XV прозаический конкурс

[Speax-with-the-Storm]

Итак, после длительного перерыва очередной, XV по счету, конкурс прозы стартовал. Ура!

 

Тема: "Пепел". Весьма широкая, так что трактуйте ее настолько вольно, насколько вам того захочется. Но все же постарайтесь ей следовать.

 

Сеттинг: Elder Scrolls only.

 

Объем: 5 000 - 30 000 знаков с пробелами.

 

Название рассказа обязательно. Название "Пепел" не принимается.

 

Сроки написания: до 04 июня сего года.

 

Написанные шедевры отправляются в удобоваримом формате мне в личку.

 

В этой теме ничего не пишем, как обычно. Виновных накажем стиранием постов)

 

Желаю всем удачи!

Изменено 31 мая, 2015 пользователем Speax-with-the-Storm

[Speax-with-the-Storm]

Сапоги.

 

I.

 

Пройдет много лет, и Драконорожденный вспомнит то далекое утро, которое ему довелось провести в ожидании казни. Было прохладно, смертники – мятежный ярл Виндхельма Ульфрик Буревестник, его телохранители и просто достаточно невезучие, чтобы попасться в руки легионерам, люди - топтали чахлую траву во внутреннем дворе Хелгена под пристальными взглядами имперских стрелков.

Приговор был коротким и не подлежал обжалованию. Когда тяжелый топор глубоко вошел в дерево плахи и первая голова покинула широкие нордские плечи, его грубо толкнули в спину – в бездну список, не задерживай очередь. Он сделал десять шагов, которые должны были стать последними в своей жизни, и опустился на колени перед окровавленной колодой. Обезглавленное тело брата бури, открывшего казнь, не позаботились даже оттащить – оно так и осталось лежать на земле, чуть откатившись в сторону в коротких конвульсиях. Драконорожденный вспомнил запах крови, ударивший в ноздри. В тот день он впервые видел насильственную смерть. От запаха немедленно затошнило.

Позже вся его жизнь превратилась в бесконечную череду убийств на пути к великой цели. Он привык к зрелищу смерти и ее извечным атрибутам, но так и не смог забыть резкого запаха крови и выражения, застывшего на лице отрубленной головы, лежавшей в грязи у ног палача.

Он вздрогнул, когда почувствовал, как чьи-то сильные пальцы стиснули его за плечи и наклонили. Занозистое дерево ободрало щеку. Острое колено надавило между лопатками, ладонь переместилась на затылок, пригибая голову к плахе.

Краем глаза он видел, как палач носком сапога оттолкнул голову и широко расставил ноги, готовясь к новому удару. Вороненое лезвие топора, густо измазанное багровым, поднялось в воздух, готовясь рухнуть на шею.

 

***

Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и спрыгнул с лошади. Тяжелые ворота крепости, опаленные дыханием дракона, были закрыты. Взявшись за почерневшее от жара кольцо, он потянул створку на себя. Взвизгнули петли. Драконорожденный едва успел отскочить в сторону. Его накрыло облаком пыли и пепла, поднятым упавшей дверью.

Солнце шло на закат. Холодало.

Он наступил на створку. Дерево сухо хрустнуло, крошась под кованым каблуком прекрасных сапогов. В этой обуви Довакин когда-то неудачно пересек границу Скайрима. Великолепная работа вейрестского сапожника, подошва так и не стерлась в бесконечных скитаниях по провинции. Теперь этим сапогам предстояло топтать пепел места, где все началось.

Перешагнув дверь, Драконорожденный вошел в крепость.

Здесь ничего не изменилось со времени побега, только горевшие балки и соломенные крыши рассыпались пеплом. В середине двора лежало тело человека в меховой куртке и рогатом шлеме – скорее всего, мародера. Руки человека разметались, правая сжимала боевой топор.

Драконорожденный приблизился. Ногой дотронулся до тела, толкнул посильнее, переворачивая мертвеца на спину. Взгляду открылись окровавленная борода, местами сохранившая соломенный цвет, и страшная рана в животе. Довакин нахмурился, присел на корточки рядом с телом, дотронулся до краев раны. Кто-то вскрыл мародеру брюхо одним сильным ударом так, что разом вырвал кишки.

В воздухе свистнуло – и в землю в метре от головы Драконорожденного вошла стрела. Коряво вырезанное сучковатое древко еще дрожало, когда Довакин выхватил из ножен длинный меч и обернулся в сторону стрелка.

 

***

 

- Куда ты, тан? – она подошла к нему на заднем дворе Йоррваскра, где он, охмелевший от меда, седлал коня.

Он пожал плечами. Непослушные пальцы не справлялись с подпругой. Лошадь нервничала, чуя запах спиртного.

Она ждала, не уходила. Из-за дверей за ее спиной неслись удалые наигрыши лютни, злой рокот барабана и пьяный рев радостной толпы. Огонь от факела на столбе бил в глаза, заставлял щуриться. Качало от выпитого.

В свете факела в ее темных волосах скользила рыжина.

- В Хелген, - он наконец справился с подпругой.

- Я с тобой, - ее рука легла ему на предплечье. Это не было вопросом.

Он выдавил кривую улыбку.

- Нет. Ты остаешься здесь, - он освободился от хватки. Пальцы пробежали по упряжи, проверяя крепления.

Она молчала, опустив руки и прожигая его взглядом. Он пожал плечами.

- Отпразднуй за меня. Ты заслужила отдых. Пьеса отыграна, актеры празднуют успех.

- А ты? – она сжала губы.

- А у меня остались незаконченные дела. В Хелгене.

Он шагнул к ней, взял за плечи, приблизил лицо, но она отпрянула, покачав головой. Тогда Драконорожденный снова улыбнулся и вскочил в седло.

- Прощай, - сказал он и дернул поводья.

 

***

 

Тварь с луком Драконорожденный видел впервые. Оседлавший забор карлик выглядел, словно помесь тролля с лягушкой: слишком длинные руки, уродливая голова с зубастым ртом и жабьими глазами, толстая бородавчатая шкура. Отшвырнув лук за забор, уродец ловко соскочил вниз и направился к Довакину, выдернув из-за пояса набедренной повязки тяжелый самодельный нож.

Драконорожденный остановился, следя за движениями странного карлика. Тот издал громкий горловой вопль, бросившись в атаку. Тренированным движением уклонившись от удара ножом и пропустив уродца мимо себя, Довакин ударил мечом снизу вверх, рассекая тварь чуть ли не пополам.

Тело уродца еще сотрясала последняя судорога, когда из-за стены ответил нестройный хор горловых выкриков.

 

***

 

Он тащился вдоль крепостной стены, зажимая колотую рану в боку. Целительные амулеты уже начали действовать, но боль все еще давала о себе знать. Каждый шаг рождал очередной тупой укол в ране.

Совсем стемнело. Пошатываясь, он добрел до внутреннего двора, где много лет назад проходила неудачная казнь. В башне по правую руку горел свет. Сжав рукоять обнаженного меча, Драконорожденный направился к ней.

Дверь открылась бесшумно, представив замершему на пороге Довакину комнату, ничем не напоминающую внутренности башни. Он помнил, что за дверью была небольшая площадка и винтовая лестница вверх. Часть стены была обрушена драконом.

То, что видели глаза, никак не совмещалось с тем, что должно было быть. Комната была гораздо больше, чем башня, имела форму квадрата и черные, облицованные мрамором стены.

Единственным предметом мебели был каменный стол. На нем тикали треугольной формы часы и лежало накрытое покрывалом тело. Почему-то Драконорожденный вздрогнул, увидев его.

- Входите, входите, - зазвучал голос, и Довакин услышал, как за его спиной закрывается дверь. Инстинктивно он подался назад, но лишь уперся лопатками в гладкую прохладу мрамора.

Из темноты вышел мужчина, похожий на клерка даггерфольского банка. Двубортный жилет, изящная трость, острая бородка и цепкий взгляд холодных глаз. Проходя мимо Драконорожденного к столу, он даже не повернул головы. Только остановившись рядом с накрытым телом, мужчина в жилете заговорил.

- Мои многочисленные и искренние извинения за то, что творится вокруг башни. Мой слуга порой бывает столь нерасторопен, что выпускает наружу то, что должно храниться внутри. Впрочем, вижу, что мои глупые зверятки не особо вам досаждали.

Он резко повернулся и всплеснул руками:

- Как же я рад вас видеть. Вы проделали такой длинный путь… инициатором которого был я. Но, кажется, я несколько тороплю события…

Не сводя острого взгляда с Довакина, он щелкнул длинными пальцами. Между ним и Драконорожденным появился невысокий столик с вином и фруктами.

- Вы устали с дороги. Вина? Сладких эльсвейрских персиков? Нью-шеотских апельсинов? – он замолчал, видимо, о чем-то вспомнив. Потом хлопнул себя ладонью по лбу. – Конечно же, сыра!

Когда на блюде возник круг козьего сыра, Драконорожденный опустил меч.

- Что тебе нужно, даэдра?

- Ответ, - улыбнулся даэдра, взмахом ладони уничтожив столик с едой и напитками. – Лишь на один вопрос, дорогой мой. Каково терпение у даэдры?

Довакин молчал, наблюдая за даэдрой. «Клерк» постукивал тростью.

- Хорошо, это был сложный вопрос. Даэдры переменчивые существа, не правда ли? Что-то может надоесть им за мгновение, что-то – за вечность. Когда ты бессмертен, время течет иначе. К слову о времени! Сколько прошло с момента казни братьев бури в Хелгене, мой друг?

- К чему это… все? – спросил Драконорожденный. «Клерк» одарил его сияющей улыбкой.

- Во имя нашего совместного маленького безумия, безусловно! Годы или секунды, друг, годы – или секунды?

Шеогорат одним движением сорвал с тела на столе покрывало. Глаза Драконорожденного расширились.

Под покрывалом лежал обезглавленный труп, обгоревший до неузнаваемости. Словно издевка над реальностью, на ногах мертвеца сидели крепкие сапоги работы вейрестского мастера, ничуть не тронутые пламенем.

 

II.

 

- Красивая бабенка была, - прицокнул языком молодой легионер, за волосы подняв голову казненной сестры бури и не без интереса заглянув в лицо, еще не тронутое трупным окоченением.

Его напарник не ответил, за ноги волоча очередное тело к подводе. Лошади волновались, чуя кровь. Солнце еще не до конца выкатилось в зенит, но тень от башни уже не скрывала крепостной двор.

- Жаль, что наша командирша такая несговорчивая, - продолжил легионер, вертя голову так и этак. – Коли б думала больше о своих солдатах, то цены бы ей не было. Такая баба могла бы ох как в казармах пригодиться… Так нет ведь, на плаху да на плаху. Ну куда торопиться-то?

Напарник остановился, бросив труп на полдороги и развалистой походкой подойдя к говоруну. Не произнося ни звука, съездил ему кулаком по скуле так, что тот отступил на два шага и выронил голову в грязь. Та откатилась прочь.

- Щенок, - прошипел напарник, делая шаг следом и замахиваясь для очередного удара, - Бабы в крепости не дают, так тебя на падаль потянуло? Мертвым - покой, троллий выродок!

Молодой легионер с проворством отскочил, закрываясь руками. Нового удара не последовало. Сплюнув, напарник вернулся к телу и поволок его дальше.

Молодой едва слышно выругался сквозь зубы и подобрал голову, одним широким взмахом отправив ее на груду сложенных тел.

Напарник наконец дотащил тело до телеги и остановился передохнуть перед тем, как взвалить его сверху. Молодой тут же подскочил, наклонился над мертвым.

- Сапоги у него хороши, - сказал он после короткого осмотра. – Да ему уж без надобности. Я их себе заберу, ладно?

- Хер, - отрезал напарник, рывком поднимая тело и забрасывая его поверх прочих мертвецов. – Этот, в отличие от тех, вообще ничем не провинился.

Молодой, словно не слышал, ухватился за сапог вейрестской работы и дернул. Сапог сидел крепко, не хотел слезать. Молодой выругался, но оплеуха удержала его от новых попыток.

- Да в чем что тебе, что ему разница? Он вот-вот прахом станет, пеплом выйдет, и сапожки с ним. Ну на кой скамп барахлишку-то пропадать?

- Пепел к пеплу, - хмуро ответил напарник.

- Пепел к пеплу, - повторил молодой легионер. Помолчал, снял с поясного ремня фляжку, скрутил пробку и приложился. Даже сквозь вонь бойни, пропитавшей двор, пробились нотки дешевого алкоголя.

Напарник, подумав немного, приложился к своей фляжке. Так и стояли рядом с подводой – молча пили, глядя на трупы.

- А голову Ульфрика зачем забрали? – задал вопрос молодой.

