Диландау ака Star's творчество

[Siberian Crab]

Я путаю, или автор когда-то за что-то обиделась на Фуллрест (то ли на комментарии Инн, толи на то, что ее гений не признали) и сказала, что больше ее ноги ее здесь не будет?

 

Жалко. Долго ржал над выложенными рассказами (ибо читал в первый раз).

[Диландау ака Star]

Я путаю, или автор когда-то за что-то обиделась на Фуллрест (то ли на комментарии Инн, толи на то, что ее гений не признали) и сказала, что больше ее ноги ее здесь не будет

 

 

 

 

 

 

 

 

Глубокоуважаемый Бякс, автор вовсе не претендует на гениальность, увы и ах... И обещал только, что более в конкурсах участвовать не собирается. Просто было тому три очень веских причины, так как я- в первую очередь всего лишь живой человек, а все мы ходим под Богом...

Причины были довольно уважительные: во-первых, с марта месяца прошлого года я почти не живу дома и почти руки до компа не доходят- тяжело болеет бабушка и мне, знаете ли, не до форумов. Во-вторых, я просто и банально переустановила Виндоуз, стихийно (сдохло все полностью), и все ссылки, пароли и т.д. сгинули в никуда. Что помнила- восстановила, что нет- старалась даже не соваться, ибо руки не доходили. И, наконец, третий фактор, самый жуткий для присутствующих в данной теме: видите ли, Морровинд- более не мое. Я пишу, но совсем по другим фэндомам. И сюда теперь, восстановив пароль, буду кое-что скидывать, но увы, не по миру ТЕС. Хотя парочку сиквелов к тому рассказу про Волчицу я выложу. Это, пожалуй, единственное, что писалось по данному миру в посленее время.

 

Не помню, кидала ли это сюда? Форум у меня глючит неимоверно.

 

Вечно ждущая.

Жанр: агнст.

Фэндом: «сиквел» почти-ориджинала «Дающая Надежду» по ТЕС-3, аддон Блад Мун.

Ценз: а дошкольный.

Пэрринг: нету, Нисса онли…

Саммари: Чудные белые волки… Чудная трава… Царики… Остается только ждать и петь… (автор в прострации… Сей бред есть драбла, предыстория дальнейшей серии о Ниссе… Если я когда-нибудь ее осилю…)

Отказ от прав: права на упоминание миров ТЕС принадлежат разработчикам игры, на цариков - русской мифологии, на оригинального персонажа - мне. На буквы - русскому языку.

 

Посвящение: Королевна, этот, кхм… депрессивный бред, посвящаю своей драгоценнейшей белокурой музе. Как и всегда. Твой Дракон.

Маленькая девочка

Со взглядом волчицы,

Я тоже когда-то был

Самоубийцей…

Я тоже лежал

В окровавленной ванной,

И молча вдыхал

Дым марихуаны…

Гр.«Крематорий»

 

Ледяной наст впивается в мои замерзшие ступни. Такого холода давно уже не случалось на нашем богами проклятом Острове…

Походить по кромке утеса еще пару часов, и уйти. Не приедет. Снова и снова. Обманул.

Нет, нет! Я. Это я сама себя обманула.

Я знала. Едва только заглянув в его глаза, знала наперед. Существа, принадлежащие ЭТОМУ миру, так не смотрят.

В его глазах не было жизни. Не было желания продолжать свой путь по ледяным равнинам Солтсхейма. Но Красная Луна еще не позвала его. Рано было петь ему Песнь. Рано.

И я решилась. Спасти. Согреть. Сохранить тепло в его жилах и дыхание в его груди. Что-то в нем было. Что-то его заставило идти через льды, туда, куда нормальные живые существа боятся попасть… В самое сердце льдов. В царство белого волка.

Я - Нисса. Я - дух этого ледяного сердца. Волчица. Не-человек. Но и не ТЕ, ДРУГИЕ, которые слышали шепот Красной Луны. Которых позвала ОНА.

Я - Надежда. Не смерть, хотя и не спасение.

Я только могу вернуть к жизни. Но не дать ей новый смысл.

Чужак же нуждался именно в этом.

Пустые, погасшие глаза. Слабый шепот. Имя. Женское имя. Осознание - ее нет в ЭТОМ мире.

А я… А что - я?

Согреть теплом, накормить своей нехитрой стряпней, посидеть возле, слушая сперва бессвязный бред, в котором нет желания жить и бороться дальше? Да. Надежда обязывает.

