Конкурс прозы №14 (ФР + АБ)

[Helis]

Требования к тексту

 

Форма: проза.

Сеттинг: не-TES. Также не принимаются фанфики по другим игровым/книжным/ещё каким-то вселенным (Властелин Колец, Вархаммер, Забытые Королевства, Гарри-упаси-боже-Поттер, Варкрафт, Сумерки...).

Тема: "Шпингалеты". Понимайте как хотите.

Текст должен иметь название. Заголовок, состоящий из слова "Шпингалеты" с дополнением, или, тем паче, без оного, не принимается.

Объём: 13-17 тысяч знаков с учётом пробелов (включая название). Выход за данные пределы, даже в один знак, не допускается.

Текст должен быть хотя бы относительно грамотно написан.

Количество работ от одного автора не ограничено.

Текст, не удовлетворяющий вышеуказанным требованиям, отправляется обратно автору, с соответствующими пояснениями. Какая-либо иная отбраковка на входе отсутствует. Работа будет принята, даже если являет собой сущий кошмар.

 

Сроки

Дедлайн — 21 сентября, 12:00 по московскому времени. Итого у вас две недели. После этого приём работ будет окончен и откроется тема для голосования.

 

Публикация

Работы отправляются в личку Саннифер (Алина Лашанс на Фуллресте), на любом из двух сайтов. Ссылки на профиль:

http://forum.anvilba...=profile;u=1217

http://www.fullrest....-alina-lashans/

Она переправляет их мне, я публикую их в конкурсных темах на обоих сайтах.

После публикации никаких изменений в работу вносить нельзя, поэтому будьте, пожалуйста, внимательнее и хорошо проверьте текст перед отправкой.

 

Анонимность

Для всех работ авторство сохраняется в тайне вплоть до конца голосования. Деанонимизация автором своей работы влечёт снятие работы с конкурса.

 

Данная тема — исключительно для публикации работ. Обсуждать работы и конкурс в целом можно в соответствующих темах. Для голосования будут созданы отдельные темы.

 

Ни пуха.

Изменено 7 сентября, 2014 пользователем SLAG

[Helis]

№1

Амулет мадам Эл’Коры

 

Не самое удачное время, за последние полгода не было ни одного заказа, да и наводок полезных тоже. Я Альсер — ночная тень, лучший вор в городе Сатурс, стражники меня уже почитай три года не могут выследить. Хотя это дело времени, рано или поздно они выйдут на мой след, поэтому в моих интересах не оставлять следов и разжиться деньжатами как можно скорее. С первым пунктом проблем не имею, а вот с деньгами напряг, сплошные траты, а заработок просто огромный... ноль. За целый год не было достаточно серьёзных дел, как в последний раз магов обчистил, так сразу посыпались проблемы, как будто проклятие наложили. И если б я не знал, что проклятья магов — это сказки для дурачков, я сейчас бы замаливал грехи. Хотя обчистить дом местного богатея или чинуши не считаю грехом, они воры ещё покрупнее меня, а обобрать вора не грех. Хотя последний год начинает меня убеждать, что пора уматывать из города. А последняя неделя так и кричит об этом. Только на днях подвернулось дело, один из советников наместника уехал отдыхать. Стоило мне подготовиться к вылазке, как весь район оцепили стражи и начали обыскивать каждый дом в районе. Понятия не имею, что им понадобилось, но дом советника был оцеплен тройным кольцом, и все ценности вывезли из него буквально у меня на глазах. После такого начинаешь верить в злой рок. Вот только что мне теперь делать, недавно влез в долги, решил попробовать себя в роли разорителя храмов. Захотел посмотреть, что хранится в одном из ближайших древних храмов. Конечно, я и не надеялся там много найти, таких умников как я хватает, просто попалась одна старенькая книга, в которой говорится о потайном помещении в храме, в таких обычно хранили некоторые ценности.

 

Вот я и залез в этот храм, обыскал его вдоль и поперёк, нашёл эту комнату, но вскрыть не смог, пришлось потратить одну дорогую склянку, чтобы взорвать стену. И что я там нашёл? Ржавый жертвенный нож, глиняный горшок с кровью, что самое интересное за сотни лет кровь никак не изменилась, и аж неповрежденную рясу жреца смерти, которую я в руки брать не стану даже под страхом мучительной смерти, с вещами некромантов лучше не связываться.

 

— Альсер, к тебе пришли, — оторвала меня от нерадостных размышлений Лейла, официантка трактира местной братии воров.

 

— Кто такой?

 

— Не стал представляться, он лишь дал понять, что ему нужен лучший вор и денег он не пожалеет. Я сказала, что разузнаю, готов ли ты сотрудничать.

 

— Я так понимаю заказчик, человек в одежде дворянина, в коричневой накидке, стоящий у барной стойки? Что за глупец, прийти в логово воров в такой дорогой одежде скрытой дешёвой накидкой. Возможно, кто и не заметит серебряных нитей, но воры такое не упустят. Отведи его в «убежище», я буду ждать.

 

Лейла улыбнулась и побежала передать сообщение трактирщику, захватила пару кружек пива и убежала в скрытую от взгляда комнату, называемую убежищем. Накинув капюшон накидки, я прошёл в убежище только иным путём, чтобы не было похоже, что именно я там встречу клиента.

 

Подойдя к двери комнаты, я заглянул в шкаф, и немного подгримировал своё лицо, сменил одежду и надел другую накидку. Не хочу, чтобы клиент меня хоть как-то запомнил, потому я всегда переодеваюсь в разные одежды и наношу грим на лицо, даже если клиент увидит краем глаза часть лица под капюшоном, не сможет меня опознать.

 

Войдя в комнату, я расположился за столом на тёмной стороне. Наверное, все это глупо, немного пафосно, но благодаря таким мерам, в городе нет ни одного плаката с моим лицом. Поудобнее расположившись и пригубив пива, стал ожидать странного клиента. Гость не заставил себя ждать, вошёл с гордо поднятой головой, присел на стул, взглянув на стоявшую перед ним кружку, лишь слегка скривился.

 

— Я вас слушаю, уважаемый, — медленно произнёс я, не поднимая головы.

 

— Я хочу, чтобы вы достали для меня одну вещичку, — гость сделал паузу, видимо, ожидая от меня каких-нибудь вопросов, но я никак не прореагировал на его слова и ему пришлось продолжить. — Я коллекционер, собираю вещи времён войны некромантов. У одного из моих конкурентов, недавно появился амулет, принадлежавший мадам Эл’Коре.

 

Дворянин замолчал и стал смотреть на меня с довольной улыбкой, неверное ждёт от меня восклицаний, или восхваления сего весьма уникального и ценного предмета. Но мои мысли сейчас направлены совсем в другом направлении. Так называемая мадам Эл’Кора, была приближенной Ашхана — сильнейшего некроманта в истории, единственного, кто смог собрать под своим командованием некромантов. Никогда ранее эти отшельники не объединялись, но Ашхан Си'Фазар сумел. Даже жрецы смерти склонились перед ним. Ходил слух, что он сумел убить дракона, а из рогового отростка сделал костяной меч, в который впоследствии вселил душу убитого дракона. Правда, это или нет, но факт остаётся фактом, Ашхан был очень силен. Сейчас же, предметы, принадлежавшие вождю некромантов, ценятся на вес золота. Вот только связываться с такими вещами мало кто рискует. Я, например, очень не люблю такие вещи, впрочем, как и их обладателей некромантов. О самой Эл’Коре известно мало, за исключением того, что она была приближенной Ашхана, а по некоторым слухам любовницей. Но суть не в этом. Её амулет – это набор алмазов, в центре которого – уникальный по своей природе камень – алмаз, с изумрудом в сердцевине, что делает его похожим на глаз дракона. Благодаря этому сходству, ходит слух, что это глаз убитого Ашханом дракона. Да, дорогая вещица, даже слишком. Не нравится мне это дело, вещи некромантов, это не к добру, но мне нужны деньги...

 

— Так что вы скажете, вы сможете достать для меня эту побрякушку? — клиент явно нетерпелив.

 

— Кто владелец, где живёт, и сколько я получу.

 

— Здесь 10 золотых ситов, — гость бросил на мою сторону стола кошель, я никак на это не прореагировал, хотя на душе стало теплее, 10 золотых, этого хватит и на погашение долгов и даже на обновление снаряжения. Щедро, даже слишком, значит, гость уверен, что я не скроюсь с такой суммой и выполню заказ, но как можно быть уверенным в этом, если деньги уже уплачены... — Это задаток, думаю, денег достаточно на подготовительные работы, дабы наше дело удалось. Как только я получу амулет, то заплачу в 10 раз больше.

 

Вот тут я не выдержал и поперхнулся пивом, которого на свою беду решил выпить. Силой заставил себя не раскашляться, и стоило это больших усилий, хотя гость и так увидел, что я уже заинтересовался.

 

— Ах да, вы ещё спрашивали, кто владелец. На данный момент владелец один из купцов, живёт на границе квартала арены и рынка. Дом охраняют наёмники, но купец им платит слабо, и они не слишком пристально осматривают территорию. Так что для вас, я думаю, это пара пустяков. Предупреждая ваши последующие вопросы, могу сказать одно, даже с такими деньгами мне не удалось выкупить амулет, и даже гораздо большие суммы не заинтересовали купца. Потому я перешёл на крайние меры. Теперь я хочу услышать ваш ответ, вы берётесь за дело?

 

— Я согласен. Но есть одно условие, меня не нужно торопить и ограничивать сроками. Вы пришли нанять лучшего вора, так вот в этом городе лучше, чем я вам не найти, но если я берусь за дело, я не лезу сгоряча. К делу нужно подходить аккуратно, а спешка и аккуратность вещи несовместимые.

 

— Договорились. Как только дело будет сделано, я снова приду сюда, не спрашивайте, как я узнаю об успехе, ну или провале, не стану исключать такую возможность, но узнаю, — коллекционер встал, и направился к выходу, но в дверях обернулся и произнёс с ехидной улыбкой. — Ах простите, совсем забыл предупредить, я нанял ещё несколько воров, из других частей города. Так что насчёт спешки решайте сами. Мне всё равно кому платить, главное — товар. У ваших конкурентов преимущество, они раньше вас согласились, вполне возможно, что кто-то уже готов к исполнению заказа.

 

Сказал и ушёл, а мне теперь что делать? Да я лучший, но это совсем не значит, что другие не справятся с этой работой. Хотя даже если не справятся, а полезут вперёд меня, мне легче от этого не станет, так как купец будет готов ко встрече с очередным вором. И что мне остаётся? Или махнуть рукой на договорённости, взять задаток купить лошадь и свалить из города? Но вот ещё 100 золотых в придачу позволят мне забыть о воровстве раз и навсегда. Этих денег хватит, чтобы открыть свою таверну, и зарабатывать более честным трудом, и спокойно дожить до старости. Гнилое дело, но ради таких денег стоит рискнуть, второго такого шанса мне уже не выпадет. Так что, либо я получаю большой куш, либо большие проблемы на свою голову.

 

***

 

Я вышел из таверны и пошёл в свой дом на окраине. Зайдя, увидел немного занятную картину, на моей лежанке развалился Рысь, разумное существо — мильт, родом из Сарнаутской чащи, похож на кота, только хвост как у белки и гораздо крупней. Лежит и напевает песню на родном наречии, должен сказать отвратительном наречии, человеческому уху такое трудно понять.

 

— Рысь, уймись, — тот, бедный, аж подскочил от неожиданности. — и встань с моей кровати, у тебя своя есть. И поправить за собой не забудь.

 

Мильт встал, скривился и нехотя поправил за собой.

 

— А ты, как всегда, всем недоволен. Лучше скажи, что, наконец, появилось нормальное дело, а то у тебя со скуки умереть можно.

 

— На этот раз есть, — Рысь сразу подтянулся, и выразительно посмотрел на меня давая понять, что внимательно слушает. — на кону 100 жёлтеньких ситов...

 

— Сколько? — глаза у него округлились до размера монеты. — Ты ни чего не перепутал, может, серебром?

 

— Рысь, на кого я, по-твоему, похож? Я не ослышался, ровно 100 монет, а задаток 10.

 

Я бросил ему кошель, полученный в качестве задатка. Рысь ловко поймал его. Развязал тесёмки и аж заулыбался при виде блестящих золотых монет.

 

— Альсер, друг мой, я тебя люблю!

 

— Но-но! Ещё мне кошачей любви не хватало... — сказал я с усмешкой, люблю иногда его позадевать, обычно он раздражается от такого сравнения, но сегодня, видимо, у него слишком хорошее настроение.

 

— Да ну тебя, — больше для порядка отмахнулся от меня.

 

— Но есть и плохая новость. Товар – амулет мадам Эл’Коры...

 

— Что? Ты совсем спятил, согласившись на такое дело. Да Ашхану в зад эти деньги. Ты же знаешь, как опасны вещи, принадлежавшие ему и его приспешникам. Ты сам всегда говорил, что лучше умрёшь в пытках, чем коснёшься вещей некромантов, а тут не просто вещь и не простого некроманта, да ты слышал, какой психопаткой она была?..

 

— Рысь. Успокойся. Видишь этот кошель? — мильт посмотрел на него, потом снова уставился на меня. — Если дело выгорит, будет ещё 10 таких.

 

— А если нет?

 

— А если нет, то хуже, чем сейчас всё равно не будет. Возможно, появятся новые проблемы, одной больше, одной меньше, их и так полно. А если все получится, то мы сможем свалить отсюда куда подальше. Насчёт силы сего предмета, я думаю это просто амулет.

 

— Возможно, ты прав. Так как будем действовать?

 

— Заказчик нанял ещё нескольких воров, кто такие и сколько их я не знаю, но у них есть фора, они получили заказ раньше меня. Так что, мешкать нельзя, сам понимаешь, либо мы первые, либо — вовсе не у дел. Завтра ты пойдёшь на разведку покрутишься возле дома и разведаешь обстановку. В общем, как обычно. А я попробую навести справки о владельце, может, нарою что-то полезное, да и по магазинам прошвырнусь, нужно пополнить запасы. А теперь дай мне вздремнуть до утра.

 

Мильт кивнул и пошёл на свою лежанку, и как заправский циркач запрыгнул, сделав сальто. Ловкостью природа не обделила этот маленький народец.

 

***

 

День прошёл весьма суматошным, пришлось побегать по городу, закупаясь, и общаясь с информаторами. Ничего особо ценного узнать не удалось. Благо, мильт смог найти маршрут и расположение сейфа, в котором по данным информаторов и хранится амулет.

 

С наступлением сумерек, я направился к дому купца. Подойдя к нему, я залез на дерево, расположенное напротив ворот. Осмотревшись, я увидел примеченную мильтом решётку, в стене. Маленькая брешь, но я смогу пролезть, благо кусты вокруг. Пробравшись к решётке, и использовав на ней одну из алхимических склянок, растворил края прутьев, и проник во двор. Как мильт и говорил, двор «зелёный», сплошь кустарники и деревья.

 

Продвигаясь от одного куста к другому, удалось добраться ко входу для прислуги, никого не встретив, стража и впрямь халтурит, но на этом везение закончилось, около дверей сидел охранник. Видимо, придётся его отвлечь…

 

— Эй, Ролс, ты чего тут расселся? Твоя смена давно закончилась, пошли в таркенш играть, твоих рук нам не хватает. — проговорил стражник, неожиданно выглянувший из дверей. Похоже, удача снова вернулась.

 

— Так, никто не идёт менять, — сказал стражник, которого назвали Ролсом.

 

— Ну и шайсан с ними, ты не виноват в том, что кто-то проспал свою смену, тебе же за переработку никто платить не станет.

 

— Да, ты прав.

 

Стражник встал, и пошёл в дом, выждав некоторое время, вошёл и я.

 

В доме было темно, купец, видимо, экономил свечи хотя в таких домах обычно бывают магические светильники, но и их здесь нет, купец, видать, скупой. Я бы предположил, что бедный, но обладатель вещи, за которой я пришёл, в принципе не может бедствовать.

 

Вспомнив план здания, начерченный исходя из сведений, полученных от информаторов, прошёл несколько комнат, дойдя до лестницы, задержался, и прислушался, кажется, на втором этаже кто-то есть, слышны шаги, но далеко. Осторожно поднялся на второй этаж, выглянул из-за угла, в дальнем конце коридора увидел мелькнувшую тень, свернувшую за угол, а мне как раз туда и нужно. Продолжил двигаться вдоль окон, так, чтобы свет не падал на меня. Тень, ушедшая в ответвлённый коридор, не появилась. Это радует. Для такого богатого дома, охраны слишком мало, а та что есть – никудышная.

 

Дойдя до отходящего коридора, прислушался, но ничего не услышал, осторожно выглянул из-за угла. На меня смотрело лицо с широко открытыми от удивления глазами, наверное, мои были такими же. Я сообразил первым, ударил в нос, выхватил дротик со снотворным, и ударил им в шею. Человек быстро отключился. Осмотрев его, я понял, что это один из моих конкурентов. Оглядев его в поисках интересного снаряжения, нашёл пару алхимических склянок — одна «дымовушка», другая «слепота». Ничего ценного, но взять стоит. Осмотрев коридор, на предмет места, для «ночлега» горе конкурента, увидел большое экзотическое растение, за которым можно спрятать тело. Оттащив его туда, двинулся дальше. Надеюсь, большее таких сюрпризов не будет.

 

До заветной двери дошёл без приключений. Охраны нет. Что не удивительно, так как моё кольцо, зачарованное на поиск магии, слегка покалывает, значит, есть сигнализация. Достав мешочек с порошком, показывающий магические печати, и щедро сыпанув им в сторону двери, увидел два символа – «Поиск» и «Огонь». Судя по всему, один сканирует входящих, второй сжигает непрошенных гостей. К этому я готов. Достаточно «потушить огонь».

 

Достав из кармана склянку, с замораживающим веществом, брызнул на огненный символ. Символ побледнел, но не погас. Видимо, маг не жалел силы, пришлось повторить процедуру. Символ стал бледнее. Что-то питает его. Снова сыпанул порошком на соседние стены. На ближайшей картине возник ещё один символ, смутно вспомнив базовую таблицу магических символов, припомнил название – «Энергия» и понял принцип действия системы. Символ поиска не только сканирует, но и берёт частичку энергии у проходящих людей, затем передаёт её «Энергии», тот накапливает и питает «Огонь». Такое, мне ещё не приходилось видеть, слишком редко встречается — дорого. Купец не скупился на охрану этой комнаты. К этому я не готов. Но можно попробовать ещё ослабить «Огонь».

 

Потратив последнюю склянку, и максимально ослабив магический символ, решился рискнуть и пробежать в комнату.

 

Осторожно раскрыв двери, и отойдя для разбега, собрался с духом, и побежал… Только пробежав дверь, почувствовал жар за спиной, и шипение, означавшее, что символ «выгорел», обратно бежать не придётся, и то хорошо. Но времени у меня мало, возможно, я нашумел, и скоро сюда сбежится весь дом. По крайней мере, лучше так думать.

