Всяко-разно-несуразно

[Roht]

Итак... выкладываю свое новое творение на суд широкой публике. Работаю в новом для себя жанре - решил состряпать пьеску) Что получилось - судить вам...

 

СЫН ПЕПЕЛ-ХАНА.

Пьеса в одно действие.

Действующие лица:

Мулакар, пепел-хан.

Эшад, его сын.

Энуада, шаманка.

Миритли, подруга Эшада.

Сул-ват и Асаб, друзья Эшада.

Эльгерет, гулахан.

Ангаредэль, привратник Садрит Моры.

Некоторое количество стражников.

 

 

Юрта пепел-хана. В дальнем углу: гамак. По центру – костер. Чуть дальше – стол, корзина, небольшой спальник.

ЭШАД: Отец… Для чего это все? Почему мы живем в таком пустынном месте, вдали от удобств и людей…

МУЛАКАР: Эшад… Пойми наконец, такова наша роль в этом мире. Мы – пепельники. А пепельники тысячелетиями жили в этих землях. Неужели ты…

ЭШАД: Нет, отец! Я не понимаю!

Мулакар вздыхает и качает головой.

МУЛАКАР: Сын… Не будь слепцом! Наследие Азуры и наших предков…

ЭШАД: Хватит, отец! Ты ничего не можешь сказать, чтобы подтвердить свою правоту! Ты слишком цепляешься за традиции и заветы предков! Пойми – так нельзя!

Мулакар опускает голову.

МУЛАКАР: И что же ты сделаешь, Эшад?

ЭШАД: Найду что-то лучше, чем ваше открытое всем ветрам стойбище! Имей в виду – я хорошо помню гостеприимство тех чужеземцев, что нашли меня, когда я потерялся на охоте! Я уверен, они с радостью примут меня – как примут и моих друзей! Нет, отец… Ты больше ничего не сможешь сделать для меня! Я решил. Завтра я, Асаб, Миритли и Сул-Ват отправимся в большой город на северо-востоке.

МУЛАКАР: Лес грибов?

ЭШАД: Да, именно. И только попробуй задержать меня!

Мулакар печально смотрит на костер. Эшад стоит перед ним и чего-то ожидает.

Пепел-хан поднимает глаза.

МУЛАКАР: Что ты еще хочешь, Эшад?

Эшад фыркает. Пепел-хан качает головой.

МУЛАКАР: Мне незачем тебя держать. Это твоя жизнь, твой выбор… Хоть мне и жаль тебя. Ты слишком слеп, ты слишком доверяешь этим чужеземцам… Но – ты встал на этот путь, и я прекрасно понял, что свернуть с него ты не можешь… Или не желаешь – хотя что это меняет? Ты свободен! Иди же!

Эшад изумленно смотрит на отца. Потом его лицо резко меняет выражение, становясь снова насмешливым.

ЭШАД: Хорошо, отец. Учту на будущее! Спасибо за добрые слова!

МУЛАКАР: Да, Эшад…

Эшад презрительно машет на прощание рукой. Мулакар устало кивает. Эшад уходит.

 

Стойбище Эрабенимсун. Среди множества вещей и сумок стоят Эшад, Асаб, Сул-Ват и Миритли. Эшад разбирает оружие, Асаб – пищу, Сул-ват – гуарьи шкуры и смолу, Миритли – одежду и спальные мешки.

Асаб смотрит на Эшада. На лице Эшада выражение «злобной задумчивости».

АСАБ: А… Эшад?

Эшад приходит в себя, оглядывается и встречается глазами с Асабом.

ЭШАД: Да?

АСАБ: Ты в порядке?

Эшад хмыкает.

ЭШАД: Более чем! С чего ты взял, что что-то не так?

АСАБ (вглядываясь в лицо Эшада): Да, уже неважно… Вон, у тебя стрела укатилась.

ЭШАД (оглядываясь): Где?

АСАБ: Ой, все… Далеко слишком… Забудь.

Эшад хмыкает, качает головой и возвращается к своему занятию.

 

Стойбище Эрабенимсун. Мулакар стоит на холме и смотрит вдаль. Выходит шаманка.

ЭНУАДА: Пепел-хан?

Мулакар оглядывается.

МУЛАКАР: Да, Энуада?

ЭНУАДА: Ты уверен в верности своего решения?

МУЛАКАР (вздыхая): - Я знаю, со стороны это выглядит по меньшей мере… х… глупо – отпускать своего сына в неизвестность, к мерам, с которыми мы уже тысячелетия в неофициальной вражде… Но по-другому я не мог. К тому же, если бы Эшад остался, он мог бы распространить свои идеи среди гораздо большего количества членов… хм… племени… Мне жаль не его – я понял, что он потерян, когда он три месяца назад вернулся с той охоты… Мне жаль тех троих малышей, что отправились с ним.

ЭНУАДА (приподнимая бровь): Малышей? Им всем больше, чем тридцать лет.

МУЛАКАР (кашляя): Что значит тридцать лет в… кх… Землях Пепла? Они никогда не были дальше, чем за лигу от нашего лагеря… Они не знают, что за опасности будут ждать их, если они хоть чуть приблизятся к… кх… Красной Горе… Успокаивает одно – они идут в совершенно противоположном направлении.

ЭНУАДА: Да… И они все так же ничего не усвоили… Ни о сути клана, ни о необходимости существования рода…

МУЛАКАР: Нет… Не говори. Я уже имел по этому поводу перепалку с сыном – как раз перед его отъездом.

ЭНУАДА: И что ты будешь теперь делать?

МУЛАКАР (все еще кашляя): Кх… Сейчас – скорее всего пойду в юрту. Что-то меня сморило…

ЭНУАДА: Да, я уж вижу… Завтра с утра зайди ко мне – дам тебе настойку. Такой кашель может быть неспроста…

 

Пещера где-то на побережье Азуры. Внутри – костер, расстелены спальники. Миритли готовит еду, остальные разговаривают в сторонке.

ЭШАД: Я внимательно следил – из лагеря за нами никакой погони. Мой отец все-таки сдержал обещание. Как только мы достигнем морского побережья, мы сможем начать постройку плота.

АСАБ: Отменно… Я даже знаю, чем мы будем питаться во время постройки. На побережье столько крабов, что нашим родичам и не снилось – в их-то землях!

