Сказания Скайрима

И вновь завершилась страшная сеча.

Вопль Кин отбросил наше племя на вершину горы Хротгар. Организованно отступить возможности не было, и ветер её дыхания нёс даже наших мертвецов. Когда мы спустились на землю, тела пали вокруг. Мы смотрели на них, смущённые и дрожащие, словно во время последней битвы в сумеречную войну. Главы других племён ещё таили злобу против нашего вождя - Шора, сына Шора. И, более того - они в конечном счёте объединились, дабы уничтожить нас, и использовали магию кожи, дабы обескуражить нас.

Поражение разозлило Шора. Он разозлился еще больше, когда Джунал сказал: отступление - шаг мудрый, ибо противник превосходит нас в численности в восемь раз. Тогда Шор принял форму своего Тотема, которой выражал свое недовольство - вместо того, чтобы громко негодовать, рискуя снова вызвать штормовую смерть. Щитоносцы его - братья Стан и Цун - пригнули головы, собирая копья и мечи и винные ножи, что Шор швырнул подле сломанных колонн восточного небесного храма. Прочие из нас отводили взгляды иль осматривали себя, не заметив даже удара грома, возвестившего о прибытии нашей Королевы, вышедшей из проложенного её собственным дыханием тоннеля.

Кин взяла голову Магнара - ярла, что бежал с поля боя и оставил слабину в линиях наших копий. Шор тряхнул своей чешуйчатой гривой. "Это не Магнар", - сказал он: "Магнар, боюсь я, пал в рассвет, и заменён был отражением. Другие вожди используют наши формы, чтобы сбить нас с толку".

Шор отошел от Супруги-в-Битве и спустился в пещеру, ведущую в Подземный Мир. Он вновь хотел держать совет со своим отцом. "Вождь наш сердце теряет", - сказала Дибелла - Супруга-в-Ложе Шора, - опуская очередной труп на кучу, что складывали немногие из нас. "И с тем пошёл говорить, чьего уж сердца нет. Зеркала, действительно, и в этом я не вижу логики".

Цун схватил её за волосы, ибо был зол на слова её и распалён похотью. Был он берсерком, несмотря на свое высокое положение, а берсерки после битвы принимаютcя за женщин. "Не ты так думаешь об этом", - говорил Стан, волоча Дибеллу к шатру из китовой шкуры: "А Джунал. Но никто не станет с ним отныне говорить". Цун взглянул на Умного, что слышал его. "Логика может быть опасной в эти дни, в этом месте. Чтобы жить в Скайриме, мнение своё необходимо по десять раз на дню менять, чтобы разум до смерти не замёрз. Такого мы не можем себе позволить в этот час".

Кин могла остановить все это, но лишь смотрела на толпу нордлингов вокруг, ничего не предпринимая. Стан и Цун сменяли друг друга, и было не в традициях останавливать такого рода близость. Она посмотрела на Джунала, не зная, должен ли он заговорить. Традиции менялись. Даже служанка её сбежала, греховно позабыв о своих обязанностях. Но Кин знала, что Мара, несомненно, договаривается с одним из вождей, ведь Пакт ещё позволял подобное Супруге-в-Печали. После того, как Шор забыл поцеловать её - как это принято у Супругов-в-Битве по возвращении с поля боя, - она сдержала бурю, зная, что не будет настоящего понимания, пока длятся сумерки.

Шор вдохнул жизнь в лампы Подземного Мира, прошептав маленькие огни. Он родился в пещере, во многом подобной этой, так что тьма не страшила его, но все равно она множила отвращение, владеющее его духом. С поры Собрания в Доме Нас*, когда вожди других племен осудили Шора за нарушение владений, и за скотокрадство, и за нечестивое речеплетство, он знал, что дело дойдет до войны, в которой нам не суждено победить. Любого из этих слов было достаточно для клейма предателя, а предателей всегда встречали изгнание, изуродовние или полусмерть. Он принял первое с гордостью, рыком обратив в пыль виночерпия вождя, подчеркнув свое желание уйти и зная, что мы последуем за ним. Второе он принял, начертив круг на адамантиновом полу Дома собственным бивнем из хвостового рта, сломавшимся с разрубающим звуком - и показал другим вождям, что все состоится вновь. И третье он принял, подобно удару молота изблевав в круг собственное сердце, защищая свой призрак по образу своего отца, и прорычав остальным племенам: "Снова мы боремся за наши жалкие места в этом Доме, во Вне Нас, и все, до чего это дойдет - так до того, что спираль духов, подобных моему, теперь разделится в нижнем мире, где мы боремся снова! И уже чувствую, что война меж нами начинается, и все же даже здесь вы не бросили еще свои копья!". И мы покинули Дом и больше не вернемся в него в этой эпохе.

Собрание смотрело на племя Альда, сына Альда, но он не нарушил клятвы Пакта, сказав: "Шор нынче заплатил три раза выкуп за грехи, в которым мы обвинили его, и за то мы сочтем его мертвым, и не поднимем копья на него и его род. О том, что ниже, он говорит, этим он сбит с толку, ибо под нами только пролог, и под этой затишью лишь только писарь, что не записал еще ничего. Шор, как всегда, забыл о том, что выше, и обрекает себя, и всякого, кто поверит ему, на этот круг". Щитоносец Альда Тринимак покачал на это головой, ибо он был сродни Цуну и не заботился так сильно о речах логики, как о своем положении. Он сказал своему вождю, что эти слова уже были сказаны ранее, на что Альд только усмехнулся и сказал: "Да, и всегда их будут игнорировать. А что до войны, что ты так жаждешь, храбрый Тринимак, как и все собранные тобой, так не беспокойся. Копье вскоре будут брошено из собственного племени Шора, и Дому Нас будет дозволено наше возмездие".