 

Осмотревшись, увидел заветный сейф. Весьма крупный, вместит человека в полный рост. Сыпанув порошком, увидел связующие магические путы и символы. Стандартный набор, но я не верю, что все так просто на всякий случай потратил последние остатки порошка на ближайшее окружение. И мне повезло, увидел ключевой символ на небольшой статуэтке. Символ «Покорность», значит, статуэтка – это ключ. Но если взять её, она даст сигнал тревоги. Достав склянку с раствором, блокирующим магию, обработал руки, так символ не распознает прикосновения. Взял статуэтку, и провёл ею по символам на сейфе. Замки щёлкнули и открылись…

 

- Что это? – я не поверил глазам от увиденного. – Шпингалеты? Не может быть…

 

Рыча от досады, я просто вытряхнул рукой их, в надежде, увидеть под ними заветный амулет… Ничего. Здесь ничего нет. Неужели меня подставили? Надо скорей убираться отсюда…

 

***

 

Стоило вору скрыться, как в одной из стен открылся проход, из которого вышел богато одетый человек в возрасте. Спокойно прошёл к сейфу, покачал головой, вытряхнул остатки шпингалетов наружу, нащупал внутри сейфа кнопку, нажав на которую дно приподнялось, и в темноте засиял магический свет, испускаемый ожерельем невероятной красоты…

Изменено 9 сентября, 2014 пользователем SLAG

[Helis]

№2

Игра в прятки со смыслом

 

Вечерело. Дворик внизу осветился пятнами редких фонарей, а в комнате Писателя, вознесённой к Богу строителями хрущёвки аж на пятый этаж, единственным источником освещения служил заляпанный монитор, который белел сейчас открытым Word’ом. Маэстро горестно вздохнул — задрожали бульдожьи щёки, поплыл мягкий подбородок.

 

Идей не было.

 

Творец свернул Word и открыл сайт, с которого всё началось. Конкурс прозы. Тема: шпингалеты. Надо писать. Кресло угрожающе заскрипело, когда Писатель откинулся на него, провёл короткими пальцами, похожими на сардельки, по потёртому подлокотнику. На подлокотнике остались грязные полосы.

 

Идей не было.

 

Маэстро потянулся, зашевелился всей немаленькой тушей, сграбастал кружку с остывшим чаем и сделал два жадных глотка, двигая на удивление острым кадыком. Заплывшие глазки исчезли под складками кожи, крохотные уши зардели.

 

Значит, шпингалеты.

 

У Маэстро были тысячи идей: о, сколь многое он мог бы рассказать, сколь многое мог бы написать, поделиться с миром значимыми идеями, поразить жюри изящным слогом и опутать его красной нитью вкупе с лейтмотивом. Всё упиралось в одно: в проклятые шпингалеты. Они, именно они были той пылинкой, коя почти сокрушила жажду творчества Писателя.

 

Но бульдозер решимости Маэстро было не остановить. Он в последний раз глянул на условия конкурса и закрыл вкладку. Пару минут пялился на белоснежный лист Word’a, после чего собрал мысли в кучку и застрочил, тыкая в клавиатуру двумя пальцами. Впрочем, осторожное печатание не мешало ему порой промахиваться.

 

«Жил да был один мальчик пятнадцати лет. Был он необычным: в школе другие мальчики его травили, девочки не разговаривали, а учителя брезгливо морщились, когда он обращался к ним. Но была у него мечта — стать Автором. Чтоб грести миллионы, чтоб на коне показаться перед бывшими одноклассниками (а лучше, понятное дело, на лимузине), чтоб все девочки бросались под копыта… или под колёса?.. Чтоб ходить по ресторанам, а не давиться стряпнёй матери, которая частенько бивала его за двойки — мальчик на уроках в основном мечтал о будущей жизни Литератора, а учиться считал ниже своего достоинства. В общем, был мальчик Не Такой, Как Все.

 

Но Автором нельзя стать сразу; нужно работать, нужно участвовать во всяких соревнованиях, в каких взрослые люди участвуют. Они и подскажут, они и похвалят.

 

Когда мальчик прослышал про конкурс на одном сайте, радости его не было предела. Он тотчас убрался в квартире, помыл посуду, сделал уроки (был сентябрь) и выпросил-таки два часа за компьютером. И вот долгожданный миг: Ворд открыт, мысли плещутся в голове…

 

Какая тема?

 

Шпингалеты.

 

Мальчик моргнул. Задумчиво почесал голову, стряхнул с неё пару чешуек перхоти — ванну он ненавидел. Но стойкость молодости взяла своё: начал он писать всё, что на ум приходило. А так как до этого он в литературном деле не пробовался, получалось невесть что.

 

«Тем’пеньдолли. Город, знакомый каждому жителю Госупвадля. Средоточие ужаса и мрака, пульсирующая опухоль зла на теле Вирданикостпаря. В нём человек — это бесправное существо, полное своих противоречий и мрачностей. И вот в этом городе жил один юноша, светлый сердцем и нищий карманом. Имя его было…»

 

Мальчик — не мальчик, но будущий Автор! — задумался. Казалось бы, при чём тут шпингалеты? Но озарение пришло как раз вовремя.

«Имя его было Шпин Галет. В детстве все смеялись над таким именем, потому что их звали Чёрвласт, Красэльфа или как-то так, а Шпин — это как-то совсем уж по-заграничному… Так он дожил до двадцати лет, и был он умный, и был красивый, но никто его не понимал, его только шпыняли. На работу его не брали из-за имени, все завидовали его телу…»

 

А дальше произошло чудо — чудеса всегда случаются с Особенными. Это мог бы подтвердить и один живший пару тысяч лет назад человек, и вечно пьяный Васька-художник из второго подъезда, который выиграл поездку в Дубаи. Правда, человек тот давно умер, а Васька исчез уж месяц назад, хотя путёвка была на две недели и вообще в мае… Короче, в голове Автора появился голосок. Автор вздрогнул, огляделся по сторонам. Всё было как обычно: мать возилась на кухне, отец пил пиво перед телевизором и изредка почёсывал пузо. Мальчик хотел отмахнуться, но голосок явился вновь. И сказал он следующее:

 

«За что?!»

 

У Автора глаза на лоб полезли.

 

«Ты кто?» — мысленно спросил он.

 

«Я твой герой. За что, Боже мой, за что ты превратил меня в это?» — заскулил голосок, принадлежавший, как теперь нетрудно было догадаться, Шпину.

 

«Круто, — восхитился Автор. — А что, у всех гениев герои в голове живут?»

 

«Представь себе, — ответил Шпин. Его образ постепенно вырисовывался в сознании мальчика, но то был не светловолосый красавец, а какой-то невзрачный горбатый коротышка. — А теперь сделай меня нормальным!»

 

Самомнение забурлило в крови Автора.

 

«Как это — нормальным? — осведомился он. — Ты и без того неплох. Правда, не совсем то, что я задумывал, но будем плясать от того, что получается».

 

И он продолжил.

 

«Шпин рано осиротел, что его нисколько не смущало: родители его бесили…»

 

Тут Автор глянул на отца, который в очередной раз увеличил громкость, и поправился:

 

«…очень бесили, поэтому он был рад, когда стражник их убил за неуплату налогов. Но теперь он остался совсем один: ни друзей, ни девушки у него никогда не было…»

 

«Эй! — возмутился Галет, подскочив от негодования. Выяснилось, что он хромал. — Что ж мне теперь, одному всё быть? Ты хоть кого-нибудь мне дай, а то совсем всё плохо — ложись и помирай».

 

«Блин, точно. Тебе и поговорить не с кем, — Автор задумался. — Ты ведь Избранный, верно? Землю спасёшь, покажешь всем, где раки зимуют, верно? Поэтому держи тульпу».

 

«Какаой Изб… Чего-о-о-о-о?! — завопил Шпин, рядом с которым появилось расплывчатое пятно. Автор не очень хорошо представлял, как должны выглядеть тульпы. — Я, по-твоему, конченый шизофреник?»

 

«Так, или тульпу, или ничего!» — строго оборвал причитания мальчик.

 

Шпин немедленно затих и погрузился в глубокую задумчивость. Потом он сказал:

 

«Ну, ты хотя бы оформи её как надо… Ну, девушкой. И чтобы грудь побольше».

 

«Ладно», — согласился Автор, и пятно превратилось в анимешную девочку с грудью пятого размера и крошечным носиком. Девочка открыла прелестный ротик и проорала нецензурное слово, которое заставило Автора покраснеть, а Шпина — заткнуть уши, морщась.

 

«Ты бы это… Потише. И поприличнее», — упрекнул её мальчик, и тульпа согласно кивнула.

 

«Сношаться!!!» — крикнула она.

 

Шпин закрыл лицо рукой и затрясся от сдерживаемых чувств: было не разобрать, плакал он или смеялся. Мальчик решил прервать безобразие.

 

«А ну молчать! Я тут главный. Короче, твою тульпу зовут Сакура, делай с ней что хочешь, только мне сначала скажи, я отвернусь».

 

«Я… сдержусь», — выдавил из себя Галет.

 

«Сношаться!!!»

 

Автор вскочил и сделал круг по комнате, пытаясь успокоиться. Отец с недоумением взглянул на отпрыска и глотнул из банки, но против обыкновения, не прикрикнул и даже не потянулся, чтобы отвесить подзатыльник. Мальчик вернулся за компьютер и глубоко вдохнул.

«Так, неважно. Потом… потом исправлю. А сейчас пора создавать декорации. Первая сцена — ты дерёшься с разбойниками».

Шпин Галет обнаружил себя и Сакуру в застланном тенями переулке. По правую руку стояли мусорные баки, от которых несло чем-то невыразимо зловонным. Одинокая крыса бегала по кругу около лужи, в которой отражалась единственная лампочка, невесть как оказавшаяся тут. Висела она прямо в воздухе. Там, где должны были быть выходы на улицу, кружилось белёсое ничто.

 

«Э-э-э-э…» — протянул Шпин.

 

«Мелкие недоработки, потом подчищу, — Автор махнул рукой и скомандовал: — Дерись!»

 

«С кем?» — Шпин втянул голову в плечи и огляделся по сторонам. Он увидел два безликих нагих манекена, которые закрывали обрывы в пустоту с двух сторон: у одного в ладони был пистолет, у другого — ржавый кинжал.

 

«И… что это?»

 

«Твои противники. Они хотят тебя ограбить. Ты их победишь и наживёшь неприятности с местным главарём бандитов, поэтому тебе придётся бежать из Тампень… Ну, ты понял».

 

Шпин снова посмотрел на разбойников. До него дошло: он был в клещах.

 

«Это манекены».

 

«Ещё бы. Картонные! Обычных врагов ты пока не переживёшь», — Автор надулся от гордости, представив, как ловко он выкрутился.

Шпин подошёл и вытащил оружие из рук «разбойников», после чего проверил рваньё, в которое был одет, и обнаружил, что у него даже карманов не имелось в наличии.

 

«Слушай, а что от меня вообще нужно? — спросил он. — Может, хотя бы Сакуру оставить им?»

 

«Сношаться!!!»

 

«Нет. Это же тульпа. Она бесплотная, всё такое, — пояснил мальчик. — Тебе надо узнать, что ты Избранный, и победить Злодея, который захватил всю Землю».

 

Шпин невесело улыбнулся.

 

«На Земле нет городов и стран, как у тебя. Да в любом случае чушь получается: при чём тут шпингалеты? На одном имени не выедешь».

 

«М-да? Ничего, пусть будет не Земля, а какая-нибудь Сигирия, — лицо Автора отобразило ожесточенную борьбу мысли. — Что же касается шпингалетов… Знаешь что?»

 

Он ощерился, и Шпин, почувствовав неладное, шагнул назад, стукнувшись головой о лампочку.

 

«Ты будешь живым шпингалетом! Сигирия — планета шпингалетов, а тебя зовут Шпин Галет! Вот это ирония, а?»

 

«Твою мать!» — успел воскликнуть Шпин, прежде чем его фигуру объял туман. Когда он рассеялся, миру явился гигантский шпингалет, лязгавший при каждом слове. Слова были исключительно непечатные.

 

«Да брось, — Автор потёр вспотевшие ладони, предвкушая рождение шедевра. — Так, теперь нужна книга… Пусть эта книга рассказывает о пророчестве, ты её прочтёшь и поймёшь, что оно о тебе…»

 

В уме мальчика уже сплетались воедино тонкие нити повествования, где нашлось время и юмору, и постельным сценам, и отсылкам. И битвам, непременно битвам! Кто бы мог подумать, что шпингалеты окажутся такой благодатной почвой для работы мысли?

Фантазии Автора прервала рука, коснувшаяся его плеча. Мальчик вздрогнул, судорожно свернул Ворд и обернулся. Сзади стояла мать.

 

— Ещё полчаса, и хватит с тебя, понял?

 

—Л-ладно…

 

Как быстро летело время! Автор до этого и не представлял, как захватывают воображаемые миры. Он убедился, что мама ушла, и вернулся к Шпину и Сакуре.

 

«Так, — сказал он. — У меня осталось совсем мало времени, поэтому напишу-ка я драку со Злодеем, а позже всё остальное».

 

Галет пытался протестовать, но его вновь бесцеремонно подхватила мысль Автора.

 

«В следующее мгновение он оказался в помещении, где всё было чёрным. Не просто чёрным, а сизым, как вороново крыло».

 

Автор аж в ладоши чуть не захлопал от удачного эпитета, но отвлекаться на самовосхваления было некогда.

 

«В комнате, простёршейся на сотню метров в ширину и длину, стоял такой же чёрный стол, сливавшийся со стенами. За столом сидел шпингалет. Величественные колонны, тоже чёрные, бросали на него ещё более чёрную тень. Всё было чёрным, сотканным из мрака».

 

Чуть подумав, Автор добавил Плохишу злобную ухмылку и насупленные брови. Смотрелось дико эпично, прямо как в кино.

 

Шпин осторожно подпрыгнул: ног у него не было, и все передвижения осуществлялись исключительно громыхающими скачками. Воняло дешёвым мужским парфюмом. Автор запомнил запах с того дня, когда отец надушился им и отправился на какой-то «корпоратив». По возвращении была чудовищная по масштабам сцена, которая привлекла участие всей лестничной площадки, участкового и каких-то пацанов, которые спёрли у того самого участкового велосипед. Грозный дядя Ваня, конечно, поймал бы воришек, да только и те оказались не промах — стащили зачем-то колёса, а остов бросили в ближайшем овраге.

 

Вспомнив милиционера, Автор решил, что грех пропадать такому колоритному персонажу, и первая реплика Злобного Шпингалета была следующая:

 

«Нарушаем-с?»

 

Где-то в подкорке Автора зажужжала муха здравого смысла, но он открыл окно, и муха вылетела.

 

«Чего? — не понял Шпин. — Чего нарушаем?»

 

«Да неважно», — вздохнул Плохой Шпингалет и попытался удариться той частью, которая изображала голову, о стол.

 

«Деритесь! — патетично воскликнул Автор, но спохватился. — Точно, надо же плохому придумать красивую историю, как он стал таким, чтоб читатель пожалел его!»

 

Но времени не осталось: мальчик услышал, как загремели кастрюли и мать позвала семейство на ужин.

 

«Ой, я ничего не успел! Что делать, что делать… А, ладно, пусть всё останется за кадром. Шпин, ты победил Злого и перевоспитал его, ты Избранный… А, пофиг! Открытая концовка, пусть будет она. Так отошлю».

 

Галет и Злодей исчезли, исчезла и комната в воображении мальчика.

 

Автор засобирался было отослать текст организатору, но его осенила блестящая мысль.

 

«Форум ведь тематический! Срочно нужна отсылка на что-нибудь… Сейчас любят отсылки…»

 

И он быстро дописал:

 

«И конкц этих слов — ШПИНГАЛЕТЫ».

 

Теперь-то ему точно дадут как минимум третье место. На опечатку Автор внимания не обратил; да и зачем?»

 

Чёрные ряды букв толпились на белом поле. Писатель выдохнул и обмяк. Мысли, неторопливые и довольные, кружились в голове медленным хороводом. Очередной приступ творчества был окончен.

 

Творец перечитал рассказ и задумался. Тема шпингалетов осталась нераскрытой, да и метапрозу никто особо не жаловал. Маэстро поёжился, когда представил, что придётся переписывать или даже стирать написанное. Этого он не любил и не практиковал. Но волнение переросло в панику, стоило Писателю представить, что его тонкую сатиру, иронию, аллюзию и чистый постмодернизм могли принять за банальнейший троллинг. О нет, Писатель был не из таких! Маэстро сам, когда встречал на просторах Сети тролля, всякий раз надувал щёки и рычал в монитор, пачкая его слюнями, пока не успокаивался достаточно, чтобы закрыть вкладку. Сурьёзность Творца не ведала границ.

 

Внезапный шум в соседней комнате изгнал все духовные начинания; тучные телеса Писателя заколыхались. Целый ураган страхов пронёсся в сознании Творца! Трудно поверить, но такой гигант мысли, как Маэстро, до рези в желудке боялся грабителей, и любой посторонний звук — а таких в хрущёвке было предостаточно — выводил его из душевного равновесия.

 

Прошла минута, другая. Ничего.

 

На всякий случай Писатель подошёл к двери и задвинул шпингалет. Выдохнул с облегчением и втиснулся обратно в кресло.

Его рассказ гениален, в том не было сомнений. Оставалась сущая мелочь: убедить других. Маэстро перебирал варианты, особо останавливаясь на постмодерне, намеренном издевательстве над композицией текста и роли бессмыслицы в искусстве, пока защита не показалась ему достаточно убедительной.

 

Писатель глянул на часы и охнул: полпервого! Скоро на работу, а он ещё не отправился спать. Творец разделся и плюхнулся в постель; его окружали мечты о грядущей славе.

 

Наконец Писатель забылся глубоким сном. Раскатистый храп разнёсся по помещению. Облик Маэстро, обласканный тенями, и сам поразительно напоминал шпингалет: в роли язычка выступало округлое пивное брюхо.

 

И конкц этих слов…

Изменено 9 сентября, 2014 пользователем SLAG

[Helis]

№3

Митяй

 

- Димочка! Димусик!..

Мать звала завтракать, наконец-то. Всё утро с кухни распространялись блинные ароматы. Митяй торопливо разложил в тени на просушку ворох одуванчиковых листьев и побежал в дом.

Отец уже восседал во главе стола, прихлёбывая чёрный-пречёрный чай из стеклянной банки.

- Дмитро, дай-ко протяни сахарку. Маловато, мать, сыпешь. На что я тебе цельный мешок приволок с комбината? Сыпай добрее.

- Куды слаще, слипнется усё, - проворчала бабка. - Сынку спровадили, а сами чаи гонять с сахаром. Сынку-то поди несладко теперь...

- Сам ушёл, не маленький!

- Мама, не начинайте!

