Рукописи, размытые дождем

[warm summer rain]

Комментарии очень сильно приветствуются.

 

* * *

 

Сломанные часики.

 

- Александр Андреевич, Вы это видели? - глаза Машеньки округлились до такой степени, что Александр Андреевич забеспокоился за свою секретаршу. - Там, за окном...

- Что там? - бизнесмен поднял голову, оторвавшись от отчета и щелкнув паркером. Недовольно посмотрел на роллексы — ведь знает же секретарша, что нельзя его отвлекать в неположенное время! - и увидел, что хваленный швейцарский механизм сломался. Появлением секретарши он обрадован не был, тем более что оба окна в его кабинете были забраны жалюзи, и увидеть за ними что-нибудь не представлялось возможным.

Машенька не ответила, а закатила глаза и свалилась в обморок. Александр Андреевич удивленно поджал губы, недоуменно разглядывая лежащую без сознания секретаршу. Потянулся к телефону, но рука его задержалась над самой трубкой, а потом и вовсе отдернулась; бизнесмен сделал непонятное движение, словно порываясь встать, но опять замер и плюхнулся обратно в кожаное кресло; рука его вновь потянулась к телефону и вновь отдернулась. С сильным промедлением Александр Андреевич все-таки поднялся с кресла и, подойдя к Машеньке, присел рядом на корточки, сознавая, что понятия не имеет, чем может ей помочь.

На его счастье излишне чувствительная секретарша зашевелилась и принялась что-то лепетать. Бизнесмен нахмурился и отошел от нее. Увидев, что подчиненной стало легче, он собирался уже вернуться за стол, когда за окном послышался грохот разбиваемого стекла и взревела сигнализация.

Ревун собственной «хонды» Александр Андреевич знал, и поэтому кинулся к окну, рывком откинув жалюзи и, с излишней силой дернув за ручку, открыл створку, чтобы застыть соляным столбом, широко разинув рот от изумления.

Подошедшая сзади Машенька ойкнула.

Бизнесменовская «хонда» превратилась в месиво стали и осколков стекла. А из салона, проломив корпус автомобиля насквозь, торчало огромное бревно, высунувшее наружу окованный железом заостренный конец. Мимо парковки катили орудие, минуту назад превратившее машину в груду металлолома: в голове бизнесмена защелкали кадры из дрянных сериалов и фильмов о Западной Римской империи. «Рим», «Империя», «Гладиатор», почему-то «Калигула»... По улице на повозке, запряженной тремя ушастыми мулами и абсолютно голым измотанным негром, катилась боевая баллиста времен Гая Юлия Цезаря. Сзади ее, матерясь на классической латыни, подталкивал десяток безусых гастатов, а сбоку, размахивая в такт движению обнаженным мечом и командуя на все той же латыни, но с жутким акцентом, шествовал жирный центурион-самнит в трофейном галльском шлеме.

- Ч-что это? - прошептал Александр Андреевич.

- Не знаю, - плаксиво пискнула Машенька, - но таких еще не было. Раньше какие-то голые, с дубинками, бегали, а теперь...

Продолжение фразы потонуло в перестуке копыт. По улице, обогнав расчет баллисты, подняв клубы пыли пронеслась полная легионная турма. Среди гладких римских шлемов Александр Андреевич успел разглядеть всадника в полной рыцарской броне века четырнадцатого, в украшенном собачьим рылом бацинете и при раскрашенном в красно-белые полоски турнирном копье. А еще в в хвосте турмы ехал черный как смоль африканец, во всю глотку кричавший на ломаной латыни:

- Ave Apuleius! Ave mihi! - и декламировавший неизвестные ни Александру Андреевичу, ни Машеньке стихи.

Александр Андреевич почувствовал, что в голове что-то поехало, и навалился на подоконник, дрожа от страха. Следом за турмой пошел пеший строй, и кого там только не было... Перепоясанные веревками мрачные бенедиктинцы шли под руку с веселыми дервишами, оравшие «Гаудеамус» школяры Краковского университета братались с бородатыми суфиями, тощий как палка инквизитор на ходу о чем-то спорил с выряженным в колпак еретика Парацельсом, а за ними шли и шли, звякая шпорами, топча по асфальту сапогами, гремя кабуки и сабо, шлепая босыми пятками...

- Светопреставление, - уныло, не терпящим пререканий тоном констатировал Александр Андреевич, когда рядом с офисом, хохоча и распевая что-то фривольное на испанском, остановилась группа конкистадоров, которых почему-то сопровождал желтый сморщенный китаец, в котором бизнесмен, будь он более подкован в истории, сумел бы узнать первого помощника самого адмирала Чжен Хэ.

Машенька промолчала, глядя, как длинная вереница пеших и конных детей своих времен все менялась и менялась, и вот уже тарахтело по улице пыхтящее чудовище — одна из первых моделей автомобилей, а на нем, обнимаясь и размахивая портретами Гете, Гончарова, По и Басе, ехали франтоватые декаденты, словно списанные с образов Игоря Северянина.

Дальше Александр Андреевич смотреть не стал. Колонна казалась бесконечной, а ее голова давно уже пропала в слишком уж густом — хоть ножом режь — тумане, упавшем на улицы. Бизнесмен поправил галстук, пробурчал что-то невнятное, и ушел собственноручно готовить себе кофе.

Минут через пятнадцать от окна ушла и Машенька, заявив, что за окном начались какие-то непонятные и смешные, которых она не знает. Александр Андреевич неожиданно встрепенулся и кинулся смотреть, но вдруг остановился, помрачнел и спросил:

- Машенька, а мы там шли?

Секретарша захлопала ресницами. Милое личико омрачилось, и она прощебетала:

- Нет, Александр Андреевич. Портреты какие-то пронесли — одного я даже узнала, видела на обложке книги какой-то сзади... И еще были — я их новостях видела, да-да, но не помню, по какому поводу... Известные люди! Но мало, а так — и не было.

Бизнесмен глубоко вздохнул, выругался и отослал секретаршу в приемную, а потом уселся в кресло, вытащил из нижнего ящика стола полную бутылку коньяка и принялся жадно пить прямо из горла.

