу времени. Ясно только то, что сущность, ответственная за ход времени, имеет место быть, но ничего более доказать невозможно. Конечно, наличествуют разные взгляды на само существо времени – не до конца ясно даже, существует ли время как явление. Оно абстрактно, и имеет место в душах живущих, или же абстракцией оно не является, становясь тогда своеобразной осью реальности. Вне зависимости от того как воспринимать время и как относиться к наличию или отсутствию его в объективной реальности, можно считать совершенно очевидным, что с ходом его изменяется вся вселенная – даже даэдра подвержены неумолимому бегу времени и, похоже, не могут его обмануть, хотя некоторые свидетельства и утверждают, что они способны влиять на его ход. Так известные даэдрические артефакты, замедляющие течение времени или же и вовсе его останавливающие. Но, обратите внимание, нет ни единого свидетельства о том, что кто-то или что-то смогло бы обратить время вспять. Таким образом, нет никакого способа прозреть грядущее – для этого тело или же дух должны добраться до нужного момента во времени и вернуться назад, дабы сообщить о них. Можно ли тогда предсказать будущее? Я могу ответить «да» при одном условии. Его я оглашу несколько позже, дабы лучше ввести почтенную аудиторию в курс дела. Сейчас же я хотел бы… Эээээм… Где же он? Ах, да, вот. Кхе-кхе. Я хотел бы прочесть вам небольшую легенду, с которой многие из вас, должно быть, знакомы.
В руках у Стультуса очутился еще один лист, пожмаканый в куда большей степени, чем предыдущий.

- Давным давно, - начал читать профессор, - когда мир был юн, жил в северных землях ярл Рау. Был он смел до безрассудства, но и мудр, а потому владения его росли, и сам он становился богаче. Однако Рау боялся, что однажды удача изменит ему, что все, что он собрал, обратится прахом – но до поры хранил свой секрет в тайне. И вот, однажды, когда ярл трапезничал в своем замке, примчал с северного моря гонец с ужасающей вестью – флотилия старшего и любимого сына ярла, Верурлтейта, разбита в щепки штормом, и ледяные воды забрали всех до единого. Рассерчал ярл и разъярился, и решил, что довольно ему мириться с тем, что он – лишь игрушка судьбы. Созвал он волхвов, магов и мудрецов со всего Тамриэля, и обещал великую награду, буде измыслят те, как избавиться ему от оков рока, дабы не бояться более ему, что планы его и творения рук его с пылью смешаются.
Долго думали чародеи, как же решить задачу ярла, и вот, сорок дней и сорок ночей спустя родилась у них дерзкая идея – дабы ярл не был более марионеткой в руках судьбы, судьбу его надобно воплотить и уничтожить.
Долго творили свое волшебство маги древности, и море ревело огромными валами, и небеса обрушали бури и метели на цитадель Рау, но в конце концов настал ясный рассвет, и волшебство было свершено. Перед магами предстала судьба ярла во плоти, облик прекрасной белокурой девы принявшая. «О волхвы и мудрецы, что воплотили меня! – молвила она. – Сжальтесь, не надо мною если, так над ярлом славным – ибо если не станет меня, то кто будет направлять его и подсказывать путь?»
«Силен и крепок духом славный ярл Рау, - отвечали волхвы, - под силу ему управиться с трудностями и в одиночку».
«Да будет так», - с горечью молвила судьба, и тотчас закололи ее волшебники серебряным клинком, ибо лишь серебро способно поразить сущность, волшбою порожденную.
Щедро вознаградил великий ярл волшебников, и разъехались те по своим делам.
Ярлу же доля выпала лихая – утратил мир для него краски. Утратил ярл все устремления. Забросил правление. Одно за одним, от державы его отпали поселения сперва с окраин, а потом и по всему государству. Вскорости ярл уснул и более не просыпался.

Стультус вернул листок обратно на пюпитр, прокашлялся, и возвратился к своему выступлению.