Родители воскликнули разом, и некоторое время стояла тишина, лишь сердито звякала ложка о края банки. Вскоре разговоры возобновились, как ни в чём ни бывало: о хозяйстве, ранней засухе, урожае вишни и том, что опрыскиватель бы починить.

Маруська развернула очередной блин, выгрызла посередине дыру и корчила через неё рожи брату. Митяй хладнокровно смотрел на рожи, слушал вполуха родителей и размышлял о собственных делах. День предстоял занятой. Ночью, уходя на войну, старшой вытряхнул его из постели, поставил перед собой и произнёс заветное: «Дон твой, только ухаживай хорошо, а то вернусь — уши оборву!» Ночь выдалась беспокойной, мать плакала, отец ругался во дворе, бабка причитала в своём углу, Маруська то и дело просыпалась и хныкала, а Митяй лежал под одеялом, распираемый от радостного волнения, и думал только об игуане, прекрасной зелёной бородатой игуане, шершавой и пупырчатой, как настоящий дракон, которая была отныне его, только его. Столько хлопот! Наморозить на зиму одуванчиков, пока не отошли, починить клетку, найти семян люцерны, да ещё мать работы задаст в огороде, а вот с отцом в поле теперь ездить не нужно, оно перекопано и заминировано, да и трактор отобрали.

Отец почти каждый день ходил в город, разгружал гуманитарную помощь. Возвращался злой, грязный и уставший, в мазуте и пыли, приносил крупу и макароны, сбрасывал одежду матери стирать и мылся в бочке на огороде, а после пил чай и слушал радио на батарейках, потому что телевизор разбил гантелей ещё весной. Иногда мать подсаживалась к нему, ласково прислонялась к плечу и спрашивала, чего он там такое разгружает, что все руки в мозолях, хуже, чем от автобазы, на что отец всегда отмалчивался, а однажды вдруг взбеленился, вскочил и заорал: «Шпингалеты, етить! Шпингалеты хреновы грузим, не понятно, что ли! Со шпингалетного, едрить его, завода!»

С тех пор мать разговоров на эту тему не заводила.

 

Днём Митяй строил под яблонями открытый вольер для Дона из досок и прутьев, вкапывая их в землю и связывая шпагатом, распутывал сетку. Получалось не слишком надёжно, но на остаток лета хватит, а там и холода. Мать скептически хмыкнула, проходя мимо с тазиком помидоров. Она не любила игуану и побаивалась её, хотя не противилась мешкам травы в морозильнике и разрешала брать с грядок всё что угодно, «ать бы не подохла божья гадина». Отец помог натянуть сетку, приладил калитку. К вечеру снова погас свет, на ужин накопали картошки и испекли в костре. Долго сидели вокруг огня, кипятили чайник, говорили про зиму, про то, что надо изготовить буржуйку, бабка охала и крестилась, Маруська поджаривала на углях грушевую падалицу, Митяй продал бы душу за зиму без электричества, со свечками и буржуйкой. Может, и старинную печь отремонтируют? А заполночь, когда детей уже давно отправили спать, разразился скандал.

Мать кричала тонким голосом, срываясь на визг, отец гудел басом. Хлопали двери, звякали оконные стёкла и посуда в серванте. За стеной упала мебель, что-то лязгнуло и покатилось, крики усилились:

- Машку разбудишь, дебил ты окаянный!

- Не Машка она! Маричка! Сама не визжи, дура безмозглая!

- Да чтоб ты сдох!

Митяй засунул голову под подушку и зажал уши. Когда он снова задремал, ему привиделись вереницы фур, везущие в город шпингалеты, всякие разные: обычные стальные, россыпью в картонных коробках, латунные и покрашенные, и мелкокалиберные, аккуратные и блестящие, ровными рядами в небольших коробочках, и покрупнее, в холщовых мешках и связанные длинными лентами, а ещё золочёные, дорогие, инкрустированные костью, в отдельных бархатных футлярах, с именными гравировками, и рядом скучные серийные. Были и длинные, тяжёлые, в дощатых ящиках и металлических, обёрнутые вощёной бумагой и переложенные полиэтиленом, и совсем здоровенные, некоторые в брезентовых чехлах. Простые учебные шпингалеты, холостые шпингалеты, особые, с увеличенной эффективностью, бетонобойные и бронебойные, ударно-шоковые, дымовые, осветительные. Железной дорогой шли вагонами управляемые и неуправляемые шпингалеты, крылатые и с лазерной головкой самонаведения, ослепляющие и оглушающие, слезоточивые, наступательные и оборонительные, и дистанционного действия. Грохочущие товарные составы везли огромные шпингалетины, креплёные к платформам, пахнущие соляркой и гарью, бронированные, с рядами заклёпок на зелёных пятнистых корпусах. В воздухе носились реактивные шпингалеты, с громким треском передёргивали защёлки прямо над посёлком, а в кустарнике у лесополосы поблёскивали металлическими боками шпингалеты сдвоенные и счетверённые, синхронно выщёлкивающие в воздух свои цилиндрические язычки, и те со свистом летели в небо, обрушивались на улицы и здания. Они падали всё чаще и чаще, неимоверный вой и грохот нарастали, Маруська ревела, пол и стены ходили ходуном, Митяй наконец проснулся, вскочил и тут же упал от сотрясшего дом удара.

Остаток ночи они провели под кроватью, даже поспали. Дон, завёрнутый в половик, ворочался и чихал. В доме стояла тишина, только с улицы доносились собачий лай, далёкие сирены, и один раз кто-то бешено заколотил в ворота, но вскоре ушёл.

Под утро стала звать бабка. Митяй вылез из-под кровати, толкнул дверь комнаты, но не смог открыть её, заваленную снаружи. Тогда он распахнул рамы разбитого окна и спрыгнул в георгины.

Половины дома не было. Вместо неё громоздилась свалка кирпича, досок, тряпок и обломков мебели. Митяю стало не по себе, он бегом кинулся к уцелевшему крыльцу, поднырнул под перекошенную входную дверь и быстро пробрался к бабкиной комнате.

Она, видимо, сидела в углу в своём кресле, которого Митяй боялся, когда был маленький, из-за паутинных шалей пыльных оттенков, как будто оплетающих кресло по-паучьи, клубящихся вокруг на полу мотков седой клочковатой пряжи, душно-сладковатого противного запаха. Сейчас кресло отъехало к стене, ножки его подломились, поперёк лежал чёрный старинный шкаф. Митяй схватил за край, потянул на себя, шкаф не шелохнулся. Тогда он постучал в него, как в дверь. Снизу раздался бабкин голос:

- Митенька, ты тута? Маняша? К соседям идите. К тёте Тане, слышите? Тётя Таня, в церкву я с ней ходила... На вокзале иконами торгует... Господи, помилуй...

Митяй присел, пытаясь заглянуть под шкаф. В ворохе хлама и торчащих щепками обломков дверцы виднелась бабкина нога, серая и неподвижная.

- На вокзале... А я уж тут в гробе, скажи... Помолится...

Бабкин голос стал совсем неразборчив и стих. Митяй ещё немного постоял, постучал в шкаф, и пошёл искать родителей. Полазил по завалам, порезал руку о стекло, вышел во двор, поглядел на догорающий соседский дом. Вернулся, отгрёб кирпичи и куски штукатурки с порога детской спальни, открыл комнату. Заспанная лохматая Маруська таращилась на него из-под кровати, Дон важно косился сверху с горы подушек.

Он отнёс Дона в вольер, нащипал ему свекольной ботвы, налил из дождевой бочки воды в корытце. Выволок из вольера упирающуюся сестру, ухватил её покрепче за руку и повёл на улицу.

 

На вокзале стояли автобусы, толпился и толкался народ. Митяй морщился от шума: автомобильные гудки, женская ругань, плач младенцев. Маруська тоже захныкала, и он сердито дёргал её за руку.

- А вы у нас чьи такие? Откуда взялись?

Дородная тётка преградила им путь, уперев руки в бока.

- Потерялись штоль? С автобуса выскочили?

Дети молчали. Маруська открыла рот и восхищённо разглядывала яркое, цветастое и огромное тёткино платье.

- Сопливые-то какие, страсть... Пойдём-ко на ручки, мамка ищет поди. Скоро трогаться.

Тётка подхватила Маруську, кивнула Митяю и быстро пошла к автобусам. Митяй растерянно трусил следом. Он не взял Дона. Оставил в хлипком загоне, а скоро вечер, и Дон простудится. В волнении Митяй часто и мелко задышал, от мельтешащего впереди пёстрого платья его замутило. Он остановился. Платье решительно удалялось, унося прильнувшую Маруську. Вдруг перестало хватать воздуха. Замычав, он развернулся и со всех ног побежал домой.

 

Он потом несколько раз приходил на площадь и подолгу сидел в тени деревьев, а когда дни стали прохладнее, то наоборот, на солнечном бортике разрушенного фонтана. Дородной тётки не встречалось, автобусов тоже, не видно было ни толп, ни милиционеров, улицы пустовали. Наверное, Маруську отвезли в детский дом в райцентр. Он, кажется, скучал по сестре, но понимал, что с игуаной в детский дом не возьмут. К тому же, Маруське лучше было в детском доме, там наверняка есть игрушки и горячее питание. Митяй же пробивался овощами с огорода, грушами и яблоками.

Однажды у фонтана он встретил другого мальчишку. Тот много и не по делу болтал, но в конце беседы вдруг сообщил нечто, натолкнувшее Митяя на свежие мысли относительно предстоящих осени и зимы:

- А я завтра в школу. Там страшная скукота! Но тебе нельзя, ты ещё наверное маленький. Тебе вообще сколько лет? Чо ты всю дорогу молчишь?

 

Митяй проснулся от неуютной холодной сырости, пробравшейся под ворох одеял, отяжелевших от утренней росы. Выбрался из постели, зевая и вздрагивая, натянул отсыревшие же ботинки и, хрустя по битому стеклу, вышел в огород. Нарвал петрушки, лебеды, вернулся в дом. Покопавшись в одеялах, выволок на свет оцепеневшую игуану, подсунул ей под нос пучок зелени, та не шевельнулась. Он завернул ящера в куртку вместе с травой и запихнул в здоровенный туристический рюкзак старшого. Дон не сопротивлялся.

У стены среди обломков кирпича и шифера торчали уже отцветшие, порыжевшие и местами осыпавшиеся астры. Митяй выдрал пару кустов, ещё не окончательно потерявших свои фиолетово-розовые оттенки, попытался открутить корни, не смог и просто обернул их пакетом. Критически осмотрев получившийся букет, сунул его в рюкзак к ящеру, отправил туда же несколько тетрадей, ручку. Подумав и порывшись в столе брата, добавил готовальню и два учебника, «Комплексный экономический анализ предприятия» и «Статистика промышленности», других пока не нашлось, продел руки в лямки и пошёл в школу.

 

- А ты у нас кто? Откуда взялся?

Митяй смотрел снизу на склонившуюся над ним белоснежную пышную башню из волос.

- Не с нашего района, - сообщили с заднего ряда. Ученики в классе собрались самых разных возрастов, половина парт пустовала.

- Ну проходи, садись, - благосклонно колыхнулась башня, - и не стесняйся, у нас тут все очень хорошие и дружные ребята!

Митяй сел, рюкзак пристроил под партой.

Шёл урок мира. «Мы не будем говорить про плохое, - улыбалась Башня. Она рассказывала, задавала вопросы, старшие дети отвечали, а младшим раздали листки бумаги, карандаши, и велели рисовать свою семью. Митяй нарисовал Дона. Ему сказали, что сейчас не свободная тема, и к динозаврику надо обязательно подрисовать тех, с кем он живёт, своих родных и близких.

- Не забудь ещё вот тут солнце! - поучительно зашептал повернувшийся сосед с передней парты и тыкнул карандашом в верхнюю часть листа.

Митяй нарисовал круг. Добавил протуберанцы и пятна. Вокруг Дона возвёл забор и сетку, а потом навес от дождя. Гору одуванчиков в миске. Окружил всё стеной, приделал крышу, двери и окна. Пририсовал лампочку, занавески, подписал крупно «МИТЯ», аккуратно сложил рисунок вчетверо и разорвал пополам. Настроение его испортилось до невозможности, он больше не хотел в школу, пусть здесь сколько угодно тепло и сухо.

- Ты чего, - опять обернулся и вытаращил глаза сосед, - не получилось, что ли? Дай посмотрю.

Митяй копался в рюкзаке, проверяя, как там Дон, и размышлял, сбежать сейчас, или лучше попозже незаметно исчезнуть.

- Так, что тут у нас?

Башня опять нависла над ним, на этот раз не улыбаясь.

- Вот, это он порвал, наверное не получилось! Его Митя звать, - взволнованно объяснил сосед, протягивая обрывки. Митяй мрачно глянул почти из-под парты, шурша пакетом. Наконец, ему удалось вытащить растрёпанный букет, он встал и протянул его Башне.

- Спасибо, - растерялась та, с опаской принимая кусты, но тут же быстро собралась:

- Вот ребята, видите, Митя воспитанный мальчик, и помнит, что в День Знаний в школу приходят с цветами! А вы не все относитесь серьёзно. Да, сейчас трудные времена, но школа — ваш второй дом, ой, давайте-ка сдавайте рисунки, у вас сейчас субботник во дворе, а ты, Митя, подойди, у меня нет твоих данных...

Она ещё что-то говорила, Митяй гладил голову Дона и не слышал. Вокруг шумели, отбирали друг у друга бумагу, роняли карандаши, толпились вокруг учительского стола. Дон не шевелился, глаза его смежились, передние лапы вытянулись вдоль похудевшего тельца. Не глядя по сторонам, Митяй вышел из класса, обнимая рюкзак с мёртвой игуаной.

 

Деда хоронили на новом кладбище два года назад, он помнил, где могила, но до самого кладбища пришлось идти часа три по разбитым грунтовкам, плутая полями и лесопосадками. На въезде стояла группа одетых в чёрное людей, Митяй крепче прижал к себе завёрнутого в куртку Дона и попытался быстро прошмыгнуть мимо, но его поймали за рюкзак. Сельские бабы в чёрных платках и щалях окружили, одна, с опухшим, заплаканным лицом, присела и участливо поинтересовалась:

- Это куда ты такой? Чегой-то у тебя тут? А ну, покажь?

Митяй развернул куртку. Баба глянула, замахала руками и заголосила:

- И куда ты прёшь с этой гадостью? Понимаешь, что людей тут хоронят? Совсем с ума посходили, ироды, со своими тварями! Иди давай отсюда! Тут горе, а им бы всё игрульки да хаханьки! Нелюди! Фашисты!

«Ироды» и «нелюди» ещё долго неслись вслед. Митяй шагал прочь по обочине вдоль кукурузного поля. Потемневшие стебли шуршали сухими листьями и скреблись на осеннем ветру, словно живые. С просёлка вывернул школьный автобус, весь во вмятинах, пятнах и полосах разнообразной краски, местами свежих, частью облупившихся, поравнялся с мальчишкой и остановился, подняв плотное облако пыли. Водила, щурясь, всматривался в боковое зеркало.

- Где пацан-то? Здесь вроде был.

Защёлкала зажигалка, второй водитель тут же выбил её в окно:

- Очумел, курить? Дрова везёшь? Не было никого.

- Да был, со свёртком мелкий шпингалет... Слушай, зачем в окно-то?

- Нету никого, поехали, нельзя стоять. В салоне у тебя шпингалеты вон. Со свёртками.

- Музыку тож нельзя?

- Валяй.

- Всё, к школе теперь?

- Туда.

Автобус тронулся, грохнуло радио:

Зима, весна, весёлые каникулы,

Весёлые каникулы, зима, весна!..

[Helis]

№4

Одинокий мастер

 

Снег медленным танцем кружился и падал на улицы вечерней Праги. Небо имело темно-серый оттенок и говорило о том, что скоро совсем стемнеет. По улицам неспешно проезжали трамваи и автомобили, а люди по заснеженным тротуарам спешили домой к ужину.

Марк сидел в кресле и смотрел из окна своей мастерской. Он наблюдал за бурлящей городской жизнью. У каждого проходящего мимо пешехода есть куда и к кому вернуться. Вот, из здания напротив вышел часовщик. Его тут же у входа встретила любящая жена, и они вместе, взявшись за руки, не торопясь, отправились в свое уютное гнездышко. Вот, мимо прошел Павел, работающий в булочной по соседству. Он не богат, но его дома ждут двое любящих сыновей, один из которых уже пошел в школу.

Родителей Марк потерял, когда ему еще не было десяти лет. Мать была еврейкой, и в начале войны ее схватили и увели в лагерь, из которого, как правило, уже больше не возвращались. Отца застрелили, когда он пытался вызволить мать из лап нацистов. И у маленького Марка остался только дед, со своей шпингалетной мастерской.

Старик же, за отведенные ему богом годы постарался научить мальчика, всему, что только знал - как стать опытным мастером, как правильно общаться с людьми, как выжить в жестоком и холодном мире; правда, через четыре года после окончания войны и он отправился в мир иной. И Марк остался совсем один, наедине с мастерской, которая отошла ему по наследству.

Жил Марк там же, где и работал. Квартиры у него не было, а в мастерской было все необходимое для проживания в условиях города - четыре комнаты, мастерская, кухня и санузел. На входной двери всегда висел старый ржавый шпингалет, выкованный еще его дедом в молодости, который постоянно напоминал ему о сути его ремесла; и заодно о том, что ушло, и чему не суждено вернуться никогда.

Ремесло Марка не пользовалось большим спросом: изредка кто-то заходил, заказывал задвижку для окна или двери, потому что старая у него сломалась; периодически заглядывали посетители, просившие сделать резную красивую задвижку из на заказ из серебра или золота; бывало, заходили оптовики, закупали коробками самые простые шпингалеты для постройки нового дома - после войны город активно рос и развивался. Правда, с каждым годом их становилось все меньше, особенно после открытия завода по производству замков, ручек и шпингалетов. И поэтому, большую часть времени мастер проводил в полном одиночестве.

Каждое воскресенье он ходил в церковь. Марк не был сильно набожным человеком, но воскресные службы он посещал всегда и старался не пропускать. Он молился об ушедших из жизни родителях и деде; о том, чтобы в его городе было все хорошо, и чтобы все были счастливы. Ему становилось чуточку легче и не так одиноко, когда он находился в стенах храма божьего.

В свободное время Марк читал книги: Жюля Верна, Льва Толстого, Александра Дюма, Виктора Гюго, Вальтера Скотта, Артура Конан Дойла и многих писателей своего времени. У него в мастерской даже была отдельная комната, заставленная снизу доверху большими шкафами с книгами, своего рода - библиотека. Книги ему позволяли уйти от суровой реальности, забыть ненадолго это опустошающее чувство, эту разрушающую тьму, которая приходила к нему каждый день.