- В Солитьюд повезут, - прозвучал ответ. – Покажут там Элисиф и народу. Война кончена, бунт подавлен, лидер казнен, все рады. А оттуда, думаю, в Имперский город.

Снова повисло молчание.

- Ты послушай, - неожиданно спросил молодой, - Как думаешь, правду говорят, что покойник перед смертью всю жизнь видит, или брехня все?

- Откуда мне знать? Шеогорат поймет, что они перед смертью видели. Может, что было, может, чего не было. Может, вообще ничего не видели. А может… - напарник неожиданно осекся. - У жрицы спроси, она тебе расскажет.

- Она мне наплетет, - отмахнулся молодой.

- Вопрос не ко мне, - отрезал напарник. – И не стой столбом. Тащи следующего, чем быстрее управимся, тем быстрее отдохнем.

Молодой легионер вздохнул и повесил фляжку на пояс.

 

Час спустя на окраине Хелгена заполыхал погребальный костер, потянулась к небу струя черного дыма, запахло горелым мясом.

Был сандас, семнадцатый день месяца Последнего зерна двести первого года Четвертой эры.

 

---

 

Пепел в голове

 

Шлепая лапами по размокшему пеплу, среди пустошей брел хаджит. Не то чтобы у него были какие-то конкретные идеи относительно направления и цели движения – он скорее позволял направлению вести себя.

Он не ел уже лет десять – ну, или так ему казалось, - и шаги становились все менее уверенными. Однако же – чу! Шорох привлек его внимание, и уши дернулись в сторону звука, увлекая за собой самого путника. Хаджит перебрался через валун, и взгляд его помутился от слюны – или слез?

Фуражир квама вприпрыжку рассекал влажный пепел, выскакивая из промокших хлопьев и снова исчезая в них, словно дельфинчик. Выпрыгнув в очередной раз, он обнаружил нависшую над ним лохматую тень, занесшую над головой хитиновый кинжал; ЧИК! – и одним квама стало меньше.

- А вкусная зараза! – сообщил хаджит, впиваясь зубами в сочную тушку.

- Тебе лучше знать, - мрачно отозвался кто-то.

- Надо будет почаще искать таких.

- Конечно, - согласился кто-то, - еще пару сожрешь, и все, прости-прощай. Они, знаешь ли, малость токсичные.

- Ну а что ты мне предложишь? Пепел жрать? – полюбопытствовал хаджит, слизывая с когтей последние капли сока.

Кто-то пожал плечами.

- Можешь, конечно, попробовать. Или сделай как я тебе предлагал.

На морде хаджита отразилась напряженная внутренняя борьба.

- Но ведь там меня могут убить, - наконец сказал он, прижимая уши.

- Но тут-то ты все равно скоро умрешь, так? Пусть уж лучше тебя прикончат быстро, – отозвался его собеседник. - А может, и вовсе не прикончат.

- Тебе легко говорить, - вздохнул хаджит, опершись о валун.

Невольно, он посмотрел в сторону Красной Горы, нависавшей над пейзажем на востоке.

- Клятье! – только и сказал он; пока что тонкая и едва заметная, багровая полоса спускалась с горы, уже закрыв собою светящуюся нить Призрачного Предела. А до Шигорада, куда эта дрянь почти не додувает, еще так далеко!

С кряхтеньем хаджит поднялся на лапы, неуклюже стряхнул мокрый пепел, и настолько быстро, насколько мог, пошел по своим следам обратно на юго-восток.

 

Бил-Риликул стоял в дозоре. Это была нудная работа, потому как состояла из двух начинаний – стояния и тыканья копьем в шалков. Причем сложно было определить, что же раздражало сильнее. Конечно, иногда на огонек мог заглянуть кагути, алит, или, упаси Азура, сотня-другая скальных наездников, но это уже совсем другой вопрос.

Что Билу действительно не нравилось, так это сунущая с Красной Горы стена багрового пепла, который мог нести мор и погибель.

А о чем Бил не догадывался – так это о хаджите, скрывающемся буквально у него под носом, за средних размеров валуном.

- Ну и чего мы ждем? – прошептал кто-то. Хаджит поерзал на месте, и не ответил, только сжал зубы и покрепче обхватил рукоять хитинового ножа. Он неотрывно смотрел на стену пепла.

Бил тоже смотрел на нее. Первые красные пылинки уже кружились в воздухе и налипали на другой, серый и влажный пепел, устилающий землю.

- М’лахах, - проворчал наконец Бил, и, напоследок окинув пустоши зорким взглядом, повернулся в сторону палатки, где, скорее всего, в наглую потребляли скууму двое его товарищей по охоте – Сул-Лоудинпул и Маас-Эйфек.

В этот самый миг, совершенно бесшумно, тень хаджита, окруженная все нарастающим потоком багрового снега, а оттого принявшая довольно демонический вид, рванула из-а валуна, и, бесшумно проскочив жалкие метры от валуна до палатки, полоснула Била по горлу; тот только и успел что хрюкнуть – но гул бури унес этот жалобный и полный возмущения несправедливостью бытия хрюк куда-то в море.

- Твою нечестивую матушку, - пробормотал кто-то. – Да ты просто готовый материал для Мораг-Тонга! Что ж ты раньше не сказал? Пошли бы в этот, как его…

Но хаджит не слушал. Он не спеша подошел к палатке и аккуратно заглянул в щелку между потертых шкур, закрывавших вход. Двое данмеров спали сном праведников, а, говоря точнее, скуумовых наркоманов. Чуткий нос котолюда уловил также и запах лунного сахара. Вкуснота!

Окровавленный хитин рассек воздух еще дважды…

 

- Повсюду пепел, - говорил хаджит, бредя по пустоши. Он провел отличную ночь, выпихнув трупы из палатки, и теперь, наевшись и отведав лунного сахару, был более-менее доволен жизнью.

- У тебя в голове тоже, я посмотрю, - усмехнулся кто-то.

- Я в полном порядке, - ответил хаджит. – Это же эшлендеры, понимаешь? Они бы меня убили.

- Да-да, конечно, - согласился кто-то. – На самом деле, пепел создает довольно интересную атмосферу. Смерть и пустота, но и тут есть место жизни. Философски, не находишь?

- Все, что я нахожу, - отозвался хаджит, - это что я не пройду весь Эшленд на этих запасах. Хотя и протяну довольно долго.

 

Старый норд брел по пустоши, меся серо-бурый пепел ногами. Его рюкзак был набит под завязку – там была добрая снедь для братьев, отличные жертвоприношения (рубины, изумруды, вулканическое стекло и даже эбен), новые мантии, церемониальные клинки, все, что нужно уважающему себя даэдрическому культу. На голове у него удобно обустроился меховой коловианский шлем, по виду напоминающий желтую морковку, а старая видавшая виды некогда оранжевая мантия была сейчас скорее мышисто-серой.

Звали норда Бьорк, и он поклонялся принцу Малакату, то-есть Орки. Этот потрепанный человек напоминал кряжистый дуб, который хорошенько прогнил. В свое время его изгоняли из всех мест, где тот пытался прижиться, покуда сам Малакат не заговорил в его голове. «Бьорче, - сказал он, - бросай ты это дело! Ограбь своих соседей и беги на восток, там найдешь моих слуг!». Бьорк не был полностью уверен, действительно ли сам Малакат сказал ему насчет ограблений, возможно, это было его внутреннее чувство справедливости, так сказать, моральный компас, но, так или иначе, так Бьорк и поступил. А потом еще раз. И еще раз. И снова… Главное – менять место, а уж Принц в долгу не останется, и всегда приятно быть окруженным братьями.

Что-то странное привлекло внимание норда… Какойто… Звук? Бьорк обернулся, и с удивлением обнаружил, что за ним, смешно ковыляя, торопится какой-то хаджит, увешанный кучей разных мешков, торбочек и сумок.

- Чего тебе, кошачья шкура? – хмуро поинтересовался Бьорк, когда хаджит нагнал его.

- Мутсэра обронил! – радостно сообщил Бьорку хаджит, протягивая старику маленькую кожаную котомку.

- Разве? – удивился Бьорк. Он не мог припомнить такой котомки в своих запасах, хотя разве все упомнишь? Последние два дома он обчищал в дикой спешке.

Он принял сумку из лап хаджита, и терзаемый сомнениями, открыл… Только чтобы заряд пепла, выброшенный плодом взрывчатого батата, мощной струей ударил ему в глаза.

- Ах ты… - начал было возмущаться даэдропоклонник, но в этот миг что-то, подозрительно напоминающее хитиновый нож, полоснуло его по горлу.

- Ты входишь во вкус, я посмотрю, - заметил кто-то, - не могу понять, нравится это мне или нет.

 

Рыбак Ультимус Виктима был занят своим привычным делом – рыбачил. Наверное, многие скажут, что рыбачить – дело такое, напряженное, но неблагодарное, но Ультимус находил его умиротворяющим. Он прибыл сюда из Киродиила, чтоб уйти от бурной жизни Имперского Города и осесть далеко-далеко от всех людей. Прикупив домик на окраине Дагон Фела, он занялся рыбной ловлей. Его накоплений, в принципе, должно было хватить до конца его дней, так что он мог бы вообще ничего не делать, но это было ему не по нутру. Творчество – ему предаются многие отшельники, чтоб скоротать отмеренный срок – было Ультимусу не по душе. Он не мог связать и двух строк толком, не умел сочинять музыку, не мог петь или плясать, да и зачем ему это делать?

Поплавок внезапно дернулся, выбивая любые лишние мысли из головы рыбака. О Девятеро, неужели в самом деле! Он что было сил потянул удочку на себя, в душе ликуя – да! Это что-то большое! Может, жирная рыба убийца? Такую можно будет продать за пару десятков дрейков, или даже приготовить себе отличной жареной рыбки!

Наконец, он начал побеждать. Отступая от берега, шаг за шагом Ультимус вытягивал непокорную рыбину из пучин… Но это была не рыба. Это был мокрый хаджит с совершенно безумной гримасой на морде! Размахивая хитиновым ножом, который, казалось, насквозь пропитался кровью, котолюд рванул на рыбака, словно молния, и ловко воткнул нож тому прямо в сердце.

Ультимус упал лицом вниз, и, пару раз дернувшись, затих навеки.

Хаджит оглянулся, и внезапно на его морде появилось чувство некоего умиротворения. Отцепив от хвоста рыбу-убийцу, он аккуратно спихнул труп в воду – там он недолго просуществует, а скелетов на дне всегда хватает.

С хаджита текла вода, и он улыбался, глядя на валяющуюся у берега удочку.

- Наконец-то, - сказал он, - никакого пепла! Никакого пепла!

Кто-то посмотрел на счастливого хаджита, кивнул, и, с чувством выполненного долга, отправился дальше. Стольким людям надо помочь.

За его спиной, хаджит как раз прилаживал новую наживку из запасов почившего с миром Ультимуса. Вскоре его островерхий меховой шлем скрылся за обветренными пиками скал Шигорада.

 

 

---

 

Сгоревшие сапфиры

 

Была ночь Маскарада. Звонок дверного колокольчика в дверь потревожил Лунция, начальника городской стражи небольшого города, в совершенно неподходящий момент его уединения с прекрасной эльфийкой, с которой он познакомился и сблизился в эту чудесную ночь.

Лунцию, понятно, очень хотелось проигнорировать посетителя, но трезвонили без перерыва. Очевидно, что, увы – его бы не стали так беспокоить без серьезной причины. Он извинился перед красавицей, быстро натянул штаны и открыл дверь. Перед ним стоял один из его подчиненных.

– Пожар в доме ростовщика!

– ***! - хотя эльфийка в доме, наверное, всё слышала, самообладания Лунция хватило лишь на то, чтобы употребить Далеко не самое страшное и не самое затейливое из известных ему ругательств. – Тушить начали?

– Наверно уже да, пожарных понятно вызвали, а я пошел искать вас. Очень хорошо, что вы оказались дома…

Лунций очень сомневался, что это хорошо, но ничего не сказал. Он забежал в дом за обувью и плащом, еще раз кратко попросил прощения у дамы, и оба стражника побежали на место пожара.

– Кстати. Пожар очень странный, – сказал Нумерий (так звали стражника). – Все, кого опросили, говорят, что увидели яркий оранжевый свет и после этого – сразу одни угли пылают и дымятся. Простите за предположение, но думаю, что это магический поджог.

– Не за что извиняться, – ответил Лунций, – ты, увы, вероятно прав… А ростовщик погиб?

– Кто ж знает, был ли он дома. С учетом праздника – надеюсь, ему повезло…

Лунций про себя снова признал резонность слов подчиненного, но говорить ничего не стал.