Потом… Слушать его бесконечные воспоминания о ТОЙ, другой жизни. И тихо уходить, когда глаза его наливались непрошенной влагой. Не потому, что я бесчувственное создание. Просто я знаю, что иногда слезы, выплаканные в одиночестве гораздо полезнее публичных истерик.

Ждать, слушать, молчать… Привыкать. К его присутствию. К его голосу. Словам. Сказкам. Взглядам. Запаху…

Вот так и приручают диких зверей. Тихо, незаметно, и крепко.

А потом вдруг понять, что в его пустом взгляде появилось ЧТО-ТО. Новое. Чуждое. Иное.

Нет, не жажда жизни. Не новый смысл. Все та же отрава. Болезнь, которая и стала причиной его бед и страданий. Он снова был сорван безумным вихрем, едва успев укорениться на одном месте. Слабые, тонкие корешки не выдержали. Его участь - быть перекати-полем. Без дома, без семьи, без обязательств. Яд странствий разъел то, что могло бы считаться душой. Он уже подхвачен порывом и готов лететь.

Я это видела. И я не могла, не смела противиться. Такова его судьба. Таковы правила игры. Его недуг неизлечим. Его не победить ничем, даже любовью. Даже привязанностью…

А я… Кто я? Всего лишь дух этого места. Имя Надежды.

Он - человек… Я - волк. Прирученный, но хищник. Свободный, но привязанный к своей территории. Я… боюсь потерять корни. Я предпочитаю ждать.

Я его отпустила. Я не прощалась. Не люблю прощаний - они обязывают.

Но его нельзя обязать.

Я же знаю, что он не вернется.

Никогда…

И все равно, жду и надеюсь.

Снова вечереет. Холод морозит лапы. Дыхание вырывается облачками пара. Ледяные звезды отражаются в моих синих глазах. Или это отблески вечных льдов Солтсхейма? Или… это мои слезы?

Волки не умеют плакать. Они умеют только ждать.

Преданно и верно.

На этом утесе.

Такова участь духа Надежды…

[Диландау ака Star]

Белая волчица.

Сказки о Ниссе. История первая.

Пират.

читать дальшеТорвальд Хенрикссон поднял глаза и мрачно посмотрел на утес. Рука штурмана Олле, указующая на его вершину, слегка дрожала от усталости и напряжения.

- Там! - голос Олле тоже слегка дрожал, но, скорее, от нетерпения.

- Вижу! - процедил сквозь зубы Торвальд. - Не слепой! Хвала красной Луне, пока еще расстройством чувств не страдаю!

Рядом неловко хихикнул вахтенный Хенриксон, еле стоящий на ногах от постоянного недосыпа. Команда устала в этом бесполезном плавании - пленных для рынка рабов на островах проклятых красноглазых Телвани набрали совсем мало. Да и то, половина из них слегла в лихорадке. «Джентельменский» набор, мать их всех! Пара косорылых ящеров, несколько зверолюдов-хаджитов, одна имперка и штук пять желторожих альтмеров. Негусто. Боги отвернули свои лица и отобрали удачу у капитана Торвальда. Видимо, старый нордлинг чем-то прогневал Красную Луну. Не сладок ему хмельной мед. Не радуют его удалые песни. Не идет ему богатая добыча…

С того самого проклятого мига, как поймал он в лесу спригганку для какого-то серомордого алхимика, заехавшего на Солтсхейм с Южных островов, так везение и как в воду кануло. Если и наловят в рейдах рабов для богатых данмеров, то половина, а то и больше по дороге сдохнут. Или бежать попытаются и себя покалечат. А за оставшихся такие гроши выручат, что еле хвати на провиант и самое необходимое для ремонта корабля…

Вот и это плавание - пустое. Хвастать нечем. Команда устала и недовольна. Все яснее и яснее то, что боги окончательно отвернулись от Торвальда.

Но то, что показывает ему сейчас Олле, то, что стоит над ними на утесе… О, да! Это - очень хорошая и богатая добыча! За нее дадут… Много, очень много… Если Торвальд сможет ее раздобыть. А он раздобудет ее. Во славу Красной Луны! Расшибется в лепешку, но раздобудет!

И Торвальд хриплым, каркающим голосом отдает приказание: - Спустите шлюпку на воду!