[AlexHog]

- Что там? - бизнесмен поднял голову, оторвавшись от отчета и щелкнув паркером.

"Айпадом" лучше, паркеры ушли в историю.

 

остановилась группа конкистадоров, которых почему-то сопровождал желтый сморщенный китаец, в котором бизнесмен, будь он более подкован в истории, сумел бы узнать первого помощника самого адмирала Чжен Хэ.

"Почему-то", имхо, лишнее. Они все там "почему-то" =)

 

Минут через пятнадцать от окна ушла и Машенька, заявив, что за окном начались какие-то непонятные и смешные, которых она не знает.

Машенька переигрывает.

[warm summer rain]

"Айпадом" лучше, паркеры ушли в историю.

я технофоб)

"Почему-то", имхо, лишнее. Они все там "почему-то" =)

действительно. Спасибо, поправил =)

Машенька переигрывает.

Машенька просто тронулась)

[AlexHog]

Кстати, забыл. Это законченный рассказ или просто зарисовка?

Потому что для законченного, имхо, не хватает центральной мысли, того, что хотел сказать автор. Голое описание, идея, умоляющая, чтоб ее употребили с толком :)

[warm summer rain]

вообще это миниатюрка)

да, идею развить не мешало бы, но не пишется у меня ничего большого сейчас Т_Т

[warm summer rain]

Сонет

 

Есть особая прелесть в стихах,

Что так тихо спускаются с неба,

Что даны не для зрелищ и хлеба,

Что крепки как скала и летучи как прах.

 

И дрожит снова лира в руках,

Льется свет с безмятежного неба,

И явлению нового Феба

Улыбается мир в облаках.

 

Но не каждому крылья даны,

И бескрылье их зависть рождает,

Но никто никогда не узнает,

Как достойным стать Музы-жены,

 

Как запеть, чтобы душу раскрыть,

Разбудить, не позволить забыть...

[warm summer rain]

стихи, стихи. Август штырит Дождика.

Два своеобразных эксперимента. Прошу, как говорят буржуи, R&R!)

 

Пташка

 

 

Девочка, милая, труден твой путь.

Ярко светиться - нелегкая доля,

Что ж, да пребудет с тобой твоя воля,

Вольная птичка - с пути не свернуть.

 

Ярко светиться - дарить лживый свет,

Петь о любви, о добре и о мире,

Рваться из клетки постылой квартиры

В мир, где не ждут тебя, милая - нет.

 

Девочка, милая, знай для начала:

Ярко светиться - недолго гореть.

Вольная птичка, уж поздно жалеть,

Пой да лети - ведь времени мало.

 

Впрочем, судьба может выкинуть шутку,

Может, когда-нибудь наши пути

Крепко совьются - и не расплести.

Я не хотел бы. Представь на минутку:

 

Может, когда-нибудь, милая, вместе мы -

Лютая полночь, мистраль в Женевьене -

Примем отраву - падем на колени

В лютую полночь, в Парижа предместиях...

 

Нет, ты не веришь мне. Девочка, милая,

Нам с тобой разные выйдут дороги.

Имя - поэту, "мертвому - дроги!",

Ну же, лети - уж цветет синим лилия.

 

 

 

Леди с глазами гиены

 

 

Поезд идет через страны

В бархат остывшей Геенны.

Мне улыбается странно

Леди с глазами гиены.

 

Я ей пою песни ветра -

Ветра над степью ночною,

Старое-доброе ретро

Слушают звезды с луною.

 

Поезд трясет в повороте,

Справа платформа - Аккад.

Нет, проводник, не выходим.

Нет нам пути назад.

 

Леди с глазами гиены,

Дочка прекрасной Лилит,

Хочешь, мы выйдем у Сены,

Поедем к Миносу на Крит?

 

Но нужно тебе иное,

Понял - прочел по губам.

Ты не желаешь покоя,

В Геенне молясь богам.

 

Мне не принять твою веру,

Молишься демонам ты:

Гладишь Молоха по зеву,

Даришь Маммоне цветы.

 

Ты улыбаешься снова,

Манит загадочный взгляд,

Мы проезжаем чумную Кордову

И жаркий, крикливый Багдад.

 

Рельсы стучат все сильнее,

Иерусалим, Гефсиман.

Сходим? Но это не наши аллеи,

Дальше, вперед, в туман.

 

Прямо по курсу - стены,

Станция, тишина...

Женщина с взором гиены,

Дальше ты едешь одна.

 

Я же сойду на перроне,

Сменю свой ненужный билет

И уеду в купейном вагоне

Подальше - туда, где свет.

 

.

Изменено 29 августа, 2012 пользователем Теплый Летний Дождик

[AlexHog]

Пташка

В принципе очень неплохо, идея и настроение понятны, но смысл отдельных образов ускользает. Почему птичка вольная, а с пути не свернуть? Почему свет лживый? Почему себя автор соотносит с мертвым?

Из недочетов: у последних двух куплетов трудно подхватить ритм, не знаю почему; "дроги-дороги" рифма не айс; и "лютая полночь" повторяется через строку.

 

Леди

Читается гораздо легче, всё совершенно прозрачно - это безусловный плюс. Но последний абзац совершенно нелогичен: ехал-ехал, "назад пути нет" - а доехал до предпоследней станции, развернулся и обратно)) "Взял на перроне обратный билет, сел и поехал" =)

Замечания:

Геенна - если та, что огненная, то она с двумя "н" :)

Минос - разве ударение не на первый слог?

"Но нужно тебе иное" - так лучше, мне кажется.

...И уеду в купейном вагоне

Подальше - туда, где свет...

В контексте стиха, "дальше" - это в туман и во тьму, это она туда едет. К тому же слово слишком часто повторяется. "Обратно" было бы лучше.

[warm summer rain]

Пташка

В принципе очень неплохо, идея и настроение понятны, но смысл отдельных образов ускользает.

Спасибо ^_^ а сейчас отвечу, что к чему :))

 

Почему птичка вольная, а с пути не свернуть? Почему свет лживый? Почему себя автор соотносит с мертвым?

потому что вольная тут - это игра разом двух значений слова "воля". Одно - конечно, именно вольная в плане "свободная". Второе - чисто на уровне ассоциации - с "волей" a la "волевая, обладающая силой воли".