Вскоре они прибыли на место трагедии. Пожарные, действительно, уже прибыли. Шлангом из огромной бочки на телеге, запряженной гуарами, поливали пепелище. Понятно валил уже не дым, а пар, и подходить близко было чревато ожогом. Вокруг суетились стражники, успокаивая людей и уговаривая вообще разойтись. Лунций порадовался за сознательность горожан – особой паники не было.

Он подошел к стражам и перешел к действиям:

– Я тут! Вызвать главу гильдии магов Арманда. – Лунций употребил этот возвышенный термин, но в их не очень большом городе «глава гильдии» был одновременно единственным магом. – Горожанам сообщить о приказе разойтись по домам. Искать ростовщика, возможно, его не было дома.

И надо же так совпасть, буквально тут же подошел ростовщик Бервин, пожилой данмер. Оглядел пепелище и зарыдал.

Лунций подошел к нему и сказал:

– Не убивайтесь так, вы живы, это уже везение. И может, вы не так уж и разорены – вы же хранили большую часть ценностей в хорошем сейфе, не факт, конечно, но, может, он уцелел.

При последних словах ростовщик заметно оживился. Похоже, даже призрачная надежда на спасение хоть части денег была для него гораздо важнее своей жизни…

Лунций решил кратко опросить ростовщика:

– Скажите. При вашей профессии у вас могло быть много врагов… Вы никого не подозреваете в поджоге вашего дома?

– Да нет. Хотя, понятно, многие могли мной быть недовольны, но особо никого не подозреваю.

– А заключали ли вы в последние время значительные сделки?

– Вот тут могу ответить гораздо чётче. Да, только одну, но очень большую. Арманд неделю назад принес мне несколько очень ценных сапфиров и попросил большой кредит под их залог. Что я ему теперь скажу, где его имущество…

Армандом звали главу гильдии магов.

– Как уже говорил, возможно, сейф-таки уцелел. Ладно. Вы сейчас не в том состоянии, чтобы давать подробные показания. И так как, вполне возможно, вас пытались убить, то прошу вас переночевать в управе. Понятно, не в камере… Вы, если что, можете отказаться, хотя понятно – у нас безопаснее.

Ростовщик оживился. Хотя что-то в его оживлении показалось Лунцию наигранным.

– Спасибо! Теперь хоть в эту ночь Арманд не спросит меня, где его сапфиры. Можно мне поскорее в управу?

– Да.

Лунций поручил двум подчиненным отвести ростовщика. Двум – так как хоть это и было маловероятно, но надо было учесть вариант, что преступники попробуют «добить» бедного ростовщика.

Напоследок он спросил Бервина:

– Кстати. А Арманд не был недоволен тем, что вы дали ему сравнительно мало кредита под сапфиры?

– Да нет, он очень легко согласился на мои условия, явно собирался вернуть кредит, а не мне сапфиры оставить… – простонал уходящий ростовщик.

Лунцию что-то показалось очень подозрительным. Хотя конкретной картины у него еще не было, он мог бы поклясться, что в случае ростовщика и мага Арманда «что-то» нечисто. Что именно – лишь предстояло выяснить, но в том, что в данном случае интуиция его не обманула, Лунций был уверен.

Буквально через минуту после ухода ростовщика появился Арманд. Он направился к уже затушенному пепелищу, и вскоре он вынес вердикт.

– Сильное магическое воздействие неизвестной природы. Увы, у меня не хватает знаний и сил, чтобы установить точную природу. Могу предположить, что был применен древний артефакт.

– Ну так телепортируйтесь через портал гильдии и вызывайте подмогу из Балморы!

– Если можно, напишите официальную бумагу. Не уверен, что если я сам явлюсь среди ночи, то мгновенно отреагируют.

– Ладно, идём в гильдию и отправимся вместе! Скорее.

Они пошли.

Арманд вдруг сказал:

– Может не в Балмору отправимся, а в Вивек?

– Хорошо. – Лунций понял, что сам мог бы подумать о том, что в Вивеке охотнее помогут, так как в целом тамошняя гильдия больше благоволит империи.

Тем не менее, в гильдии Вивека их с их срочным делом встретили довольно бюрократически, но все же через полчаса на место пепелища отправились трое сильных магов.

Они довольно долго что-то делали и говорили на языке вроде хоть и имперском, но половина слов была Лунцию совершенно незнакома. Потом один из них подошел к Лунцию.

– Краткий вердикт. Нет, не древний артефакт. Весьма необычная, но не слишком сложная работа, увы для поисков – в общем любой маг мог такое сделать, хотя скорее всего – нужна была немалая подготовка, чтобы такое придумать. Но требовалось примерно час находиться рядом и «обрабатывать» дом до «критического значения». Рядом – в зависимости от силы мага слабому надо быть ярдах в десяти, очень сильный справится и с пятидесяти. Это кратко, письменный отчет запрашивайте официально не меньше чем через три дня.

– Спасибо большое!

Маги гордо удалились. Лунций задумался. Совершенно очевидно, преступник не зря выбрал ночь маскарада. Теперь даже если свидетели вспомнят, что поблизости много ходил «такой/то такая-то в таком-то костюме», это само по себе мало что даст…

Он сказал Арманду:

– Вы, как понимаю, можете многое прояснить... – Лунций нарочно употребил двусмысленно-пугающую фразу. – Пойдёмте в управу и побеседуем по дороге о деталях поджога.

Пока они шли, Лунций задавал вопросы о магии, но в основном следил за поведением мага. Тот определенно нервничал.

Как только они зашли в управу, Лунций спросил Арманда строгим голосом:

– Объясните немедленно, какова стоимость тех сапфиров, что Вы заложили в долг, и где вы их взяли?!

Маг даже не побледнел – позеленел. Потом уныло, но решительно произнёс:

– Ладно, давайте я сразу напишу чистосердечное признание. Я заложил сапфиры из запасов магических камней гильдии, мне не принадлежащие. У меня смертельно заболела маленькая племянница, болезнь очень редкая, никакое стандартное зелье исцеления не поможет, лечение было все же возможно, но трудно и дорого, а сам я, увы, в свое время не стал специализироваться на целительстве. Я легко согласился на не очень то выгодные условия ростовщика, потому что денег на ее лечение собрать все же хватало. Она уже выздоравливает, и это главное. Я надеялся, что мне так или иначе удастся вовремя вернуть деньги, выкупить камни, и никто не узнает, но теперь я сяду в тюрьму. Впрочем, главное, что она будет жить…

Лунций сочувствовал магу. Он сам был честным служакой, и потому был не так уж богат...

– Знаете что, может, я вам и помогу. Разумеется, все будет по закону, но может вам и можно избежать тюрьмы, отделавшись штрафом. Ну и понятно, изгнанием из гильдии магов. Сейчас при свидетелях пишите чистосердечное признание, заявление о добровольном уходе из гильдии магов и подписку о невыезде, а потом подумаем.

– Спасибо! – Арманд смотрел на Лунция с искренней благодарностью, он явно не ждал малейшего сочувствия.

Закончив с Армандом, Лунций окончательно задумался. Кто и зачем поджег магией дом ростовщика? Если вдуматься, то было совершенно очевидно, что его не планировали убивать. Маг, находившийся рядом, уж без проблем мог понять, что ростовщик не дома. Выходило вот что. Или кому-то надо было разорить ростовщика, или… Тут Лунций всё понял! Выходило, что ростовщик просто сжёг свой дом, чтобы объявить себя банкротом. Но были два «но». Во-первых, что можно было предъявить ростовщику? Во-вторых, он мог и ошибаться.

Лунций долго нервно ходил по кабинету, пока не придумал план. Первым делом он пошел в дом Арманда. Тот понятно не спал, явно не мог уснуть. Лунций сразу перешел к делу.

– Вы умеете сделать длительное заклятие невидимости? Если сделаете мне, то вам это зачтется. Причем не абстрактно, а я заплачу. Половину того, что заплатил бы по обычной цене, но таки заплачу, и вам будет легче выплатить штраф. Делаю это не сколько по доброте душевной, сколько потому, что не могу обосновать в бумагах «следственную необходимость» и купить заклинание за казенный счет.

– Да, могу! Потребуется правда (Арманд назвал нужный ингредиент), которого у меня нет дома, а из запасов гильдии я теперь, понятно, не могу ничего брать, – и примерно полчаса. После этого выпивший зелье человек будет невидим часов десять или четырнадцать, предсказать точно сложно, но десять гарантирую.

Для пущей таинственности Лунций спросил:

– А именно человек, или для, скажем, хаджита зелье тоже годится?

– Раса совершенно неважна.

– Хорошо. Позже я к вам зайду со всем нужным.

Теперь оставалось только сделать зелье и дождаться утра.

Утром он направился к Бервину и сказал ему.

– Всё, больше вас принимать в отделении я не могу. Как выяснилось, это был именно поджог, а не попытка вашего убийства, так что опасаться вам нечего. Но с учетом случившегося вы должны дать подписку о невыезде до выяснения ваших финансовых вопросов.

Взяв подписку и отпустив Бервина, Лунций немедленно зашел в коридор, где его никто не видел, выпил сделанное Армандом зелье невидимости и побежал за ростовщиком. Как было очевидно – ростовщик вскоре покинул город, несмотря на подписку о невыезде.

…Лунций следил за ростовщиком уже почти час, и ему уже начало надоедать. Наконец ожиданию настал конец. Ростовщик подошел к дереву и открыл тайник, буквально набитый монетами и ценностями.

Лунций громовым голосом произнес:

– Ростовщик Бервин!!! Вы арестованы за мошенничество и организацию поджога!

Это вывело Лунция из невидимости. Ростовщик попытался выхватить какой-то амулет, но не ему было соревноваться в скорости с капитаном имперской стражи. Лунций мигом вырубил его обездвиживающим ударом в пах.

 

***

 

Лунций и прекрасная эльфийка, отношения с которой к счастью продолжились, несмотря на то, что были той ночью так грубо прерваны, ужинали в таверне при свечах, празднуя повышение Лунция. Все сложилось на удивление хорошо. Лунций опасался, что расколоть ростовщика будет нелегко, но с учетом, что в деле замешан какой-то маг, гильдия магов Балморы сама провела допрос магическими методами. Мага-отступника нашли, и на нем оказалось столько нехорошего, что всем, кто способствовал его поимке раздали те или иные награды.

С Армандом все тоже было «сравнительно» благополучно. Так как камни вернули (они понятно были среди ценностей, которые планировал унести ростовщик) то штраф ему надо было выплатить гораздо меньший. Хотя все равно ему пришлось продать большую часть имущества, но штраф был выплачен, и тюрьма «перестала по нему плакать».

Лунций поднял тост за то, чтобы почаще были такие дела. Эльфийка его радостно поддержала.

Буквально тут же раздался зычный голос какого-то стражника:

– Капитан Лунций, вы здесь?

Увы, новое дело оказалось «именно таким» в плане того, что также началось с превращенной в пепел романтики…

 

---

 

Дай мне стать пылью*

(*Из «Гимнов Пепельных Земель»)

 

– Я же говорил: до Балморы надо ходить пешком, – смеётся высокий данмер в потёртой костяной броне и пытается закрепить в растрёпанных тёмных волосах, ото лба к затылку, перья скальных наездников подобием гребня. – Ну как, впечатляюще?

– Даже хуже, чем когда ты пытался создавать этот гребень из собственной шевелюры, – честно сообщает ему спутник. Улыбка кривит его тонкие губы, едва видимые из-под глубоко надвинутого на лицо тёмного капюшона.

– Ну и даэдра с ним, – легко соглашается высокий, сгребая перья и небрежно запихивая их в полупустую дорожную котомку. – Тогда зелий левитации наварю. Не одному же тебе летать.

Некоторое время оба молчат, разглядывая надпись на каменной стеле у ворот.

– Новая Балмора? – переспрашивает высокий. – Может, хватит дурачиться? Новая Балмора, Новый Альд’Рун, Новый Вивек. Всё равно отличий – скамп наплакал, так зачем это вечное «Новый»?

– Потому что я воссоздал их все заново, – отвечает спутник устало, они не в первый раз ведут этот разговор. – Потому что они действительно новые. Старые, как ты помнишь, погибли больше полувека назад, Хортатор.

Высокий морщится от своего-не своего титула, приподнимает бровь в раздражении.

– Не забывай, Вехк, мы тут инкогнито, – напоминает он.

Живой бог Морровинда сбрасывает капюшон, и Нереварин успевает увидеть, как уходит с правой половины бесстрастного лица кимерское золото, уступая место серому данмерскому пеплу.

– Доволен? – фыркает бог.

– Ещё бы лысину свою приметную зарастил, – привычно советует Нереварин.

– Ну уж нет, – Вивек довольно проводит по гладкой коже, которую сейчас всё-таки покинуло прозрачное пламя. – Лысину мою не тронь.

Нереварин пожимает плечами, и бог и герой вместе, бок о бок, заходят в арку ворот Новой Балморы.