 

Девочка продолжала сидеть на том же самом камне, где Торвальд ее и увидел впервые, подняв глаза к утесу, омытому предзакатным золотом солнечных лучей. Она не пошевелилась, не среагировала на звук его тяжелых шагов, и у нордлинга мелькнула мысль, уж не статую ли какой-то забытой богини видит он перед собой? Залитая золотистыми лучами, девочка казалась странно холодной, и почему то серебряной. Неживой. Вся в белом, в богатом меховом одеянии, расшитом драгоценными серебряными нитями, задумчиво сидела она на высоком черном валуне. Глаза странной девочки были обращены вдаль, но Торвальд, всего лишь мельком заглянувший в них, заметил, что они сияют, как два драгоценных синих камня. Два ледяных и бездушных камня.

Драгоценная серебряная статуя с сапфировыми глазами. Не такую добычу надеялся найти работорговец и пират. Хотя, серебро и самоцветы - тоже хорошая добыча. Останавливало Торвальда только одно - слишком нечеловечески красива была девочка. Слишком похожа на юную позабытую всеми богиню… А боги, даже забытые, очень не любят непочтения простых смертных и жестоко карают их за это. Ему же хватит уже на эту жизнь немилости богов.

Торвальд с досадой сплюнул и развернулся, чтобы уйти, но тут за его спиной раздался тихий и звенящий стеклянными переливами голосок: - Постой! Ты… пришел издалека?

Нордлинг стремительно развернулся и посмотрел на статую. Впрочем, почему на статую? Девочка каким-то непостижимым образом ожила: легкий ветерок трепал белые, как снег, волосы. Синие глубокие нечеловеческие глаза смотрели сквозь Торвальда, и видели его душу, как на ладони. Нордлинг в немом почтении перед неизвестной богиней отступил назад и склонил голову.

- Ты… Ведь ты плыл морем? - девочка встала и подошла к пирату, положив холодную, как лед, ладонь на его запястье.

- Д-да, госпожа! - выдавил из себя Торвальд, мельком взглянув в бездонные глаза синего цвета. - Я… приплыл сюда морем.

- Хорошо! Скажи мне, ЧЕЛОВЕК, не встречал ли ты серокожего эльфа по имени Странник?

- Н-нет, госпожа! - Торвальд настолько оробел, что начал, к своей досаде, заикаться. - Я не встречал его, кажется…

- Кто ты, человек? - мягко поинтересовалась девочка, осторожно дотрагиваясь кончиками ледяных пальчиков до лица нордлинга. Словно коготками поскребла…

- Я, Ваша милость, Торвальд. Нордлинг. Моряк. Купец… Плаваю по всему Вварденфелу, продаю… э-э… разные товары.

- По всему Вварденфелу? - задумчиво проговорила девочка. - Хорошо. Возможно, ты встретишь где-либо Странника… Если вдруг ваши пути пересекутся, скажи ему… Скажи ему, что я все еще жду его, - она тихо опустила голову. - Пусть возвращается поскорее!

- Хорошо, Госпожа, я передам ему, если встречу… Обязательно передам! - пират неловко переминался с ноги на ногу: все, что ему сейчас хотелось - уйти от этой странной девочки поскорее. - Только… Госпожа, скажите, как Вас величать-то? К кому этот Ваш эльф должен вернуться?

- Я - Нисса. Та, кто ждет, - тихо и величественно сказала девочка.

- Так и передам! - заверил ее Торвальд, и бегом припустил обратно к шлюпке, почти скатившись с обрывистого склона утеса. Лишь возле кромки воды он остановился и повернулся, чтобы посмотреть, сидит ли еще на камне неизвестная белая богиня. Да так и обмер, увидев на краю утеса большую белую волчицу с огромными синими глазами. Волчица постояла еще с пару секунд на черном валуне, глядя прямо в душу Торвальда бездонными сапфирами глаз, а потом развернулась и пошла прочь.

- Какое счастье, что я не тронул ее! - выдохнул пират, плюхаясь на скамью шлюпки и непослушными дрожащими руками берясь за весла. - Дух Острова! Подумать только! Я говорил с Духом Острова! И чуть не продал ЕЕ в рабство!!! Нет, прочь, прочь отсюда! Пора завязывать с этим мерзким делом! Пока ОНА не поняла, с какими мыслями я полез на ЕЕ скалу и не наказала меня за греховные помыслы страшнее немилости Красной Луны! Клянусь Тором и Одином - это будет мое последнее плавание к проклятым телванни!