Не свернуть - пути разные бывают, кое с каких уйти не получится :)) а если честно, строка отражает мое отношение к фатализму - верь, пташка, ты вольна делать что угодно, но где-то там Судьба тебе что-то уготовила, и хоть головой об лед - не уйдешь.

Свет лживый, потому что маленькие, запутавшиеся в жизни пташки горят ярко, прогорают очень быстро, тепла не дают, и вместо сияния очень скоро оставляют кучку пепла.

С мертвым - не совсем. Тут аналогия с Цветаевой, из которой, собственно, эти дроги и пришли, в худших традициях Серебряного века ломая ритм :))

Зверю - берлога,

Страннику - дорога,

Мертвому - дроги,

Каждому - свое.

(Из "Стихов к Блоку")

 

Из недочетов: у последних двух куплетов трудно подхватить ритм, не знаю почему; "дроги-дороги" рифма не айс; и "лютая полночь" повторяется через строку.

выбился Дождик из сочинительского транса - то ли кофе кончился, то ли спросили о чем-то - а на нормальные рельсы уже не вылез =(

 

Леди

Читается гораздо легче, всё совершенно прозрачно - это безусловный плюс. Но последний абзац совершенно нелогичен: ехал-ехал, "назад пути нет" - а доехал до предпоследней станции, развернулся и обратно)) "Взял на перроне обратный билет, сел и поехал" =)

Писалось в спортивном общежитии при школе, где я проходил педпрактику. В начале настроение было ниже плинтуса, и лирический герой должен был закономерно кануть в Лету уехать в Геенну, но потом произошел обход этажа, не помню уже, с чего, но настроение резко подскочило, и лирического героя стало жалко :)) В результате мотивировал это тем, что мол, "Ада еще не заслужил - помотайся-ка по земному шарику, заслужишь - милости просим" :))

 

Замечания:

Геенна - если та, что огненная, то она с двумя "н" :)

Минос - разве ударение не на первый слог?

"Но нужно тебе иное" - так лучше, мне кажется.

...И уеду в купейном вагоне

Подальше - туда, где свет...

В контексте стиха, "дальше" - это в туман и во тьму, это она туда едет. К тому же слово слишком часто повторяется. "Обратно" было бы лучше.

я себя за такую неграмотность буду жестоко карать >_< ять-ять-ять, стыдно-стыдно-стыдно

да, на первый... Ну, тут не стыдно - будем считать, я в очередной раз порвал ритм х) заменю на что-нибудь.

"Но нужно тебе иное" - бинго, заменяю)

И подальше на обратно - тоже)

спасибо огромное за комментарии ^____^

[AlexHog]

Второе - чисто на уровне ассоциации - с "волей" a la "волевая, обладающая силой воли".

Не свернуть - пути разные бывают, кое с каких уйти не получится :))

Всё равно противоречие - на кой нужна воля, если не менять себе судьбу?)

 

Свет лживый, потому что маленькие, запутавшиеся в жизни пташки горят ярко, прогорают очень быстро, тепла не дают, и вместо сияния очень скоро оставляют кучку пепла.

 

Необычное толкование. Имхо, лживый - это иллюзорный, очень слабый, когда источника света нет, а то, что видно - либо мираж, либо отблеск. Идешь на него, и приходишь не к костру или фонарю, а в болото.

Ярко же и быстро сгорают, к примеру, гении =)

 

Лан, это я так... для пофлудить

Изменено 1 сентября, 2012 пользователем AlexHog

[warm summer rain]

 

Всё равно противоречие - на кой нужна воля, если не менять себе судьбу?)

 

Иллюзорность бытия и выбора)

 

Необычное толкование. Имхо, лживый - это иллюзорный, очень слабый, когда источника света нет, а то, что видно - либо мираж, либо отблеск. Идешь на него, и приходишь не к костру или фонарю, а в болото.

Ярко же и быстро сгорают, к примеру, гении =)

Гении горят быстро, но при этом греют и светят еще долго после того, как рассыпаются в прах)

 

Лан, это я так... для пофлудить

Так и я тоже ^_^

[warm summer rain]

Ты о нем - о вчерашнем - забудь

И конец его спокойно прими.

На высокую твою грудь

Он не склонит больше кудри свои.

 

За тебя он был на плаху готов,

Только пальцем ты его помани.

Прах его теперь во власти ветров;

Коль любила его - помяни.

 

Он не будет больше выть на луну,

Не заснет, как пес ручной, у колен.

Не споет тебе - гитары струну

Изглодал вдруг неожиданный тлен.

 

Он вчера готов был горы свернуть,

Он из кожи из своей чуть не лез.

Он ушел, оставив мне этот путь -

В его шкуре сквозь дикий лес.

 

Он стал мной, и это значит - другим,

Коль любила его - помяни.

На плечо твое под ветками ив

Он не склонит больше кудри свои.

[AlexHog]

Здорово. Речитатив Калугина напомнил, "танец Чёрной Луны".

С ритмом туговато; ломается внезапно, из-за разного числа слогов, и даже целиком строки не берутся.

А сюжет и общее построение - классные.

[warm summer rain]

Здорово. Речитатив Калугина напомнил, "танец Чёрной Луны".

С ритмом туговато; ломается внезапно, из-за разного числа слогов, и даже целиком строки не берутся.

А сюжет и общее построение - классные.

Спасибо :)

Ритм - да, рваный, но именно здесь - самое то; будет время, возможность и желание выучить хотя бы начала национального шансонно-бардовского аккордного "композиторства" - я ее еще и на музыку положу. Хотя вряд ли. Уши форумчан надо жалеть.

Ви-и-и-и, ты открыл для меня Калугина ^_^ За что тебе огроменный респект ^_^

Изменено 7 декабря, 2012 пользователем Теплый Летний Дождик

[warm summer rain]

Навеяно, думается мне, очередным прочтением "Рубайата".

 

Времена года.

 

С ледоходом весенним

Не борись, не борись.

Треск в камине поленьев -

Начинается жизнь...

 

И, подхваченный ветром,

От порога шаг - в ночь.