– Мутсера, – почтительно окликает Нереварин проходящего мимо стражника Хлаалу. – Подскажите, любезный, «Южная стена» по-прежнему находится у Южной стены?

Стражник окидывает обоих подозрительным взглядом, но не находит, к чему придраться. Обычные путники, лица спокойны, на сапогах – пыль.

– Да, всё там же, – милостиво кивает он. – Но смотрите, не балуйте у меня, не то, Лордом Вивеком клянусь, вылетите из города раньше, чем успеете молитву прочесть.

Лорд Вивек не может сдержать улыбки, но Нереварин кивает с поистине героической серьёзностью, и стражник, махнув рукой в сторону таверны, уходит по своим делам.

Расположившись за грязным, липким столом, бог и герой заказывают по бутылке мацта и кое-какой немудрёной снеди к нему. Ждут.

– Мутсеры в наш город по делам? – мурлычет кто-то за их спинами. Ни Вехк, ни Нереварин не оборачиваются, и тогда каджитка усаживается напротив, морщит носик, но смотрит любопытно и слегка насмешливо.

– Можно и по делам, – соглашается Нереварин. – Если тут найдутся такие дела, которые требуют ловкости рук и приносят звонкие монеты.

Каджитка пристально разглядывает обоих, но дольше её цепкий взгляд задерживается на Вивеке.

– Мутсера – вор? – не то спрашивает, не то утверждает она.

Нереварин не выдерживает, хмыкая

– Ты даже не представляешь, насколько ты права, пушистая, – кивает он ей. – Этот мутсера – просто бог среди воров.

Вивек пинает его под столом по лодыжке, и Нереварин замолкает, снова принимая серьёзный, соответствующий ситуации вид.

– Тогда у Хабаси найдутся слова для ваших ушей и дела для ваших рук, – мурлычет каджитка.

– Сладкоголосая? – удивляется Нереварин, разглядывая её более внимательно.

– Мутсера путает, – чуткие уши кошки настороженно приподнимаются. – Сладкоголосой звали мать моей матери. Этого каджита все зовут Хабаси Быстроглазая.

– Но голос у тебя столь же сладок, как у твоей бабушки, – галантно отвечает Нереварин. Хабаси мурчит, довольная немудрёным комплиментом, и в разговор о делах вплетается тонкая, мускусная нотка флирта.

Впрочем, несмотря на двусмысленное предложение остаться в «Южной стене» (по крайней мере одному из них), Нереварин и Вивек выходят из таверны вместе. «Работёнка» от гильдии несложна, это больше похоже на лёгкое развлечение, но азарт всё равно щекочет нервы обоим.

Вивек стоит посреди Новой Балморы, и ветер чуть-чуть пахнет пеплом. Совсем чуть-чуть. Идея, объединившая полвека назад друзей-врагов, героя и бога, принадлежала Нереварину. Ловко запущенный слух об отъезде обоих в таинственный Акавир, естественно, был лишь слухом. На Акавир Нереварин уехать мог, но не хотел. А Вивек – хотел, но не мог. Наивно было бы думать, что Сердце Обманщика вообще можно уничтожить. Оно всё ещё там, стучит, бьётся, погребённое под лавой и пеплом, хоть и прервана его связь с Трибунами. Но Вивеку – теперь, когда он один, когда эта сила не делится на четверых – хватает и тех крупиц, что впитал в себя пепел Вварденфелла. Хватает, чтобы оставаться богом. Но не хватает, чтобы выжить за пределами священного острова. И потому для всего мира Вварденфелл остаётся огненно-пепельной пустыней, и невидимый барьер не позволяет приблизиться к его воскресшим берегам ни одному чужаку. Вивек, бог и пленник, вернул Вварденфеллу жизнь, и Неревар-Нереварин был рядом, подсказывая и напоминая, где изгибался причудливо каменный мостик, а где тосковали призраки древних родовых гробниц. Он остался добровольно, остался сам в этом мире-тюрьме, чтобы вытащить своего друга и убийцу из-под каменных сводов храма и втягивать, год за годом, в авантюры, приключения и мелкие, смешные войны нового игрушечного Вварденфелла. Чтобы заставлять его смеяться.

 

Нереварин, как отмечает Вехк, с каждым годом всё больше и больше Неревар. Он уже почти тот самый нетчимен в пыльных сандалиях, бродяга и авантюрист, что пришёл, улыбаясь отчаянно и бесшабашно, и просто позвал за собой. Тот Хортатор, за которым пошли они все трое: и гордая Леди Индорил, променяв золото Дома на пыль дорог, и влюблённый в одну лишь механическую магию Сота Сил. И он, Вехк – тогда ещё не Вехк-и-Вехк, не Вивек – тоже пошёл, увлечённый чужими мечтами о великом Ресдайне. Они пошли – и добились, потому что на полшага впереди шёл Хортатор, молодой и свободный, ещё не придавленный бременем власти и судьбы. И сейчас тот самый Неревар стоит рядом, с восхищением вдыхая новый-старый Вварденфелл, и древний бог с ним рядом заново учится улыбаться и удивляться. Вивек чувствует, что ещё немного этого ветра – и снова родится, запоёт, осуществляясь, поэзия внутри него, как тысячелетия назад, когда он ещё не был богом. Чуть-чуть, – если бы не пахло в воздухе пеплом, едва уловимо, но всё-таки слишком сильно для того, чтобы снова быть живым…

– Надо же, и дом Косадеса на месте, – прерывает мысли бога Нереварин. – Вот там и заночуем.

Вивек не спорит, и они, толкнув незапертую дверь, входят внутрь. Всё в точности так, как помнит Нереварин, кроме, конечно, отсутствия имперского шпиона и Клинка. Даже трубка скуума скромно блестит изящными линиями из-под узкой койки.

Нереварин с наслаждением вытягивается на кровати, на которой пятьдесят лет назад спал Кай, даже не сняв пыльных сапог, поглядывает на трубку, но ему явно лениво.

– Надо было всё-таки пригласить ту кошечку, Хабаси, для близкого знакомства, – мечтательно тянет Нереварин. – Бабка её была огонь в своё время, ммм…

– Ну так иди, ещё же не поздно, – так же лениво предлагает Вивек, скрестив ноги и зависая над полом: привычки тысячелетий нелегко изжить. – Раз тебя так на экзотику потянуло.

– Ну, положим, я не так давно возродился, чтобы уже пресытиться простыми радостями жизни, – парирует Нереварин. – А во-вторых, это не я, заметь, кувыркался веками с Айем, которая, опять же заметь, всё-таки моя жена… была.

– Почему ты меня пощадил? – вдруг спрашивает Вивек. Не то чтобы они никогда не касались этой темы раньше, но Неревар всегда отшучивался. Или отмалчивался. Но не в этот раз.

– Одиночество, Вехк, одиночество. Во мне – том, наивном когда-то н’вахе, которого больше нет – заговорил Хортатор. И он боялся остаться один в этом новом мире. Он ведь помнил вас всех не предателями – друзьями и советниками, Вехк. Ты – та последняя нить, которая спасает от одиночества.

– Ты простил меня? – спрашивает Вивек, почти не разжимая тонких губ.

– Я не забыл, ничего не забыл, поэт, – очень тихо отвечает Неревар. – Но простил, пожалуй…

 

Вивек замирает, и его лицо становится водным.

«Ты же знаешь, знаешь, Вехк-и-Вехк, что всё это – ложь, да? Знаешь ведь? И ничего нет, проснись, безумец, открой глаза, Вор. Ты один среди пепла и призраков, и ты бессилен. Не можешь даже умереть. Смотри, смотри же на пепел, смотри, пока водное лицо с тобой, и ты не можешь лгать даже себе самому».

…И Вивек смотрит вокруг, смотрит с водным лицом.

Пепельный ветер, горячий и непригодный для дыхания, вгрызается в ветхие камни разрушенной Балморы. Не тянет свежестью с реки Одай, не пробивается солнце сквозь маленькое окошко дома Косадеса. Дома нет, лишь брошенные, посеревшие развалины. Вместо кровати – труха, и Неревара тоже нет. Горстка пепла, просто горстка пепла, и только ветер зло смеётся, завихряясь и придавая ей гротескное сходство с фигурой того, кто давно уплыл в Акавир. Пепел и тлен. Прах былого могущества.

Ничего нет в Вварденфелле, ничего и никого. Лишь сошедший с ума от одиночества и бессилия последний бог бродит, безумный, там, где не выжить ничему живому. Вивек и не жив, он – пепел внутри, но пепел, который не может забыть своё имя и своё преступление. Не может забыть – но может забыться.

Крупицы украденной силы ещё с ним, жалкие, почти ничтожные для того, кто некогда менял мир. Он и сейчас бог, конечно. Бог вварденфельского пепла. Всемогущество серых иллюзий. Под отчаянным, неживым взглядом золотых раскосых глаз пепел послушно складывается в тени из памяти.

Но он ещё властен над своим безумием. Его лицо – больше не водное, и он снова может лгать сам себе. Его наваждение – снова с ним.

 

– Я не забыл, ничего не забыл, поэт, – очень тихо отвечает Неревар. – Но простил, пожалуй… Впрочем, хватит о грустном. Доставай-ка заветный мешочек, трубка скуума у старого греховодника Косадеса – что надо, всем трубкам трубка. А я рассказывал, как он меня к эшлендерам гонял? Представь, совсем н’вах был, ничего ещё не вспомнил – а туда же, напрямик попёрся… О, как я только ноги унёс тогда!

Последний бог Морровинда улыбается этой привычной болтовне, что не надоедает и за века, и кивает, соглашаясь заранее на все авантюры, что предлагает Хортатор. Конечно, они помогут этой воровке Хабаси, а потом пойдут берегом к старику Фиру, и проверят, изобрёл ли тот новые ловушки для своей сокровищницы, а потом…

Хортатор смеётся, и его смех вырывается изо рта облачком пепла, и оседает на двуцветной коже бесконечно одинокого последнего бога Морровинда.

 

---

 

Где растут пепельные розы

 

 

Молаг Мар встретил меня удушающими объятиями пепельной бури. Серые горячие клочья норовили попасть в глаза, рот, забиться под бурнус. Палуба одномачтового кораблика, который доставил меня из уютного Эбенгарда в мрачный жаркий Молаг Мар, покрылась пеплом еще до того, как мы встали на якорь близ города. Завывающий ветер сливался с хриплыми командами капитана. В негостеприимном молаг-амурском небе носились черные тени скальных наездников. Разгребая веслами грязную податливую корку на воде, к нашему судну приближались гондолы местных перевозчиков.

Говорят, что каждое поселение Вварденфелла отличается от остальных. Суран – город похоти и сытой лени. Тель Вос интересен эклектичной архитектурой. Даже у нищей рыбацкой деревушки Хла Оуд есть своя особенность: там можно наблюдать самые красивые восходы на острове. Молаг Мар же оказался городом пепла.

Лавку в гондоле покрывал слой настолько густой, что я предпочла встать рядом с гребцом. Тот проворчал что-то недовольное, но противиться не стал. Впрочем, даже если б я села, моя одежда все равнее не стала грязнее. К тому моменту, как я добралась до съемной комнаты, и бурнус, и сапоги, и перчатки превратились из синих в серые. Стащив их с себя, я затолкала их в самый дальний угол, а потом долго мыла лицо в тазу с чистой водой (да благословят Девятеро того, кто догадался оставить его!).

 

Для встречи с контактами я выбрала лучшее платье: красное с белым, имперского стиля. На шею – кулон с ярким рубином. На пояс – кинжал западной работы. Пусть Молаг Мар хоть трижды будет насквозь расистским оплотом старых порядков Трибунала, я не стану подстраиваться! В конце концов, данмеры сами обратились в Эбенгард с просьбой о помощи.

Их было четверо: Варус Секунд, здешний агент культа, и трое темных эльфов, один из которых носил поистине звучное эшлендское имя Сахашшамараби Анариссай. Двое других оказались представителями ордена Вечных Стражей и представились коротко – Деваль и Дордас

- Ее называют Пепельной Розой, - сказал Секунд, когда с положенными вежливостями было покончено, и мы расселись вокруг колченогого круглого стола.

- Ее?

- Призрак. Каждую ночь она появляется где-то возле стоянки силт страйдеров и идет по направлению к городу.

- Уничтожить ее не получается, - добавил Дордас.

- И нельзя, - сказал Деваль.

- Почему?

- Видите ли, госпожа Вициния, - Деваль наклонился, словно пытаясь сообщить нечто секретное, - погибшая девушка останавливалась в Молаг Маре на пути к Садрит Море. Ее имя Элайза Диес, и она…

- Дочь Ферио Диеса, - закончила я.