 

Говорят, Торвальд Хенрикссон забросил работорговлю. Последнее плавание внезапно оказалось очень удачливым и команда выручила много денег за небольшую партию рабов. Хватило всем. Сам Торвальд потратил заработанное золото на приобретение ювелирных инструментов, осел в Морнхолде, открыл там свою лавку женских украшений. Все больше серебряных, с синими самоцветами. Женился на пленной рабыне-имперке. Дело его процветало…

Еще говорят, что на домашнем алтаре у Торвальда стояла маленькая статуэтка волка, отлитого из чистого серебра, с синими сапфировыми глазами. Белого волка, встреча с которым принесла бывшему пирату долгожданную удачу и богатство.

[Диландау ака Star]

Дитя.

Из серии «Сказки о Ниссе- Белой волчице».

Фэндом: Морровинд/ БладМун

Жанр: агнст, фэнтази, почти оридж

Ценз: пи-джи.

Пэрринг: нет и не будет.

Саммари: бред о белых волках продолжается.

 

Часть первая.

Бьерн.

 

Девочка бежала в надвигающуюся ночь. Падала на скользком ледяном насте, царапая его скрюченными от холода пальцами, снова поднималась и опять бежала. Размазывала слезы боли и обиды, глотая колючие снежинки. Снова падала и снова, до бесконечности, поднималась и бежала…

 

-Придется продать Бьерн заезжим торговцам, - вздохнул отец. - В лавке нам отказывают давать кредит.

- Меньше бы пил свое дрянное пойло! - огрызнулась мачеха, сверля Бьерн ненавидящим взглядом. - Да продай ты эту дрянь хоть сейчас - толку не будет никакого! Где ты тут встретишь торговцев, которые за это жалкое и мерзкое существо дадут хотя бы пару имперских монет?

- Вчера в трактире остановились богатые тельвани,- хмыкнул отец. - Дело у них тут, в форте. Говорят, эбонит хотят по дешевке скупить, если комендант позволит. С собой зелья с материка привезли, рабов-аргониан, дорогой муск и ткани, аж из Скайрима…

- Ва-хха! Аргониан! - недобро засмеялась мачеха. - Какой идиот купит этих мерзких ящериц? Они после первого же заморозка сдохнут от холода!

Дальше Бьерн не стала слушать. Она уяснила для себя только одно, зато - самое главное - отец задолжал хромому Мьельну, хозяину лавки. Причем столько, что противный старикан-бакалейщик отказался давать в долг зерно и овощи. А без них семья зиму не протянет.

Отец Бьерн был охотником. Очень удачливым. Бывали дни, когда Скальд приносил домой не только шкуры волков или медведей, но и туши кабанов, а иногда и кожу спригганов… Он мог бы даже разбогатеть, если бы не был истинным нордлингом с озера Фьялдинг. Безумная любовь к меду губила его. Все деньги, вырученные от продаж шкур и тушек уходили на оплату долгов и походы в питейное заведение. Мать Бьерн боролась с пристрастиями мужа до последнего дня, пока тяжесть полуголодного существования не сломила бедную женщину. Умерла Милли тихо, так же тихо рабочие-шахтеры из форта Ледяной Бабочки, для которых Милли стирала одежду и готовила еду, и похоронили ее на скалистом утесе, где-то поблизости Вороньего мыса. Бьерн была слишком мала и потому не помнила ни дня смерти матери, ни ее похорон, ни даже того, как Милли выглядела. Только теплые руки, словно защищающие ее, мягко обнимающие за плечи. И светлые золотистые прядки волос. И запах луговых цветов…

Мачеха Грендель была совсем не такая. Волосы ее были черны и косматы, руки тяжелы и грубы, а пахло от нее так же, как от отца - перебродившим диким медом нордлингов. Грендель тоже любила выпить. Потому семья стала бедствовать еще больше.

Бьерн была никому не нужна. Тоненькая, хрупкая, светловолосая и миловидная, девочка одним только своим видом и непохожестью приводила в дикое бешенство медведеподобную Грендель, и ЧАСТО была ею бита. По поводу и без него. За малейший проступок и просто так. Попав под пьяную руку или послужив причиной трезвой, но от этого не менее страшной ярости…

Бьерн старалась быть полезной. Она с гордостью могла бы сказать, что не ест свои сиротский хлеб даром: мытье полов, стирка, уборка, готовка, шитье одежды, и кроме того - сбор ягод, трав, грибов, заготовка дров…

Часто девочка вставала задолго до восхода солнца, а спать ложилась далеко за полночь. Но роптать Бьерн не привыкла - ей еще, можно сказать, повезло - есть и крыша над головой, и в эбонитовые рудники не гонят. И отец иногда, когда вдруг вспомнит Милли, да взгрустнет по пьяному, погладит по голове и слово доброе скажет. И можно даже ради этого, ради родного угла и единственного близкого человека терпеть. Как терпела когда-то мать.