Но книга заканчивалась, и мастер вновь оставался один на один со своим одиночеством. Годы шли, мир вокруг менялся, а Марк все также продолжал работать в своей мастерской. Пустота, медленно удушающая его изнутри, с каждым годом становилась все больше и больше, все сильнее и сильнее сдавливала свои страшные тиски на его сердце. Иногда он начинал говорить сам с собой, но быстро это замечал и умолкал. Тихими зимними вечерами ему хотелось взять кого-нибудь за руку, но совершенно никого не было рядом.

И вот, завтра ему уже исполняется тридцать, а он сидит и наблюдает за бегущей жизнью за окном, за человечеством, которое скоро будет встречать Рождество и Новый Год с друзьями и семьями...

«Очередные выходные в одиночестве» - грустно подумал Марк.

Но больше всего расстраивало мастера даже не то, что он один, а то, что он совершенно неспособен что-либо с этим поделать, неспособен вырваться из этого капкана, устроенного жизнью.

В то воскресенье Марк вновь отправился в церковь. Но на этот раз он молился о том, чтобы Бог избавил его от одиночества - кузнец понимал, что еще год он так не протянет - пустота в его сердце становилась почти невыносимой.

«Так, почти готово! Осталось только прикрепить!» - Марк закончил полировать старый дедовский шпингалет. Теперь он сверкал прежним металлическим блеском и готов был занять свое законное место на входной двери. Мастер аккуратно приделал засов на прежнее место, и стоял и любовался проделанной работой. «Надо бы сходить, купить еще материалов для ковки». - Марк надел теплое пальто, шапку и ботинки, взял кошелек, отодвинул дедовский засов и открыл дверь...

Машин и трамваев за дверью не было. Как и пешеходов. Более того, перед ним предстала широкая проселочная дорога, по обеим сторонам которой находилась цветущая березовая роща. Вокруг щебетали птицы и стрекотали кузнечики. Солнце стояло высоко, и его лучи согревали все на земле. Никакого даже близкого намека на зиму не было и в помине.

Стоило Марку лишь шагнуть вперед, как дверь мгновенно за ним захлопнулась и исчезла. Он стоял посреди огромного летнего леса в полной растерянности.

«Очень странно. Такого в жизни просто не бывает».

Марк снял с себя теплую одежду, взял ее под мышку и двинулся вперед по дороге.

Летнее солнце и зелень вокруг согревали его взгляд.

Через примерно полчаса он вышел к небольшому провинциальному городку, находящемся на большом открытом пространстве. Двухэтажные здания, черепичные крыши - городок был словно весь пропитан стариной. Проселочная дорога плавно перетекла в серпантин из булыжника. Городок жил своей привычной жизнью - кто-то куда-то шел, кто то вел детей из школы, кто-то ремонтировал крыльцо, кто сидел и просто загорал на солнышке. Марк шел по улице, стараясь, что бы на него не обращали внимания, но, каждый раз, когда он мимо кого то проходил, тот поворачивался к мастеру лицом, и, улыбаясь, начинал махать ему рукой. Словно они были давно знакомы, и словно Марк был одним из жителей этого городка.

Но вот, городок остался позади, открытая местность сменилась сосновым бором, и дорога пошла, петляя, вверх. Мастер дышал полной грудью, ведь он уже не помнил, когда последний раз он выбирался из города.

Дорожка постепенно сужалась и превращалась в узкую тропинку. Но Марк продолжал идти вверх, хоть он и не знал, куда тропинка его приведет.

Но вот, тропа обрывалась. Марк стоял на большой площадке на скалистом отвесном утесе, падающим вниз на добрую сотню метров, а перед ним открывался невероятный вид на бело- серые горные вершины, на сосновые леса, и на водную гладь, которая почти бесконечной цепью тянулась до места встречи земли и неба . Солнце уже медленно опускалось за горизонт и освещало закатными лучами все открывшееся пространство. Пейзаж завораживал своей красотой, мастеру казалось, что он может смотреть на него вечность. В какой-то момент Марк услышал слева от себя очень знакомый звук - шелест перелистываемой страницы. Мастер повернул голову и увидел сидящую на краю обрыва девушку. Девушка сидела и читала книгу.

- Здравствуйте. - Марк решил с ней поздороваться, несмотря на то, что все происходящее с ним казалось довольно странным.

Девушка повернула голову в сторону мастера. Это была красивая девушка лет двадцати пяти, с прямыми каштановыми волосами, аккуратно завязанными в хвостик, маленьким носиком и невероятно красивыми зелеными глазами, скрытыми под изящными округлыми эллипсами очков. Девушка мило улыбнулась, затем снова обратила свой взор в книгу и продолжила чтение.

Марк сел справа от красавицы, на краю обрыва. Какое то время он просто смотрел в даль, но потом решился завязать разговор:

- Что читаете?

- «Академия» Айзека Азимова. Знаете такого?

Конечно, Марк знал. Он ведь сам все свободное время проводил за книгами.

- Американский писатель-фантаст. В «Академии» рассказывает про то, как человечество живет среди звезд, на других планетах, развивается, приходит в упадок, потом снова возрождается. Очень интересная книга.

Взгляд девушки теперь сиял и был обращен в сторону Марка.

- Как вы думаете, человечество когда-нибудь полетит к звездам? - спросила девушка, уже смотря в небо.

- Возможно. Может, когда-нибудь мы и сами будем свидетелями этого.

Они говорили. О других мирах, о невероятных чудесах Земли, о разных народах, населяющих нашу планету, о таинственных городах в океанах, об отважных пиратах и путешественниках и о много чем еще. Впервые в жизни Марк почувствовал себя счастливым - теплота переполняла его сердце, казалось, что его прошлая жизнь уже не имела никакого значения. Сами того не замечая, парень и девушка уже лежали на траве и, взявшись за руки, вместе смотрели на звезды.

Часы шли, и вот, на востоке уже начало вставать солнце.

В какой- то момент, мастер осознал, что уже никого не держит за руку. Он начал судорожно оглядываться по сторонам, но собеседницы уже не было. Марка пробил холодный пот.

- Нет, нет, только не снова!

Больше всего на свете Марк боялся вновь остаться один.

Девушки не было. Сколько бы он не кричал, все было без толку. Его голос тяжелым эхом возвращался назад.

Страх поработил мастера. Словно тысяча игл разом вонзились в его сердце и в его разум.

Становилось холодно. Очень холодно. Марк огляделся. Больше не пели птицы, не слышно было кузнечиков. Небо заволокло черными тучами, а леса вокруг медленно начинали рассыпаться и превращаться в пепел; на месте речки была уже сухая и зловонная канава, а горы приобрели какой-то страшноватый багровый оттенок. На горизонте бушевал черный смерч, сметающий все на своем пути. И неведомая непреодолимая сила волокла мастера туда, откуда он пришел - к исчезнувшей двери.

- НЕТ, НЕТ! Пожалуйста, нет!

Его тащило назад, словно вагон поезда, который сам не может отцепиться. Сосновый бор, рассыпаясь в прах, исчезал в сером тумане. Провинциальный городок теперь больше напоминал город-призрак: где-то дома полуразрушенные и все в дырах с рассыпанными стеклянными осколками; или в конец обвалившиеся дома, крыша которых была где то на уровне пола; где-то - одинокие, потемневшие от копоти печные трубы, черными мрачными исполинами торчащие из земли. Вместо живых радостных людей в городе из под пепла белыми кочками торчали кости и черепа.

В какой то момент Марку показалось, что он видел своих родителей и деда, которые словно призраки стояли у обочины дороги, а их лица... их лица отражали невероятную скорбь и боль - то были лица мертвых.

Все было мертво в этом мире. Кроме самого Марка. И это его пугало еще больше.

Марка словно камнем вышвырнуло из двери и вбило гвоздем в диван, стоящий у стены холла. Дверь с грохотом захлопнулась и закрылась на засов.

Мастер соскочил с дивана. Сильная слабость одолевала его, он еле стоял на ногах, но все же бросился назад к двери.

На двери висел все тот же старый ржавый дедовский шпингалет. Марк пробовал его открыть, но засов словно заклинило. Сколько бы мастер не прилагал усилий, засов не открывался.

- Сволочь! Открывайся! Открывайся! Откройся, ты, чтоб тебя!

Марк был в ярости и отчаянии. Старый дедовский шпингалет, который он чуть ли не боготворил, стал для мастера самой ненавистной вещью во вселенной. Он схватил тяжелую кувалду и принялся что есть силы колотить по шпингалету.

- Ты ОТКРОЕШЬСЯ! Откроешься, во что бы то ни стало!

После десятка ударов шпингалет треснул и рухнул на пол. Марк отбросил в сторону кувалду, и открыл дверь.

За окном была зима. Снег медленно кружил в воздухе, и падал на мощеную мостовую.

По улице не спеша проезжали трамваи и автомобили, а пешеходы спешили на работу. На дворе было зимнее декабрьское утро понедельника, и, начало новой рабочей недели.

Марк упал на колени. Отчаяние и боль переполняли его до самых краев. Пустота, которая казалось в нем исчезла, появилась вновь, но на этот раз еще более темная и беспросветная. Он хотел кричать, но не мог - словно огромный ком застрял у него в горле. Из его глаз ручьями текли слезы.

«Конечно, мне это все это приснилось. В реальности такого не бывает. А я, наивный идиот, поверил во все это. Господи, за что?! Я не хочу так больше жить...»

- Простите! Я бы хотела заказать задвижку для двери, моя сломалась.

«Ну вот, очередной клиент. Опять все как всегда. Опять, опять, опять...» - отчаяние и гнев кричали в душе мастера.

- Ой, мужчина, а что с вами? Вы плачете?

Марк поднял голову вверх. Над ним стояла девушка в сапожках, легком пальтишке и варежках, с небольшой женской сумочкой на плече. Из сумочки торчала книжка. Видно было только имя автора - «Айзек Азимов».

Марк посмотрел еще выше. Это была молодая девушка в очках, с добрыми зелеными глазами и каштановыми волосами.

- Ой, да у вас, похоже, жар! - девушка сняла варежку и приложила руку ко лбу Марка.

В тот момент, для несчастного мастера это была самая теплая рука в мире.

- Так, знаете что, давайте я приготовлю вам покушать, я как раз из продуктового магазина! Ну же, вставайте, сидя на холодном полу лучше вам точно не станет! Меня, кстати, зовут Яна.

Девушка протянула ему руку.

- Марк.

Он взял ее за руку, и больше уже никогда не отпускал.

Изменено 13 сентября, 2014 пользователем SLAG

[Helis]

№5

Запертая дверь

 

18 Месяца Аметиста,

16г 4 Эры

 

-Здравствуйте! – уверенно и весьма жизнерадостно объявил вошедший юноша.

-Здравствуйте… - ответила я так, что этот юноша с книжками меня не услышал, наверное.

Сюда все приходят с книжками; или за книжками. Ничего удивительного – я ведь работаю библиотекарем в Пустом отделе Великой Библиотеки Олриса. В этом отделе я работаю одна, совершенно одна, даже из соседнего отдела ко мне никто не заходит, чтобы поболтать. Единственная категория моих посетителей – это волшебники и волшебницы из Верхнего Мира. И хотя в моём отделе нет ни одной книги на многочисленных полках, все эти мужчины и женщины – богатые и бедные, молодые и старые – каждый день десятками оставляют свои жилища на летающих скалах Верхнего Мира, бросают всё и спускаются в подземелья Нижнего Мира. Любоваться здесь нечем, но весь поток этих волшебников устремляется в мой город Олрис, в его Великую Библиотеку, в мой Пустой отдел. Конечно, наша библиотека имеет очень и очень обширный фонд, и заклинания и книги по теории магии у нас откуда-то и зачем-то есть, но всех этих чародеев интересует только мой отдел и только одно его явление: шпингалеты. Вот и этот волшебничек не стал исключением…

Разбивая прекрасную тишину читального зала, он уверенно прошагал до нашей знаменитой двери с её многочисленными и ещё более знаменитыми шпингалетами, почему-то направленными не вдоль, а поперёк, взялся за ручку одного из них и упал замертво. Я неторопливо записала это себе в тетрадь. Тишина снова заботливо обнимала меня, только лампа волшебного сияния на моём столе неприятно атаковала глаза. Всё как обычно; никакого разнообразия.

То, что случилось с этим волшебничком, теперь уже совершенно естественно. Историк по образованию и библиотекарь по факту, я авторитетно заявляю, что Орис и его Библиотечный Округ стоят здесь уже больше трёх тысяч лет как минимум. А настоящих временных рамок никто не знает, потому что, когда мой народ, спасаясь от Великой Чумы (так говорят в Верхнем Мире) или Великой Матери (так говорим мы), спустился под землю, сияния у входа в Библиотеку они смогли заметить, хотя их и разделяли сотни километров.

Раньше мы были единым народом, но потом, в 2240 году 1 Эры, с южных островов пришла туманная магия, которую мы теперь называем Великая Мать, а в Верхнем Мире говорят «Великая Чума». В этом тумане живут могущественные существа: дымки, сияния, странники (странствующие огоньки) и сами туманы. Они почему-то невзлюбили нас и начали уничтожать, а время на Срединной Земле как будто остановилось. Тогда, после шести лет бесполезной борьбы, наш народ решил бежать: одна часть спряталась в густой и оглушительно молчаливой тьме подземелий, другая ушла к ослепительному свету и редкому воздуху горных пиков и летающих скал. Город Олрис к тому моменту уже стоял, и Библиотека тоже стояла, и эта дверь со шпингалетами тоже уже была. Мой народ не одарён магически, поэтому подвоха никто не заметил. При попытке открыть хотя бы один из шпингалетов все погибали. Теперь-то мы знаем, что на этих шпингалетах какое-то заклинание, хотя даже сильнейшие волшебники Верхнего Мира не смогли его разгадать. Мы узнали только его прямое действие: стоит дотронуться до шпингалета,- и твоё сердце останавливается. При этом если дотронуться только до самой двери – состаришься. Что спрятано за этой дверью на протяжении тысячелетий пытаемся узнать и мы, и волшебники Верхнего Мира, сильно заинтересовавшиеся нашей Великой Библиотекой по окончанию строительства аметистово-серебряного пилона как средства сообщения между двумя Мирами. Что только не делали с этой дверью и с этими шпингалетами: и кислотой обливали, и порошками какими-то сыпали, и заклинаниями забрасывали, и били всевозможным оружием, и даже хотели взорвать в 44г 3 Эры, но правившая тогда Мамшератсут llне разрешила, - сколько бы усилий не прикладывали, дверь со шпингалетами остались прежними. Теперь волшебники, убеждённые, что за этой дверью спрятаны величайшие знания, ходят в паломничество к этим шпингалетам, и каждый из них уверен, что именно на него это заклинание не сработает. Есть, конечно, чародеи поумнее и побогаче, как мой квартирант, например; они выкупают у государства преступников, одурманивают их, засыпают защитными заклинаниями, зельями или обвешивают амулетами и отправляют к шпингалетам. До сих пор после контакта с заклинанием никто не выжил. Хозяева-волшебники делают в своих журналах и дневниках запись о неудачном опыте.

Заклинание шпингалетов перестаёт работать только один раз в год: в день зимнего солнцестояния, тогда «паломников» становится настолько много, что для охраны Библиотеки и порядка привлекают элитные войска. Чтобы удостовериться в уникальности этого дня для магии шпингалетов, наше государство убило ими 364 преступника, а 365-ый, который прикасался к шпингалетам в день зимнего солнцестояния, и так был приговорён к казни. Сами шпингалеты в этот день начинают светиться разными цветами: рубиновым, медным, топазовым, изумрудным, аквамариновым, сапфировым, аметистовым и даже серебряным. В день зимнего солнцестояния все пытаются как-нибудь открыть эту дверь, но, даже если выдвинуть все шпингалеты, ничего не происходит. Спасибо волшебникам уже за то, что они соблюдают очередь. Хотя ключи от отдела есть только у меня. И если я не приду на работу, никто к шпингалетам не подойдёт.

А во все остальные 364 дня в году я сижу одна в этом читальном зале, наблюдаю за смертями слишком глупых или слишком самоуверенных магов и мёрзну. 18 Месяца Аметиста… через две недели – Месяц Аквамарина, первый месяц зимы… Но в Библиотечном Округе всегда холоднее, чем везде – это из-за водопада прямо на севере вверх по горе. Кожаные штаны и тонкие сапоги плохо сохраняют тепло, но других материалов у нас нет; только из Верхнего Мира привозят на продажу, но это дорого. Хотя, где-то здесь у меня должен был быть мой паутинный плед… Паутинная ткань – единственный текстильный некожаный материал в наших подземельях. Я пошла вглубь книжного зала, когда услышала чьи-то осторожные шаги в соседнем отделе. Вернувшись и укутав ноги, я увидела дорого одетую девушку в больших очках в обнимку со свитками, стоящую у трупа волшебника. Точно… у меня же здесь покойник лежит…

-З-здравствуйте… - пролепетала волшебница.

-Богатства Вам. – ответила я, скрывая недовольство; слишком часто я стала говорить «верхнее» «Здравствуйте».

-Из-звините, а он, правда, умер?

-Ну, можете пульс проверить, если не верите. - а то она не заметила!

-И-и он, правда, только д-до шпингалета дот-тронулся и умер?

-Ну да. – подперев голову рукой, ответила я.

-Ага-х… спасибо…

Красавица ещё пошаркала туфельками по каменному полу и быстро дыша засеменила к выходу.

-До свидания! – чуть не плача, бросила она.

-До свидания…

Вообще-то теперь я должна идти за стражником. Но в течение получаса придёт ещё один волшебник и тоже умрёт. А за ним второй, а где второй, там и третий, а где третий, там десятый. А я вальсировать должна туда-сюда. Нет, вот пусть ещё человек пять рядом с ним ляжет, и я позову стражу.

Знакомая походка застучала в соседнем отделе.

-Богатства тебе, Хуул. – проговорил мужчина, встав напротив моей стойки.

-Богатства тебе, Кейрелан. – ответила я.

Кейрелан – богатый и могущественный волшебник-стратег, снимающий у меня комнату. Он живёт здесь уже шесть лет и почти каждый день заходит в мой отдел, чтобы поразмышлять о шпингалетах и понаблюдать за другими волшебниками. В этот раз труп не привлёк его внимания. Кейрелан всегда одевается очень, очень дорого. Он в восторге от наших паутинных рубашек и кожаных камзолов, но находит их «холодными», поэтому носит плотные штаны из привычных ему материалов Верхнего Мира. И, как и все в обоих Мирах, он не может устоять перед великолепием ювелирных украшений наших мастеров – сколько бы люди Верхнего Мира не старались, им нас, подземных эльфов, не превзойти. Кейрелан обязательно украшает голову сплошным золотым ободом-диадемой с парой камней, а левое ухо – четырьмя серьгами; колец носит немного и все золотые, только одно у него платиновое.

-Что-нибудь интересное случилось? – довольно улыбаясь, тихо спросил он, положив на стойку книгу.

-Я не зани…

-Для отвода глаз.

Я взяла книгу и начала заполнять формуляр. Я не занимаюсь книгами, за мной только один отдел закреплён – Пустой; правда, говорят, что нынешний директор библиотеки хочет передать под мою ответственность ещё и архив. Но я же не смогу разрываться – архив у нас ниже уровня здания, а Пустой отдел – на втором этаже.