СУЛ-ВАТ (неопределенно качнув головой, пожимая плечами): Эшад, а ты уверен, что эти твои Телве… Талве…

ЭШАД (кивая): Телванни.

СУЛ-ВАТ:Так вот, ты уверен, что они действительно нас примут? В конце концов, для них – мы всего лишь какие-то дикари, решившие поселиться среди «нормальных» людей! Я не хочу сказать ничего плохого, но….

Эшад хохочет.

ЭШАД: Поверь моему слову!

СУЛ-ВАТ: Да, но…

Эшад качает головой и отворачивается.

ЭШАД (вздыхая): Пойми, Сул-ват. Эти люди спасли мне жизнь, когда меня поранил кагути, а охотничий отряд бросил умирать в пустошах. Они вылечили меня, накормили и дали возможность добраться до вас. Я им за это бесконечно благодарен. И теперь… Я собираюсь отплатить им за помощь, принеся пользу их обществу. И я хочу, - он многозначительно оглядел своих товарищей, - чтобы вы также оценили их гостеприимство.

Асаб и Сул-ват вздыхают и переглядываются.

ЭШАД: Да, я согласен, несколько неблагодарно было в такой обстановке покидать родителей. Однако, наши родители умрут… А нам еще долгое время предстоит жить на этом острове. И никакие заветы предков не удержат нас от того, чтобы улучшить свою жизнь навеки! Вы со мной?!

СУЛ-ВАТ (живо): Да!

АСАБ (кивая): Да.

МИРИТЛИ (из-за спины Асаба): Да.

ЭШАД (улыбаясь): Вот и отлично. Теперь давайте, в конце концов, съедим что-нибудь!

 

Юрта пепел-хана. Мулакар лежит в своем гамаке и оглядывает обстановку юрты.

Входит шаманка.

ЭНУАДА: Мулакар, ты спишь?

МУЛАКАР: Нет… Когда я болею, я большую часть времени просто думаю… Сейчас вот тоже тема для размышлений возникла…

ЭНУАДА: Эшад?

МУЛАКАР: Откуда ты знаешь?

ЭНУАДА: Догадалась… В конце концов, о чем еще ты мог думать – это в свете-то последних событий? Кстати, как самочувствие?

МУЛАКАР: Знаешь… Плохо. Если бы Эшад был здесь, он мгновенно бы сказал, что со мной. С тех пор, как умерла его мать, он все время держал на себе домашнее хозяйство – это с десяти-то лет!

ЭНУАДА: Понимаю, Мулакар… Однако, тебе не стоит сейчас напрягать себя печальными мыслями. Спи лучше.

МУЛАКАР (кашляя): Спать… Знаешь… кх… С этой простудой очень трудно заснуть – в юрте кажется слишком жарко.

ЭНУАДА: Может быть… Однако, здоровый сон еще никому не вредил. Выпей эту настойку, и уснешь… А я пойду приготовлю тебе мазь.

МУЛАКАР: Хорошо.

ЭНУАДА:- Спи.

Энуада уходит. Мулакар вздыхает, смотрит ей вслед и вновь направляет взгляд в потолок.

 

Побережье.

МИРИТЛИ: Море!

ЭШАД: Наконец-то! Теперь мы сможем разбить лагерь!

Эшад бежит по берегу, останавливается у воды.

ЭШАД: Да… Давно я не видел тебя…

Сул-ват и Асаб переглядываются. Миритли хмыкает.

МИРИТЛИ: Эм… Эшад… Мы собирались разбивать лагерь…

ЭШАД: Что? Ах, да… Чего же вы ждете?

МИРИТЛИ (качая головой): Тебя.

ЭШАД: А что я? Ах, да, палатка…

Эшад скидывает рюкзак на землю и распаковывает.

ЭШАД: Шкурки, клинок, стрелы… Вот, нашел…

Эшад вынимает из мешка сложенный кусок ткани.

ЭШАД: Теперь надо найти подпорки…

СУЛ-ВАТ: Займемся. Итак… Миритли, как обычно, готовит еду; Асаб и я пойдем за деревом; Эшад, разбирайся с вещами.

АСАБ: Ладно, Сул-ват…

ЭШАД: Если все пойдет как надо, мы задержимся здесь… Ну… Самое большое, на день.

СУЛ-ВАТ: Посмотрим, как будет погода.

АСАБ: Да.

Участники расходятся; Миритли разводит костер; Эшад разбирает содержимое сумок; Асаб и Сул-ват уходят.

 

Юрта пепел-хана. Мулакар в своем гамаке.

Входит Энуада.

МУЛАКАР: Шаманка?

ЭНУАДА: Да, пепел-хан…

МУЛАКАР: Опять со своими настойками? Видеть их уже не могу! Такое впечатление, что мне от них все хуже и хуже….

ЭНУАДА: Не знаю, хан. От атаксии и простуды они просто должны помогать. Хотя, может вполне быть и так, что у вас какой-то особый случай…

МУЛАКАР: Да не может того быть!

Мулакар тяжело поднимается, его лицо принимает гневное выражение, он смотрит на шаманку.

МУЛАКАР (кашляя, почти срываясь на крик): Я болею! Причем болею первый раз за последние три года! Причем заметь, раньше таких осложнений не было никогда, потому что лечили меня, как ни странно, другие люди! Все потому, что ты стала нашей целительницей… Эшад говорил мне – да, говорил! – что не стоит принимать в племя дочь мабригаш! Я знаю, это ты вынудила его покинуть племя! Ты! Ты! Кх-кх-кх…

Мулакар закатывает глаза и падает на гамак. Энуада роняет бутыль с настойкой и выбегает из юрты.

 

Побережье. Эшад у воды, возле плота. Остальные вокруг.

ЭШАД: Готово!

Эшад оценивающе смотрит на плот.

МИРИТЛИ: Поставим на него булыжник?

АСАБ: Пожалуй. Сул-ват, пойдем.

Асаб и Сул-ват поднимают камень и кладут его на центр плота.

АСАБ: - Так… Теперь подождем пару минут…

Пауза.

МИРИТЛИ: Держится.

ЭШАД: Отлично!

Лицо Эшада принимает торжествующее выражение.

ЭШАД: Теперь мы наконец доберемся до города! Начина-а-а-а-ем погрузку!