- Данная легенда, - молвил он, - прекрасно иллюстрирует то, что я упомянул как условие возможности пророчеств, хоть и не во вполне верном на мой взгляд ключе. Автор – или авторы – этой замечательной легенды, которую я позволил себе привести в своем докладе, придерживается мнения о диктате вселенского порядка, сложной схемы законов и закономерностей, определяющих участь человека, и в данном случае персонифицированных в виде личной «судьбы», воплощенной магами. Убийство этой сущности в интерпретации легенды отдало душу ярла изначально деструктивной стихии – хаоса. Он утратил интерес к жизни потому что был действительно свободен. Все же его стремления и интересы диктовались той самой судьбой, сиречь системой закономерностей. Если это и верно так, то пророчество или, скажем, предсказание теоретически возможно. Глубокое знание законов судьбы, или, проще говоря, природы, порой именуемое мудростью, может позволить интуитивно просчитывать ближайшие дни или недели. А в теории – годы и даже века. С точностью до последнего жеста каждого существа во всей вселенной. Без этого руля, по мнению авторов легенды, невозможно развитие и процветание – миром правило бы безумие, а не оно – так всеобщая апатия. Однако же, на мой взгляд, таковое мнение являет собой ужасающее воплощение известного людского стремления ко всеобщей безответственности. Что я, мол, могу поделать: такова судьба! И отсюда же вышла эта мода на пророчества. Доверяясь предсказаниям и предречениям, личность скидывает с себя необходимость отвечать за будущее лично. Человек говорит, что ничего нельзя изменить и сделать, а потому и стремиться никуда и ни к чему не надо. То есть истиной становится то, чего так боится автор легенды – апатия и безделие! Но положим, что в эту систему мы вводим новый фактор – тот самый хаос. Фактор случайности. Причем не закономерной, мнимой случайности, а случайности истинной, лежащей на уровне, более глубоком чем материя вселенной. Тогда уже всякий поступок – не только часть системы закономерностей, но и собственно поступок. Нечто, за что следует нести ответ, проявление свободы воли.
- Почтенный профессор впал в дебри морализаторства, - прошептал дородный альтмер.
- Простите, но это же бездоказательно! – донеслось откуда-то с задних рядов.
- Это не более бездоказательно, господин Эсцептико, чем сама возможность эмпирической магии, когда маг пытается получить эффект, вообще не соображая, что он делает! Эмпирика противоречит самому определению волшебства, которое вы должны бы помнить: Магия – это приложение воли к магическому фону вселенной, выраженное в совокупности душевного устремления к достижению цели и некой формы. Форма у эмпириков есть, а вот с устремлением не сходится. Иногда выходит нечто прямо противоположное желаемому. Я считаю, что определение неполно, но, тем не менее, оно охватывает все без исключения варианты творения волшебства за исключением эмпирического подхода. Вероятно, это шутка Магнуса. Или возьмите любой труд исследователей Обливиона! Мало того, что многие из них противоречат друг другу, так, вдобавок, они на две трети состоят их откровеннейшей – прошу меня простить – отсебятины! То же, о чем говорю я, бездоказательным называть нельзя, нет. Более верный термин – недоказуемо. Ибо познать непознаваемое, вероятно, абсолютно невозможно. Я недаром упоминал клир несколько ранее. Ведь в данном вопросе мы опасно близко стоим к вопросам мировоззренческим, а для отдельных персоналий – даже религиозным. К примеру, многие искренне скажут, что наши пути определяет рука Девятерых. Другие в этой же роли отметят принцев Даэдра. Разум вообще способен обожествить почти что угодно. Вспомните известную работу Обминающего Грех «Божества раннего Тамриэля», где превосходно описано множество культов древних времен, воссозданных на основе археологических исследований.
- Профессор! – донеслось из другого угла. – А как же Предиктор Тициуса?
- Предиктор Тициуса это совсем не то! Нет никаких доказательств, что он действительно вызывает пророческие видения! – присоединился к начинающейся дискуссии доселе мирно дремавший профессор Д’Арваль.