Шор нашел нишу в ядре мира, и говорил со своим мертвым отцом. Он вознес молитву, дабы удалить весь обман зеркал, и призрак Шора, отца Шора, появился, говоря: "Альд и другие заплатили раз за разом за грехи, в которым мы обвинили их, и за то ты должен считать их за мертвых, и не поднимать снова копья твоего племени на кого-то из их рода. О том, что выше, он говорит, Альд сбит этим с толку, ибо над нами только эпилог, и над этой затишью лишь только писарь, что не записал еще ничего. Альд всегда забывает о землях под ним, и обрекает себя, и всякого, кто поверит ему, на этот круг". Но Шор покачал на это головой, ибо он был сродни Альду и не заботился так сильно о речах логики, как о своем положении. Он сказал своему отцу, что эти слова уже говорились ранее, на что Шор только усмехнулся и сказал: "Да, и всегда их будут игнорировать. А что до совета, что ты так жаждешь, храбрый сын, и на злобу всем другим твоим отцам здесь со мной, что ты вызываешь каждый раз, как выбалтываешь свою судьбу, не беспокойся. Ты снова ударил в барабан войны, и, возможно, на этот раз ты победишь". И тогда Шор, сын Шора, вернулся к нам на вершину горы.

Не было нужды ему объяснять, что он узнал, ибо мы там были с ним. Тринимак оставил Дибеллу в своем шатре, когда мы собрались, и он не тронул ее, застыв, как это водится у нордлингов, когда мы не уверены в своем истинном месте, и попросив своего барта перевооружить себя. Стан замешался на миг, обдумывая этот странный сдвиг, но Мара вернулась, добившись успеха в договоре с иными племенами, рассказав им, что подобнын Тотемам в сумерках можно верить. Наша Королева просто кивнула своему Супругу-в-Битве, и выкрикнула нас назад на поля наших врагов, через слабину в их линиях копий, что Магнар, наш разведчик, осветил нам.

И вновь началась страшная сеча.

Миф сотворения? Ого-го, парень. Во-первых, сама эта фраза отдает Обезьяньей Речью - а мы по сей день благодарим Талоса за их разворот в Гленумбрии - или Колесоглазым Чудом восточных дьяволов - которые, по крайней мере, правы по части колеса, но это так очевидно, как ругать свой собственный пупок, что, надо сказать, потеря времени самой потери времени - но, полагаю, это как раз то, о чем ты хочешь услышать на самом деле: время. Наше место в нем сейчас, наше место в нем тогда. Что же, ты достоин правды о нем в таком случае: ты взял свой первый клык и был целован Женой Кин, так что ладно.

Норды, которых ты знаешь, и есть те норды, что были, и любая дальнейшая формализация - лишь удобство для южан. Мы пришли из Скайрима с конца начала прошлого конца... и так далее, как поется исгримскальдами мира. И что же теперь? Мы - потомки богов? Так это должно означать, что в какой-то момент они ушли, и появились мы? Конечно, это все верно, и, да, была война с богами Старой Мэри, где умер Шор, и, да, истории Старой Мэри о том, "как все началось" настолько же правдивы, как и наши. Распутывать это всё равно, что, обследуя древесные сети, остаться с пустой корзиной, потому что плоды совсем омертвеют к тому времени, когда ты придешь к более-менее разумному выводу. То есть нет тут никакого вывода, парень, а есть только рассказ, и только время расскажет мертвым, поскольку только через мертвых можем мы рассказать время, и, таким образом, это все, конечно, должно друг другу соответствовать, все версии всех без исключения рассказов, откуда бы и когда бы они не происходили. Так ведь? Иначе у нас бы никогда не было времени рассказывать всё это снова.

Теперь видишь, почему нордам так же невыносимо слышать вопросы об их мифе сотворения, как и тебе - слышать их ответы, которые никогда ни на что на самом деле не отвечают? Мы никогда не станем мыслить подобным образом, по крайней мере, не настолько долго, что бы кто-то счел это "надлежащим" количеством времени - наши мозги просто-напросто не так устроены. Как правило, мы часто передумываем, как и надлежит, что иных доводит до принятия надлежаствующего сумасшествия. Это присуще нашей природе: жить на Севере означает жить с разумом, пляшущим у очага, иначе он застынет, подобно уделу старого Херкеля (это то, что случилось с Гномами, кстати: их мозги замёрзли до смерти, думая одно и то же снова, и снова, пока - пых - и не исчезли в отрыжке горы).

Но, по тому, как опустились твои плечи, я вижу, что из этого всего тебя ничто не удовлетворило. Дай мне тогда показать тебе верный способ спросить нордов о верном месте их в истории: попроси их рассказать самую древнюю и самую лучшею историю из тех, что они знают. Это тебя приведет к мифу сотворения так близко, как ничто иное, даже если следующий рассказ немного его изменит, но это не относится к сущности самой сущности дела.

Именно потому, что мы ненавидим терять время в Скайриме, у нас остается его много, когда нечем заняться, и лучшее, чем можно заняться в это время, не теряя его - так это рассказать хорошую историю. И лучшая из древнейших историй, что мы еще знаем - так это [непереводимо], которую, я полагаю, ты, возможно, захочешь услышать, после того, как принесешь мне еще одну кружку.