Данмеры спешно кидают вещи на плот; на их лицах видно облегчение и радость.

ЭШАД: (радостно): Через каких-то два часа мы будем в городе! Я в этом уверен!

 

Юрта пепел-хана. Мулакар лежит в своем гамаке без сознания. Вокруг него суетится Энуада. За столом в раздумьях сидит Эльгерет.

ЭЛЬГЕРЕТ: Как он?

ЭНУАДА: Очень слаб…

ЭЛЬГЕРЕТ (бьет кулаком по столу): Проклятье! Только потери пепел-хана нам сейчас не хватало!

ЭНУАДА: А чем ты не доволен? Это притом, что новым ханом, скорее всего, выберут тебя…

ЭЛЬГЕРЕТ (нервно) Понимаешь, в чем дело… Нам крайне невыгодно, чтобы наш пепел-хан умер. Ты слышала о новичках из племени Агарасаплит?

ЭНУАДА: А, это те…

ЭЛЬГЕРЕТ: Да-да. Те дикари, что жили в лагере далеко к северу отсюда и обожали нападать на горных путников. Понимаешь, пока ты сидела в своей юрте и готовила настойки, они здесь устроились в группу… И теперь у них есть даже свой гулахан.

ЭНУАДА: И…

ЭЛЬГЕРЕТ: Да. Их слишком много, а гулахан популярен. Боюсь, как бы они не…

ЭНУАДА: И представлять такого не хочется. Я думаю…

ЭЛЬГЕРЕТ: Ты не думай, ты Мулакара лечи! Если он сейчас умрет… Да еще эта выходка Эшада… Чувствую, племя ожидают серьезные перемены.

 

Пристань Садрит Моры. Прибывает плот. Эшад, Асаб, Сул-ват и Миритли сходят на берег; к ним навстречу выходят Ангаредэль и два стражника.

АНГАРЕДЭЛЬ (будничным тоном): Вы прибыли в город Садрит Мору. Добро пожаловать.

Эшад радостно приветствует представителей дома Телванни. Стражник качает головой.

АНГАРЕДЭЛЬ: Назовите, пожалуйста, цель и причину вашего визита.

Лицо Эшада принимает торжественное выражение.

ЭШАД: Я, Эшад Мулакар, сын пепел-хана племени Эрабенимсун, и мои братья по крови – охотники Сул-Ват, Асаб, а также торговка Миритли, прибыли в Садрит Мору, чтобы предложить свои услуги Дому Телванни.

Компаньоны Эшада по очереди кланяются. Ангаредэль кивает, его лицо принимает таинственное выражение.

АНГАРЕДЭЛЬ: Совет Телванни будет уведомлен о вашем прибытии. До тех пор попрошу вас расположиться в Привратном Трактире и большую часть времени его не покидать.

Ангаредэль достает свиток и маленький кусочек пергамента.

АНГАРЕДЭЛЬ: Это – путеводитель по городу Садрит Море и ваш талон на бесплатное проживание в трактире.

Ангаредэль изображает теплую улыбку и протягивает Эшаду руку.

АНГАРЕДЭЛЬ: Мы ценим стремление Пепельников к сотрудничеству.

Эшад пожимает руку Ангаредэля.

АНГАРЕДЭЛЬ: Позвольте проводить вас в ваши комнаты. Вещи можете оставить здесь, стражники пристани сами донесут их в ваши номера.

Ангаредэль уводит Пепельников, предварительно дав знак стражникам. Как только привратник уводит гостей, стражники берут мешки и выкидывают их в воду.

 

Ночь. Комната в трактире Садрит Моры. В гамаках Эшад, Асаб, Миритли и Сул-Ват.

Входят стражники Телванни, тихо, почти неслышно подходят к спящим и одевают на них рабские наручники.

Входит Ангаредэль.

АНГАРЕДЭЛЬ: Вставайте, Пепельники!

Пепельники приходят в себя. Завидев сгруппировавшихся стражников и наручники на руках, они приходят в удивление и ужас.

ЭШАД: Но… Почему…

АНГАРЕДЭЛЬ (уверенно): Мы ОЧЕНЬ ценим ваше стремление к сотрудничеству и стремление интегрироваться в телваннийское сообщество. Именно поэтому мы предлагаем вам работу на телваннийских яичных шахтах.

ЭШАД: Но…

АНГАРЕДЭЛЬ: Ваше жалование составит десять имперских септимов в месяц. Это очень хорошая ставка для таких, как вы. Мы очень рады сотрудничеству; а также тому, что сможем обеспечить вас до конца вашей жизни.

Стражники громко хохочут. Ангаредэль холодно кивает и улыбается.

АНГАРЕДЭЛЬ: Теперь позвольте сопроводить вас на комфортабельный корабль, который доставит вас по месту назначения – на остров Тель Бранора. Ваша новая хозяйка, госпожа Терана, будет очень рада вашему прибытию.

ЭШАД: НЕТ! Немедленно отпустите нас!

МИРИТЛИ: Поздно, Эшад… Ты сам этого добивался.

АСАБ: Мы тебе очень благодарны…

СУЛ-ВАТ (презрительно): Друг…

АНГАРЕДЭЛЬ (язвительно): Что ж, теперь, когда вы закончили эту теплую беседу, встаньте и проследуйте за мной. Вперед!

Стражники хватают пепельников за наручники и выводят их из комнаты. Ангаредэль тушит факелы, уходит и закрывает за собой дверь.

 

Юрта пепел-хана. Мулакар лежит в гамаке и медленно моргает. Над ним склонилась полусонная шаманка. Эльгерет стоит рядом, скрестив руки на груди.

ЭЛЬГЕРЕТ (полушепотом): Мулакар?

МУЛАКАР: Да, я слышу тебя, гулахан…

ЭЛЬГЕРЕТ: Только что пришло известие от охотников из Тель Браноры… Они видели Эшада и его друзей.

МУЛАКАР (закрыв глаза): Не надо. Я знаю.

ЭЛЬГЕРЕТ (понурив голову): Да…

МУЛАКАР (печально): Простите меня, мои верные друзья… Я знаю, вам тяжело будет проконтролировать целость племени без меня, но… Я больше не могу.

Энуада всхлипывает.