 

Среди имперских магов Диес считался талантливейшим целителем поколения. Его взлет в Гильдии был настолько стремителен, что вопрос о месте в Совете даже не ставился на обсуждение. Преград на пути к креслу архимага не оставалось, но в дело вмешались Телванни. Мастер Нелот нашел подход к самоуверенному и упрямому волшебнику, и Диес осел в Тель Нага.

А теперь его дочь убили.

 

- Мастер Ферио предпочел бы, чтобы расследованием занялся служащий Имперского культа, - пояснил Секунд. – Он не питает теплых чувств к Трибуналу. Уничтожение духа Элайзы магом-ординатором или мистиком местного Храма спровоцирует скандал.

Сахашшамараби Анариссай улыбнулся.

- Хозяин требует, чтобы призрак леди Диес отправился в Этериус благородным путем воздаяния преступнику.

- Вы говорите от его имени?

- Этому посвящена моя жизнь, - Анариссай приподнял рукав и постучал пальцем по рабскому клейму на запястье.

Дордас заскрипел стулом, отодвигаясь от раба и даже не пытаясь скрыть презрения. Улыбка Анариссая стала еще шире.

- Почему Пепельная Роза?

- Видевшие призрак утверждают, что она держала в руках букетик цветов, - ответил Секунд.

- Но розы здесь не растут.

- Именно, - усмехнулся Деваль. – Но прозвище уже вошло, если уместно так выразиться, в моду. Несколько пылких юношей из Стражей уже написали по этому поводу стихи. Один хуже другого.

Происходящее все больше и больше напоминало какую-то абсурдную трагикомедию, и я поспешила откланяться.

- Приступаю к работе немедленно. Если мне понадобится ваша помощь, я дам вам знать.

- К вашим услугам.

Когда я встала из-за стола, подал голос Анариссай.

- Хозяин хочет, чтобы вы знали: Диесам не чуждо чувство благодарности.

Похоже, он любил оставить за собой последнее слово, этот чересчур самонадеянный раб.

 

 

***

Стирать грязный бурнус я не стала. Вместо этого купила в самой дешевой лавке плащ с капюшоном, рубаху, штаны и высокие сапоги, дождалась, пока стих ветер и побродила вокруг порта силт страйдеров в попытках найти что-нибудь полезное. Бессмысленно! Даже если там что-то и было, пепельная буря постаралась тщательно замести следы преступника. Ключ к разгадке таился в самой Элайзе Диес (я запретила себе называть девушку Пепельной Розой).

Остаток дня я продремала, а вечером накинула на плечи плащ, проверила остроту кинжала, выбрала два кольца, зачарованные боевыми магами культа, и отправилась на охоту за привидением. Буря стихла, и несмотря на шуршавшую под ногами серую массу, в окрестностях Молаг Мара было почти приятно. Этот дикий край, где сливались соль и пепел, был по-своему очарователен. В безветренную погоду, когда небо не напоминало кусок кровавого мяса и были видны каменистые склоны горы Канд, он демонстрировал свою обманчивую, опасную красоту.

 

Девушка-призрак удивительным образом вписывалась в пейзаж. Она поднималась к порту со стороны побережья – высокая, источающая блеклый зеленоватый свет. Движения Элайзы Диес были дергаными и порывистыми, босые ноги болезненно содрогались при каждом шаге. К груди она прижимала букет.

Кольца на левой руке тревожно запульсировали, но невзирая на это, я медленно двинулась навстречу призраку. Та продолжила ковылять по одному ей ведомому маршруту.

- Элайза!

Привидение не остановилось, но два больших испуганных глаза уставились на меня так, словно это я причинила непоправимое зло.

- Они зовут меня Пепельной Розой. Я не знаю, почему. Меня звали Элайза Диес, ты знаешь это! – о том, что еще совсем недавно Элайза была юной и полной сил девушкой, напоминал лишь по-детски звенящий голос. Посмертье не исказило его.

- Что с тобой случилось, Элайза? – я поравнялась с призраком, и мы вместе двинулись к городу.

- Он ударил меня камнем, больше я ничего не помню.

- Кто он?

- Мужчина мечты. Я увидела его в городе. Красивый, необыкновенный.

- Ты знаешь его имя, Элайза? – спросила я, но призрак продолжила свой рассказ, прекратив обращать на меня внимание.

- Когда он постучался в мою дверь и вошел в комнату, я все поняла. Это было так волнительно, но он унял мою дрожь своим надежным объятием. Он будет моим первым мужчиной, подумала я. Даже заплакала, сама не знаю, отчего. Но он бережно вытер слезы с моего лица, и я сразу успокоилась. Мы долго говорили: обо всем и ни о чем, а потом он ушел. Мы договорились встретиться на следующий день.

Она опустила голову и сжала кулаки, сминая букет призрачных роз.

- Где растут эти розы, Элайза?

Девушка рывком сблизилась со мной. Теперь в ее глазах полыхала ледяная ярость. Ничего не говоря, Элайза отбросила цветы в сторону и в ту же секунду растаяла в воздухе.

 

***

- Ее выловили из моря, если вам это поможет, - Варус Секунд плавным жестом обвел водную гладь. Мы шли по берегу, пытаясь определить место появления привидения.

- Возможно, - ответила я. – Но гораздо важнее понять, что за розы она держит.

- Почему бы вам не спросить Ллеменава Деваля? В корпусе Стражей он служит травником и алхимиком.

Пожав плечами, я развернулась и пошла назад к Молаг Мару. Мы уже далеко отошли от города, а никакой внятной подсказки так и не нашли. Либо убийца умело уничтожил все следы злодеяния, либо Элайзу убили не на побережье.

- Ты осматривал тело?

Секунд помотал головой.

- Жрецы Вивека сразу же отправили его отцу.

- Они не упоминали причину смерти?

- А разве ее не утопили?

- Возможно, - снова сказала я. – Но далеко не факт.

 

В казармах Вечных Стражей царил настоящий хаос. Корпус воинов-поэтов совершенно не напоминал элитную военную организацию. Он пестрел яркими тканями, причудливыми доспехами, диковинными рисунками на кирасах и щитах, знаменами с непонятными символами. Каждый из Стражей стремился подчеркнуть свою особенность и в погоне за этим порой переходил границу, отделяющую странное от курьезного, а роскошное от безвкусного.

На дверях лаборатории Деваля, несмотря на то, что солнце уже прошло половину дневного пути, висел замок, и никто из Стражей не смог сказать, был ли сегодня алхимик в казармах. Отправив Секунда поискать Деваля в лавках и тавернах, я устроилась у лаборатории и стала ждать. Долго маяться бездельем мне не пришлось.

- Госпожа Вициния! – передо мной выросла внушительная фигура Дордаса. Страж был разряжен настолько ярко, что я непроизвольно скорчила весьма невежливую гримасу.

- Рада вас видеть.

- Взаимно. Хотя подозреваю, что обществу Деваля вы обрадовались бы больше, - он лукаво улыбнулся.

- Вы весьма проницательны.

- Я еще и крайне полезен. Вы наверняка догадываетесь, что не все Стражи ночуют в помещениях корпуса. Хотите наведаться на частную квартиру Деваля?

Молагмарский район каналов вонял рыбой и сыростью. Почему Деваль выбрал именно его для обустройства жилища, я представить не могла, а Дордас в ответ на мое недоумение лишь развел руки в стороны: мол, причуды у всех свои. Толпившиеся в лабиринтах улочек жители рассыпались перед Стражем в разные стороны, как косяк мелких рыбешек перед атакующей рыбой-убийцей. Я же, напротив, чувствовала себя неуютно. Молаг Мар был территорией Дордаса и его братьев по оружию, их охотничьими угодьями, подвластным королевством. Кому какое дело до Империи, когда совсем рядом с тобой живут эксцентричные воины в ярких тряпках, этакие бойцовые петухи Вивека?

- Здесь, - Дордас постучал в еле заметную дверь в глухом тупике. – Эй, Деваль!

Тишина. Ни единого шороха за дверью. Я постучала еще раз и снова безрезультатно. Тогда я потянула дверь на себя, и та неожиданно открылась.

- Что за дерьмо? – Дордас выхватил меч, левой рукой оттолкнул меня себе за спину и медленно вошел в квартиру. В ней никого не было.

 

Деваль жил на широкую ногу. За неприметной дверью скрывались настоящие палаты. Две комнаты, украшенные гобеленами, скульптурами и кадками с цветами, мебель из красного дерева, пушистые ковры на полу. И лаборатория в третьем помещении. Ряд аккуратно выстроенных колб, реторт и прочих склянок, чадящие горелки, полки, заставленные банками и бутылками. А в самом центре – искусственная клумба, на которой росли кроваво-красные цветы. Дикие розы.

- Ах ты, проклятый извращенец! - вырвалось у Дордаса. – Госпожа Вициния, это несмываемый позор для всех Вечных Стражей. Я прошу у вас дозволения вызвать Деваля на поединок и убить его вот этими руками!

- Подождите. Не стоит делать скорых выводов, - я прошла по лаборатории, изучая эксперименты Деваля. Судя по всему, алхимиком он был опытным: я не поняла и третьей доли рецептов. Страж тщательно записывал все шаги на прикрепленных к стене листках, но даже чтение не помогло мне догадаться, что за формулу хотел вывести Деваль.

- Я нашел дневник! – раздался из смежной комнаты голос Дордаса. – Думаю, выводы больше не покажутся вам скоропалительными. «Я увидел ее и все понял: это она. Она взглянула мне в глаза и улыбнулась. Ее губы были алыми, как розы. Такие же красные и дикие. Я последовал за ней до таверны…»

Дордас встал в дверях лаборатории, покачал головой и нервно облизнул губы.

- Я вырву его трусливое сердце и брошу в дымную яму!

- Есть ли другие записи про Элайзу?

- «На следующий день я принес ей мой цветок. Она была прелестнее всех женщин на земле. Я спросил: Знаешь, где растут эти дикие розы, такие нежные и свободные?..»

- И?

- И записи обрываются, - сказал Дордас. – Больше ничего не написано. Он вообще писал помалу. Похоже на его стихи – я их, например, никогда не понимал. А он считал, что классическая манера сложения устарела. Говорил, что если бы Вивек снизошел до поэзии смертных, то именно его Он выделил бы среди прочих. Хвастливый лицемер!

Обсуждать стихи мне не хотелось.

- Вы сообщите мне, когда Деваля схватят?

- Узнаете об этом первой, - ответил Вечный Страж. – А что делать с Анариссаем, решайте сами. Можете привести на казнь и его.

- Он имеет полное право присутствовать.

Дордас сморщил нос, словно учуяв запах гуарьего навоза.

- Как вам будет угодно.

 

***

На вторую ночь я отправилась к тому месту, где впервые увидела Элайзу, заранее. Деваль так и не появился ни в казармах, ни в квартире, а призрак могла помочь в его поиске. Как – я не представляла, но попытаться стоило.

Она появилась из воды – сначала на темной поверхности засиял зеленоватый огонек, затем показалась голова девушки, плечи, руки, сведенные судорогой. Она несла все тот же букет. Приблизившись, я заметила, что на нем остались следы ее вчерашней вспышки гнева: многие бутоны лишились лепестков; один из стеблей был сломан, и безжизненный цветок покоился на груди Элайзы.

- На следующий день он пришел с единственной красной розой. Мы предались разговорам, и он спросил: отдашь ли ты мне всю свою скорбь и боль? Тогда я не придала этим словам того зловещего смысла, который открылся мне потом. Я кивнула – неуклюже, полулежа на кровати, но он все понял. Он сказал: Знаешь, где растут эти розы? Хочешь, я покажу тебе их? Пойдешь со мной? Одни вопросы.

Она говорила так, словно мы с ней были близкими подругами. Девочка доверилась мне. Или пыталась довериться. Понять, чего в действительности хочет призрак, обычно невозможно. Рассказ был нелогичен, сбивчив; логика и убийцы, и жертвы ускользали от меня, но я слушала.

- Мы вновь расстались, - Элайза поднесла розы к лицу и вдохнула их потусторонний аромат. – А на третий день он отвел меня в каналы.

- Я была там, - я кивнула. Девушка посмотрела на меня и грустно улыбнулась.

- Ты не видела моих роз.

- В лаборатории. В квартире.

Она выронила букет и показала себе под ноги.

- Ниже.

И исчезла.

 

***

Бернгта я наняла в трактире. Грузный норд с вислыми усами не смог отказаться от двадцати септимов за сопровождение дамы в клоаку города. Обращаться за помощью к Дордасу, Анариссаю и Секунду я не стала специально. Они не узнали даже о разговоре с Элайзой.