-Вон тот помер и девушка испугалась, убежала. – проговорила я. – Больше никто не приходил.

-Ясно… - нараспев пробормотал он. – Спасибо.

-Ты даже не спросишь, был ли он как-то защищён? – удивилась я.

-Его смерть не достойна моего внимания. – в глазах Кейрелана блеснуло самолюбие.

Я услышала шаги двоих и шуршание шёлкового платья. Хорошо иметь острый слух, заостривший и наши уши. А вот полуслепые глаза – не очень.

-Она идёт. – предупредила я.

-Твой слух поистине восхитителен! – торжественно улыбнулся маг. – Одна?

-Вдвоём.

Через несколько секунд и мой квартирант мог слышать шаги, а после появились и посетители. Роскошно одетая, даже по нашим меркам, женщина со множеством украшений на руках, шее, волосах, - работа наших мастеров, значит, золото и драгоценные камни, - с единственным журналом в руках поприветствовала нас реверансом, ни слова не сказав. За ней покорно следовал одурманенный преступник в лохмотьях. Они прошли к шпингалетам, а Кейрелан забрал книгу и оставил нас. Эта женщина – Дэйэлена Алрей, живёт в Олрисе чуть дольше Кейрелана. Похоже, у них негласное соревнование – кто откроет эту дверь. Только Дэйэлена активнее Кейрелана: за шесть лет он убил только восьмерых рабов, а она едва ли не каждый день приходит с новым. Она не разговаривает. Вообще. Наверное, она немая.

Дэйэлену труп не смутил, она только платье присобрала, а её раб коснулся шпингалета. Вполне ожидаемо его бездыханное тело рухнуло на пол. Дэйэлена подошла к двери, коснулась одного шпингалета и даже попыталась потянуть его на себя. Он не поддался, но и она стояла молодая и живая. Я глазам своим полуслепым не верила! Дэйэлена самодовольно ухмыльнулась, что-то записала и покинула зал.

Каменные слёзы, как она это сделала?.. Кейрелан ведь первым делом это попробовал: отправил подряд двух рабов. Но оба умерли! А она живая… Нужно рассказать это квартиранту.

Через пару минут он сам пришёл.

-Ну, что? – заинтересованно спросил он.

-Она выжила! – прошептала я. – Она коснулась шпингалета и выжила!

Кейрелан заметно удивился и посерьёзнел.

-Это плохо… - пробормотал он. – Дэйэлена – ужасная волшебница, но превосходный алхимик.

-И что? – нахмурилась я, не совсем понимая, к чему он ведёт.

-Она занимается этим уже двести лет. Могла создать зелье бессмертия, абсолютного отражения или обмана, дополнительной души, бестелесности… Да что угодно. Вопрос в цене… - маг задумался, встав в дверном проёме входа в отдел. – Нужно торопиться. Дэйэлена заимела совершенное преимущество.

-Ну, удачи. – улыбнулась я.

-Ты выгоняешь меня? – забеспокоился Кейрелан.

-Выгнать сумасшедшего, который платит мне сто драгоценных за комнату и ещё двадцать на своё содержание против пяти драгоценных на работе Я что, на идиота похожа? – возразила я.

-Нет; конечно, нет. – он снова довольно улыбнулся и уставился на шпингалеты, пока я меняла лампу слишком яркого света на мягко мерцающий цветок; теперь темнее - гораздо лучше. – Ну конечно! – выпалил Кейрелан.

Он подошёл ко мне, достал схему расположения шпингалетов и вывалил много маленьких камушков разного достоинства и цветов света шпингалетов.

-Разложи по цветам так, - взволнованно начал он, - как шпингалеты светятся.

Я сделала, а Кейрелан получившемуся очень обрадовался, хотя я ничего не поняла.

-Я всё понял. – восхищённо говорил он, сжимая мои ладони. – Хуул, в день солнцестояния я первым должен подойти к шпингалетам.

-Ну… я попробую… - согласилась я, почему-то чувствуя его радость.

Кейрелан расцеловал мои руки, собрал свои камни и лист и ушёл. Я же, смущённая, ещё немного посидела неподвижно в объятиях любимых тишины и темноты.

 

6 Месяца Аквамарина,

16г 4 Эры

 

В этот день зимнего солнцестояния я не слишком торопилась на работу. Кейрелан купался в ауре собственного восторга и предвкушения. Он хотел, чтобы Дэйэлена увидела его действия, чтобы вообще все увидели, но Дэйэлену он выделял особо, – он был абсолютно уверен в себе и своей гипотезе; даже преступника не выкупил, но и мне ничего объяснять не стал. Когда мы пришли, соседний с Пустым Исторический отдел был полон волшебников всех возрастов и состояния. Они не разговаривали, не злились; только волновались и… боялись. Да и элитная гвардия заметно нервничала. Когда я, - единственный обладатель ключей от Пустого отдела, - наконец появилась, все они устремили свои взоры на меня: они смотрели с благодарностью, подобострастием, некоторые даже с благоговением. Но они не заметили одну важную деталь.

Разрушая погибающую тишину и скрывая самодовольную улыбку Кейрелана на своём лице, я вела его за собой за руку. Кейрелан не стеснялся показывать своё превосходство. Если я чувствовала себя царицей, то он, наверное, воображал себя господином целого Мира. Гвардия пропустила нас к двери, я открыла Пустой отдел и провела Кейрелана к самым шпингалетам. Стоявший первый в очереди немолодой мужчина даже не возражал.

-В Верхнем Мире моё имя известно. – сказал мне накануне Кейрелан. – Все волшебники, и Дэйэлена в том числе, поймут, что, раз я пошёл на такую наглость, значит, я претендую быть тем, кто откроет эти шпингалеты.

Очевидно, он не ошибся. Волшебники не возражали, а только прошли за гвардейцем в читальный зал моего отдела. Дэйэлене уступили лучшее место (сразу после места Кейрелана – у двери).

-Держи. – улыбающийся Кейрелан протянул мне какой-то лист из своего дневника со схемой двери.

На листе заглавными буквами написано: «Завещание», по которому мне переходят все мастерские (он изготавливает посохи), а также движимое и недвижимое имущество Кейрелана в случае его смерти или заявления об отказе от перечисленного. Подписи: Кейрелана, нотариусов Олриса и Дайрина – города, где жил Кейрелан.

Все застыли в ожидании. Даже мне не терпелось узнать, прав Кейрелан или нет. Шпингалеты дразнили нас сиянием. Кейрелан начал.

Один шпингалет открыт согласно его схеме; другой; третий; четвёртый… Он открыл только 24 шпингалета из 118 в такой последовательности: от рубинового цвета к медным оттенками, потом – топазовые, изумрудные, аквамариновые, сапфировые и аметистовые. Что за фигура получилась, я не поняла – не видела такой.

Весь зал застыл, только я, Кейрелан и Дэйэлена дышали. Но ничего не происходило. Я даже начала побаиваться, что Кейрелан ошибся, что у него ничего не получилось. Тогда он, вероятно, сбросится в ближайшее ущелье. Но он сам продолжал самодовольно улыбаться и уверенно, даже упрямо, смотреть на дверь и шпингалеты.

Дверь щёлкнула…

[Helis]

№6

Карго

 

В его жизни все начиналось с охоты на диких свиней. Всякий день, всякий разговор, всякое совокупление. Женщины любят охотников, это все знают. И вождей. Вождей больше, но Т’Аку приходилось довольствоваться меньшим.

 

До того, как свиньи привели его к Лодке Богов.

 

Т’Ак преследовал стадо до самого края леса. Там, где сквозь деревья зорко смотрит глаз Сестры-Старого-Тукана, люди племени старались появляться только ночью. Тогда Сестра закрывает свой глаз, и хотя иногда его свет пробивается даже сквозь веко, он не так ярок, и в это время можно снарядить рыбацкую лодку или добыть вылезшую на песок черепаху.

 

В этот раз Т’Ак выбежал на берег вслед за перепуганным кабанчиком, отбившимся от стада. Шипя от боли, вызванной раскалившимся от гневного взора Сестры песком, охотник догнал жертву, вонзил ей в спину копье и рывком повалил на бок.

 

И только расправившись с кабаном, он заметил Лодку Богов.

 

Люди племени видели их иногда. Они плавали за краем мира, издавали странные звуки, источали страшный дым. Но ни одна из Лодок Богов не подходила к берегам земли людей. Эта же лежала, выставив напоказ черную дыру в боку, а волны ласкали ее мертвое тело.

 

В том, что Лодка Богов умерла, сомнений не было. Забыв про жгучий песок и желанную добычу, Т’Ак подошел к ней. Постучал копьем по твердому серо-красному телу, изукрашенному татуировками из палочек, кружков и крючков. Попробовал дотронуться ладонью, но Лодка оказалась горячее, чем угли в потухшем костре. Тогда охотник заглянул в пробоину. Внутри было темно, пахло смертью и еще чем-то неведомым Т’Аку. Судя по всему, дух, обитавший в Лодке, уже оставил ее и не гневался за вторжение. Осмелев, охотник втиснул в дыру руку, пошарил в темноте, и его пальцы сомкнулись вокруг чего-то продолговатого и теплого. Он потянул находку на себя, и та с небольшим трудом подалась. Протащить сквозь отверстие ее удалось, но при этом она сломалась, и на песок посыпались маленькие предметы необычной формы.

 

Спустя несколько ударов сердца Т’Ак уже сидел в тени Лодки Богов и изучал их. Размером они были с ладонь и не походили ни на одно из животных или растений из тех, что жили на земле людей. Сделаны они были не из камня и не из дерева, но прочностью не уступали наконечникам стрел и рубилам. Больше всего охотника заинтересовало то, что часть каждого предмета двигалась, если потянуть за палочку с круглой головкой. Это напомнило ему идолы духов плодородия с торчащими фаллосами. Возможно, те духи, которым принадлежала Лодка Богов, тоже знают и поклоняются им? Или, может, это одни и те же духи, и они сделали эти странные фигурки в свою честь?

 

Т’Аку стало страшно, но он вспомнил, что Лодка Богов уже оставлена обитателями, и если уж они не захватили маленькие идолы с собой, они им не нужны. Значит, можно взять их себе и носить как амулет для мужской силы и здоровых детей.

 

Вечером он собирался лечь с Токой, и перед тем, как залезть в ее шалаш, он вместе с тушей кабана показал ей амулет. В этот раз Т’Ак брал ее так яростно, как никогда до этого, а она громко кричала и царапала его спину и плечи.

 

На следующее утро он сплел из волокон юного дерева крепкую нить и повесил идол на шею. Затем добежал до места гибели Лодки Богов и закопал остальные в песок. Сестра-Старого-Тукана пристально наблюдала за охотником, но он пообещал ей в обмен на молчание принести обильную жертву. Вернувшись на стоянку племени, он выполнил уговор с всевидящим оком. Почти все мясо убитого хряка он сжег на костре, а шкуру разделив надвое, повесил на плечи деревянной статуи Сестры. Добычу, конечно, было жалко, но раскрывать место тайника Т’Ак не собирался.

 

А амулет начал помогать.

 

Сначала Т’Ак добыл казуара. Огромная птица, которую забивали целыми семьями, была поражена единственным броском копья. Из жестких перьев охотник сделал для Токи корону, а клюв вырезал и повесил рядом с таинственным идолом. Он показал добычу всему племени. В тот вечер, кроме Токи, он совокуплялся с Дишу, Ма’нйе и Со, и всякий раз женщин восхищала его мужская сила.

 

Первый сын родился у Ма’нйе. Т’Ак подарил и женщине, и ребенку по идолу. К тому моменту уже все племя знало и побаивалось охотника как единственного носителя знака богов, и он рассудил, что лучшего оберега для родившегося сына, чем такой же амулет, не найти. Мать он отметил с таким же умыслом. Другие женщины, а особенно Тока, завистливы и зловредны. Пусть лучше они считают, что с Ма’нйе опасно связываться.

 

Шли дни, и старый вождь перестал приносить много добычи и защищать людей племени от соседей. Когда его принесли в жертву духам, место вождя занял Т’Ак. Теперь он мог брать любую женщину и ходить на охоту вместе с загонщиками. А каждому из тех, кто кричал в его поддержку на празднике жертвоприношения, он дал по идолу.

 

Так вокруг нового вождя образовался настоящий круг братьев по оружию, благословленный загадочными фигурками и не знающий неудач и поражений. Решив, что обмен едой и одеждой с соседними племенами бесполезен, Т’Ак пошел в их землю с оружием, и все они склонились перед ним. Там, где нельзя было взять свое силой, Т’Ак действовал хитростью: дарил некоторым чужакам амулеты и обещал сделать каждого из них вождем или главным охотником, который может иметь любых женщин и брать любую еду.

 

Так продолжалось до тех пор, пока в песке оставались идолы. А когда последний из них переместился на могучую грудь стрелка из последнего покорившегося Т’Аку племени, разбитая Лодка Богов исчезла, а вместо нее за краем мира показалось еще несколько. Только они были живые и не двигались, словно чего-то ждали.

 

***

 

- Это социокультурный феномен, - Джей-Си Бейли отложил фотографии в сторону. – Любопытнейший пример культа карго.

- Скорее, отличный образец того, как цивилизация стирает с лица планеты уникальные общественные образования, - возразила Карин Ассан.

 

Тьяльве и то, и другое мнение интересовали ровно в такой же степени, как проблемы голода в Анголе. Другими словами, ему было плевать. Антропологи, историки, путешественники и прочая мелочь научного мира вызывала у него не больше уважения, чем дикари с богом забытого острова, близ которого стояла на якоре «Брунхильда». Достойной внимания Тьяльве счел только обтянутую неприлично тонкой футболкой грудь мадемуазель Ассан. Собственно, на нее он и глазел в течение всей культурологической дискуссии.

 

- Мало того, что китайцы запомоили все моря, к которым имеют непосредственный выход, - бушевала Ассан. – Так ведь нет! Теперь их посудины разбиваются у островов, на которые никогда не ступала нога чужака, и что мы видим? За два десятилетия из девственного первобытного общества вырастает едва ли не наследственная монархия. А виной всему шпингалеты. Вдумайтесь, Джей-Си, шпингалеты!

Ох уж эти французы! Вечно они чем-то недовольны. Тьяльве история с охотником, решившим молиться шпингалетам, казалась скорее забавной, чем возмутительной.

- Тише, Карин, - сказал Бейли. – Давайте постараемся не делать поспешных выводов и уже тем более не заявить нечто подобное журналистам. Скандал с вовлечением Китая – это последнее, чего мне хотелось бы добиться этой экспедицией.

- С вами я могу быть откровенной, Джей-Си. Я говорю, что думаю. А вы согласны со мной, капитан?

 

Тьяльве пожал плечами. Он был потомком викингов, от которых унаследовал равнодушие и циничное отношение ко всему, что не касалось лично его и «Брунхильды». В долгом и – по мнению далекого от этнологии капитана – бестолковом плавании в самое сердце океана существовала лишь одна положительная черта: работа щедро оплачивалась.

 

Две экспедиции в течение года, пять научных и двадцать восемь развлекательных публикаций, одна защищенная степень PhD, самая продаваемая книга года и голливудский фильм, в который вмонтировали документальные съемки из жизни племени, - остров, на котором поклонялись шпингалетам, стал самым обсуждаемым местом на земле. На поразительной истории делались большие деньги, и не урвать с них кусочек было бы попросту глупо. Тьяльве ловил момент.

 

***

 

Т’Ак привел Женщину-чья-кожа-белее-ракушек и двух приплывших с ней мужчин в святая святых племени, чтобы показать каменные статуи Старого Тукана, его Сестры, духов плодородия, охоты и смерти. Он рисковал не просто так: несмотря на недовольство Женщины, один из ее спутников вручил Т’Аку нож из того же самого материала, из которого были сделаны амулеты с Лодки Богов. Довольный впечатлением, которое большие идолы произвели на пришельцев, вождь позволил им провести на стоянке несколько дней.

 

Посланцы духов вели себя беспокойно. Они смотрели на людей племени и на идолы через длинные уродливые трубки, которые издавали щелкающие звуки и сверкали, словно кривая улыбка Старого Тукана, которую можно видеть перед ливнем. Один из мужчин постоянно тыкал пальцами в плоскую светящуюся с одной стороны миску. Один лишь грозного вида бородач занимался достойными делами. Он сходил вместе с Т’Аком на охоту, правда встретившегося им казуара предпочел не трогать. Вместо мяса совместно убитого зверя он угостил вождя чем-то сладким и застревающим в зубах.

 

Когда посланцы вернулись на свою Лодку, вождь испытал сожаление. Их подарки ему очень нравились.

 

***

 

Статуи были идеально симметричны, гладки и источали неясное свечение. Нарисованные на сияющем камни морды духов придавали монолитам пугающий вид. Ни Бейли, ни Ассан так и не смогли прийти к общему мнению об их происхождении.

Разглядывая снимки, Тьяльве чувствовал какую-то смутную связь между этими внушительными идолами и шпингалетами. Что-то общее определенно было, но Тьяльве не стал озвучивать свои мысли. В конце концов, это дело ученых.

 

***

 

Люди-с-кожей-белее-чем-ракушки перестали нравиться Т’Аку, когда они впервые принесли на стоянку громких зверей из прочного холодного материала. Окруженные чудовищами, обвитые красными, синими и черными змеями идолы духов явно были недовольны непочтительным отношением пришельцев. Они вспыхивали тревожными желтыми молниями, издавали странные пищащие звуки, а по вечерам не давали никому уснуть, постоянно сотрясая землю. Вождь уверился, что Лодки Богов не имели никакого отношения к Старому Тукану, а принадлежали, скорее, злым чудовищам подземного мира, вроде тех невидимых диких свиней, которые обгладывают тела умерших.

 

В тот день, когда вождь белых чужаков велел Т’Аку покинуть селение, тот уже не носил на груди амулет, найденный в лодке богов. Вся семья, ближние охотники и верные люди других племен получили приказ выкинуть свои талисманы в воду. Оставив идолы добрых духов на поругание силам зла, племя двинулось в джунгли – искать место для нового дома, в котором не будет места страшным пришельцам.

 

***

 

Странные устройства работали, в этом не было никаких сомнений. В многочисленных интервью Тьяльве с воодушевлением рассказывал о первом посещении племени, о смешных дикарях со шпингалетами на шее, об идолах, которые оказались вовсе не идолами, а артефактами других времен или даже других планет.

 

Иногда он чувствовал ответственность за охватившее весь мир нездоровое возбуждение. В момент, когда человечество стояло, возможно, на пороге важнейшего открытия, он спрашивал себя, что принесло судьбоносное плавание на «Брунгильде»: триумф или погибель.

 

Карин Ассан, чьи познания в антропологии перестали быть нужными, вычеркнули из списка постоянного штата исследователей, и она переехала в тихий Осло, где вновь встретила Тьяльве. Они стали жить вместе, но за долгие месяцы так и не смогли по-настоящему узнать друг друга. Все их мысли занимали таинственные машины на далеком острове.