МУЛАКАР: Жаль, что я не сумел проследить за Эшадом…

ЭЛЬГЕРЕТ: Пепел-хан…

МУЛАКАР: Да, мой друг… Духи предков зовут меня… Прощайте, верные друзья…

Мулакар закрывает глаза и перестает дышать.

ЭНУАДА: Мулакар!

ЗАНАВЕС

 

ЗЫ: Конструктивная критика, как и прежде, приветствуется)

Изменено 28 ноября, 2011 пользователем ИгхарРэйвен

[orc Wolf]

Хм... Двоякое впечатление. С одной стороны, интересно весьма, с другой - все портит сцена ссоры отца с сыном - очень уж напыщенные речи для молодого дикаря, привыкшего попусту не болтать. Да и вообще, речь эшлендеров ("пепельники", кстати, хорошая версия перевода этого термина, а вот "пепел-хан" не звучит), очень уж похожа на речь не-эшлендеров, т.е. "местного колорита" не наблюдается. Хотя, быть может, это и к лучшему.

И еще одно - на пьесу это не слишком походит, на Арене Вивека, например, подобное сыграть не вышло бы, ввиду сложности постройки декораций. Мой совет - если чувствуешь в себе силы - попробуй переработать в рассказ.

Ангередель, конечно, сволочь, тут я с тобой согласен.

[Roht]

Хм... Изначально ЭТО и было рассказом. А потом мне не понравился рассказ, состоящий из одних диалогов...

И... где там напыщенные речи о_О?

 

ЗЫ: И, насколько я знаю, на Арене Вивека декорации никогда и не строились - скажи зрителям, что там море, и они будут думать, что там море)

Изменено 28 апреля, 2008 пользователем ИгхарРэйвен

[orc Wolf]

ЭШАД: Хватит, отец! Ты ничего не можешь сказать, чтобы подтвердить свою правоту! Ты слишком цепляешься за традиции и заветы предков! Пойми – так нельзя!

Мулакар опускает голову.

МУЛАКАР: И что же ты сделаешь, Эшад?

ЭШАД: Найду что-то лучше, чем ваше открытое всем ветрам стойбище! Имей в виду – я хорошо помню гостеприимство тех чужеземцев, что нашли меня, когда я потерялся на охоте! Я уверен, они с радостью примут меня – как примут и моих друзей! Нет, отец… Ты больше ничего не сможешь сделать для меня! Я решил. Завтра я, Асаб, Миритли и Сул-Ват отправимся в большой город на северо-востоке.

У Эребанименсунов это скорее выглядело бы так:

ЭШАД: Отец, я ухожу

МУЛАКАР: Иди.

либо

ЭШАД: Отец, я ухожу

МУЛАКАР: Куда?

ЭШАД: В лес грибов

МУЛАКАР: Предатель!

Раздается вскрик.

МУЛАКАР: Выкиньте эту падаль в пустоши.

Кстати, а нафига он вернулся, если ему там было неплохо?

 

Ну, по поводу Арены согласен, впринципе.

Изменено 28 апреля, 2008 пользователем orc Wolf
Во имя благой Альмалексии и Сота Сила мудрого

[Boma Kuro]

У Эребанименсунов это скорее выглядело бы так...

ЭШАД: Отец, моя пошель

МУЛАКАР: Кайда барасын?

ЭШАД: Лес грибов моя ходить.

МУЛАКАР: Предатель!

Раздается вскрик.

МУЛАКАР: Эту падаль пустоши кидай, к шайтану...

 

Сорри, хех, не удержался.

Вообще, на самом деле, кочевники любят пышно-витеевато говорить, просто передать это непросто.

[Roht]

А вот тут я не согласен (по поводу сцены)... Эрабенимсуны, насколько я помню, в основном миролюбивое племя (см. Нереварский квест про истребление War-lover Ashlanders - не знаю, как в русской лицензии, до нее руки не дошли).

 

А вернулся - за товарищи. И вообще, насколько я понял своего персонажа , он хотел утащить за собой не только друзей, но и все племя - дикарь все-таки. Стадный инстинкт сработал.

Изменено 28 апреля, 2008 пользователем ИгхарРэйвен

[Картман]

Дес, убил

Кайда барасын?

забыл добавить "...Пятачок"

 

[Не флудите, да не судимы будете.

Отплюшено.

Don Condor]

Изменено 29 апреля, 2008 пользователем Don Condor

[Roht]

Так, чтобы не засорять тему с повестью, выложу то, чем хочется поделиться, здесь.

Во избежание вопросов - над тем опусом я по-прежнему работаю, как только появится, что показывать, обязательно выложу. =)

Пока же предлагаю вам ознакомиться с экспериментальным произведением в жанре новеллы. )

La città del Sole

 

- Они выдвигаются, Идри. Что будем делать?

- Стой спокойно и уверенно, Экур, ибо Энлиль говорит: силён этот водонос из Азупирану, и вои с ним несметные; но лишь исак Загеси может знать то, что известно богам, и он молвил – Шаррукин есть самозванец.

Два могучих воина из Унуга стояли на каменистом склоне и смотрели на северо-запад. Где-то неподалёку обеспокоенно шумели воды великой реки Буранун. Обычно ласковые лучи Уту в этот день были не похожи на самих себя – палящий зной стоял над Э-аной и Калабой. Бог дневного светила как будто чувствовал приближение невольного соперника, пытаясь заставить свою верную армию защититься от вторжения.

Тот воин, что был помоложе и которого спутник назвал Экуром, оглянулся; они, двое разведчиков, старались не слишком сильно отходить от основной армии, ибо страшные мучения ожидали попавших в плен к агаде. Вид же нестройных рядов колесниц, следовавших позади, вселял уверенность.

- Нет сомнений, что сегодня у Нергала будет богатый урожай. Могучи солдаты Лугальзагеси, и закалены в боях. Сын Акки привёл лишь чернь, мушкенумов с дубьём – не им равняться с богоподобным владыкой города Гильгамеша.

- Уверенность твоя велика, Идри, и говоришь ты мудро. Нет мне нужды и смысла сомневаться в словах нашего лугаля, ибо Ану видит, что вся правда в них. Но страхи и предчувствия моей нафш ведут себя вольно, и смелость моя отступает пред ликом тысяч нечестивцев.