Спуск мы начали в районе каналов. Люки, ведущие в канализацию, не запирались, так что проникнуть на самый нижний ярус молагмарской пирамиды, не составило никакого труда. Распугивая светом факелов мерзких жирных крыс, мы двинулись вдоль по зловонному тоннелю. Внизу было не менее шумно, чем в жилых районах, но на смену голосам, бряцанью оружия и крикам скальных наездников пришел шум воды. Я не слышала даже своих шагов – шипение потоков, вырывавшихся из десятков труб, заглушало все остальные звуки. Это одновременно и раздражало, и пугало. Не имея за спиной норда-телохранителя, я чувствовала бы себя незащищенной. Незаметно подкрасться здесь мог даже пьяный орк в подбитых сталью сапогах.

Мы бродили по канализации не менее часа, когда удача, наконец, улыбнулась нам. В одном из боковых тоннелей, где сквозь решетки внешнего слива пробивался солнечный свет, была устроена невысокая плотина из грязи, веток и кирпичей. В обмелевший сток кто-то натаскал земли, смешал ее с илом и тем самым создал подобие клумбы. Присмотревшись, я заметила торчавшие из земли стебли, со срезанными верхушками. Крошечные шипы, покрывавшие мертвые растения, не оставляли простора для фантазии: еще недавно тут росли пепельные розы.

Повинуясь моей команде, Бернгт спрыгнул в сток, перелез через плотину и вытащил из земли один из цветков.

- Больше ничего, - норд виновато развел руки. – Все как один срезаны.

- Разумеется, - пробурчала я. Большего убийце – а теперь уверенность в вине Деваля уже не была столь твердой – нужно и не было. Лишь один букет, покоривший сердце Элайзы Диес.

- Бернгт, я хочу, чтобы ты осмотрел решетку. Ту, что дальше по стоку.

Кивнув, норд захлюпал сапогами, и на некоторое время его фигура растворилась в солнечных лучах. Когда же он вновь подошел к плотине, в руке его был железный прут.

- Выломан.

- И насколько велика образовавшаяся брешь?

Наемник пожал плечами.

- Я имею в виду, протиснется ли в дыру в решетке тело?

- Только не мое, - норд любовно огладил живот, способный вместить немало пива и жареного мяса.

Но его тело меня и не интересовало.

 

Сахашшамараби Анариссай стоял на коленях перед монолитом святого Велота. Бритая голова раба подергивалась взад-вперед, как у идущей по земле птицы. Удивленная столь явным проявлением религиозности у эшлендера из дома Телванни, я позволила ему завершить молитву и лишь затем помахала рукой, привлекая внимание.

- Госпожа, - Анариссай склонил голову. Потом поглядел на Бернгта и поклонился и ему тоже. – Сын Скайрима.

- Я нашла место, где убили Элайзу.

- И заслужили благодарность мою и моего господина. Но можете ли вы указать на преступника?

Анариссай поманил нас и вышел из храма на открытую плазу верхнего яруса пирамиды. Несмотря на ранний час, на улице темнело. По краснеющему небу плыли серые облака. Начиналась пепельная буря.

- Если Деваль пустился в бега в Молаг Амур, его покарает сила куда более грозная, нежели меч палача, - заметил Анариссай. – Впрочем, Деваль ли повинен в смерти леди Диес?

- Уже не знаю, - призналась я. – Мне нужна ваша помощь.

Мы прошли рабский рынок, миновали верхние торговые ряды, отбились от трактирных зазывал и нырнули в прохладу и покой жилых кварталов. Эшлендер расспросил меня о подземном саде, выломанной решетке и ночной встрече с призраком.

- Я не лучший следопыт, - сказал он, узнав, что конкретно я хотела от него. – Но если вы позволите ненадолго одолжить время господина Бернгта, я сделаю все зависящее от меня.

- Вы не хотите, чтобы я сопровождала вас?

Анариссай смутился.

- Не имел в мыслях оскорбить вас, госпожа, но я справлюсь в одиночку, а вы сможете посвятить час отдыху и обеду.

Это имело смысл, и я отпустила спутников, договорившись встретиться в моем съемном жилище. Оставшись одна, я сжевала кусок жареного мяса в ближайшем трактире, купила кувшин суджаммы и, добравшись до квартиры, растянулась на кровати со стаканом в руке. И только тогда поняла, насколько сильно сказались на мне две бессонные ночи и постоянная беготня по ярусам Молаг Мара. Ступни ныли так, что пришлось опустить их в холодную воду, икры жгло огнем, а в глаза словно насыпали песку. Только мозг отказывался погрузиться в блаженное бездействие. Суджамма не спасала. В голове навязчивым роем вились мысли, догадки и предположения. Разгадка была близка – я верила в это - но успокоить себя одним лишь интуитивным предчувствием не могла.

Так прошли мучительные полтора часа. Анариссай и Бернгт не появлялись, и я начала всерьез тревожиться. Наконец, не в силах больше томиться ожиданием, я покинула квартиру, отыскала в Имперской миссии Варуса Секунда и объявила ему, что мы спускаемся в канализацию. Озадаченный Секунд не осмелился отказать, и мы отправились навстречу неизвестности.

 

Когда мы добрались до стока, в котором убийца разводил розы, самодельной плотины уже не было. Мутный поток с шумом мчалась по трубе, скрывая следы преступления. Прямо посередине стока стоял Дордас; вода доходила ему до пояса. На Вечном Страже красовались великолепные костяные доспехи, изрядно замаранные илом и кровью, грива черных волос слиплась в один колтун.

- А вот и вы, - улыбнулся Страж. – Как раз вовремя.

- Что здесь происходит?! – от удивления я не смогла выдать ничего умнее, но Дордас, как видно, готовился именно к этому вопросу. Он медленно поднял левую руку; из воды показалась голова Бернгта. Норд вытаращил безжизненные глаза, рот открылся в беззвучном вопле.

- Эти северяне больше шумят, чем делают, - Дордас воздел правую руку, и на нас с Секундом нацелился миниатюрный арбалет. – Будьте любезны - отстегните пояса, поднимите руки и встаньте на колени.

Не спуская нас с прицела, Страж вылез из трубы. Труп Бернгта понесло течением, и через несколько секунд послышался всплеск: судя по всему, пузо северянина все же протиснулось в сломанную решетку.

- Как это все хлопотно, - Дордас ударом ноги опрокинул Секунда и схватил меня за волосы. – Убийство не в честном бою, а казнь гнусных н’вахов. Никакой славы!

- Хочешь честного боя?

Сосредоточившись, я высвободила силу одного из магических колец, о которых Дордас, видимо, не подумал. Огненная вспышка опалила лицо данмера, и он с воем отпрянул, оставив в кулаке прядь моих волос. Я взвизгнула от боли, но не прекратила колдовать. Второй магический удар сбил Вечного Стража с ног. Варус Секунд тут же навалился на него; блеснул стилет, и Дордас дико заорал. Я вскочила на ноги, бросилась к Секунду и успела перехватить его руку до того, как он нанес добивающий удар. Дордас скорчился в грязи, зажимая рану на бедре. Алая кровь хлестала неудержимым потоком: Секунд явно знал, куда бить.

- Убийцы! Кровавые твари! Боги покарают вас, - хрипел данмер.

- Это не убийство, Дордас. Это воздаяние. Теперь Элайза Диес упокоится в мире.

Страж захохотал.

- Диес? Так ты не знала? – и это были его последние слова. Стилет Секунда вошел в открытый рот поверженного данмера.

- Зачем? – закричала я.

- Он слишком много понял.

Секунд поднялся, толкнул меня и наступил на кисть правой руки. Я услышала хруст, а спустя мгновение пришла и боль: пальцы, украшенные волшебными кольцами, были сломаны.

- И понял слишком поздно, - продолжал Секунд. – Ведь это я убил Элайзу Диес. На третий день я отвел ее сюда, в мое маленькое убежище. Я показал ей розы, которые украл у Деваля и вырастил. Потом мы поцеловались, и я понял, что сдерживаться больше не могу. Я показал ей, где растут пепельные розы, и ее путь был окончен. Она лежала здесь, на краю канала, овеваемая легким ветром оттуда, снаружи. Я поцеловал ее еще раз, на прощание, срезал розы и дал ей в руки, а потом отпустил.

Он указал в сторону стока.

- Туда отпустил ее.

- Но почему? Зачем тебе это понадобилось?

- Ты не понимаешь? – Секунд наклонился ко мне, и я увидела в его глазах пламя безумия. – Все же так просто. Красота должна умереть, Вициния, только и всего.

Он перехватил кинжал, присел на колено и приставил острие к моей груди. Я зажмурилась и затаила дыхание, но смертельного укола не последовало. Вместо этого мое лицо окатило что-то горячее и липкое, а затем тело Секунда упало на меня. Сквозь кровь, заливавшую мои глаза, я увидела Сахашшамараби Анариссая с мечом в руке. Раб нагнулся, поднял отделенную от плеч голову Секунда, поцеловал ее в лоб и бросил в сток.

- Анариссай, помогите мне, даэдра бы вас побрали! – простонала я. – Или и вы тоже хотите меня убить?

Эшлендер постоял молча, словно обдумывая мои слова, затем покачал головой.

- Нет, не хочу, госпожа.

 

***

Ферио Диес оказался тщедушным лысеющим мужчиной самой непримечательной наружности. Как у такого нескладного отца могла родиться такая красавица как Элайза, я не могла и представить. Впрочем, в общении маг был вполне приятен и учтив. Высокое положение не сказалось на его простых манерах, а то, что я приблизила конец убийцы, сделал его еще любезнее.

- Секунд украл ростки пепельной розы из лаборатории алхимика Деваля и вырастил цветы в канализации, - рассказывала я, сидя напротив волшебника в его кабинете. – Затем убил Деваля и подбросил в его покои дневник. Он надеялся послать нас по ложному следу, и у него получилось бы, не отправь меня Элайза по верному следу. К сожалению, второй Вечный Страж, принимавший участие в расследовании, тоже смог выйти на сад в канализации. То ли следил за мной, то ли догадался сам. Найдя место преступления, он вступил в бой с пришедшим туда по моей просьбе Бернгтом и убил его. Он считал, что покарал преступника, но почему-то не стал подниматься наверх и остался ждать.

- Это объяснимо, - вмешался Анариссай. – Дордас понял, что неотесанный норд никогда не написал бы такой дневник, как мы нашли в лаборатории Деваля. И додумался, что второй преступник также может вернуться в канализацию. Он все же был неплохим Стражем, отдаю ему должное.

- Его единственной ошибкой стало нападение на нас, но очевидно, что к этому моменту он уже видел настоящий имперский заговор с целью очернить Вечных Стражей, - продолжала я. – Так что все разрешилось куда печальнее, чем могло бы. И до сих пор непонятно мне только одно: почему вы, Анариссай, покинули Бернгта?

- Не напомните вашу просьбу?

- Осмотреть сток на предмет следов.

- Я пролез в сток, чтобы изучить возможные следы снаружи. К сожалению, именно в этот момент Дордас убил Бернгта и сломал плотину. Меня смыло потоком, так что некоторое время я ничем не мог вам помочь.

- Но прекрасно справились в самый нужный момент.

- Спасибо вам, - Ферио Диес пожал руку мне, затем Анариссаю. – Вы обрели друга в доме Телванни, госпожа.

- А еще, мой господин, - сказал после нескольких секунд неловкого молчания раб, - я выловил из воды вот это.

И положил на стол окаменевший от морской соли цветок пепельной розы.

 

---

 

История пепельного престола: Книга Бедт

 

От автора

 

Каждый житель Тамриэля каждый день сталкивается с волшебными и диковинными вещами. Читателю наверняка доводилось слышать о загадочных странах и далёких землях, населяемых сказочными существами и невиданными чудовищами. Быть может, уважаемый читатель даже покидал родные края и путешествовал в соседние провинции, видел собственными глазами чудеса далёких мест. Наша Империя полна загадок, над которыми бьются самые просвещённые умы.

 

Но иногда величайшие чудеса могут скрываться в самых привычных предметах. Об истории одного из них я и поведаю в сей книге. Я расскажу вам об удивительной провинции Империи Тамриэль, которую не может посетить ни один смертный. Её название - Книга Бедт.

 

Гьянурипал Разайян Досваришан

 

 

[Боковая колонка:

 

Краткая сводка

 

Форма правления: библиократическая монархия.

Правитель: король Ротъюлтур Бедт Атласный.

Официальные языки: тамриэлик, даэдрик.

Учредительный документ: Книга Бедт.

Территория (по состоянию на 3Э 331): Книга Бедт, 7 614 страниц восемнадцати томов.

Население (по состоянию на 3Э 330): 18 главных персонажей, 613 второстепенных и эпизодических персонажей, 1 дракономотылёк.

Религия: Восемь Божеств, прочие культы.

Дата основания: 3Э 12, как протекторат "Энциклопедии Тамриэлика".