Станет прошлое пеплом,

Время просится прочь.

 

В сухостое июля

Мертвых веток не тронь.

Треск в камине - как пуля,

Разгорелся огонь.

 

Позабытая песня

В ветре сильном звучит.

И поленья вдруг треснут,

Легкий пепел горчит.

 

Но огонь еще весел,

А назад пути нет.

И под множество песен

Вспыхнет ярко вдруг свет...

 

И прекрасно горенье,

Но не вечно оно,

Потухают поленья,

Долго тлеть им дано.

 

Но...

 

С листовертью осенней

Не кружись ты всю ночь.

Догорают поленья -

Время просится прочь...

Изменено 20 марта, 2013 пользователем Теплый Летний Дождик

[warm summer rain]

Как давно я ничего не писал.

 

E ke onaona noho i ka lipo*

(Красавица, что живет под тенью ветвей)

 

 

Я помню все до мельчайших подробностей. В дождливые дни, когда тополь напротив моей мансарды особенно гол и печален, а струйки дождевой воды быстрыми змейками перечеркивают оконное стекло, воспоминания приходят сами. Приходят целыми процессиями, проходят перед глазами длинной вереницей, оставляют в душе прогоркло-сладкий вкус несбывшегося. Они везде: качающиеся ветви дерева напоминают о каштанах в парке (о, как цвели они в те дни, о, как цвели!), в еле видимой сквозь завесу дождя улице вижу освещенный солнцем – или огнями сотен фонарей, если дело происходило вечером – проспект, по которому мы гуляли тогда, в шуме дождя – звук ее каблуков. За стеной падающей воды, этим бесконечным небесным водопадом, монотонно отбивающем ритм одной из Первых песен по крыше (здесь, в мансарде, стук капель порой становится оглушителен – приходится на время спускаться на нижние этажи и пережидать ливень), вновь разворачиваются прожитые и непрожитые истории.

Помню все от начала до конца, от первой улыбки до последней слезы, от первого слова до громкого «Прощай!». Поезд уходил прочь – в Столицу, низко ревел, окутавшись дымом, я шел по перрону, придерживая котелок левой рукой и подняв правую в знак прощания, а вокруг толкались провожающие, устремившиеся следом за отходящим составом. Мне показалось, что я на мгновение увидел ее, и наши «Прощай» утонули в шуме вокзала, а поезд вытянулся, уезжая к мосту через Великую реку.

Гретхен играла что-то на гитаре. Музыка, доносившаяся со второго этажа, звучала тише, чем дождь. И, подобно всему прочему в этом доме, в этом Городе, в этом мире – будила воспоминания…

Тогда мы шли по осенней листве в парке. Был солнечный день, был разговор ни о чем, без начала и конца, без иллюзий на продолжение. А на углу пел, подыгрывая на расстроенной, дребезжащей гитаре, какой-то бродяга в длинном, выцветшим в рыжину коричневом пальто. Пел песню, которую я слышал лишь раз в жизни, в том парке, в тот солнечный день, когда шел вместе с ней по шуршащей осенней листве.

Aloha oe, Aloha oe, e ke onaona no ho ika lipo…

Что пела Гретхен сейчас? Не знаю. Слова той песни вытеснили звук ее голоса из моей головы. Не было больше ни обширной мансарды со скрипучей кроватью и окном на обсаженную тополями улочку, ни темной лестницы вниз, ни дома, тонущего в бесконечном дожде, ни Гретхен.

Был лишь осенний парк и песня, которую неожиданно чистым голосом пел бродяга в рыжем пальто. Была гитара в его руках, был чехол у его ног – в нем поблескивало несколько мелких монеток. И была она, неспешно шедшая рядом со мной и говорившая ни о чем, как и я.

И тогда я понял, что нет для меня никакой Гретхен – теплой, домашней Гретхен, обычной Гретхен, а есть лишь Она – и сколько бы Гретхен не сменилось рядом со мной, помнить я буду лишь Ее.

И сейчас, много лет спустя, спускаясь с обветшалой мансарды в сотнях километров от Нее, окруженный непрекращающимся дождем, глухо и громко барабанящим по крыше, я вновь повторял слова, что некогда выводил бродяга:

'O ka hali’a aloha i hiki mai

Ke hone a’e nei i

Ku’u manawa

'O 'oe nō ka’u ipo aloha

A loko e hana nei!

 

 

[warm summer rain]

Скажи мне, что ты ешь...

 

 

 

- Иногда мне кажется, что тебя проще убить, чем прокормить, - бросил он, закрывая дверь. Снял с плеча и поставил рядом с дверью охотничий карабин, поправил полупустой рюкзак. Потом наклонился к заколоченному окну, словно пытался что-то разглядеть сквозь бивший через щели между досками солнечный свет.

Сидевшая в дальнем углу девушка чуть пошевелилась, подняла на него глаза и вновь замерла. Она подтянула колени к подбородку и стала похожей на нахохлившегося воробья.

На белизне бинта, перетянувшего ее левую голень, уже начало проступать красное пятно. Бутон нераспустившейся розы; дай ему время – и страшный цветок раскроет лепестки.

Она заговорила, когда он подошел и сел на край кровати.

- Может быть, так было бы легче.

Голос был тихим, лишенным эмоций. Мужчина слишком хорошо знал, что это значит.

- Два дня в пути – и мы в городе, - сказал он.

- Там все кончится, - она издала легкий смешок, пересилив боль. Она приняла перспективу смерти. Происходящее скорее смешило ее, чем пугало.

- Там все кончится, - согласился он, положив руку ей на лоб. Ее кожа горела. – Но не так, как думаешь ты.

Он поднялся, и старый матрас жалобно скрипнул пружинами. Закружилась в косых солнечных лучах поднятая пыль. Было в этом танце – танце потревоженного после долгого сна времени – что-то завораживающее. От пыли пахло пустотой и безвременьем.

Мужчина выпрямился, прошел к столу и начал выкладывать консервы из рюкзака.

- А пока подходит время обеда, - сказал он, поддев крышку первой банки ножом.

Готовка нехитрого кушанья – салата из полуиспорченных консервов, обильно залитых спиртом, – на некоторое время заняла его. Тяжелые мысли несколько отдалились под мерное постукивание ножа.