- О, я знаю, как вернуть тебе веру в богов и владыку! Иной Уруинимгина из города Лагаша, что набрался наглости назвать свою вотчину Урукугой, «священной», был слеп в своей гордыне и вероломно напал на Умму, захватив Уру-аз. Загеси же, ещё будучи лишь энси, вошёл в стан врага, к самым стенам Нгирсу. Помни о судьбе, постигшей тысячи еретиков в Лагаше, когда наш повелитель сравнял с землёй храмы кровопийц, дома людоедов, засыпал каналы еретиков и отобрал у них пищу и кров. Вот он, благословлённый Нисабой, во всём великолепии своем, - а там, внизу, ты увидишь лишь низкородного выскочку, ведущего всякий сброд к стенам Унуга. Тебе ли бояться, воин, несущий на устах имя лугаля?

Экур молча опустил взгляд в покорном согласии. Идри же, в которого собственные слова вселили ещё большую уверенность, направил взор в сторону горизонта; в паре часов ходьбы виднелись фаланги агаде. Старший разведчик шумно выдохнул и изрёк:

- Здесь оставаться опасно; удобная позиция для наблюдения, но если в час битвы мы останемся в стороне, то ни один бог нам этого не простит. Вернёмся в строй и доложим, как есть – на последнее сражение агаде идёт с отрядом безвольных рабов. Такие новости обрадуют владыку.

***

Солдаты лугаля стояли спокойно, никоим образом не сомневаясь в грядущей победе – вести от разведчиков вселили храбрость даже в самых безвольных. Трусости не было места в могучей армии, собранной Загеси по праву ишиб из уроженцев Киша, Нибру и Урима. Энси этих городов были здесь с ним, и горе было бы тому, кто осмелился бросить им вызов.

Сам избранный Нисабы стоял среди дружинников, подобно Илю и Лугалькисальси до него. Великий полководец, что был и путеводной звездой, и опорой в бою, и надеждой для народа, крепко держал короткое копьё с медным наконечником; кони, впряжённые в колесницу, загодя приготовленные для сурового сражения, рвались в битву. Окрест него последние дела перед боем завершали хорошо обученные метатели дротиков. В ставке гудели голоса, одновременно весёлые и беспокойные.

Наконец, прогремел могучий голос владыки:

- Вперёд!

Войско двинулось; зазвенели копья и топоры, поднялись с земли тяжёлые каменные булавы, загремели колёса. Ишиб Нисабы, лугаль Унуга, владетель земель санг-нгига огласил боевую песнь.

Я призываю Нергала, зову его Эррой!

Искры летят от копыт у небесного тура,

Рык неземной наполняет страну исступленьем.

Ныне вернулась мне сила воителя мира,

Семеро Аном рождённых сибитти меня обступили;

Ты, Акки сын, будешь выть, сталью Эрры повержен,

Пятна покроют твоё измождённое тело.

***

Низина близ Унуги казалась отличным местом для решающей схватки с самозванцем агаде. Плотные ряды пехотинцев, прикрывающие метателей дротиков на колесницах, – Загеси удалось идеально построить воинство. Со склонов Бурануна до солдат доносился шум наступающей армии противника. Громоподобный топот тысяч ног слабым отголоском звучал здесь, где было достаточно пространства для манёвра и удобный путь к отступлению, в котором, впрочем, не было нужды. Даже улыбка Уту стала теплее, ибо он знал – близок час великой победы.

Вскоре, однако, всё вокруг затихло. Даже шёпот волн, казалось, умолк в ожидании.

- Они стоят, лугаль, - донесся клич Экура, забравшегося на одиноко стоящую иву. Тяжёлое оружие он оставил лежать у корней. – Готовятся к чему-то.

- Чего они ждут? – недоумённо проронил Идри, беспокойно оглядываясь в поисках западни, спрятавшегося отряда противника – хоть какого-то намёка на то, что всё пройдёт так, как ожидается. – Неужели…

Старый воин умолк на полуслове; из его плеча торчала заострённая тисовая стрела.

Что происходило дальше, Экур помнил, как сквозь туман.

Кое-как умудрившись слезть с дерева, он подобрал оружие и вернулся в строй. Загеси резким криком велел броситься вперёд и контратаковать. Колесницы рванули с места, возницы даже не пытались объезжать пеших воинов. В следующее мгновение свист летящих стрел ужасающим плачем заглушил вой Энлиля, и Нергал явился за сынами Апсу. Санг-нгига старались изо всех сил держать строй; после короткого приказа лугаля «зуруб» полетели дротики. Ответом ишибу были предсмертные вопли агаде.

Пехота плелась вслед за колесницами; её ряды таяли на глазах. Сбитые союзными отрядами, павшие по воле небес… Экур старался не смотреть на убитых – стрелы пришельцев били наугад, но почти всегда точно. То и дело слышались вскрики товарищей по оружию, отправлявшихся назад в Дильмун.

Наконец, они выбрались к расположению вражеской армии. Агаде, уже пострадавшие от дротиков, увидели приближение старающихся держаться поближе друг к другу пеших воинов. Отряды Шаррукина бросились врассыпную; отступая, каждый ополченец норовил выпустить стрелу-другую.

- Трусливые шакалы Эрешкигаль! – зарычал Загеси. – Стойте и сражайтесь, как велит мэ!

Пыльное облако поднималось вдали – то сам сын Акки спешил навстречу врагу в сопровождении отряда лучших дружинников на колесницах. Долго ли, коротко ли, но вот Экур увидел его – царя истинного, Шаррукина из агаде. Пронзительный взгляд чужеземного полководца вселил ужас в разведчика.

Лугаль Унуга не стал тратить время на размышления.

- Умри, пёс! – вскричал он и спрыгнул с колесницы, выхватив медный топор, приглашая соперника на честный поединок. Водонос из Азупирану принял вызов; жестом приказав вознице остановиться, он сошёл на землю и кивнул врагу. Повелители сошлись в смертельной схватке.

Загеси и Шаррукин стоили друг друга; череда хитрых выпадов агаде встретилась с ожесточённым сопротивлением бывалого воина и полководца. Сражавшиеся армии будто бы умерили свой пыл, стараясь не пропустить ни один выпад дуэлянтов. Экур скрылся за колесницей лугаля как раз в тот момент, когда случайная стрела прервала жизнь возницы владыки. Молодой воин в ужасе сжался и затих, наблюдая за поединком военачальников.