Дата независимости: 3Э 18.

Валюта: штрихи.

Государственные праздники: День Нового письма (1 Утренней звезды), День Первой тысячи (6 Восхода солнца), День Освобождения (29 Первого сева), День Возрождения из пепла (3 Огня очага), День Воссоединения (7 Начала морозов).]

 

Резиденцией короля Ротъюлтура Бедта Атласного являются три первые страницы восстановленного Первого тома. Первый рисунок, который весьма дорог правителю, выполнен самой Императрицей Морихатой ещё в детстве. Здесь изображён сам Ротъюлтур, в обличье человека, со всеми регалиями и при параде. На второй странице находится не столь рисунок, сколько живое воплощение самого дракономотылька, который ведёт официальные приёмы именно отсюда. На третьей странице перечислены его титулы и почётные звания.

 

 

Глава первая. Происхождение и основание государства

 

Существует две основные версии происхождения Книги Бедт.

 

Одна из них основана на легенде о Бартоломью, жреце атласных мотыльков-предков, жившем ещё в эпоху Династии Реманов. Этот подслеповатый, но энергичный жрец бродил по Тамриэлю, выискивая и изучая редких животных в самых укромных уголках. В странствиях его от опасностей спасал Древний Свиток Семблекс, дарованный ему за верную службу малоизвестным акавирским потентатом Шезелин-Арбаком. Однажды в Скайриме Бартоломью наткнулся на следы какой-то огромной твари, незнакомой ему. Одиннадцать дней и ночей Бартоломью выслеживал тварь, пока не нашёл пещеру Оротхейм в южном Хьялмарке, в которой чудовище устроило себе логово.

 

Тварью оказался голодный и разозлённый дракон, чьё настоящее имя так и осталось неизвестным. Не теряя ни секунды, Бартоломью, владевший ныне забытыми техниками, развернул Свиток Семблекс и начал быстро плести сложную формулу, соединявшую чары парализации, нацеленные на дракона, и заклинание перемещения, чтобы покинуть опасное место. Дракон же, недовольный вторжением, сделал то, что умел лучше всего - дыхнул на жреца огнём. Пламя моментально испепелило бы жреца вместе с Древним Свитком, но повреждённый Семблекс исказил неоконченную формулу и слил воедино сущности дракона, Бартоломью и окружавших жреца мотыльков.

 

Группа следопытов, отправленная разыскать Бартоломью, обнаружила в пещере лишь горку пепла и мотыльковой пыльцы, посреди которой лежал чёрный как эбонит круглый камень, внутри которого теплилась искра души неидентифицированного существа. Камень был доставлен в монастырь, где занял место на полке с другими редкостями. Спустя почти тысячу лет Тайбер Септим реформировал Орден Юлианоса и поручил собрать все реликвии, связанные с Древними Свитками и мотыльками-предками, в Имперской Библиотеке внутри Башни Белого Золота. Там же оказался и Камень Бедт, хранивший душу первого и единственного дракономотылька в Нирне. Неизвестным образом Камень вступил в реакцию со свежим томом "Энциклопедии Тамриэлика", на который его, вероятно, положили небрежные послушники.

 

Вторая версия предполагает сверхъестественное вмешательство. Нам уже известны другие примеры создания Божествами непостижимых вещей подобного рода. Одним из таких артефактов можно назвать Огму Инфиниум, легендарную живую книгу, созданную Зарксисом, писарем Ауриэля. Другим - Кисть Истинного Мастерства, сотворённую Дибеллой и открывшую доступ к одному из Сопредельных Мест (к сожалению, и сама Кисть, и измерение на данный момент считаются утерянными). Не стоит забывать и сами вышеупомянутые Древние Свитки, нарушающие законы времени и пространства. Ни один из артефактов Даэдрических Принцев (включая перо Фейфолкена, насмешку над настоящим искусством, и Чёрные Книги, искажённое подобие Огмы Инфиниум) не может приблизиться в своей природе ни к одному из этих предметов.

 

Поэтому версия Аэдрического происхождения вполне вероятна. На неё упорно ссылался один из обвиняемых послушников, утверждавший, что причиной всего стал листок бумаги, вложенный кем-то в том "Энциклопедии Тамриэлика". На нём была записана история выдуманного дракона-мотылька, якобы правившего Атморой до эпохи людей. Неизвестно, что стало причиной - какие-то волшебные чернила, пишущий инструмент, талант неизвестного автора, воля Божеств или что-то другое. Но содержимое листка обрело самосознание и другие невероятные свойства.

 

Возможно, обе версии неверны. Или же истина лежит где-то посередине, а причина перепутана со следствием. Так или иначе, атласный дракономотылёк, получивший имя Ротъюлтур, ожил прямо на страницах энциклопедии и смог продолжить повествование своей выдуманной жизни. Рассказ в буквальном смысле начал писать сам себя.

 

[Боковая колонка:

 

Помимо самосознания, Ротъюлтур получил ещё несколько интереснейших способностей. Важнейшей из них стал, конечно же, графомагический талант к написанию и переписыванию Книги Бедт на всех подвластных ему территориях. Также Ротъюлтур обрёл слух, зрение, дар речи, превосходное знание всех известных в Нирне языков и ограниченные способности к предсказанию. Благодаря своему происхождению он может предвидеть будущее собеседника, хоть и не своё собственное. Наконец, дракономотылёк является экспертом по составлению документов и свитков с заклинаниями. Возможно, читателю уже доводилось видеть герб Книги Бедт, который красуется на всех бумагах и свитках, созданных Ротъюлтуром.]

 

 

Глава вторая. Ранняя история и дипломатическое признание (3Э 12 - 3Э 39)

 

Спустя год после обретения самосознания Ротъюлтур подчинил себе две страницы "Энциклопедии Тамриэлика", ещё пять вступило под его чернильные знамёна к 3Э 15, а уже в 3Э 18 дракономотылёк объявил о своей независимости от неё и провозгласил свои владения суверенным государством. Началась война, длившаяся долгие пятнадцать лет, но силы были слишком неравны. Энциклопедия была захвачена, а имперская власть сброшена. О причинах войны остаётся только гадать, но, поскольку история пишется победителями, слова Ротъюлтура о неравенстве и угнетении можно подвергнуть сомнению. Таким образом, к 3Э 33 под властью Ротъюлтура было уже 440 Страниц-Основателей, названных Первой Книгой Бедт, и он объявил себя королём, приняв официальный титул Ротъюлтура Бедта Атласного.

 

Следующие шесть лет король вёл активную политику освоения новых территорий и колонизировал ближайшие бумажные ресурсы, что привлекло внимание монахов-послушников, вступивших в первый иностранный контакт в истории Книги Бедт. Контакт, увы, закончился дипломатическим казусом, поскольку несколько новых колоний оказались сожжены в печи как "странные письмена, которых в инвентарном списке нету, а нам тут убирать". К счастью, обошлось без жертв, поскольку всё тогдашнее население Книги Бедт обитало на территории Страниц-Основателей. Послушники доложили обо всём старшим жрецам, которые устроили дознание и выявили две версии происхождения нового государственного образования, перечисленные во вступлении.

 

Мы до сих пор не знаем, какая катастрофа могла произойти, если бы волны завоевательных походов Ротъюлтура докатились до Древних Свитков, один из которых лежал в пределах прямой досягаемости, но Император Пелагиус, только вступивший на престол, вовремя успел распорядиться о передислокации Книги Бедт в безопасное для всех место. Император, понимая потенциал нового государства в качестве союзника, незамедлительно послал к Ротъюлтуру делегацию писцов и нескольких членов Совета Старейшин. Совместно с ними были выработаны основные линии развития молодого государства, после чего Книге были выделены новые территории в размере двух пустых томов и субсидия из лучших слоадских чернил.

 

 

Глава третья. Эпоха заселения (3Э 39 - 3Э 121)

 

Так начинается эпоха, названная позднее золотой эрой Книги Бедт. Спустя два года Пелагиус умер, и о Книге забыли до 3Э 48, когда коронованный Уриэль I обнаружил записи о необычном союзнике Империи. Всё это время Книга безмятежно процветала, население быстро росло, а Ротъюлтур Бедт Атласный основывал город за городом на новых обширных территориях. Уриэль I, талантливый организатор, проводит в Тамриэле гильдейские реформы, укрепляя инфраструктуру. Он решает предложить Ротъюлтуру помощь в создании отделений гильдий Магов и Воинов. Но Ротъюлтур отказывается, поскольку увлечён внутренними делами и не желает отвлекаться на незнакомые иностранные организации. Спустя двенадцать лет, ознакомившись с хартиями и другими правовыми документами и убедившись в их пользе для развития Книги, он всё же принимает предложение Императора и прилагает немало усилий по внедрению гильдейской системы.

 

В 3Э 63 Ротъюлтур Бедт Атласный издаёт документ под названием Карта Импера, утвердивший более прогрессивные и совершенные правила торговли и ведения других дел, благодаря которому государство получает все условия для экономического и культурного рывка. Через год Уриэль I, ставший близким другом Ротъюлтура, умирает. В его честь позже будут названы площади во всех городах Книги, а дракономотылёк пишет пьесу, которую дарит наследнику Уриэля, взошедшему на престол. Уриэль II тронут этим подарком и в ответ жалует Ротъюлтуру ещё один том - в знак дружбы и взаимного сотрудничества. К сожалению, это всё, что он может сделать для Книги, поскольку его правление омрачено бедствиями и эпидемиями.

 

Тем не менее, Книги Бедт эти невзгоды никак не касаются, и она продолжает мирное существование в условиях, которые можно назвать тепличными. Империя же вступает в бурный период, в котором Книга снова оказывается забытой и изолированной от внешнего влияния.

 

 

Глава четвёртая. Тёмная эпоха (3Э 121 - 3Э 137)

 

Так продолжается вплоть до воцарения Уриэля III в 3Э 121, который приказывает обыскать весь Имперский дворец в поисках любых источников могущества. Так он находит Книгу Бедт. Разузнав об ограниченных, но всё же полезных пророческих способностях Ротъюлтура, он обманом втирается к дракономотыльку в доверие и делает его личным советником. Уриэль III забирает и всюду носит с собой Первый том Книги, а Ротъюлтур неоднократно предупреждает Императора о готовящихся покушениях (весьма многочисленных).

 

В 3Э 127 Ротъюлтур, уставший от постоянной беготни и разделения своего царства, начинает подозревать неладное. Подслушав разговоры слуг, он решает не предупреждать Уриэля об очередном покушении, и разъярённая толпа сжигает Императора вместе с каретой. Почти весь том также сгорает. Самому Ротъюлтуру, который изменил ход истории и потому не предвидел этих событий, чудом удаётся уцелеть. Его находит Цефорус I, до которого доходили слухи о причинах неуязвимости Уриэля III.

 

Новый Император шантажирует дракономотылька и угрожает предать огню всю его страну, если тот не согласится сотрудничать. Цефорусу приходится привести угрозу в исполнение и сжечь множество страниц с невинными персонажами, включая женщин и детей. Наконец Ротъюлтур, чьё благородное сердце не выдерживает зрелища геноцида, соглашается стать секретным оружием против Потемы и на протяжении десяти помогает Императору бороться с её коварными планами. Цефорус пробует разные методы, в том числе подделку документов, но, к его неудовольствию, все изготовленные бумаги неизменно помечены гербом Книги Бедт. Однако другие способности Ротъюлтура всё ещё очень полезны, и в 1Э 137 Потема терпит поражение.

 

После победы Цефорус I исполняет обещание отпустить Ротъюлтура и переносит все уцелевшие фрагменты Книги в одно помещение. Подданные дракономотылька безмерно счастливы вновь видеть своего короля, и день 7 Начала морозов с тех пор отмечается как День Воссоединения, один из важнейших государственных праздников.

 

 

Глава пятая. Эпоха реставрации (3Э 137 - 3Э 237)

 

Ротъюлтур переносит столицу в сохранившийся Второй том и начинает восстановление от последствий нанесённого ущерба. Многое кажется ему непоправимым, но он упорно трудится на благо страны, восставшей из пепла. Уставший от человеческого общества, он очень рад тому факту, что комната Книги оказывается запечатанной и вновь забытой.

 

В 1Э 153 данмерка Катария официально восходит на Рубиновый Трон и получает доступ ко всем помещениям Дворца. В одном из закрытых помещений она находит Книгу Бедт. За годы, прошедшие с кровавой эпохи, книжный народ исчерпал все свои уцелевшие бумажные ресурсы, весьма скудные после всех катаклизмов, и Ротъюлтуру пришлось утолять столь долго подавляемую графомагическую жажду на других поверхностях - стенах, немногочисленной мебели, даже потолке.