Последние две недели они бежали, последние четыре дня – ползли. Вокруг все время была степь: молчаливый песок, невысокие холмы, редкие заросли колючего кустарника в руслах пересохших рек. И вечное ощущение оптического прицела на затылке – преследование, начавшееся по ту сторону степей, и не думало прекращаться. Один раз предчувствия не подвели – поэтому девчонка еще жива, хоть и никогда больше не пройдется походкой от бедра.

Мужчина остановился, перестав крошить слегка подгнившие кусочки рыбы кончиком ножа. Он бросил на девушку взгляд через плечо: нет, представить ее идущей подобной походкой у него не получалось. Слишком долго смотрел, как она перепрыгивала степные овраги и шла по годами пустовавшим автотрассам. Слишком долго тащил на плечах, когда ей прострелили ногу. Отвернувшись, он вернулся к готовке.

Когда с обедом было закончено, мужчина вытащил из рюкзака небольшую аптечку и открыл ее. Внутри полупустого футляра лежал полиэтиленовый пакет, наполненный пестрым порошком.

Однажды ты ошибешься с дозировкой, сказал он себе. Пусть этот день настанет не сегодня.

Порошок был смесью истолченных таблеток: обезболивающего, витаминов, иммуностимулирующих, снотворного, жаропонижающего. Все лекарства были просроченными – до цивилизации еще два дня хода, а найти что-либо свежее в брошенных степных поселках было невозможно. Применять это было опаснее, чем играть в русскую рулетку – но это своими руками сделанное средство пока помогало, снимая боль.

Мужчина вновь посмотрел на девушку. Заметив, что у него в руках, она оживилась:

- Наконец-то.

Она никогда не говорила о боли. Он кивнул, кончиком ножа зачерпнув смесь и высыпав в термос с нагретой водой.

- Пей.

Он ножом размешал содержимое термоса и передал его девушке. Она медленно поднесла напиток к губам и сделала глубокий глоток. Он знал, как это средство действует – медленно скатывает всеобъемлющую боль до точки, чтобы снова отпустить ее, когда действие кончится.

Скажи мне, что ты ешь…

Пока она ела – а потом медленно засыпала, убаюканная адским коктейлем, - он сидел на пороге, открыв дверь и держа руку на разбитом прикладе карабина. За дверью начиналась открытая веранда – второй этаж летнего домика на заброшенной базе отдыха, вход со двора. Самая граница степи – дальше на север начинались редкие рощицы чахлых деревьев, переживших ядерную зиму, а в сотне метров от крайнего дома лениво несла в никуда ядовитые – он специально проверил счетчиком Гейгера - воды безымянная река.

Потом мужчина поднялся и закрыл дверь.

Усевшись у стола, он принялся изучать старый атлас автомобильных дорог, потрепанный и рваный на сгибах. Отвлек его звук ружейного выстрела – приглушенный тонкими стенами, он раздался от соседнего дома.

Мужчина взялся за карабин. Еще до того, как уйти на поиски консервов, он подпилил несколько ступеней на лестнице своего временного пристанища и в соседних домиках, расположенных ближе к дороге – так, чтобы не знающий этого незваный гость обязательно споткнулся. Выстрел мог означать лишь одно: преследователи все-таки нагнали их – раньше, чем он ожидал.

Перед тем, как выйти из комнаты, он аккуратно сложил атлас и убрал его под куртку. Потом остановился, глядя на девушку.

Она все еще сидела на кровати в той же позе, блаженно закрыв глаза. Грязная тарелка с остатками еды покоилась у нее на коленях. Сев рядом с девушкой, мужчина дотронулся до посеревшей щеки тыльной стороной ладони; пальцы почувствовали только легкое тепло. Рука скользнула ниже, к открытому вороту рубашки, пальцы чуть придавили артерию – бьется? Бьется.

Пару мгновений он просто сидел рядом со спящей, не сводя глаз с усталого, осунувшегося лица. Потом убрал ладонь, стиснул ствол карабина и собирался встать, как вдруг заметил на губе девушки крохотную красную каплю – засыпая, она до крови укусила губу. Наклонившись над ней, мужчина коснулся губами ее губ, стирая красную точку.

Выпрямившись, он почувствовал металлический привкус крови во рту.

Скажи мне, что ты ешь, и я скажу тебе, кто ты.

Он тяжело поднялся, опираясь на карабин, словно на посох. Глубоко вдохнул, удобно перехватил винтовку – и сделал шаг в сторону двери.

 

Изменено 31 октября, 2014 пользователем warm summer rain

[Foxundor]

Атмосферно. На некоторых местах текст для меня немного проседал, решил кое-что выделить:

 

 

чем прокормить, - ,бросил он

Тут понятно.

Сидевшая в дальнем углу девушка чуть пошевелилась, подняла на него глаза и вновь замерла. Она подтянула колени к подбородку и стала похожей на нахохлившегося воробья.

Вот тут переход между предложениями кажется мне несколько неловким. Виден разрыв действий: она замерла (то есть все действия завершены, итоги подведены), но в следующем предложении она уже подтягивает колени.

На белизне бинта, перетянувшего ее левую голень, уже начало проступать красное пятно.

Тут подчёркивается контраст между белизной и цветом крови, как я понял? Любопытно, что в мире апокалипсиса до сих пор имеются чисто белые бинты. Ну, и связка "бе-би" как-то режет слух, что ли.

Она приняла перспективу смерти.

Я бы сказал, что выразительнее была бы фраза "она приняла смерть". От "перспективы" легко избавиться, да и вообще здесь смотрится чуждо.

Было в этом танце – танце потревоженного после долгого сна времени – что-то завораживающее. От пыли пахло пустотой и безвременьем.

Так есть в пыли время или нет?

Готовка нехитрого кушанья – салата из полуиспорченных консервов, обильно залитых спиртом в целях дезинфекции – на некоторое время заняла его.

Тут странное смешение "готовки" (слова довольно просторечного) и вычурно-канцелярского "в целях дезинфекции". Причём в тексте выглядит лишним именно второе.

- А пока подходит время обеда, - сказал он, поддев крышку первой банки ножом.