Ишиб Нисабы тем временем выдыхался; его соперник был моложе, легче на подъём, его топорик сверкал, словно молния. В ярости вождь санг-нгига сделал могучий замах, попытавшись рассечь сопернику плечо; Шаррукин как будто ждал этого. Ловко увернувшись и нанеся удар снизу, он повредил сопернику бок. Из рваной раны потекла алая кровь. Агаде победил.

***

- Что было дальше, папа?

- Сам-то как думаешь, Томмио? Как говорят легенды, Шаррукин захватил земли черноголовых и правил в них очень долго. После него – его дети…

- Не понимаю.

Мальчик уставился на очаг, в котором потрескивал огонь. За окном весело гудел калабрианский лёгкий ветерок; ему вторил мягкий убаюкивающий стрёкот сверчков.

- Скажи, папа… А зачем они воевали? Неужели нельзя было жить всем вместе? Мирно?

- Нельзя, Томмио.

- А почему?

- Потому что… нельзя. Богу не любы иноверцы, пора тебе это запомнить.

- Богу… а какому? Энлилю?

- Я же уже рассказывал тебе о Боге – patri et filii et spiritus sancti, верно?

- Тогда почему они…

Отец покачал головой.

- Не пытайся понять, Томмио. Это красивая арабская легенда, не более того. Арабы же не знают ничего о Боге, понимаешь? Не стоит ждать от их сказок истинного откровения.

- Хорошо, папа.

В ту ночь Томмазо Кампанелла спал очень крепко. Ему снился город, в котором люди жили дружно.

Изменено 4 декабря, 2011 пользователем ИгхарРэйвен

[Марк К. Марцелл]

Стиль ваш, дорогой друг, традиционно тяжёл. Да и лексика подходит лишь для узкого круга знакомых с шумеро-аккадской историей и мифологией. Но описание событий шикарно, концовка и общая фабула как всегда на высоте.

[Roht]

Экспромт, типа. Без претензий.

 

Если очень захотеть, можно в космос полететь,

Выпить старый каберне, вспомнить Канта - "вещь в себе",

Быстренько слетать в Ассизи, привести в порядок мысли,

И коль скоро иды марта, Цезаря убить коварно!

 

А чтоб не зафлуживать, выложу старенькое // спорненькое.

 

The Wall // Стена (2.III.2011)

 

Я в зеркале вижу

Не уставшее лицо,

Не блеклые льдины глаз,

Не морщины у век.

 

Я в зеркале вижу

Звук старинной песни,

Чуть искажённый

Безжалостным лезвием времени.

 

***

 

Тот, кто вместо монет

Почитает за ценность

Хвосты у комет -

Тот, наверное, счастлив

В блужданьях своих.

 

***

 

Я боюсь создавать,

Я боюсь воровать;

Я идеям

Плачу вдохновением,

Создавая - ворую.

 

***

 

Обмани ожидание -

Дай спесивым созданиям

Пищу для мыслей,

А сутью возвысь их -

Пусть почитают,

Что многое знают,

Не почитая

Тех, кто понимает.

 

***

 

Старая мысль звучала не раз.

Старый завет - самый прочный наказ.

Тех, кто разрушит старинности сеть

Старой косой поприветствует смерть.

 

***

 

Элеисон имас?

Оставьте, пустое.

Такую-то милость

Швырните в алтарь,

А алтарь - закопайте.

 

***

 

Заратустра любил дарить подарки.

Он подарил образ жизни, раскалёнными узами прибитый к мещанской морали.

Отвези Зороастра в плен к коленам,

И он станет Иисусом.

 

Забери свой подарок, фарси;

Я наигрался с этой игрушкой.

Объясни теперь мне, как

Отделаться от неё.

[Roht]

Мартовские иды

на мартовские иды 2012 года)

 

Be wary, Caesar!

Now's the time

When thy kin will be purified.

 

Vox populi:

Quid, search for truth?

Don't feel betrayed and confused!

 

Day is too long;

Plenty of time

To do some business and to die.

 

Take care, Caesar!

I foretell -

There is a seat for you in hell;

 

Don't mind, my friend:

I'll join you

And other two will join, too.

 

Level is nineth,

Our grave is ice

So, will you take a part with us?

[Муурн Шепард]

Так. Почитал. Рохт отлично аэ пишет. Не только смысл, но и стиль. Последний мне понравился особенно.

[Марк К. Марцелл]

Цезарь хорош. На польском что-нибудь напишете?

 

Don't mind, my friend: - прочитал fiend

[Scarab-Phoenix]

Очень понравилось :)

 

И не могу удержаться:

Мартовские иды

на мартовские иды 2012 года)

будьте осторожны, Цезарь!

Пришло время, когда твой родственников будет очищен.

 

VOX populi: Quid, поиск истины?

Не чувствую предали и путать!

 

День слишком много времени;

Много времени сделать некоторые деловые и умереть.

 

Позаботьтесь, Цезарь!

Я предсказать - это место для вас в аду;

 

Не возражаете, мой друг: я буду вместе с вами И две другие присоединятся, тоже.

 

Уровень — Нинет, наши могилы льда так, вы примете часть с нами? (Автор перевода: Bing)

 

 

Особенно вот это понравилось: Не чувствую предали и путать!

[Roht]

There will be a new dawn for us,

For ones you call somehow disastrous retards,

A relic of past age, a seeker of rights,

A Machiavellian mind. Sounds tight.

 

He vows for the laments of long-before days,

He cries, he can not stay on modern-time lanes;

Blind traveller laughs, when he loses one tear;

And confident fool do not know woes of fear.

 

He lost his confession in la belle epoque;

His head had been clean in times of Uruk;

And while bad-dreaming, he whispers at night:

"Vis praeteritorum". Again - sounds tight.

 

And watch him! A ruin, unstable and selfish construct;

With days of the past he made unfair pact;

Through sands of Bab-Illu he walks, and he cries;

But in Babylondon he lives and he dies.

 

So, good night, sweet prince; you'll see a nightmare -

When days of the past finally burned with fire

You lose, you pathetic, for life you should fight!

Lose consciousness. See, when it's really sounds tight?