Но это… К такому повороту своей судьбы Бьерн была просто не готова. Продать ее за долги?.. Как ненужную вещь? Худую одежду, или дурную, никуда не годную больше посуду? За пару мелких имперских монет? Да еще проклятым телванийским рожам с южных островов?

А что ждет ее дальше? Кто купит ее? И для чего? Рабыней в богатый дом? Служанкой в придорожный трактир? Наложницей в суранский квартал красных фонарей? Или же работницей в морровиндские шахты? И больше никогда не увидит она, как солнце опускается в ледяные волны бурного моря… Никогда не пройдет по песчаной кромке озера Фьялдинг в поисках целебных трав… Не услышит пения утренних птиц… Не почувствует легких поцелуев морозного воздуха, когда звезды в небе загораются неведомыми драгоценностями…

И стало Бьерн так горько и больно, так невыносимо тяжело, выть хотелось в голос, как дух острова на скалах Вороньего мыса.

Только перед глазами мелькнули золотистые прядки волос, да пахнуло медово луговыми цветами.

- Мама, мамочка! - горько вскрикнула Бьерн, и, как метко пущенная стрела, вылетела из дверей. Прочь из дома, ставшего вмиг неродным. Прочь от человека, ставшего вдруг предателем…

 

Часть вторая. Вороний мыс.

 

Холодом сковало полосу прибоя. Мелкие льдинки толкались в набегающих волнах, шелестя мертвенным скрежетом по камням и песку.

В сумеречном свете умирающего дня на одиноком безымянном холмике плакала маленькая девочка. Плакала горько, навзрыд, давясь рыданиями и бессвязным бормотанием. Размазывала по лицу слезы грязной от налипшей могильной земли рукой и жалась от нестерпимого леденящего морского бриза.

- Мама! Мама! Я нашла тебя, мамочка… Я… - всхлип и новый судорожный вздох. - Забери меня к себе, мамочка! Пожалуйста! Забери! Не могу я так больше! - причитала девочка, распластавшись по безымянному могильному холмику и судорожно цепляясь за серые неприветливые камни, сложенные у изголовья. - Отец… Отец давно забыл тебя, мама! И я тоже не нужна ему… Он продать меня хочет. Чтобы проклятые серые уроды увезли меня на юг, в рудники…

Могильный холм хранил молчание. Только очередной порыв леденящего ветра заставил девочку скорчиться, сжаться в жалкий комочек на серых голых камнях.

- Мама, почему ты бросила меня? Почему не забрала к себе? Мачеха меня ненавидит, не кормит, бьет… Отец душу готов отдать за мед… Теперь вот должен Мьельну большие деньги… Если найдет меня, если поймает, продаст проклятым иноземцам… Лучше уж мне умереть тут, рядом с тобой… Мамочка!

Но снова - только молчание в ответ. Да пронизывающий холод…

И одинокие звезды на прозрачном хрустале неба освещали тоненькую скрюченную фигурку.

И губы синели и стыли на ветру. И не ощущалось в воздухе легкого аромата цветов, как помнило измученное сердце…

Только внезапно тонкая рука легла на сведенные холодом и судорогами отчаянных рыданий плечики ребенка. Невесомая, как крыло птицы, легкая, как касание пера. И неожиданно теплая, почти горячая.

Бьерн резко вскинулась и подняла заплаканное лицо на неизвестного… Неизвестную…

Синие, как ночное небо, глаза без зрачков. Глубокие, словно колодцы самой Вечности. Холодные, ледяные и в то же время самым непостижимым образом такие теплые… И только ветер, играющий белоснежными прядями шелковистых локонов, внезапно вдруг, не по сезону, наполнился ароматами свежих трав и медвяных цветов. Пахнуло диким и жарким летним лугом. Волна тепла окутала ребенка с ног до головы.

- Идем! - прозвенели хрустальные колокольцы голоса, и тонкие белые пальцы сомкнулись на побелевшем от мороза запястье девочки. - Идем же! Ты можешь замерзнуть и погибнуть, дитя!

- Мама? - произнесла Бьерн недоверчиво разглядывая незнакомку. Нет, не мама. Слишком юна была неизвестная дама, явившаяся на ее мольбы. Почти как и сама Бьерн. Лет 15-16, не больше. Богатая белоснежная меховая одежда и неброские, но изящные серебряные украшения. Никогда в своей жизни нищая и оборванная девчонка не видела такой ослепительной красоты и такого изящества и богатства. Словно сама богиня Фрейя спустилась к Бьерн на ее горячие мольбы и просьбы.