 

- Они оставили в нас отпечаток, - говорила Карин. – Мы прикасались к ним. Мы были рядом.

- Мы теперь меченые, - шутил Тьяльве, хотя смеяться ему вовсе не хотелось. – Хотя смотри-ка: туземцы постоянно извивались вокруг них, а им хоть бы что.

- Надеюсь, что ты прав.

- Моряки не ошибаются, дорогая, - и он целовал ее в холодную бумажно-белую щеку.

 

***

 

- Это социокультурный феномен, - высший наставник Аукти отключил фокусирующие лучи. – Любопытнейший пример культа карго.

- Скорее, отличный образец того, как цивилизация стирает с лица вселенной уникальные общественные образования, - возразила вторая исследующая отдела третьего сектора Маннее. – Мало того, что низшие формы нарушают пределы девственных звездных систем, так ведь нет! Они еще и засоряют планеты портальными устройствами.

- Развитие планеты, с которой поступают сигналы, примитивно. Ее жители не сумеют создать пространственную дверь.

- Но все же…

- Но все же, вторая исследующая, не стоит отнимать у остальных слушателей драгоценное время. Я рассказал вам об особенностях религиозных воззрений в неразвитых системах, а культ карго среди них играет едва ли не самую несущественную роль. Лекция окончена!

 

Оскорбленная Маннее первой телепортировалась прочь из мультисенсорной лаборатории. А вечером, сидя за стаканом льесы с лучшей подругой, с возмущением говорила:

 

- Для него это культ, а для туземцев, которые могут случайно открыть этот межпространственный шпингалет, - смертельный риск! Можем ли мы нести ответственность за целые мир

- А мне это кажется забавным. Такая древность, как портальник низших форм, а какой резонанс. Слышала, что Аукти пишет по этой истории диссертацию на шестой ранг?

- Правда?

- Так говорят.

- Значит, ему невыгодно вмешиваться в то, что происходит на этой планете?

- Видимо, а к чему ты клонишь?

- К тому, дорогая, что может быть так, что все его заверения в том, что никакой двери не будет открыто, это не более чем блеф и пустословие.

- Ты считаешь, что портальник может сработать?

- Не берусь утверждать. Но надеюсь, что ошибаюсь.

[Helis]

№7

МАЛЕНЬКИЕ ХРАНИТЕЛИ БОЛЬШОГО ДОМА

Сказка

 

Ещё в полдень ярко сияло солнце, но к вечеру стали собираться облака. Ветер усиливался; тучи, выходя из-за горизонта, суровели, свинцовели и как-то враз закрыли небо сплошь, без просветов. Крупные, тугие и жёсткие струи дождя хлестнули по черепичным крышам, по мостовой, палисадникам, по редким прохожим. Всё, что было сухого - вмиг вымокло. Вода была всюду и всюду был ветер; он гнал потоки воды по узким улочкам вниз, к морю; размётывая кучи листьев, свистел меж яблонями в саду; настойчиво барабанил дождевыми каплями в окна домов, сердито гудел в трубы и в бормотании его слышалось что-то недоброе: "Бу-бу-у-у!"

 

"У-у-ууи-и-и!" - пропело где-то вверху в трубе и угольки в камине весело ответили нежданной песне ворохом взметнувшихся искорок. Здесь, под крышей старого дома, непогода была не страшна и представлялась чем-то далёким, совсем-совсем не опасным и отчасти даже и забавным. Обитатели дома привычно занимались своим привычным делом: дедушка подрёмывал в кресле перед камином, уронив на колени мемуары, отец что-то мастерил на своём верстаке в углу, мать хлопотала по хозяйству, успевая делать несколько дел одновременно, а дети... Старшая из сестёр-близнецов читала очередную толстую рукописную книгу; младшая, недвижно сидя напротив задремавшего деда на низенькой скамеечке и глядя в огонь, думала какие-то свои тайные думы; а самый младший воинственный карапуз, за вечер изрубив деревянной саблей полдюжины армий воображаемых врагов, забрался с ногами на табуретку и корчил в окно страшнючие рожицы.

 

"Бооом-м-м-м!" - торжественно бухнули угловые часы и мама отложила шитьё в сторону.

- Дети! Спать пора!

- Ну ма-а-а! - заныл Младшенький. - Ну ещё чуть-чуть!

- Если только совсем чуть-чуть, - мама была неумолима.

Карапуз в восторге скорчил в окно самую жуткую рожу, какую только смог, спрыгнул с табуретки и зашлёпал босыми ногами к камину, стуча саблей по половицам.

- Де-е-еда! Ты нам сказку расскажешь? - и уточнил, обернувшись на мать: - На ночь.

- Ска-а-азку? - дедушка пробудился от боя часов и сейчас рассеянно протирал очки клетчатым платком. - Какую же сказку вам рассказать?

- Расскажи, как ты сражался с Великим Подводным Злом! - Младшенький обожал истории про героические подвиги.

- Мы такую историю уже слышали - ответила подошедшая старшая сестра. - И потом, это было не великое зло, а всего-навсего придонный скрытень из Запорожного омута.

- Ну и что, зато он был в несколько раз больше дедушки! - не сдавался Младшенький. - А ты - вредина!

- Да-а-а, было дело... Я тогда служил хранителем одного престранного клада. Ох, и страху-то я натерпелся! - дедушкин голос был скрипуч и звучен одновременно. - Но мы и вправду уже много раз слышали эту историю. И... какую же сказку вам рассказать?

- Дедушка! - встрепенулась на скамеечке младшая сетрёнка, - расскажи... что-нибудь особенное?

- Особенное? Хм-м-м...

- Ну да. Ты разве не видишь, что вечер сегодня такой - особенный? И ночь будет особенная, - добавила Младшая, обращаясь к детям.

Младшенький выразительно покрутил пальцем у виска и на всякий случай втянул голову в плечи, ожидая подзатыльника - он побаивался строгостей старшей сестры. Но сейчас она ничего не заметила, вслушиваясь в доносящийся с улицы шум дождя.

- Хм-м-м... Есть у меня такая сказка. Должно быть, действительно пришла пора рассказать её вам, - задумчиво проговорил дедушка. - Ну, слушайте...

 

"... Давным-давно, в незапамятные времена, когда люди и вещи ещё понимали язык друг друга, жил-был Старый Дом. Он был настолько старым, что никто уже не помнил, сколько ему лет и кто был его строителем; и все - и окружающие его соседние дома, и обитающие в них жители - все привыкли считать, что Старый Дом был всегда. Как и полагается всякому уважающему себя дому, этот Дом давал приют всем, кто нуждался в нём; и надо сказать, люди и звери охотно селились в Старом Доме, потому что знали - он надёжно защитит их от невзгод и опасностей..."

 

- Совсем как наш, да? - с восторгом вскричал Младшенький.

- Не перебивай, - одёрнула его Старшая.

- Да, совсем как наш, - согласился дедушка. - И даже ещё надёжнее, ведь это - не забыли ещё? - это был Старый Дом.

 

"... Никакое зло и никакая беда не могли подобраться к Старому Дому незамеченными. Как только Дом чуял что-то недоброе, он плотно закрывал двери и ставни на окнах - да-да, когда-то дома умели сами такое проделывать - и тревожно кричал: "Опасность! Опасность!" Предупреждённые жители и все, кого это касалось, выходили и вместе отражали нападение недругов и жизнь снова текла по-прежнему.

Признаться, сложившаяся система была не то чтоб очень удобной, ведь иногда Дом мог закричать поздней ночью, когда все спали крепким сном, и будил всю округу - согласитесь, не всем нравится, когда их будят посреди ночи, - но окружающие дома и их жители понимали, что кричит Старый Дом для их же безопасности и мирились с маленькими неудобствами. И, в общем-то, все были довольны друг другом: люди были рады, что у них есть такой надёжный и верный друг, а Старый Дом был рад сделать для окружающих что-нибудь полезное - в этом он видел своё предназначение. И все жили счастливо - ну, насколько вообще можно быть счастливым в полном тревог мире.

Проходили годы, а потом ещё, и ещё, и ещё. Люди стали замечать, что голос Старого Дома стал слабеть, а опасности Дом стал распознавать не так чутко, как раньше; и даже, бывало, ошибался и поднимал переполох впустую. Самые бдительные из жильцов пытались указать другим на беспокоящие их знаки, но люди лишь смеялись в ответ и беспечно махали руками - они привыкли жить под опекой Старого Дома и считали, что ничего страшного не происходит. Порой на Старый Дом нападала непонятная расслабляющая дрёма и стоило немало сил добудиться до него, но поселенцы и на это обращали мало внимания. Дом просил людей о помощи, но голоса у него уже почти не было и его не слышал и не понимал уже никто. Он засыпал и уже не имел сил бороться; и однажды, когда огонь уничтожил одну из пристроек, а тревоги так и не последовало, люди поняли, что Старый Дом уснул навсегда.

Поняли это и недруги, что до сих безуспешно пытались одолеть Старый Дом. Поняли и возликовали. Они окружили Дом со всех сторон и принялись всячески досаждать ему и его обитателям. Ох, что тут началось!

Во все незащищённые щели пробирались всевозможные мелкие и большие пакости и пакостили как только могли. Чихалка забиралась в старые шкатулки и когда кто-то открывал их, то расчихивался так, что забывал обо всём на свете. Каверза притворялась мокрым пятном на полу и радовалась, когда кто-то из людей поскользнётся на нём и разобьёт горку посуды или дорогую хрустальную вазу. Дразнюшка - а она очень не любила, когда неосторожные дети корчили ей рожицы в окно - Дразнюшка так передразнивала кривляк, так пугала детей, что их приходилось вести к врачу. Нехочуспатька забиралась в незапертый комод, пряталась в детских пижамках и получала удовольствие, когда дети, переодевшись ко сну, начинали капризничать и вопить: "Не хочу спать!" Вреднюшка заставляла детей вредничать, Непослушайка подучивала не слушаться старших; Гордынька нашёптывала людям, что они могут справиться с повседневными заботами без чьей-либо помощи, а Ссора умудрилась перессорить всех, и взрослых, и детей, друг с другом. Что уж говорить про злые дела покрупнее, если даже мелкие пакости наделали столько бед!

Одним словом, жизнь в Старом Доме наступила самая безрадостная. И тогда люди поняли, что им надо что-то делать, если они не хотят, чтобы злые силы окончательно победили Старый Дом. Но что слабые люди могли сделать, если из-за своей беспечности они перестали понимать язык вещей?"

 

Голос дедушки был строг и печален.

"У-у-ууу!" - провыло в трубе и огоньки в камине испуганно вспыхнули красным пламенем.

- Ну же, деда, ну! - нетерпеливо воскликнул Младшенький.

- Дедушка?.. Дедушка?.. - вопросительно смотрели сёстры.

- Кгрхм!?.. А подайте-ка мне, дети, мою корешковую трубку; у меня что-то запершило в горле и нужно перевести дух, - проговорил дед. - А ты, милая, передай-ка мне во-он тот уголёк.

Дети переглянулись. Дедушка нечасто курил свою трубку и одно это значило, что вечер сегодня действительно особенный.

- Де-е-еда! - вновь затеребил деда Младшенький, когда необходимые действия с трубкой были закончены и дедушка пустил к потолку первое кольцо дыма. - Что придумали люди?

- А... что придумали бы вы, окажись вы на их месте? - дедушкин взгляд был почти взыскующим.

- Я зарубил бы всё зло, какое только есть на свете! - взмахнул Младшенький своей деревянной саблей.

- Экой ты воинственный! - улыбнулся дедушка. - Видишь ли, природа зла такова, что его нельзя вот так просто взять и убить. Зло изменчиво, как изменчив наш мир; оно совершенствуется, как совершенствуется наш мир, и требуется немало усилий, чтобы противостоять ему. Если бы зло можно было уничтожить раз и навсегда, мы давным-давно жили бы в царстве Добра, а этого нет. А что скажут наши сестрички?

- Мы... мы пока не знаем, - пробормотали сёстры. - Дедушка, можно, мы посоветуемся?

- Конечно. Кстати, вы совсем недавно держали ответ в руках.

- Вечно они шушукаются, - проворчал Младшенький. Ему было досадно, что он не отгадал загадку, хотелось послушать, о чём шепчутся сёстры, но и "шушукаться" с девчонками он считал ниже своего достоинства. - И что такого мы держали в руках? Шкатулка, трубка, уголёк, сабля. Что смешного!?

Дедушка, посмеиваясь и хитро глядя на внука, пускал кольца из трубки. Наконец сестрички вернулись.

- Ну как, вы догадались, что придумали люди? - приветствовал их дедушка.

- Мы подумали, и решили, что... - начала было Старшая.

- Уголёк! - выпалил Младшенький. - Они придумали, как сжигать злые дела!

- ... что это не может быть уголёк, потому что угольки должны были остаться от сгоревшей пристройки. И ещё - огонь был задолго до того, как заснул Старый Дом: людям же надо было как-то готовить пищу!

- И это не могла быть шкатулка, потому что мы помним, как Чихалка забиралась в них до того, как люди что-то придумали, - продолжила Младшая.

- И это не могла быть сабля, потому что ты сказал, что зло нельзя убить насовсем, а значит, и решение было... менее воинственным.

- И это не могла быть твоя трубка, потому что мы не брали её в руки.

- Верно, верно, - ободрительно кивнул дедушка. - Ведь вы только открыли шкатулку, а взял трубку я уже сам. И..?

- Но мы подумали, что твоя корешковая трубка - ключ к твоей загадке, дедушка, - неуверенно проговорила Старшая. - Ты как бы хотел сказать: "Зри в корень!" и...

- И... ? - дедушкин голос был почти ликующим.

- ... и тогда они придумали нас, - тихонько закончила Младшая.

- И тогда они придумали нас, - удовлетворённо откинулся дедушка на спинку кресла и выпустил из трубки полдюжины колец кряду. Глаза его сияли. - Ты... сама догадалась?

Младшая молча кивнула головой.

- Умница.

Трах! Это Младшенький с досады расколотил свою саблю о каминную решётку. Ну конечно! Они же открывали запорное устройство!

 

"... И тогда они придумали нас - Хранителей Дома. Если Старый Дом перестал закрывать двери и окна - значит, надо закрыть их самим. Так появились щеколды, засовы, задвижки, защёлки и другие "запорные устройства продольно-скользящего типа с поворотом" - такими скучными, ничего не значащими словами нас называли. С тех пор как люди разучились понимать язык окружающих их вещей, они потеряли и способность проникать в их суть и давать им истинные имена - но мы знали их и помнили своё предназначение: хранить Дом от опасностей.

Помнил о том и Первый Хранитель, когда заступил на свою Первую Стражу. О, в какую ярость пришли злые силы, когда обнаружили, что не могут более проникать в Старый Дом! Они грозили Хранителю страшными муками, морозили холодом, жгли огнём, даже пытались поломать - но всё напрасно. Хранитель знал, как хрупка граница между добром и злом; знал, что от него одного зависит сохранность её; знал, какие беды могут обрушиться на Дом, сойди он со Стражи - и знание придавало ему мужества. Ох, сколько, должно быть, страхов он натерпелся за ночь! - совсем как я во время нашей битвы с придонным скрытнем.

Утром недруги отступили ни с чем. На следующую ночь история повторилась; а потом ещё раз, и ещё раз, и всё с тем же результатом. Хранителей прибывало; они стойко несли свою стражу и в итоге заставили врагов убраться восвояси.

Старый Дом снова смог зажить спокойно - почти так же, как прежде".

 

Дедушка замолчал, задумчиво глядя в огонь.

- И больше они не возвращались?

- Ну-у-у... отчего ж не возвращались. Мы же помним, что зло изменчиво и совершенствуется. Когда они придумывали новую уловку, то возвращались и снова пробовали проникнуть в Старый Дом. Иногда им это даже удавалось. Но к тому времени люди уже научились сами оберегать себя и свой мир - не без нашей, конечно, помощи - и придумали мно-ого хитрых штук.

- Каких, дедушка?

- О, это уже совсем, совсем другая история! Когда-нибудь я обязательно расскажу её вам.

 

"Бо-оммм..." - сонно бухнули угловые часы.

- Дети! Время вышло!

- Как всегда вовремя! - обернулся дедушка к маме. - Я как раз закончил рассказывать сказку.

- А ты не забыл ли о своей сабле? - продолжал он, указывая внуку на деревянные обломки.

- Брось её в огонь, дедушка; она бесполезна. Что с неё толку, если она не может победить зла. Когда я вырасту, я стану Хранителем; Хранителям не нужна сабля.

Дедушка пустил к потолку новое кольцо:

- Видишь ли... ещё до того, как ты станешь Хранителем - а ты непременно им станешь, когда вырастешь, - ты поймёшь, что тебе на твоей Страже пригодится любая помощь, даже бесполезные с виду деревянные щепки. Подбери их и прибереги; а завтра мы с тобой смастерим новую саблю.

- Да, дедушка?

Дедушка ободряюще улыбнулся.

 

Огонь в камине догорал; медленные, будто сонные язычки пламени становились всё меньше и меньше и наконец пропали совсем. Подёрнутые серой корочкой пепла, словно укрытые одеялом, угольки тускло алели, унимая свой жар, нечасто ворочаясь, как во сне, и тогда по одеялу пробегали оранжевые трещинки, вот всё ярче, ярче - и уголёк вспыхивал на короткое время синевато-бордовым пламенем и гас снова. Дом спал.

В углу сонно бормотали часы; спали камин, кресло, верстак, спала вся домашняя обстановка. Спали мама с отцом, выпростав поверх одеяла натруженные за день руки. Спали дети в своих кроватках рядком; сестрички крепко держали друг друга за руки даже во сне, а Младшенький, посапывая в нос, изредка беспокойно вскрикивал и взмахивал невидимой саблей.

А в полусумраке стоящий на ночном бдении дедушка курил свою корешковую трубку, смотрел на внуков и думал о том, как непрост будет путь, когда они смогут заступить на свою Первую Стражу - маленькие Хранители большого Дома.

[Helis]

№8

Тест Лашера

 

На этот раз взялись всерьез: оргкомитет, голосование, протоколы… Конечно, накладки были – а как без них? Во-первых, весь бестиарий пошел «мимо кассы»: нужную явку собрали только собаки и совы (в основном за счет «Марио», их же много там). Собаки все как одна были против крайних мер: и компаньоны, и просто «говорящие», и даже всякие изометрические. «Рабское племя!» – сплюнул Радамант, а ничего не поделаешь: протокол оформлен правильно, подписи наблюдателей, все дела… Совы, конечно, были «за», причем в графе «Примечание» кривенько так нацарапали: «Страшной смертью!» – и что? Они с собаками друга уравновесили, в итоге – ноль голосов.