Чёрт его знает, но мне показалось бы живее "время обедать".

Тяжелые мысли несколько отдалились под мерное постукивание ножа.

Насколько мне известно, с предлогом "под" лучше смотрится несовершенное время. Но я могу ошибаться.

снимая боль и вводя принявшего в состояние, близкое к трансу.

Зачем тут вторая часть деепричастного оборота? Опять же, она выглядит слишком перегруженной.

Она все еще сидела на кровати в той же позе, блаженно закрыв глаза.

Пару мгновений он просто сидел над спящей

У меня это не получается представить. Он сидел над сидящей?

усталого осунувшегося лица

Тут бы запятую поставить.

 

 

Вкусовщина получилась, ну да ладно.

Изменено 30 октября, 2014 пользователем Foxundor

[warm summer rain]

Атмосферно.

спасибо :)

 

 

 

Вот тут переход между предложениями кажется мне несколько неловким. Виден разрыв действий: она замерла (то есть все действия завершены, итоги подведены), но в следующем предложении она уже подтягивает колени.

ммм, возможно.

 

Тут подчёркивается контраст между белизной и цветом крови, как я понял? Любопытно, что в мире апокалипсиса до сих пор имеются чисто белые бинты. Ну, и связка "бе-би" как-то режет слух, что ли.

да, игра на цветовых контрастах. В изначальном варианте (который мог бы быть в n раз больше)

таких контрастов куча планировалась.

Белым он остаться мог, если был герметично запакован.

 

Я бы сказал, что выразительнее была бы фраза "она приняла смерть". От "перспективы" легко избавиться, да и вообще здесь смотрится чуждо.

А если выживет?

Учитывая, что подкованности в медицине ни у одного из героев нет.

 

 

Так есть в пыли время или нет?

в лежащей есть, в поднятой нет.

 

Тут странное смешение "готовки" (слова довольно просторечного) и вычурно-канцелярского "в целях дезинфекции". Причём в тексте выглядит лишним именно второе.

пожалуй, ты прав.

 

 

Чёрт его знает, но мне показалось бы живее "время обедать".

Хм... Не, тут терпимо.

 

Насколько мне известно, с предлогом "под" лучше смотрится несовершенное время. Но я могу ошибаться.

да вроде нормальная фраза.

 

Зачем тут вторая часть деепричастного оборота? Опять же, она выглядит слишком перегруженной.

 

согласен.

 

У меня это не получается представить. Он сидел над сидящей?

косячок в наследство от предыдущей версии, где кровати не было)

Тут бы запятую поставить.

да.

 

 

[Foxundor]

 

 

А если выживет?

Тут дело не в "выживет или не выживет", а в выразительности. К тому же "принять смерть" в этом случае не означает "умереть", а только лишь "смириться". "Перспектива" уж больно умаляет глубину предложения.

в лежащей есть, в поднятой нет.

А куда оно делось?

Да ведь в тексте указано, что в поднятой как раз Закружилась в косых солнечных лучах поднятая пыль. Было в этом танце – танце потревоженного после долгого сна времени – что-то завораживающее. есть. А лежащая пыль не пахнет (ну, её человеку сложно вдохнуть же). Мы ведь вдыхаем то, что поднялось —> та пыль, в которой есть время, пахла безвременьем. Понимаю, образ вроде как красивый, но всё же.

 

 

Изменено 30 октября, 2014 пользователем Foxundor

[warm summer rain]

 

 

Тут дело не в "выживет или не выживет", а в выразительности. К тому же "принять смерть" в этом случае не означает "умереть", а только лишь "смириться". "Перспектива" уж больно умаляет глубину предложения.

принято).

 

А куда оно делось?

Да ведь в тексте указано, что в поднятой как раз Закружилась в косых солнечных лучах поднятая пыль. Было в этом танце – танце потревоженного после долгого сна времени – что-то завораживающее. есть. А лежащая пыль не пахнет (ну, её человеку сложно вдохнуть же). Мы ведь вдыхаем то, что поднялось —> та пыль, в которой есть время, пахла безвременьем. Понимаю, образ вроде как красивый, но всё же.

хм. Возможно. Минусы дописывания в полусонном состоянии. Что же до лежащей пыли... Она все равно пахнет, если помещение давно пустовало.

 

 

[warm summer rain]

Ворошил старые рукописи, обнаружил правленный другом текст одного из самых свежих своих рассказов. Правки (за исключением, пожалуй, одной, но трогать я ее не хочу) определенно пошли рассказику на пользу. Думаю, что ему не за чем пылиться в столе (или, в этом конкретном случае, в папке с текстовыми документами), так что пусть побудет здесь.

 

P.S. Ух ты, я пощу тут с периодичностью в год. Ну, почти.

 

 

 

Сапоги.

 

I.

 

Пройдет много лет, и Драконорожденный вспомнит то далекое утро, которое довелось провести в ожидании казни. Было прохладно, смертники – мятежный ярл Виндхельма Ульфрик Буревестник, его телохранители и просто достаточно невезучие, чтобы попасться в руки легионерам, люди - топтали чахлую траву во внутреннем дворе Хелгена под пристальными взглядами имперских стрелков.

Приговор был коротким и не подлежал обжалованию. Когда тяжелый топор глубоко вошел в дерево плахи и первая голова покинула широкие нордские плечи, его грубо толкнули в спину – в бездну список, не задерживай очередь. Он сделал десять шагов, которые должны были стать последними в своей жизни, и опустился на колени перед окровавленной колодой. Обезглавленное тело брата бури , не позаботились так и осталось лежать на земле, откатившись в сторону в коротких конвульсиях. Драконорожденный вспомнил резкий, сладковатый запах крови. От запаха немедленно затошнило. В тот день он впервые видел насильственную смерть.

Позже вся его жизнь превратилась в бесконечную череду убийств на пути к великой цели. Он привык к зрелищу смерти и ее извечным атрибутам, но так и не смог забыть запаха крови и выражения, застывшего на лице мертвого брата бури, чья голова тогда валялась в грязи у ног палача, в тот самый день.