И, словно, прочитав ее мысли, незнакомка ответила все тем же хрустальным перезвоном:

- Нет, увы, дитя, я не твоя мать. Твою мать, Милли, боги забрали в Вальхаллу… Ей хорошо там сейчас, но твое время присоединиться к ней еще не пришло. Пойдем! - руки настойчиво обняли хрупкие плечики девочки, даря такое надежное тепло. - Твоя мать услышала твою печаль и попросила меня позаботиться о тебе.

- Кто ты? - испуганно выдохнула Бьерн, вглядываясь в белое юное лицо, в прозрачные ледяные глаза.

- Я та, что Ждет… - улыбнулась прекрасная посланница богов. - Я - Дух острова…

И девочка доверчиво вложила свою ладонь в теплые изящные пальцы Белой Волчицы, а та укутала хрупкие плечики Бьерн в белоснежные меха…

Часть третья. Хельга.

 

Хельга была довольно стара и уже немощна. Много зим и весен встретила она на Ледяном Острове. Волосы ее были белее Снегов Северного мыса, а заскорузлые и огрубевшие от тяжелой работы пальцы похожи на кривые сучья деревьев.

Ловить рыбу в озере Фьялдинг становилось все тяжелее и тяжелее. Равно как и стирать, штопать одежду и ходить за хворостом для растопки очага. Детей у Хельги не было. Как-то не сложилось.

Давным-давно, в дни своей юности, ясноглазая красавица Хельга могла похвастать тем, что все мужское население южной оконечности Острова тайком вздыхало о ней. Даже молодой комендант крепости не раз и не два предлагал Хельге разделить с ним кров и заботы по совместной жизни. Но гордая и холодная дочь суровых нордлингов отказала ему. Тоже не один раз. Потому что сердце ее давно и прочно занял молодой охотник Расмуссон с Северного мыса.

Вскоре юноша и сам понял, что сердце Хельги давно уже принадлежит ему и, как полагается добропорядочному человеку, пришел свататься к родителям Хельги.

Как ни странно, но отец и мать девушки были очень обрадованы тем, что их дочь выбрала не богатого коменданта форта, а более скромного, но трудолюбивого и смелого охотника. И потому, не откладывая, дали свое родительское благословение и согласие.

Однако счастье человеческое - очень хрупкая вещь, и однажды, в лютые морозы, сковавшие даже озеро Фьялдинд до самого дна, Расмуссон не вернулся с охоты.

Долго ждала его Хельга. Проглядела все глаза свои, почти ослепнув от горя. Плакала ночами в травяную подушку, а днем застывала на пороге каменным изваянием, и только слезящиеся очи жили, неотрывно глядя на дорогу жадным и отчаявшимся взором. И потянулись новые кандидаты в женихи к прекрасной вдове, но безутешная Хельга давала соискателям «на руку и сердце» от ворот разворот. Перед глазами стояло мужественное и светлое лицо возлюбленного. И об одном только всю оставшуюся жизнь жалела вдова с озера Фьялдинг - о том, что счастье ее с любимым было так скоротечно и боги жестокосердно не дали им детей…

Год от года смотреть на дорогу становилось невыносимее, глаза слепли от слез и возраста, спину и ноги ломило, а из рук уже валилась привычная прялка… Старость забелила снегом виски и тяжелые косы, морщины покрыли лицо уродливыми бороздами, а нежный и звонкий голос стал более похож на карканье простуженной вороны. Жизнь упрямо ползла к закату, а радостей в ней не прибавлялось. Хельга уже не надеялась на то, что боги пошлют ей на старости лет отраду и помощь. И взять бы где на воспитание сиротинку безродную, себе на радость… Да только где ж взять-то сиротинку? В крепость идти - годы не те, стара стала Хельга. Зима на дворе - заметет пурга, и не дойдет старая вдова охотника до форта. Нордлинги с берегов озера сами своих сирот воспитывают всем миром, а с севера поселенцы не захаживают… Хоть иди в ближайший лесок, да ищи детеныша сприггана или берсерка. Только они, хоть и выглядят как люди, все равно почти что нелюди…

Вздохнула Хельга, да поковыляла к очагу, готовить себе нехитрый ужин - похлебку из кореньев, да отвар от ломоты в костях.