- Действительно, - вмешалась гостья из Морровинда. – Предиктор скорее обладает сильным галлюциногенным действием, и, вдобавок, частично переносит душу в Обливион, что также мало способствует душевному здоровью.
- И вообще, - встрял почти сферический представитель скинградских магов, восседавший в средней части зала. – Вспомните, господа, как кончил Тициус!
Присутствующие притихли. Архимаг Тициус самолично превратил себя в золотой септим. Его пытались расколдовать несколько лет, но сдались, сумев-таки превратить архимага из монетки в куст золотого канета, который и по сей день произрастает во дворе Университета.
- Господа, мы уходим от темы, - вклинился дородный альтмер, которого, похоже, тема заинтересовала.
- Действительно! – воскликнул сферический представитель Скинграда. – Чего париться? Где тут у вас комната призыва? Щас вызовем даэдру посмышлёней да подревнее и всё выспросим!
Начался тот самый гвалт, которого профессор Стультус стремился избежать в самом начале.
- Ты что, больной?! – кричала осторожная часть аудитории, которая прекрасно отдавала отчет, что будет, если на огонек заглянет какой-нибудь Принц Даэдра. Среди прочих выкриков этой половины аудитории особо выделился вопль: «Господа, силы разума победят вашу храбрость!»
- А на кой нам боевые маги?! – кричала на первую часть часть вторая, которая верила в боевых магов и собственную скорость. К этой половине примкнули практически все студенты.
Боевые маги, которых на симпозиуме присутствовало около десятка, были присланы легионом для повышения квалификации. Они сейчас ничего не кричали, зато заерзали на стульях.
- Нужно призвать кого-нибудь не столь… опасного, - когда шум малость поутих предложил профессор Райрик, который имел немалый опыт в делах школы призыва.
Дородный альтмер предложил вызвать Ноктюрналь. Сурового вида кватчец предложил Мехруна Дагона. Морровиндская данмерка порекомендовала Азуру. Стультус продребезжал имя Шеогората.
- Шеогорат, - ответил на недоуменные вопросы профессор, - знает больше, чем остальные Принцы вместе взятые - за вычетом, разве что, Хермеуса Моры. С ним может быть трудно общаться, но обычно он неагрессивен - когда не кидается огромными камнями в города, конечно, но там случай был особый. К тому же, Шеогорат обычно охотно отзывается на призывы, в противовес всем прочим предложенным кандидатам.
После некоторых дополнительных прений, предложение профессора приняли. Толпа магов, пыхтя и толкаясь, перекатилась в соседний зал - Комнату Призывов. Это местечко, как и большая часть Имперского Города, осталось в наследство от эйлидов. Являла собою Комната круглый амфитеатр примерно на три сотни мест. В центре его располагался круглый пятачок (примерно двадцати футов в диаметре), вдоль кромки которого тянулись запутанные нити даэдрических символов, скрепляющих запирающее заклятие, преграждающее призванным существам путь к зрителям, в центре же пятачка установлена была большая богато изукрашенная серебрянная чаша. Она стояла на четырех львиных лапах, скрупулезно воссозданных древними мастерами, и все известные созвездия украшали ее выпуклые стенки как внутри, так и снаружи. В чаше зеркалом застыла вода, отражающая абстрактный витраж в потолке.
Несколько волшебников спустились к чаше и занялись приготовлениями. Вокруг сосуда появились аккуратно разложенные по кругу: сельдерей, носовой платок, зубило, хомячок в клетке, зуб даэдрота, прошлогодний выпуск «Вороного курьера», три протухших яйца и пончик, присыпанный сладкой пудрой.
Из запасников Университета извлекли и доставили в Комнату Призывов мраморную статуэтку Шеогората. Нагловатый франт с тростью в непривычном тамриэльцам наряде с ехидцей смотрел на всех из-под воды (мраморного даэдрота установили на дне чаши).
Долго маги творили свое заклинание, распевая слова силы и совершая сложные телодвижения, и наконец, ослепительно яркий голубой свет вспыхнул над чашей, ослепив всех собравшихся в зале участников симпозиума (и просто примкнувших зевак из Университета), а когда он померк, над чашей возник призрак Шеогората.