[Roht]

Как купить экзистенциальных кризисов оптом и не подать виду

 

Я вышел из дома и ужаснулся: февраль в апреле. Что ж. Так и должно быть. Это я генерирую погоду. Она полностью зависит от моих мыслей.

Сегодня им более всего подходит настоящая февральская метель.

Ну, что, пойдёшь рядом? Давай. Тогда слушай. Что непонятно спрашивай.

Нуль-сумма, сталбыть, такова: во всяко время оно, когда человек ещё не знал слов "стохастика" и "кумулятивность", жизнь была всячески насыщена интересными событиями; охота на мамонта заменяла поход в рязанский цЫрк, безразличный дождь гастролировал с периодичностью гораздо большей, чем свойственна даже самым приличным из деятелей культпросвета, друг на друга пялиться можно было без особой опаски, и это имело даже самую что ни на есть практическую пользу - в краю, который с тобой делят тысячи агрессивно настроенных животных, нужно было с завидной регулярностью следить за соседом, чтоб его в пару мгновений не пустили на кожаные ремни.

Не переживай. Тебя не пустят. Даю слово. Я прослежу.

Так, о чём я... о том, что раньше жили инако.

Впрочем, об этом писал ещё Алексей Толстой, а вслед за ним писал и я; некоторые темы лучше рассусоливать подолгу.

 

Вот смотри, впереди, однако, лужа... сам перепрыгнешь, или подсадить? Ну-ну. Мы скоро придём.

Итак, ты слушаешь... тогда я продолжу. С одной стороны, на текущий момент всё гораздо приличнее - не вполне побритых хомо несапиенс заменил горделивый и самовлюбленный ницшеанский хомо ажно дубльсапиенс, неблагонадёжные хищники куда-то испарились (впрочем, срок у них на это ушёл достойный), мои любимые мамонты сыграли в ящик, а пялиться друг на друга стало, наоборот, опасно - в нагрузку к стохастики и кумулятивности появились слова "паранойя", "шпионаж", "вялотекущая шизофрения" и ещё другие всякости, к которым я питаю определённую страсть.

 

А сейчас бредёшь себе вялым сапом по улице, разглядываешь развесёлые плакатики и осознаёшь, что гуманистические идеалы кажутся подозрительными, а рационалистические давно пропиты. Посмотри налево, посмотри направо... не испытываешь желания? А мне хочется подойти к первому встречному и проорать ему, напрячь последние силы измученной коньяком глотки, сформулировав преизрядно забытое quo vadis в качестве первоочерёдной жизненной цели; но, сделав один лишь шаг, моментально вспоминаешь - батюшки светы, на него ж даже смотреть нельзя! А то ещё не того подумает!

Чшш... я ни на кого орать не собираюсь, к тому же мы уже почти пришли.

Здесь когнитивный и эмпирический опыт вступают в адское противостояние... нет, не там, куда мы почти пришли... проходи давай, пока я держу дверь! Здесь - это в точке, где, собственно, и сошлись в адском противостоянии два опыта, и чувствующий сие однозначным образом будет разорван на кусочки, ибо ареной для очередной битвы выступает именно он - его персепция, его "лохматое" мировоззрение, его троеклятая "крыша"...

Молоко будешь? "Мрр" значит "да"? Ну, пей своё молоко, полосатый.

Ты будешь лакать молоко, а я чаёк. Нет истины в вине, а в чае есть всё.

 

В соавторстве

[BORMALEI]

Простите, чувствую себя неловко...ну знаете, когда вы в пижаме на прием, в джинсах в театр, с топром в библиотЭку. Но уйти сил нет, стоишь, боишься пошевелится чтоб не заметили, не выгнали...так как интересно и завораживающе.

The Wall // Стена (2.III.2011) -это вообще то шедевр.

А последнее...я не критик слава богу, я оцениваю воображением:) Тут читал и смотртел кино, потом - черт это не было фильмом, но почему же в лохматой голове до сих пор крутятся картинки?

[Roht]

Рохт чокнулся на старости лет.

 

Equum (notum Ruthenum cantum)

 

Nocte cum equitibus in agrum

Nocte in quiete Vade...

Iustus me et equum, quiete in agrum,

Me et equum, quiete in agrum.

 

Noctibus stellam in agrum,

Videte ne quis in agro,

Iustus me et equum, quiete in agrum,

Me et equum, quiete in agrum.

 

Sedere astride equum,

Fert me trans agro per equum,

Immensam agrum, agrum meum sum,

Immensam agrum, agrum meum sum.

 

Ego videre semel,

Ubi Aurora natus,

Ah, bacas, flores, rubrum Aurora,

Nescio an est sit locus, an non.

 

Agrum meum et fontes,

Distant vicos luminaria,

Aurea siliginis, sic linum pulchra,

Sum in amore cum Vobis, Italia.

 

Anno esse bonum, ami,

Erat, erit, mea ami;

Aurea siliginis, sic linum pulchra,

Sum in amore cum Vobis, Italia.

 

Aurea siliginis, sic linum pulchra...

 

Me et equum, quiete in agrum...

[Roht]

Ньярлатхотеп (незавершённый эксперимент)

 

Пока во мгле неверной тенью

Колышется мой флаг покоя,

Я бренный мир заверить смею -

Дождётесь вскоре вы такое

Время, что ни ветхий Цезарь,

Ни некий новый Искандер

Изгнать не в силах будут беса,

Что рвётся в мир под песнь потерь.

 

И вновь хохочет мух владыка,

Презренный дух пустыни мёртвой,

И зло всесильное вдруг криком

Оповестит, что вновь живое

Созданье мрака, вопль греха,

Что породил безликий страх;

За ним - Вселенной пустота.

Тому в Мегиддо дан был знак.

 

Я стар, я слаб, мои соседи -

Лишь сонмы крыс да бюст Паллады;

Подлунного покоя дети,

Я знаю, в чём вы виноваты,

Ведь ваша память коротка,

Забыв про предков вящий ужас,

Что им внушала пустота,

Неназванный ползучий хаос.

Изменено 6 сентября, 2012 пользователем Ighar Raven

[warm summer rain]

Ох, Игхар Рейвенович, жжете =) шик - он и есть шик, прицепиться не к чему) Разве что тяжеловесно, ну да без этого шарм бы пропал)

За бюст Паллады - отдельный плюс =)

[Roht]

Публий Овидий Назон имеет пагубное воздействие на мозг, я считаю.