Он вздрогнул, когда почувствовал, что чьи-то сильные пальцы стиснули его за плечи и наклонили. Занозистое дерево ободрало щеку. Острое колено надавило между лопатками, ладонь переместилась на затылок, пригибая голову к плахе.

Краем глаза он видел, как палач носком сапога оттолкнул голову и широко расставил ноги, готовясь к новому удару. Вороненое лезвие топора, густо измазанное багровым, поднялось в воздух, готовясь рухнуть на шею.

 

***

Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и спрыгнул с лошади. Тяжелые ворота крепости, опаленные дыханием дракона, были закрыты. Взявшись за почерневшее от жара кольцо, он потянул створку на себя. Взвизгнули петли. Драконорожденный едва успел отскочить в сторону. Его накрыло облаком пыли и пепла, поднятым упавшей дверью.

Солнце шло на закат. Холодало.

Он наступил на створку. Дерево сухо хрустнуло, крошась под кованым каблуком прекрасных сапогов. В этой обуви Довакин когда-то неудачно пересек границу Скайрима. Великолепная работа вейрестского сапожника, подошва так и не стерлась в бесконечных скитаниях по провинции. Теперь этим сапогам предстояло топтать пепел места, где все началось.

Перешагнув дверь, Драконорожденный вошел в крепость.

Здесь ничего не изменилось со времени побега, только горевшие балки и соломенные крыши рассыпались пеплом. В середине двора лежало тело человека в меховой куртке и рогатом шлеме – мародера Руки человека разметались, правая сжимала боевой топор.

Драконорожденный приблизился. Ногой дотронулся до тела, толкнул посильнее, переворачивая мертвеца на спину. Взгляду открылись окровавленная борода, местами сохранившая соломенный цвет, и страшная рана в животе. Довакин нахмурился, присел на корточки рядом с телом, дотронулся до краев раны. Кто-то вскрыл мародеру брюхо одним сильным ударом так, что разом вырвал кишки.

В воздухе свистнуло – и в землю в метре от головы Драконорожденного вошла стрела. Коряво вырезанное сучковатое древко еще дрожало, когда Довакин выхватил из ножен длинный меч и обернулся в сторону стрелка.

 

***

 

- Куда ты, тан? – она подошла к нему на заднем дворе Йоррваскра, где он, охмелевший от меда, седлал коня.

Он пожал плечами. Непослушные пальцы не справлялись с подпругой. Лошадь нервничала, чуя запах спиртного.

Она ждала, не уходила. Из-за дверей за ее спиной неслись удалые наигрыши лютни, злой рокот барабана и пьяный рев радостной толпы. Огонь от факела на столбе бил в глаза, заставлял щуриться. Качало от выпитого.

В свете факела в её темных волосах, ласково играя с огнём, проглядывали рыжие пряди.

- В Хелген, - он наконец справился с подпругой.

- Я с тобой, – быстро выговорила она с капризным упрямством.

Он хотел весело улыбнуться, обнадёжить, но воздержался. Знал, что получится криво, нет, всё-таки не зачем было так напиваться...

- Нет. Ты остаешься здесь, - он освободился от хватки. Пальцы пробежали по упряжи, проверяя крепления.

Она стояла обидевшись, опустив руки, и через несколько мгновений, пристально взглянула в глаза, видимо, хотела спросить о чём-то.

- Отпразднуй за меня. Ты заслужила отдых. Пьеса отыграна, актеры празднуют успех. Проговорил он вместо ответа.

Он шагнул к ней, взял за плечи, приблизил лицо, но она отпрянула, покачав головой. Тогда Драконорожденный снова улыбнулся и вскочил в седло.

- Прощай, - сказал он и дернул поводья.

 

***

 

Тварь с луком Драконорожденный видел впервые. Оседлавший забор карлик выглядел, словно помесь тролля с лягушкой: слишком длинные руки, уродливая голова с зубастым ртом и жабьими глазами, толстая бородавчатая шкура. Отшвырнув лук за забор, уродец ловко соскочил вниз и направился к Довакину, выдернув из-за пояса набедренной повязки тяжелый самодельный нож.

Драконорожденный остановился, проследив за движениями странного карлика. Тот издал громкий горловой вопль, бросившись в атаку. Однако рыцарь плавным движением уклонившись от удара ножом и пропустил уродца мимо. Затем Довакин ударил мечом снизу вверх и почти рассёк тварь пополам.

Тело уродца еще сотрясала последняя судорога, когда из-за стены ответил нестройный хор горловых выкриков.

 

***

 

Он тащился вдоль крепостной стены, зажимая колотую рану в боку. Целительные амулеты уже начали действовать, но боль уходила медленно, видимо рана была глубокой. Каждый шаг рождал новый укол боли.

Совсем стемнело. Пошатываясь, он добрел до внутреннего двора, где много лет назад проходила неудачная казнь. В башне по правую руку горел свет. Сжав рукоять обнаженного меча, Драконорожденный направился к ней.

Дверь открылась бесшумно, представив замершему на пороге Довакину комнату, ничем не напоминающую внутренности башни. Он помнил, что за дверью была небольшая площадка и винтовая лестница вверх. Часть стены была обрушена драконом.

То, что видели глаза, никак не совмещалось с тем, что должно было быть. Комната была гораздо больше, чем башня, имела форму квадрата и черные, облицованные мрамором стены.

Единственным предметом мебели был каменный стол. На нем тикали треугольной формы часы и лежало накрытое покрывалом тело. Почему-то Драконорожденный вздрогнул, увидев его.

- Входите, входите, - зазвучал голос, и Довакин услышал, как за его спиной закрывается дверь. Инстинктивно он подался назад, но лишь уперся лопатками в гладкую прохладу мрамора.

Из темноты вышел мужчина, похожий на клерка даггерфольского банка. Двубортный жилет, изящная трость, острая бородка и цепкий взгляд холодных глаз. Проходя мимо Драконорожденного к столу, он даже не повернул головы. Только остановившись рядом с накрытым телом, мужчина в жилете заговорил.

- Мои многочисленные и искренние извинения за то, что творится вокруг башни. Мой слуга порой бывает столь нерасторопен, что выпускает наружу то, что должно храниться внутри. Впрочем, вижу, что мои глупые зверятки не особо вам досаждали.