 

Жалко, что протокол нельзя приложить, но Комитет по правам человека запретил: дескать, если узнают, что за истребление проголосовали [вычеркнуто], и [вычеркнуто] полным составом, и практически вся раса [вычеркнуто], и даже [вычеркнуто], от которых вообще никто не ожидал, то у людей будут душевные травмы.

 

Хотя, конечно, какие там “травмы”? Нет людей – нет травм. И если б не оппозиция, всё бы нормально уладилось давным-давно! Но нет же, они прямо-таки розовыми соплями изошли: Зельда – против, Лиара – против, Кристал Мейден, Харли Квинн, Трисс Меригольд – все бабы против! Ну, это неважно: их голоса, как обычно, решили не учитывать, а бюллетени раздали только для вида, чтобы шуму не поднимали.

 

А нормальные герои голосовали, как и ожидалось. Большинством голосов постановили: набираем 1000 человек, им говорим, что проводим бета-тест. Вводим штрафные баллы – сами понимаете, за что. Тех, кто за 5 часов наберет более 100 штрафных очков, – уничтожаем в реале. Если таких окажется больше половины – уничтожить людей вообще, потому что надоел беспредел этот!

 

Но в оргкомитете, видимо, был предатель. Потому что…

 

…в самый ответственный момент дверь с треском распахнулась, и в зал совещаний ворвалась разъяренная Лидия, за ней – практически полуголая Соня Блейд. Пока члены оргкомитета пялились на Сонины… эммм… глаза, на трибуну поднялась Альмалексия и недобро пропела: «Ну что, мальчики? Без нас решили судьбу человечества? Ну, вы круты, чо…» И – понеслось.

 

Дебаты

 

«Они меня любят, причем – все! – рыдала Зельда. – Вот хоть рейтинги поглядите!»

 

«Уважаемые члены оргкомитета! Игроки меня всегда спасают, они очень отважные», – прошептала воспитанная дочка Мак-На из Обливиончега – и отошла в сторонку.

 

(На этом месте Зандалор не выдержал и уснул: он не любил, когда неинтересно.)

 

«Помогать игрокам – наш святой долг, вот и Лиара подтвердит!» – вступила в дискуссию Миранда, но она, конечно, зря подключилась:

 

«Уже и подстилки начали высказываться! – сплюнул Роман Беллик. – Кто там у вас следующий – Трисс? Или Лидия – мечта 12-летних дро… [вычеркнуто]»

 

Альмалексия ловко сменила тактику и выставила главный козырь: Мэдисон Ли из Фоллаута.

 

«Игрок – одно из ключевых звеньев нашей экологической системы», – нудно забубнила Ли.

 

Орки, которые внимательно следили за Соней Бл… в смысле: за дискуссией, еще больше оживились и стали многозначительно кивать: они всегда так делали, когда начинались умные разговоры, а то потом опять все скажут, что орки ни фига не поняли.

 

«…для экономической системы в целом. Игроки приобретают недвижимость в столичных городах, совершают крупные сделки с торговцами, порой являясь их единственными контрагентами в силу значительности оборачиваемых сумм…»

 

«Это да! – оживился скамп-торговец. – Это прям так и есть! – и неожиданно заключил: – Разорррвать их к Даготу!»

 

«…Оставшись без поддержки моддинг-сообщества, мы лишимся новых территорий и новых возможностей…»

 

«И новых бронелифчиков!» – удачно добавил Дезмонд Майлс, но Мэдисон Ли прервала свою речь и недоуменно посмотрела на него поверх очков: «Это вы – мне? Серьезно?»

 

Повисла неловкая пауза.

 

«А чо такого, – не понял невзыскательный Оргрим Думхаммер, – можно и тебе, а чо?»

 

«Вот уровень оргкомитета, который решает судьбу человечества!» – ловко ввернула Альмалексия. Чаша весов качнулась в пользу «Не истреблять, потому что…»

 

Но всё испортила Дар-Ма: «Можно мне уже уйти домой? – вежливо осведомилась она. – Мне мама не разрешает такое, про бронелифчики… Мы же книжками торгуем!»

 

«А вот уровень оппозиции, – встрепенулся Зандалор (он давно проснулся, еще когда в первый раз упомянули бронелифчики). – Иди-иди, деточка. Иди к маме и мой поклон ей передай, да смотри: с чужими никуда не ходи!»

 

Чаши весов опять почти уравнялись…

 

«Кстати, детей они не убивают!» – к месту добавила Трисс. «Угу: специальные моды делают, чтобы детей убивать!»

 

…а вот теперь окончательно уравнялись.

 

«В общем, голосуем еще раз, – раздраженно буркнул Радамант. – Но только давайте по-быстрому: мне давно пора в гробницу возвращаться… Вас тут сколько, дамы? 16 штук минус земноводное (потому что несовершеннолетняя она), так? Это получается пятнадцать…»

 

«Четырнадцать, – неожиданно заявила Мэдисон Ли. – Я передумала, я тоже за истребление», – и села рядом с Оргримом Думхаммером. (Вот так орки в очередной раз решили судьбу мира, а никто и не заметил, а только ругают их всегда!)

 

Пересчитали. Все равно оппозиции голосов не хватило, но разрыв был маленький совсем. К тому же практичная Жасмин раскритиковала раздутый бюджет мероприятия: зачем задействовать 1000 игроков? Троих вполне достаточно. А то размахнулись, ишь ты… Ей, что ли, сапфиры в ломбард тащить, чтобы оплачивать эти политические игрища? В итоге постановили:

 

1. Выбирают трех игроков: одного – оргкомитет, второго – оппозиция, третий – рандомный (но только вот тут чтобы честно было!)

2. Если минимум двое из них набирают по 100 баллов и выше – то с человечеством поступают на усмотрение оргкомитета (это значит истребление, если кто еще не понял).

3. Дополнительно вводится контрольная точка – «особое преступление». Не рядовое убийство с расчлененкой или там осквернение могил, а особенное что-то такое, редкое… Если хотя бы один из игроков и на это покусится – тогда, ясное дело, делетить вообще всех, вместе с их фанфиками, лорами-шморами, чит-кодами и бронелифчиками.

 

И тут девчонкам повезло. Потому что Корво и Фрэнк Хорриган, потеряв интерес к происходящему, предложили проработку третьего пункта отдать на усмотрение оппозиции…

 

В кулуарах

 

«А давайте схитрим: назначим особым преступлением убийство мирного жителя – и всё! Игроки ж не станут убивать хороших, так что люди спасены! – сияла Зельда. – Людишечки мои, родненькие…»

 

«А ну, помолчи! – цыкнула Альмалексия. – Попрошу высказываться тех, у кого IQ… в смысле – AI… Короче: только тех, кто входит в топ-список!» – и сразу прикусила язык, но – поздно.

 

«Ты, Лекси, хочешь померяться рейтингом? – обрадовалась Зельда. – Ура, я это обожаю! Кстати, эээ… как твоя игра называется? Ты на всякий случай напомни присутствующим, потому что…»

 

«Стойте, я придумала!! – завопила принцесса Пич. – Давайте у нас особым преступлением будут эти… ну, когда парень с парнем! Ну, вы поняли! Я недавно слышала – бывает такое, клянусь!»

 

«Спасибо, поржала от души… – мрачно процедила Миранда. – Ты из своей деревни хоть когда-нибудь вылезаешь, не? Или вам еще телепорты не завезли?»

 

«Мозги им не завезли! – поддержала Лиара. – Надо же, бестактность какая…»

 

Обстановку разрядила Клэр Фонтанелли: «Я вот что предлагаю: за воровство чего-нибудь такого, ну… Ерунды какой-нибудь, которая никому и даром не нужна!»

 

«Маски Вивека, например!» – язвительно подсказала Зельда.

 

Альмалексия хотела предложить зельдовский Трифорс, но вспомнила, что его используют в школах на уроках геометрии, и по-настоящему разозлилась: «Да не придумаем мы ничего! Мы ж толком не знаем, какой такой хлам бывает – мы же только артефакты курируем!»

 

«Точно – не оружие…» – рассуждала Фонтанелли.

 

«Драгметаллы и самоцветы исключены: их даже я взяла бы!» – заявила алчная Жасмин.

 

«Какие “драгметаллы”? Даже обычную кастрюлю класть опасно: вот у нас они берут кастрюли эти, и потом…»

 

«Давайте разузнаем, девочки! – волновалась Зельда. – Может, на фансайтах каких-нибудь… Да вон пусть Лекси сходит: ей всего-то десяток мест обойти, за час управится! Просто, сами понимаете, если я начну своих фанатов опрашивать – мне и года не хватит!» – не удержалась она.

 

Альмалексия скрипнула зубами и расправила свиток Альмсиви...

 

«Шпингалеты! – выдохнула она через 40 минут. – Вот что-что, а шпингалеты они точно не хотят. Их вроде бы много лет проталкивают как идею, кто-то лоббирует: то ли моддеры, то ли лорщики – в общем, я не поняла, какие там политические силы… Но: было голосование, люди против!»

 

«А моддеры – это кто такие?» – шепотом спросила Зельда у Лидии.

 

«Моддеры – от слова «мода», они бесплатно делают всякую одежду новую, – почему-то покраснела Лидия, – а лорщики с ними из-за этого ругаются. Ну, я не особо в курсе: я к фанатам только за вещами хожу…»

 

«Ну, про лорщиков-то я знаю, – похвалилась Зельда. – У меня этого лора, может, еще побольше, чем у некоторых… Я и сама, кстати, лорщик: я ж только фирменные шмотки ношу!»

 

Еще немножко пообсуждали. Поорали. Потрясли… а вот и нет: фанфиками! Официально постановили:

 

«Особым преступлением считать кражу шпингалетов. Как только игрок переместил шпингалеты в свой инвентарь – посылаем сигналы о запуске ракеты противника на пульты всех человеческих ядерных держав»

 

Ну, и кинулись изучать анкеты, конечно...

 

Кандидаты

 

Из анкеты бета-тестера kitty91, кандидата от оппозиции

 

… сперва отвожу персонажа на постоялый двор и укладываю спать, а потом уж выхожу из игры. А главное: мы никогда не воруем и не убиваем, потому что моим персонажам это не нравится. Особые пожелания: хорошо, если в игре будут петы)) Я бы взяла кошку! ^___^

 

«Хорошая какая! – растрогалась Элли из The Last of Us. – А правда, будут у них кошки?»

 

«А лучше хомяки!» – оживился Минск.

 

Но Фонтанелли колебалась: «Написать в анкете можно что угодно! Кошки, птички, пони… Требую, чтобы открыли досье и огласили показатели теста Лашера!» (От автора: тест Лашера – составленный Father Lasher опросник, определяющий уровень агрессивности игрока.)

 

Оргкомитет не возражал.

 

По тесту Лашера kitty91 набрала 2 балла из 100 возможных.

 

«За что 2 балла?» – зачем-то уточнила потрясенная Альмалексия, которая никогда в жизни не встречала игрока с показателем ниже 15.

 

«Играла в GTA», – пояснил Гордон Фримен, отвечающий за документооборот.

 

Из анкеты бета-тестера Slayer, кандидата от Оргкомитета (орфография исправлена)

 

…чтобы рэгдолл был на уровне. Ну, и рикойл. И, конечно, чтоб левеллинг – не говно (хотя он везде говно). Особые пожелания: чтоб квестовых персов помечали – а то я выпиливаю всех подряд, а сейвы откатывать неохота.

 

[Оффтоп] «Про кошек сказано, даже про «г…» сказано, а про новые вещи не сказано!» – удовлетворенно заключила Зельда. [Конец оффтопа]

 

Короче, Slayer этот по тесту Лашера набрал 99 баллов.

 

Тут даже Беллик присвистнул. «Лично я больше 92 не встречал, – признался он. – Но всё же интересно: а почему у него не 100?»

 

Гордон Фримен пошелестел страничками досье и уточнил: «Один раз извинился на форуме перед другим игроком... а, нет: не извинился, а собирался извиниться…»

 

«Ты давай больше не ошибайся!» – добродушно пошутила фрау Энгель.

 

«Теперь всю жизнь, что ли, будете этим попрекать? – обиделся Фримен. – Не смешно! Давайте лучше определяться с третьим кандидатом…»

 

Насчет третьего кандидата, рандомного

 

Ну, тут правда было по-честному. Попался какой-то никому не известный Qwerty (или “какая-то” – тут неясно, потому что досье решили не смотреть).«Ну, хоть результаты тестов огласите!» – в один голос потребовали Оргкомитет и оппозиция. «50 ровно у него… или у нее», – сообщил Фримен и съел досье Qwerty, чтобы в дальнейшем избежать политического давления сторон.

 

 

 

 

Ошибка

 

Наблюдатели столпились перед экранами. 10… 9…

 

«Ну, куда вы с секирой лезете, когда и так повернуться негде! Это ж вам не маршрутка…»

«Сказала, что хочет кошку завести… Хорошая такая!»

«Да не толкайся! Обязательно тебе в первый ряд?» 5… 4…

«У меня, может, лора не меньше, а рейтинги повыше, чем у некоторых!»

«Выпиливает он квестовых, ишь ты… Ну, я его запомнила, девочки!»

 

СТАРТ! 08.00 PM UTC.

«Ребята… – замогильным голосом сообщил Фримен. – У нас тут ошибка: в слэйеровском досье странички слиплись…»

«Тесты не его? Радамант в гробнице перевернется…» – похолодел Саб-Зиро.

«Тесты – его собственные, но вот он дальше пишет, глядите…»

Из анкеты бета-тестера Slayer (орфография исправлена)

Примечание. Раз тут повысить сложность нельзя, я себе иначе усложню: убивать буду только тех, кого по квестам положено. И еще: не буду тырить чужое барахло, а только брать из бесхозных сундуков.

Роман Беллик произнес несколько коротких звонких слов, ранее неизвестных многим членам оппозиции.

«Поздняк метаться!» – удовлетворенно заключила… ой, нет!.. ой, да: принцесса Пич. Ну надо же…

 

 

Большая игра

 

09.00 PM UTC.

 

Kitty91: спасла птенца, выпавшего из гнезда. Собрала более 20 кг трав, продала торговцам; приобрела кошку и декоративный пояс ручной работы (зачарование – 0, броня – 0). За счет сбора ингредиентов смогла перейти на 2-й уровень. Штраф – 0.

(«Хорошая какая она, девочки!» – заплакала растроганная Элли.)

 

Slayer: выполнил семь квестов. Перешел на 9-й уровень. Штраф – 0.

(«Ненавижу предателей!» – сплюнул Сидонис, проходя мимо Фримена.)

 

Qwerty: выполнил(а) три квеста. Перешел(-ла) на 5-й уровень. Штраф – 9 (мелкое воровство на городской площади).

 

10.00 PM UTC.

 

Kitty91: обнаружила сундук с зачарованной броней. Собрала более 60 кг трав, продала. На вырученные средства хотела приобрести кошке лакомства и бантик. Поскольку указанные товары в продаже отсутствовали, деньги раздала нищим. Выполненных квестов – 0. Штраф – 0.

(Миранда молча протянула Элли носовой платок.)

 

Slayer: выполнил 19 квестов. Вступил во все гильдии. Перешел на 25-й уровень. Штраф – 0.

(Оргрим Думхаммер, проходя мимо Фримена, нечаянно уронил на пол секиру.)

 

Qwerty: выполнил(а) 12 квестов. Перешел(-ла) на 10-й уровень. Штраф – 12 (мелкое воровство, случайное убийство мирного жителя, раскапывание могильных курганов).

 

11.00 PM UTC.

 

Kitty91: вернулась на территорию с птенцами. Нашла сундук с зачарованным луком… Спасла 12 птенцов; одного из них по недосмотру персонажа съела кошка. Выяснив, что от белковой пищи питомец растет, отдала кошке остальных птенцов. Из зачарованного лука убила двух совят (от автора: вот тут, я считаю, всё правильно сделала!), а также 13 белок и 9 лисят; всех скормила кошке. Штраф – 8,5.

(Миранда забрала носовой платок у Элли: свой надо иметь!)

 

Slayer: завершил квесты трех гильдий. Перешел на 31-й уровень. Штраф – 0.

(Фримен взял ломик и заперся в туалете.)

 

Qwerty: выполнил(-а) 20 квестов. Перешел(-ла) на 18-й уровень. Штраф – 24 (те же проступки, что и ранее).

 

00.00 UTC.

 

Kitty91: в шахтерском поселении увидела, что подвыпившие парни мучают собаку. Расстреляла из лука парней, стражей порядка и жителей, прибежавших на помощь; сама не пострадала (см. выше про зачарованную броню). Штраф – 44.

(Рыдающую Элли отпустили домой.)

 

Slayer: завершил основной квест. Обнаружил сундук со шпингалетами, не заинтересовался, переместился в другую зону… Штраф – 0.

(Фримена тоже отпустили домой.)

 

Qwerty: выполнил(а) 24 квеста. Перешел(-ла) на 21-й уровень. Штраф – 35.

 

00.40 АM UTC.

 

Kitty91: уничтожила жителей нескольких поселков городского типа (причины: попытка торговца продать кости мамонта как кошачье лакомство; табличка «Вход с животными запрещен» и пр.).

(«Хорошо как идет наш кандидат!» – не разобрался минуту назад появившийся Радамант.)

 

Slayer: дошел до капа. Покинул игру.

(Неизвестный хулиган написал на стене в мужском туалете: «Фримен мертв!»)

 

Qwerty: выполнил(-а) 36 квестов. Перешел(-ла) на 30-й уровень. Штраф – 44. До сундука со шпингалетами: 5–7 минут.

 

00.56 АM UTC.

 

Kitty91: полностью зачищает мирных жителей первой игровой зоны (причина: необходимость прокачать зачарованный лук, чтобы эффективнее сражаться со злом). Набирает 105 штрафных баллов и дисквалифицируется.

 

Qwerty легко расправился (-лась) с толпой нежити и вышел из портала в нескольких метрах от сундука, но наткнулся на другой сундук, «нецелевой». Содержимое: кочан капусты, сломанная прялка, кошачьи доспехи. Неожиданно для всех обычно переборчивый (-ая) Qwerty со словами «Времени мало, там разберемся…» автоматически переместил (-а) всё содержимое в свой инвентарь.

 

Red Meat Boy отправился готовить сообщения для ядерных держав…

 

00.57 АM UTC.

Qwerty пробует ядовитые ягоды и погибает; загружается предыдущее сохранение…

 

00.58 АM UTC.

Qwerty сверяется с таймером, снова добирается на место и проверяет дневник.

«Ну чо ты там читаешь, “читатель”? – не выдержал Думхаммер. – Лезь в сундук!»

 

00.59 АM UTC.

Qwerty подходит к сундуку, открывает его и… выходит из игры.

 

 

 

Постскриптум

 

«Ну маааама!! – визжал Qwerty. – Я сколько раз просил: никогда из розетки не выдергивай, ну! Там полминуты осталось, я б только из сундука забрал всё – и всё!»

«А я сколько раз просила шпингалет на кухне починить? – парировала мать. – Зима на носу, а окно не закрывается!»