 

Метаморфоза Запрета.

 

Снова под яркими звёздами песнь зачиная,

Бог молодой сильной дланью ударил по струнам.

Звонким дрожанием тот инструмент отозвался,

Пением меди и древа ритмичным рисунком.

 

Голосом сладким играя, как меткой стрелою,

Бог поразил поселенцев окрестного края

Песней чудесной о городе дальнем и странном,

Что бросил вызов хозяевам древнего рая.

 

То был Кадат, град запретный в погибельных землях,

Мрачные стены которого гордо попрали

Гнев Вавилона и спесь пресловутого Рима,

Новый диктуя закон для подлунного мира.

 

Спят чутким сном обитатели этого места,

Ибо богов они помнят ещё совсем юных,

Даже предвечных титанов застали рожденье,

Вместе скитаясь по хаоса дикому морю.

 

Но вдруг прекрасный мотив зазвучал беспокойно,

Слышны в нём стали испуга ужасные ноты,

И, словно шепчущий старец в предчувствии смерти,

Бог затяул продолжение той страшной песни.

 

И про Кадата судьбу в жизни смертного мира

Скорбно запел он, играя из музык такую,

Чтоб передать до невольного зрителя чувство

Скорого краха и зла неизбежного царства.

 

Шпили великой столицы владык неизвестных

В небо возвысились, в звёзды вонзаясь вершиной,

Блеском смарагдов нечистых невольно лобзая

Тьму бесконечности в сердце безвинной Вселенной.

 

Там, среди скал и безжалостной снежной пустыни,

Молча страдающей по временам позабытым,

Ибо бывало и так, что касались земли той

Плуг медный, стада и руки людские,

Мрачные стены из оникса, мир упрекая,

Замыслы дерзкие крушат, богов презирая.

 

Вдруг чёткий ритм игры музыканта прервался,

Стал он звучать, будто хаоса танец запретный,

И сладкий голос решительно преобразился,

Хриплым заделавшись, сиплым и сильно гортанным.

 

И произнёс бог слова, что своим злодеяньем

Жителей мирного края на ужас сподвигли;

Только заслышав проклятий древнейших реченье,

Люди решили покончить с ночным наважденьем.

 

Стаею дикой они окружили лютниста,

С криками страха набросились, жутко рыдая,

И зацепляясь руками за бога одежды,

Принялись мучить его, мягкий шёлк разрывая.

 

Даже бессмертному сыну, пришельцу из рая,

Не удалось избежать скорой казни от смердов,

Те же крестьяне, что славили светлых недавно,

Быстро пожрали не знавшее тленности тело.

 

Некие фразы богам нужно петь осторожно

И позаботиться сразу, чтоб смертное ухо

Их не услышало; страх первобытный способен

Кровью и потом божественность скоро разрушить.

 

Юный певец и философ не знал этой вещи,

Чем заслужил наше искреннее сожаленье;

Но мы не можем простить ему глупости малой,

Ибо пред смертью он смог только выкрикнуть "Фхтагн!".

Изменено 29 октября, 2012 пользователем Ighar Raven

[Марк К. Марцелл]

Много лишнего в тексте. Это сбивает с настроя. А настрой очень мощный. Напоминает "И вырвалась она из рук Владыки Трех миров подлунных..."

[Lord_Hyro-lang]

Мне очень понравилось, хотя немного мозгодробительно.

[Roht]

Томас Кромвель

 

Я рад, что сегодня вечером ты решила поговорить с отцом, Грейс. Я нахожу это стечение обстоятельств весьма удачным, ибо тот урок, что я хочу тебе преподать, весьма ценен.

Зачем ты морщишь нос, Грейс?

Да, твой старый отец ещё не успел дать тебе главный урок жизни.

Тебе тепло?

Хорошо.

Мне жаль, что я не успел рассказать тебе этого раньше. Анны больше нет. Грегори не так талантлив, как ты... Что ж, не всё в этой жизни складывается так, как нам бы этого хотелось. Это то, чему стоит учиться.

Да, я хотел поговорить с тобой именно об умении учиться. Это то, благодаря чему мы с тобой сейчас сидим в этом тёплом доме с дорогими турецкими коврами, итальянской мебелью и швейцарским хрусталём.

Мои руки крепки, это правда; даже Вулси и придворные постоянно напоминали мне о низком происхождении. Мой дед был кузнецом, а отец — горьким пьяницей. Но главное моё орудие — это не руки. Это ум.

Я знаю, ты любишь читать, и это весьма хорошо, ибо ум нуждается в книгах, как лезвие — в точильном камне.

Именно книги помогли мне, когда я захотел достичь чего-то большего. Помни тех, что дали народу Библию; именно они помогут нам в будущем, а не женоненавистник Мор и его шайка святош во главе с Норфолком.

Но не только в книгах твоё могущество.

Учись слушать людей. Всегда смотри им в лицо, не моргая. Твои мысли должны быть ясны. Молчи. Говори только то, что они хотят услышать. Или то, что они боятся услышать.

Перестань кашлять. Выпей.

Осторожнее, Грейс. Не разбей графин.

Ничего не бойся. Они слабы. Мы сильнее их.

Ты устала? Хорошо. Я надеюсь, ты запомнишь то, что я сказал тебе. В конце концов, это наш последний раз.

Прощай, Грейс.

Мои дети падают с неба. А я наблюдаю, сидя на лошади, за мной — акры и акры английской земли. Падают камнем, златокрылые, глаза их налиты кровью. Грейс Кромвель зависла в воздухе. Бесшумно она настигает жертву и возвращается ко мне на руку. Однако звуки, с которыми она устраивается на перчатку — шорок и скрип оперенья, тихий горловой клёкот, - всё это звуки узнавания, домашние, дочерние, почти привередливые. Грудка у неё забрызгана кровью, на когтях — клоки мяса.

Позже король Генрих скажет мне: «Сегодня ваши девочки летали отлично».

Изменено 28 ноября, 2013 пользователем Ighar Raven

[Darkmare900]

Какой прекрасный подарок с утра пораньше :)

 

Шикарная миниатюра