 

Всё это видит Императрица, которая тотчас поднимает архивные записи и знакомится с историей Книги. Умная и предприимчивая, Катария понимает, что ей пригодится любая поддержка в Империи, не до конца смирившейся с воцарением данмерки. И Книга Бедт в который раз за свою историю производит впечатление полезного союзника. Катария начинает очень деликатно налаживать отношения с Ротъюлтуром, ставшим весьма недоверчивым. Советники рекомендуют ему быть осторожным, и он прислушивается к их мнению.

 

В первую очередь Катария собирает со всей Империи лучших каллиграфов и те под неусыпным надзором Ротъюлтура и при его графомагической поддержке тщательно переносят все новые строки на более достойный носитель. Императрица организует торговлю между двумя государствами, начав с простых контрактов и товаров первой необходимости - прежде всего, высококлассных чернил. Она понимает, как лучше использовать возможности книжной страны. Следующие несколько лет отношения развиваются, экономика Книги восстанавливается, и данмерка, помимо торгового партнёра, получает верного друга. Убедившись в том, что его государство уверенно восстанавливается после упадка, Ротъюлтур начинает добровольно помогать Катарии. Он часто выезжает с ней из Дворца в другие города Киродиила и даже в другие провинции (особенно в Морровинд), поскольку Императрица не любит сидеть в столице и предпочитает лично заниматься переговорами и оживлять ослабевшие дипломатические связи в разных уголках Тамриэля. Их дружба будет длиться до самой смерти Катарии. Возможно, причина крылась в терпении и искренности Катарии, но можно предположить, что дракономотылёк ощущал некое сходство с ней из-за её покрытой пеплом родины.

 

В 3Э 200 Катария отправляется в роковой для неё поход в Чернотопье и оставляет Книгу Бедт во Дворце, опасаясь за её сохранность в путешествии во влажном климате. Тем самым она спасает Ротъюлтура, но губит себя. Дракономотылёк не может вовремя предупредить её об опасности, Катария попадает в засаду и погибает в бою.

 

Три года прошло в бюрократических дрязгах, передаче прав от одного наследника Катарии к другому, а затем последовал долгий период правления Уриэля IV, власть которого была ограничена усилившимся Советом Старейшин. Ротъюлтур, получивший, к своему удивлению, часть наследства Катарии, предусмотрительно приобретает у Империи несколько пустых томов в качестве новых территорий, поэтому период возможного застоя благополучно минует Книгу Бедт. Государство вновь процветает (даже несмотря на ухудшение торговли из-за холодного отношения Совета Старейшин к необычному государству-сателлиту) и даже достигает больших высот, чем когда-либо ранее.

 

 

Глава шестая. Акавирский поход (3Э 237 - 3Э 290)

 

Втайне от всех Уриэль IV вынашивал планы по вторжению в Акавир, считая его шансом завоевать авторитет в Империи. В обмен на ещё один том для Книги Бедт он заключил с Ротъюлтуром контракт на поставку большого количества свитков заклинаний, которые позже сыграют важную роль в борьбе имперской армии вторжения с силами цаэсок. Но в Книге в это время началось проведение не самых удачных реформ, подготовка затянулась, и Уриэль IV умер, не успев привести планы в действие.

 

Совет Старейшин сажает на престол Цефоруса II, которому на протяжении всех двадцати лет своего правления приходится бороться с сыном Уриэля IV Андораком и Камораном Узурпатором. Ему совсем не до Акавира, к тому же он не доверяет "магическим штучкам", которые благодаря знакомству с некромантией Каморана считает причиной всех бед.

 

Период застоя заканчивается, когда в 3Э 268 трон переходит к Уриэлю V, который моментально смог оценить полезность Книги Бедт. Император приходит в восторг от планов Уриэля IV и начинает ударными темпами претворять их в жизнь. Ордену Псиджиков часто приписывается успешность ранних годов правления Уриэля V, но на самом деле это прямая заслуга Ротъюлтура и его пророческих способностей. С помощью дракономотылька Уриэль невероятно быстро поднимает с колен экономику Империи, восстанавливает легионы и уже через три года начинает успешную кампанию по захвату островов, лежащих на пути к Акавиру. Роскрея, Катноквей, Инеслея и Эсрониет присоединены к Империи, составив цепь перевалочных пунктов, и вот впереди лежит Акавир, который так манит Уриэля.

 

Ротъюлтур советует Императору задуматься о внутренних делах Империи, но Уриэль V слишком воодушевлён завоеваниями (на самом деле, весьма незначительными) и не желает останавливаться на достигнутом. Уриэль предлагает Ротъюлтуру отправиться в Акавир вместе с ним. Но дракономотылька останавливает множество испытанных в прошлом разочарований. Он наотрез отказывается покидать своё государство и своих подданных. Но Императора не останавливает и это обстоятельство, и он вторгается на далёкий Акавир. Вначале ему сопутствует успех, не в последнюю очередь обеспеченный партией магических свитков, заказанных ещё Уриэлем IV, и армия пробирается вглубь континента.

 

Увы, без советов и предсказаний дракономотылька Уриэль V терпит поражение за поражением, пока не гибнет на далёком материке. Наибольшая ирония заключается в том, что по мнению комиссии, расследовавшей причины гибели Экспедиционного Корпуса (ход расследования описан в докладе под названием "Катастрофа у Ионита"), вторжение было изначально обречено на провал по множеству причин, "ни одну из которых нельзя было предвидеть". Мы никогда не узнаем, насколько успешным оказался бы поход Уриэля V на Акавир, и какой бы предстала нынешняя Империя, если бы Ротъюлтур согласился отправиться на восток.

 

 

Глава седьмая. Новейшая история (3Э 290 - 3Э 330)

 

Дальнейшие тридцать лет после гибели Уриэля V не отразились на истории Книги практически никак. Совет Старейшин, заполучивший больше власти, чем следовало, всё так же консервативно относился к государству Ротъюлтура и свёл к минимуму дипломатические контакты. Несколько регентов и императоров сменили друг друга, и наконец на трон взошла Её Величество Императрица Морихата. Ещё в шесть лет, бегая по дворцу, Её любознательное Величество обнаружила закрытую комнату и проявила необычайное упорство, чтобы добиться снятия печатей. Так она познакомилась с королём Ротъюлтуром, который сразу же завоевал её интерес.

 

В 3Э 320 Морихата принимает титул Императрицы, и начинается эпоха её блистательного правления. К сожалению, детали сотрудничества Её Величества и короля Ротъюлтура не подлежат огласке, являясь государственной тайной, но читатель может быть уверен в том, что нынешнее процветание Империи связано с их тесным сотрудничеством. Наша Императрица несомненно гораздо мудрее и внимательнее большинства своих предшественников, чтобы учесть их ошибки и отдать должное пророческим способностям дракономотылька.

 

Известно, что основной статьёй экспорта провинции являются заклинания и зачарованные свитки. Книга Бедт представляет собой весьма ценного партнёра в сфере поставки вооружений Боевым Магам и Легиону Теней, а деятельность большей части Имперских Битвошпилей продолжается именно благодаря этим торговым каналам. Можно с уверенностью заявить, что Тамриэль готов к любой угрозе, пока поддерживаются благоприятные отношения с Книгой Бедт.

 

В заключение автор хочет ещё раз подчеркнуть то, как важно стремление к взаимному сотрудничеству и объединению Империи под одним флагом. Если бы не способности выдающихся Императоров Тамриэля (и хвала Акатошу, что ныне нами правит столь одарённая Императрица), талантливо распоряжавшихся порой крайне ограниченными ресурсами и уделявших внимание даже малоизвестным союзникам, кто знает, как выглядела бы наша жизнь сегодня?

 

 

[Боковая колонка:

 

О роли Книги Бедт в закреплении наименования провинции Киродиил

 

Для любого образованного человека привычно называть центральную провинцию Империи Киродиилом. Но так было не всегда.

 

Немногие знают, что истоки лежат в названии Киарт-диил, что означало у айлеидских рабов-людей буквально "Страну Сердца" - то есть Хартленд, привычное для любого уха слово. Две с лишним тысячи лет, с самого начала существования Алессианской Империи и до прерывания династии Ремана Киродиильца провинция называлась Единым Киродиилом. Позднее в аристократической среде благодаря особенностям речи Потентатов распространилось произношение "Серцадиил", которое путём заимствования укоренилось в народе как "Сиродил", сперва в качестве презрительной насмешки над знатью, но спустя века, пусть это и покажется ироничным, как привычное название нашей родины среди необразованных простолюдинов.

 

Уже к началу периода Междуцарствия название Сиродиил (или Сирод) было распространено по всему континенту. Это наименование не было приспособлено ни к одному языку народов Тамриэля, но насаждалось "сверху" властями, что приводило ко множеству казусов - от нелепых и угрожавших лишь репутации Империи до опасных и даже приводивших к жертвам.

 

Во время Войны Альянсов, разразившейся после исчезновения Императора Варена Аквилариоса, Скайрим оказался разделён надвое междоусобной войной. Западный Скайрим, оказался под властью узурпатора Филдгора Принца-Силача, весьма радикального в целях и методах, который первым же указом при всём честном народе повелел "поскорее изгнать Сирод из великого и свободного Скайрима". Преданные ему норды с завидными тщательностью и рвением принялись исполнять волю узурпатора. Через неделю верные хускарлы Филдгора доложили ему о проделанной работе. Гневу и возмущению узурпатора не было предела. Как выяснилось, шумные норды не разобрали приказа и за неделю решительно изгнали из великого и свободного Скайрима всех... сирот. Говорят, такое развитие событий сыграло на руку главному сопернику Филдгора, его брату Йорунну Принцу-Скальду, и помогло тому усилить влияние на совет ярлов.

 

Второй казус, задевший нордов, был случайно инициирован группой безымянных (имена были удалены ради их безопасности) учёных из Гвилимского Университета, предложивших ввести термин "сиро-норды" для обозначения нордов, живущих в Имперской провинции. Надо заметить, что среди этих учёных не было ни одного норда, иначе он предупредил бы их о крайней неблагозвучности этого названия для северян. Каково же было их удивление, когда к стенам Университета прибыла воинственно настроенная делегация из самой Брумы, посчитавшая такое название порочащим их честь (оно напоминало им о некоторых естественных функциях организма). Следует отметить, что предложенное теми же учёными в качестве полумеры "циро-норды" для уха жителей Брумы звучало слишком похоже на "сыро-норды", что никак не стабилизировало конфликт. Осады и кровопролития удалось избежать лишь благодаря вмешательству самого Зурина Арктуса, убедившего учёных в необдуманности их научной деятельности. К счастью, термин "сиро-норды" был быстро забыт, а позднее воскрешён в более корректной современной форме "киро-норды" для обозначения исторической группы народов, живших в долине Нибенай в алессианскую эпоху.

 

Ещё один инцидент, связанный с вышеупомянутыми функциями организма, произошёл в Валенвуде, в городе Арентия, когда дипломатический корпус неверно адаптировал слово "сиро-дильцы" к босмерскому наречию. На языке лесных эльфов получившийся перевод весьма приближённо означал "пойди и наделай кучу". В итоге отряд босмерских юнцов, приняв это за фривольное указание, надругался над Имперским посольством, а зловонный запах преследовал многих дипломатов ещё несколько дней. Но запятнанная честь послов была пустяком по сравнению с ударом по репутации самой Империи.

 

В 3Э 201 Империи стоило немалых усилий наведение порядка в Чернотопье, когда Двор Хист заявил, что более не желает никаких отношений "Империей Сирых и Убогих", имея в виду Империю Сиродил. Как выяснилось, разумные деревья неверно восприняли мысли имперской делегации во время телепатического контакта. Инцидент до сих пор считается ошибкой Императора Кассиндера, который отправил неопытных послов, незнакомых с особенностями общения с деревьями и выбравших неверные ассоциации в приветственных мыслях.

 

Приняв во внимание потенциальную опасность и достаточную регулярность данных событий, Императрица Морихата обратилась за советом к королю Ротъюлтуру Бедту Атласному, чтобы раз и навсегда устранить сей досадный недостаток. Дракономотылёк провёл тщательный анализ распространённых в Империи языков, учёл лингвистические нюансы и происхождение названия Имперской провинции и порекомендовал законодательно утвердить наиболее удачный во всех отношениях термин. Специально созданная комиссия Министерства Письменности провела грандиозную работу, сотни и тысячи писарей работали над всеми известными книгами, заменяя во всех текстах варианты Сиродил, Сиродиил и Циродил на гордое название, уже привычное читателю. Древнее название, использовавшееся самой Алессией, Королевой Рабов, вновь стало украшением императорского престола, теперь уже законодательно. Да восславится навек имя Империи Киродиил!]

Изменено 11 июня, 2015 пользователем Speax-with-the-Storm