Это был старик, облаченный в пижаму (пижама была в крупный горошек). В руке он держал трость, или не трость, а дубину - сложно понять. Проще всего сказать, что это был грубо обтесанный дубовый сук с массивной верхушкой. Шеогорат протяжно зевал, прикрывая рот ладонью.
- Чего вам? - раздраженно вопросил он голосом, в чем-то похожим на Стультусов. Глаза Принца Даэдра, золотые, с черными белками, казалось, заглядывали в душу каждого, кто в свою очередь заглядывал в них, и вызывали желание побиться головой об стенку или спеть песенку про ёжика.
Шеогорат тем временем посмотрел на дородного альтмера и вскользь бросил:
- О, привет, Боэтия. А ты что здесь делаешь?
- Я наведываюсь на этот симпозиум каждый год, - отозвался Боэтия женским голосом, и все с удивлением обнаружили, что дородный альтмер превратился в стройную альтмерку, причем всеми чертами лица и фигурой (но не цветом кожи) в точности повторяющую гостью из Морровинда.
- Бывает очень интересно, - добавила Боэтия, но теперь уже прежним голосом дородного альтмера. Тот снова был на месте, но в этот раз на нем была просторная красно-черная мантия с руной О на груди.
- Дайте-ка я угадаю! - вскричал Шеогорат, уже забыв про Боэтию. - Вы пришли ко мне узнать, правдиво ли было пророчество о Нереварине!
Последние слова Шеогорат произнес сидя уже слева от гостьи из Морровинда, которая усердно пыталась отодвинуться от Боэтии, а потому уперлась в Шеогората.
- Правдиво! – выкрикнул безумный даэдрот, приобнимая данмерку. - Вот он!
- Нам не нужно знать, правдиво ли... - воскликнул было Стультус, стоящий у чаши, но осекся. - Это?
Множество глаз уперлось в данмерку. Двое или трое сидящих поблизости попытались ее пощупать, но схлопотали ногой по рукам.
- Но если вам нужно не это, то что же? Леденцы? Солдаты?! Боль?!!
Шеогората рядом с Нереварином уже не было. Сейчас он яростно тряс сферического скинградца, добиваясь ответа. Тот и ответил:
- Нас интересует, существует ли фактор хаоса, и возможны ли пророчества вообще.
Даэдрот всем лицом выразил несказанное изумление.
- Фактор чего?
- Ну, мы обсуждали теорию профессора Стультуса, - промямлил скинградец, - которая гласит, что пророчества возможны только при такой структуре мироздания, в которой исключены абсолютно случайные величины...
- А, я понял, - лениво произнес Шеогорат, облокотившись на чашу, - ну, для начала, могу вам гарантировать, что пророчества возможны по двум причинам. Во-первых, в нашем славном мире есть куча типов типа меня, которые любят хорошие шутки, а потому сами поймете о чем я, не маленькие. Или маленькие. Или большие - для муравья.
Двери Комнаты Призывов распахнулись, и туда вошел Шеогорат, все еще пижаме, но на голове его сидела ворона.
- Есть древнее эйлидское пророчество, что когда некто в белом с вороной на голове приидет в эту залу, мир перевернется.
Все замерли.
- Странно, - заметил Шеогорат. - То ли он не перевернулся, то ли сделал это как-то уж больно аккуратно. О чем это я?
По Комнате прокатилась волна облегченных вздохов.
- Во-вторых, мир сотворен из хаоса, но тот ли это хаос, о котором вы говорите, я не знаю, или знаю, но не скажу, но Боэтия точно знает. Кстати, где он?
И верно, дородного альтмера не было. Не было и Нереварина. И, как обнаружилось мгновение спустя, Шеогорат тоже куда-то исчез вместе со всеми подношениями и статуэткой.
Волшебники заворчали и начали расходиться. Они дружно попятились в направлении выхода, семеня руками по потолку.
Но этого никто не заметил.