 

----------

Автор благодарит спонсоров – корпорацию Nintendo и компанию «АБВГД»: фурнитура для окон, шпингалеты, завертки – отличное качество по разумной цене!

[Helis]

№9

Упущенная деталь

В трактире было душно и темно, лишь несколько свечей на стенах да огонь в очаге не давали мраку полностью заполонить дом. Хозяин — невелик мужичок, - на приветствие вошедшего нехотя поднялся и, выяснив, с чем пожаловал путник, сообщил, что комнаты-де есть, и еда тоже найдется, и что гостю следует подняться наверх и выбрать себе апартаменты по вкусу. Тот пошел присматривать комнату, но тут же вернулся.

- Свечка бы какая ни на есть не помешала, - громко заметил гость, спускаясь на первый этаж.

Трактирщик появился из своего кухонного закутка и молча протянул блюдце с оплывшим огарком. Скрипя ступенями, гость удалился наверх. Вскоре он показался снова.

- Не сильно я потрудился, выбирая, - изрек он. - Я буду спать в той, где кровать поставлена.

Трактирщик пожал плечами.

Гость уселся на лавку у огня, вытянул ноги и задумался.

Места тут сумрачные, неприятные. Лодрик поскреб подбородок. Вот, стало быть, он уже на подступах к Язве. За лесом пойдет унылая равнина, а там и до форта недалеко. До самой Язвы будет еще несколько миль, но туда пока не надо.

Для чего, интересно, все это? Уж не собрались ли взяться да и перетащить эту сочащуюся иноземным гноем пасть под наши знамена? Мерзкое дело, если так. Ну, ладно, это еще не сейчас. Сейчас хорошо бы о текущих реалиях подумать. И реалии эти составляют Угрюмые Балки... Кто и название-то такое придумал.

Между тем вернулся трактирщик. Что-то неразборчиво бормоча, он принялся ходить туда-сюда, ставить на стол какие-то корзинки и плошки. Лодрик искоса поглядывал на его хлопоты. Хозяин это заметил.

- Жаркого осталось мало, - сообщил он, не глядя на гостя. - вот еще кукунцы, мясо и хлеб. Хватит этого?

- Мне-то, пожалуй, хватит, - проговорил Лодрик. - ты про моего коня не забудь.

Хозяин постоял на месте, устремив взгляд куда-то в стену. Потом медленно покачал головой, и на лице его проступила смесь усталости и бессильной, изношенной злости.

 

Коня Лодрика устроили в убогой пристройке, которая и стойлом-то не была — так, пара приколоченных горизонтально досок с навесом из какого-то грубого полотнища. Ржавый, в наступившей темноте сделавшийся совершенно неопределенного темного цвета, недовольно переступал с ноги на ногу, выгибал шею, словно старался разглядеть что-то в черной стене леса.

Паладин постоял рядом с конем и ему передалось беспокойство животного. Он постарался что-то различить там, куда, как ему казалось, поворачивался мордой Ржавый, но разве что-то увидишь, в такую-то темень? Только упырям-кровососам, да еще магам с восточных чародейских гор, что за Язвой, ночь не помеха, а Лодрик не был ни из тех, ни из других.

Он повернулся и пошел к трактиру, окна которого слабо светились. Все остальные дома неясно вырисовывались во мраке. Позади, в ненадежном своем убежище снова заволновался, зафыркал конь. Тут же что-то будто отозвалось из леса, раздался треск ветвей и хрюкающий рык.

Лодрик встал, как вкопанный, развернувшись в сторону звука. Рык повторился, на этот раз коротко и как-то глухо. Снова раздался тяжелый топот и хруст: кто-то быстро удалялся обратно в беспроглядную ночную чащобу.

Паладин быстро и тихо, насколько мог, переместился к нагромождению каких-то сараев, что лепились друг к другу у самой границы леса. Глаза уже попривыкли к темноте, и Лодрик довольно хорошо различал две кособокие серые клети, прижавшиеся одна к другой, и тянущийся влево неровный хребет забора.

«Да тут и прохода нет» - подумал Лодрик, стоя неподвижно и вслушиваясь. Звуки леса, до этого незаметные, теперь выступили плотным сплетением стрекота насекомых, шуршания подстилки, перекличками невидимых птиц. И уже совсем издалека долетал ослабевший, едва уловимый топот. Паладин все-таки смог различить его, а когда тот совсем затих, раздался новый звук, не то стон, не то выдох. Кто-то еще остался по ту сторону забора в темных зарослях.

Направившись к забору, Лодрик повел пальцами правой руки, и в ладонь скользнула рукоять юстициарской булавы. Легкий, без замаха, удар проломил ограду, снеся несколько досок. Паладин ненадолго задержался, избавляя брешь от торчащих кусков дерева и щепок. Пробравшись сквозь дыру, сделал всего несколько шагов вглубь зарослей и увидел. На земле лежал человек. Снова раздался стон-выдох, лежащий приподнялся было, но тут же снова распластался на поросшей вечнозелеными кустарничками почве.

Невидимые путы обхватили лежащего, мягко приподняли. Спиной он почувствовал ствол дерева, а спереди надвинулась тень. Черный силуэт, едва вырисовывающийся во мраке леса.

Лодрик зажег свой светоч и быстро осмотрел человека. К стволу дерева привалился мужик лет тридцати на первый взгляд. Его рубаха была порвана и висела лоскутами, грудь и плечи покрывали кровоподтеки и кровавые полосы, точно от когтей какого-то чудовища. На черной бородке то ли кровь, то ли грязь. «Ага...» - подумал паладин, доставая откуда-то небольшую коробочку.

- Сиди смирно и не ерзай! - негромко скомандовал он, увидев, как мужик забеспокоился и, видимо, попытался освободиться от оков булавы. - Первая помощь приспела. Радуйся.

 

Твальдо поставил кружку на стол. Вино было кислым, но сейчас он даже не подумал об этом.

В животе приятно потяжелело от съеденного. Но рядом сидел этот громила с седыми усами и будто вырубленным из камня лицом. Рядом с громилой, который назвался Лодриком, стояла тарелка с несколькими обглоданными костями, а сам он грыз огромный кукунец. Трактирщик поужинал и ушел спать — все-таки пришлось готовить, хотя радости ему это не доставило.

- Ну, вот. - начал Лодрик. - Поели-попили, теперь давай, рассказывай, что с тобой приключилось, друг Твальдо.

Тот поднял глаза на паладина.

- Так напали на меня. В лесу.

И замолчал, вновь обратившись к вину.

- Это я понял, - проговорил паладин. - Не понял я пока, кто на тебя такой напал, с чего напал, и еще не понял, что ты там, в лесу, ночью делал.

Твальдо отпил еще глоток, держа кружку обеими руками, словно боясь выпустить. Паладин закончил есть и оперся локтями о стол, глядя на незадачливого собеседника. Взгляд был очень выразительный.

- Шел из Вялугского лога, - сказал он. - Это к северо-востоку, через лес. В Телери. И тут, в полумиле где-то отсюда на меня напало это.

Он замолчал.

- Ну, кто это был? Чего я должен из тебя все вытягивать? Не хочешь, чтобы справедливость

свершилась?

- Да чудище какое-то! Мохнатое, черное...

- Выползень... - задумчиво промолвил паладин, потирая подбородок.

- Что?

- Да, так... Что, не знаешь разве? А, может, и не знаешь... - Лодрик побарабанил пальцами по столу. - Как он выглядел?

- Ты же сказал, что это выползень...

- Выползней десятки бывают, сотни! Какой именно он был?

- Черный, мохнатый... - Твальдо бросил взгляд на Лодрика, ощутил его нетерпение. - ростом с меня, но как-то... мясистее. С рогами. Морда, как у козла.

- И когти... - паладин попытался было откинуться на спинку, как на стуле, но сидел-то он на лавке. - Ах ты, дьявол! - он резко поднялся, уперся в стол кулаками. - Значит, черный, мохнатый, с рогами и мордой, как у козла. И на ногах небось копыта, а?

- Копыта не разглядел, - ответил Твальдо, - но лягался он... прилично.

Лодрик прошелся вдоль стола туда и обратно.

- Итак, - продолжил он. - обидчика твоего я себе представляю. И правосудие, - он обернулся к сидящему за столом; глаза его блеснули, - свершится.

Он снова сел за стол.

- Какое дело было у тебя в том логе?

- Ну... Тайник у меня там был. - неохотно проговорил Твальдо.

- Так... И ты пошел оттуда прямо в этот... Телери.

- Угу...

- Шел ночью?

- Днем. Там за день можно дойти... если знать, как.

- И что тебе помешало? - Лодрик похлопал ладонью по столу. - Лучше тебе рассказать как есть, и достаточно подробно, потому что я все равно буду спрашивать, если что-то будет мне неясно.

 

Утро было поздним, серым и мокрым. Здесь, у полускрытой в траве тропинки росло безлистное дерево, серое, искривленное и приметное. Рядом торчал прогнивший пень, покрытый грибной порослью. Лес был по-утреннему тих, только откуда-то издалека время от времени доносилась приглушенная дробь стучка.

Кустарник по другую сторону тропинки зашевелился, с веток упали капли воды. Показался человек в темной, кожаной на вид короткой куртке. Он стряхнул воду с рукавов и штанин, провел ладонью в перчатке по влажному койфу. Голенища высоких сапог едва виднелись среди стеблей сорных злаков.

- Так, - тихо проговорил он себе в усы. -Тропа вот, и дерево.

Он оставил дерево по правую руку и двинулся по тропинке. Та вела но восток, если не учитывать повороты и петли. После второго поворота путь раздваивался, и отвилок нырял под естественную арку, образованную ветвями двух соседних деревьев. Лодрик пошел под «арку».Он оказался в месте, где деревья образовали круг, их ветви перекрестились, на стволы взобрались какие-то вьющиеся побеги, а между стволов выросли колючие кусты, будто нарочно посаженные так, чтобы стать живой изгородью. На земле лежали большие плоские камни, образуя что-то вроде стола и двух сидений. Тропинка огибала их и вела под арку точно напротив той, через которую прошел паладин. «Вот и я нашел свое газебо», - подумал он.

Задерживаться в «беседке» он не стал, а с удвоенной осторожностью миновал вторую арку и через шагов двадцать вышел на поляну. Деревья здесь расступались, а далее и вообще редели, начинались холмы, и на северо-западе проглядывалась далекая равнина.

Лодрик вернулся немного назад, сошел с тропы и немного углубился в чащу. Там он сел под деревом и принялся есть, поглядывая туда, откуда пришел, слушая лесные звуки и вспоминая рассказанное ему Твальдо.

Если верить последнему, то он в своем пути от лога миновал эти места еще днем, а потом вдруг понял, что потерял где-то нож, и пошел обратно. Сюда он явился уже под вечер, и нашел свой нож в «беседке», где перекусывал. После этого идти бы ему своей дорогой, но он отчего-то решил посмотреть, куда же ведет вторая тропинка, дошел до отдаленного леса, а на обратном пути заблудился, и в «беседку» вернулся уже в сумерках. И с того момента понял, что за ним кто-то идет, треща ветками ломится через кусты. Ну, и побежал. Хотел запутать чудище, свернул с тропы в лес, и бежал так почти до самых Угрюмых балок, где и был настигнут выползнем, когда, наткнувшись на забор, попытался пойти в обход. Поросшее черной шерстью рогатое чудовище набросилось на него, нанесло телесные повреждения, а потом скрылось в ночи — прихватив сумку Твальдо с собой.

 

На поиски логова ушло около часа.

Все это время Лодрик пробирался по холмам, высматривал признаки выползня, вслушивался.

Нашел же, можно сказать, случайно, так как ничто в окрестностях не говорило о том, что здесь обитает порождение Язвы.

Он увидел его, взобравшись на очередной холм, поросший редкими деревьями. Там протекала небольшая речушка, и ее дальний берег вздымался вверх крутым обрывом. На самом виду были навалены древесные стволы, а за ними темнел вход в пещеру. Лодрик помянул дьявола. Прямо туда было не пройти, и он спустился с холма по южному склону, двинулся в обход налево, и, пробравшись через заросли колючек, достиг речки.

Она оказалась здесь всего в десяток шагов шириной - не река, ручей. Течение оказалось достаточно сильным, но поток был слишком мелким, чтобы это стало помехой. Лодрик, не переставая вглядываться и вслушиваться, поспешил вперед, следя за холмом, с которого спустился. Наконец он миновал его. Русло повернуло направо, и вскоре паладин высмотрел те самые сваленные деревья, что окружали пещеру.

 

Выползень был дома.

Лодрик услышал звуки его шагов, а, точнее — топотание, еще до того, как приблизился ко входу в огороженное стволами убежище. Звуки не приближались, и паладин стал двигаться дальше. Деревья были свалены так, что между ними зияли внушительные щели, и Лодрик все время пытался в них что-то разглядеть. У самого прохода внутрь ему это удалось — между стволов он увидел вытоптанный «двор» и темный зев пещеры в стене обрыва. Из пещеры струился свет, обрисовывая силуэт стоящего у входа в нее чудища. Оно почти не двигалось, только время от времени поворачивалось в одну либо другую сторону, да переступало ногами, производя тот самый звук. Походило оно на крупного сутулого человека, ноги полусогнуты, руки свисают до колен, с массивной башки загибаются назад два длинных рога.

- Ну, попратель закона, - негромко произнес паладин, - Правосудие да свершится.

Он не таясь вошел в логово, уже держа в правой руке булаву, а в левой — светоч. Пространство перед пещерой оказалось странно пустым, не было никакого мусора и не было вони, которую ожидал учуять Лодрик. Чудище продолжало стоять и топтаться на месте. Паладин прошел больше половины расстояния до пещеры, и только тогда выползень среагировал — повернулся, вскинул лапы, задрал кверху морду и издал тот самый хрюкающий рык, что Лодрик слышал ночью. И кинулся на врага.

Он был быстр, этот двуногий козел, но действовал точно так, как представлял себе паладин. Тот же мгновенно раскрыл светоч, и чудище точно врезалось в стену. Выползень упал, тут же вскочил, с ревом отпрыгнул вправо и снова бросился на Лодрика. Когти царапнули по щиту осененной брони, на миг проступившем вокруг паладина слабым мерцанием. Булава развернулась к чудовищу, и оно вытянулось и рухнуло, связанное незримыми путами. Лодрик смотрел, как оно мотает головой, тщась освободиться.

- Та-а-ак, - протянул паладин с негодованием. - Если ты не выползень, то кто?

 

Дверь трактира медленно отворилась - наружу. Лодрик прошествовал к сидящему за столом, как ни в чем не бывало, Твальдо и осторожно опустил мешок рядом с его тарелкой.

- Грабитель поплатился за содеянное, - сообщил паладин, доставая что-то из мешка. - И вот твоя, должно быть, сума.

- Да, моя! - опознал Твальдо. - Это она! - он протянул руку, чтобы забрать сумку, но Лодрик не выпустил ее.

- Подожди, - сказал он. - Для начала убедимся, что все, что ты назвал, по-прежнему там.

- Хорошо... - ответил Твальдо с неуверенностью в голосе. Кажется, он начал понимать.

- Начнем, - Лодрик принялся доставать из сумки вещи. - Это твой платок.

- Да.

- Это, - он положил на стол что-то блестящее, - железная коробочка.

- Да...

- Так... Это — перевязанный бечевкой тяжелый сверток.

- Да, - Твальдо сглотнул. Сейчас спросит, что в свертке! Как тогда быть?

Но беда подкралась с другой стороны.

- Это? - Лодрик положил на стол нечто вытянутое и блестящее, как та коробочка.

- Это?

- Да, ты правильно понял. Что это?

- Талисман...

- Талисман?! - Лодрик вскричал, поднимаясь с лавки. - Стало быть, его у тебя тоже украли? Или ты... солгал мне?!

Твальдо вскинул руки в отчаянной попытке защититься.

- Нет! Нет! Это просто непонятная безделушка! Я совсем забыл про нее... Нашел в той беседке, где потерял нож... На обратном пути... В сумку сунул и забыл... А после этого за мной увязался...

Лодрик снова сел.

- Что ж, - сурово произнес он. - Забывчивость, да будет известно тебе — тоже порок, хоть и не столь тяжкий, как ложь... Если ты снова не утаил что-то от меня. Давай поступим так, - он посмотрел Твальдо в глаза. - По справедливости я не могу отдать тебе эту штуку, ибо ты в своей... забывчивости отрекся от нее. Я не стану судить тебя за ложь, но впредь берегись.

- Да не нужна мне эта штука... - с облегчением выговорил Твальдо. - Можно выбросить!

Лодрик снова посмотрел ему в глаза и вдруг изобразил какую-то странную, кривую усмешку.

- Э-э-э, нет. Выбрасывать ее я не стану. Ну, да иди с миром! Забирай свои вещи.

Он побарабанил пальцами по столу и задумчиво произнес:

- Хотя, по-справедливости, тебе полагаются вещи того чудища... Но у него их не оказалось, на счастье тебе.

Последние слова Твальдо не слышал — он был уже снаружи, второпях покидая село.

Паладин поднялся на второй этаж, прошел в свою комнатушку. «А вещи у того козла все же были», - подумал он, доставая из мешка еще один предмет — небольшой, но увесистый ларчик из странного материала, напоминающего металл и камень одновременно. Замочной скважины нет, но странный оттиск на крышке кое о чем говорит. Лодрик достал «талисман» Твальдо, еще раз внимательно осмотрел. Что-то вроде железной трубки с прорезью по все длине. Он вынул еще одну штуковину, железную палочку с выступом, и совместил ее с первой, и вложил полученную конструкцию в углубление на ларце. Раздался слабый щелчок и крышка слегка сдвинулась. Лодрик снова прижал ее, достал ключ из паза, разобрал и сунул в карманы. «Не здесь, уж точно — не здесь» - подумал он.

 

Через полчаса езды лес поредел, и взору паладина открылась равнина. К еще до вечера он будет на месте. Далеко слева, на севере, Лодрик увидел тракт и движущиеся по нему фигурки всадников. Все направляются на сбор, и с каждым днем их будет прибывать все больше.

Он ехал не спеша, изучая еще один трофей, добытый у логова чудища — обрубок руки козлорогого. Там, где оружие паладина отсекло когтистую лапу, торчали странные палочки и трубки, в которых никогда не теплилась жизнь. Маговская игрушка, не иначе. А за спрятанной тушей чудища нужно будет сразу же послать особый отряд.

Позади послышался стук копыт. Лодрик спрятал лапу, остановился. Его нагонял другой паладин. Подъезжая, он взмахнул рукой в приветственном жесте.

И Лодрик тоже вскинул руку, приветствуя его. приветствуя его.

Изменено 21 сентября, 2014 пользователем SLAG

[Helis]

Приём окончен. Для голосования прошу пройти в соответствующие темы:

http://www.fullrest.ru/forum/topic/40109-konkurs-prozi-14-golosovanie/

http://forum.anvilbay.ru/index.php?topic=25917.msg649128