Да только внезапно стукнуло что-то в дверь. На миг заслонило свет в оконце и старушка испуганно отпрянула ближе к печке: то ли птица ночная, то ли человек лихой? Кто поймет… Хельга смерти не привыкла бояться, да и свыклась с мыслью, что одной помирать придется. Но все же хотелось в последний свой миг покоя и тишины.

- Кто там? - дрожащим от испуга голосом пробормотала старая женщина. - Добрый человек, либо зверь лесной? Коли не скажешься, не открою я двери!

- Добрая женщина! - прозвенело из-за двери хрустальными колокольцами. - Открой дверь, будь милостива! Обогрей нас, просим тебя… В лесу холодно и метель начинается…

Голос, что звучал с той стороны двери был юный, девичий. И что-то было в нем такое, что отказать Хельга не посмела. Хотя, кроме властности в этом юном голосе было и неожиданное тепло. Словно солнышко майское пригрело…

Торопливо отодвинув засов, старушка пропустила в свое скромное жилище двух человек, занесенных снегом до самой макушки. Оба были одеты в белоснежные шубы, богаче и краше которых Хельга за всю свою долгую жизнь нигде и никогда не видывала. Да, муж ее, смелый Расмуссон-охотник, бывало, и добывал прекрасные меха, но такой белой, густой и сияющей шкуры не припомнила старая вдова ни у одного известного ей зверя.

Меж тем путники отряхнули с себя снежную пыль и сбросили дорогие шубы. И удивленному взгляду вдовы предстали две юные девы. Одна, властная и холодная, как высшая богиня, с белыми, словно снег, волосами до пояса, пронзила знающим все взором синих бездонных глаз ее насквозь. Была она старше второй своей спутницы, худенькой и бледной девочки лет двенадцати, боязливо жмущейся к ногам своей подруги.

Хельга украдкой начертила руну-охранительницу, ибо таких глаз, как эти синие бездны, у простых смертных быть не должно. Но дева с синими глазами только грустно улыбнулась и спросила хрустальным голосом, в котором Хельге почему-то послышался вдруг вой и плач волчьей стаи на зимнюю Кровавую Луну:

- Добрая хозяйка, почему ты живешь одна в этой глуши? Неужели нет у тебя ни детей, ни мужа, ни родни какой?

И словно плотина рухнула в душе Хельги. Непрошенные слезы залили морщинистое лицо. Давясь рыданиями, старая женщина рассказала своей странной гостье все, что было на душе ее, вылила всю боль и все страдание, сколько скопились за годы одиночества в измученном сердце.

Молча слушала красавица с синими, как льды северного мыса, глазами. Глазами нелюдя. Без зрачков. А затем подтолкнула к Хельге свою спутницу, улыбнулась им обоим и сказала:

- Добрая женщина! Боги отбирают, но они и дают… У этого дитя нет матери, а отец хотел продать ее за пару монет. Ей некуда идти, но ты нуждаешься в родственной душе. Так приюти у себя это бедное дитя, и пусть она будет тебе вместо дочери, которую не дало тебе небо.

Хельга почувствовала, как земля уходит у нее из под ног: ребенок! У нее будет дитя. Пусть приемная, но дочь! То, о чем она всю жизнь мечтала, но так и не надеялась когда-либо получить от судьбы.

Девочка смотрела на Хельгу и, слабо улыбнувшись, робко шагнула к старой женщине. Затем тихо спросила:

- Вы… позволите звать Вас мамой? Я обещаю быть послушной и трудолюбивой дочерью…

Ничего не сказала Хельга. Только судорожно прижала к себе нежданное свое сокровище, да слезы радости заструились по морщинистому лицу.

А дева с ледяными глазами улыбнулась, словно солнечным теплом одарила, да и шагнула к двери.

- Куда же Вы, добрая госпожа! - удивленно воскликнула Хельга, а Бьерн добавила: - Вы… шубу забыли…

- А шубы - мой подарок. Они вам будут нужнее! - бубенцом рассмеялась ледяная дева. - Мне же мороз и метель не страшны…

- Так кто же Вы? - прошептала Хельга, уже догадываясь, кого приютила она в эту морозную и непогожую ночь.

И отвечала ледяная дева: - Я - Та, кто Ждет. Я - Дух Солтсхейма… Я - Нисса. Белая Волчица.