Он резко повернулся и всплеснул руками:

- Как же я рад вас видеть. Вы проделали такой длинный путь… инициатором которого был я. Но, кажется, я несколько тороплю события…

Не сводя острого взгляда с Довакина, он щелкнул длинными пальцами. Между ним и Драконорожденным появился невысокий столик с вином и фруктами.

- Вы устали с дороги. Вина? Сладких эльсвейрских персиков? Нью-шеотских апельсинов? – он замолчал, видимо, о чем-то вспомнив. Потом хлопнул себя ладонью по лбу. – Конечно же, сыра!

Когда на блюде возник круг козьего сыра, Драконорожденный опустил меч.

- Что тебе нужно, даэдра?

- Ответ, - улыбнулся даэдра, взмахом ладони уничтожив столик с едой и напитками. – Лишь на один вопрос, дорогой мой. Каково терпение у даэдры?

Довакин молчал, наблюдая за даэдрой. «Клерк» постукивал тростью.

- Хорошо, это был сложный вопрос. Даэдры переменчивые существа, не правда ли? Что-то может надоесть им за мгновение, что-то – за вечность. Когда ты бессмертен, время течет иначе. К слову о времени! Сколько прошло с момента казни братьев бури в Хелгене, мой друг?

- К чему это… все? – спросил Драконорожденный. «Клерк» одарил его сияющей улыбкой.

- Во имя нашего совместного маленького безумия, безусловно! Годы или секунды, друг, годы – или секунды?

Шеогорат одним движением сорвал с тела на столе покрывало. Глаза Драконорожденного расширились.

Под покрывалом лежал обезглавленный труп, обгоревший до неузнаваемости. Словно издевка над реальностью, на ногах мертвеца сидели крепкие сапоги работы вейрестского мастера, ничуть не тронутые пламенем.

 

II.

 

- Красивая бабенка была, - прицокнул языком молодой легионер, за волосы подняв голову казненной сестры бури и не без интереса заглянув в лицо, еще не тронутое трупным окоченением.

Его напарник не ответил, за ноги волоча очередное тело к подводе. Лошади волновались, чуя кровь. Солнце еще не до конца выкатилось в зенит, но тень от башни уже не скрывала крепостной двор.

- Жаль, что наша командирша такая несговорчивая, - продолжил легионер, вертя голову так и этак. – Коли б думала больше о своих солдатах, то цены бы ей не было. Такая баба могла бы ох как в казармах пригодиться… Так нет ведь, на плаху да на плаху. Ну куда торопиться-то?

Напарник остановился, бросив труп на полдороги и развалистой походкой подойдя к говоруну. Не произнося ни звука, съездил ему кулаком по скуле так, что тот отступил на два шага и выронил голову в грязь. Та откатилась прочь.

- Щенок, - прошипел напарник, делая шаг следом и замахиваясь для очередного удара, - Бабы в крепости не дают, так тебя на падаль потянуло? Мертвым - покой, троллий выродок!

Молодой легионер с проворством отскочил, закрываясь руками. Нового удара не последовало. Сплюнув, напарник вернулся к телу и поволок его дальше.

Молодой едва слышно выругался сквозь зубы и подобрал голову, одним широким взмахом отправив ее на груду сложенных тел.

Напарник наконец дотащил тело до телеги и остановился передохнуть перед тем, как взвалить его сверху. Молодой тут же подскочил, наклонился над мертвым.

- Сапоги у него хороши, - сказал он после короткого осмотра. – Да ему уж без надобности. Я их себе заберу, ладно?

- Хер, - отрезал напарник, рывком поднимая тело и забрасывая его поверх прочих мертвецов. – Этот, в отличие от тех, вообще ничем не провинился.

Молодой, словно не слышал, ухватился за сапог вейрестской работы и дернул. Сапог сидел крепко, не хотел слезать. Молодой выругался, но оплеуха удержала его от новых попыток.

- Да в чем что тебе, что ему разница? Он вот-вот прахом станет, пеплом выйдет, и сапожки с ним. Ну на кой скамп барахлишку-то пропадать?

- Пепел к пеплу, - хмуро ответил напарник.

- Пепел к пеплу, - повторил молодой легионер. Помолчал, снял с поясного ремня фляжку, скрутил пробку и приложился. Даже сквозь вонь бойни, пропитавшей двор, пробились нотки дешевого алкоголя.

Напарник, подумав немного, приложился к своей фляжке. Так и стояли рядом с подводой – молча пили, глядя на трупы.

- А голову Ульфрика зачем забрали? – задал вопрос молодой.

- В Солитьюд повезут, - прозвучал ответ. – Покажут там Элисиф и народу. Война кончена, бунт подавлен, лидер казнен, все рады. А оттуда, думаю, в Имперский город.

Снова повисло молчание.

- Ты послушай, - неожиданно спросил молодой, - Как думаешь, правду говорят, что покойник перед смертью всю жизнь видит, или брехня все?

- Откуда мне знать? Шеогорат поймет, что они перед смертью видели. Может, что было, может, чего не было. Может, вообще ничего не видели. А может… - напарник неожиданно осекся. - У жрицы спроси, она тебе расскажет.

- Она мне наплетет, - отмахнулся молодой.

- Вопрос не ко мне, - отрезал напарник. – И не стой столбом. Тащи следующего, чем быстрее управимся, тем быстрее отдохнем.

Молодой легионер вздохнул и повесил фляжку на пояс.

 

Час спустя на окраине Хелгена заполыхал погребальный костер, потянулась к небу струя черного дыма, запахло горелым мясом.

Был сандас, семнадцатый день месяца Последнего зерна двести первого года Четвертой эры.

 

 

 

[Scarab-Phoenix]

Ворошил старые рукописи, обнаружил правленный другом текст одного из самых свежих своих рассказов.

???

http://www.fullrest.ru/forum/topic/40463-xv-prozaicheskii-konkurs/page__view__findpost__p__914483

[warm summer rain]

???

http://www.fullrest....post__p__914483

а чо, не угадывалось вообще ни разу?

[Scarab-Phoenix]

а чо, не угадывалось вообще ни разу?

Не, я к тому что нафига было создавать другой аккаунт?