 

А поутру, взглянув на себя в медное зеркало, удивленная Хельга поняла, что помолодела лет на двадцать. Силы вернулись к ней, и боли в спине и суставах не мучили больше женщину до самой смерти. Бьерн оказалась девочкой ласковой и доброй, звала Хельгу матушкой и во всем помогала ей. Ведь от Хельги пахло, как от Милли, луговыми травами и цветами. И таким же добрым светом сияли ее глаза…

[Диландау ака Star]

Банши.

Фэндом: ФФ-7.

Жанр: сиквел к сонг-фику «А если б он…», мери-сьюха, миник, мрачнятина полная.

Пэрринг: Сефирот/ оригинальный авторский персонаж.

Ценз: дошкольный, несмотря на некрофильские намеки.

Саммари: «Вы слыхали, как поют дроз… Банши? Да? А может, они поют о Вас?...» или «Иногда они возвращаются»…

Права на персонажа Сефирота - у Квадратов, на Гвенхвивер - у Вашего покорного слуги, на буквы - у русского алфавита.

Ворринг: просто такое хреновое настроение.

…Сияющий ореол Луны, тонкие пальцы невесомо лежат на запястье…

- Зачем? Ты…

- Ты скучал? - скорее утверждение, чем вопрос.

- Я…не знаю. Можно ли скучать по тому, кого никогда не знал близко, и очень редко видел?

- Можно. Если ты смог пустить его в свою душу. А ты смог.

- Почему? Я ведь знаю - ты мне всего лишь снишься. Завтра… Утром… Я не вспомню о тебе, ведь так?

- Не вспомнишь.

- Тогда зачем? Для чего тебе приходить ко мне? Каждую ночь? Бередить эту рану…

- Ты сам сказал это…

- Твои… песни… Этот голос…

Улыбка. Тонкая, печальная… Мертвая.

- Я схожу с ума?

- Нет.

- Я… уже сошел с ума.

- Нет.

- Тогда объясни мне…

- Ты… любишь. Полюбил…

- Полюбил? - горькая усмешка. - Мертвую… кого? Птицу? Русалку? Сказочную принцессу?

- Свою мечту! - о, она СМЕЕТСЯ! Хрустальными колокольчиками. Рассыпается звездной пылью в серебристом свете Луны. Рукава, как крылья птицы. Белой птицы. Гвенхвивер. Белая сова. Символ. Смерть и отчаяние. Предательство и раздор, слезы и безумие. Жестокое имя…

- Так ты… Ты - БАНШИ? - наконец-то! Она обрела в его снах свое истинное имя. Она стала тем, кого из нее пытались сделать в этой ужасной лаборатории. Несущая смерть.

Ее песни… убивают. Они отравляют душу, как пение Сирина на поросших вереском могилах воинов. Они зовут. В иной мир. Они предсказывают, предрекают будущее. Весьма неоднозначное.

- Я… не банши. А ты… прочел мою книгу. Я знаю.

- Знаешь. Я оставил ее на ТВОЕМ кресле. В холле.

- Да.

- Ты… придешь завтра?

- Приду. Я нужна тебе.

- Зачем?

- Ты знаешь это САМ. В конце-концов, человек ДОЛЖЕН кого-то любить.

- Но ты… умерла?

- Да.

- Тогда… что же мне остается?

- О! - а вот ее глаза стали совсем-совсем серьезными. Зеленые, как и у него. Только зрачки круглые, птичьи… - ЧТО остается? Этот мир, эти песни и эта… ВЕРНОСТЬ…

- А еще боль… - пальцы ловят пустоту. Она снова ушла, растворилась в сиянии Луны. Вернулась в мир грез, оставив его с этими вечными ночными пробуждениями и изматывающими бдениями возле окна. Он больше не заснет сегодня, пытаясь до рассвета вспомнить, как звучал ЕЕ голос, когда она пела только ЕМУ…

- И все-таки, Гвенхвивер, ты - моя БАНШИ! - печально ухмыляется генерал, водя изящными тонкими пальцами по ледяному оконному стеклу. - И твои песни теперь ОБО МНЕ…

До поездки в Нибельхельм остается ровно полторы недели…

[Диландау ака Star]

Выбор.

Фэндом: ФФ-7.

Жанр: сиквел к сонг-фику «А если б он…» и «Банши», логическое окончание, мери-сьюха, мрачнятина полная.

Пэрринг: Сефирот/ оригинальный авторский персонаж.

Ценз: дошкольный, несмотря на некрофильские намеки.

Ворринг: Безумие прогрессирует и у автора тоже…

Саммари: Логичный итог всей истории. И, да, Сефирот не достанется ни Дженове, ни Клауду и Ко…

Права: на Сефирота и Дженову - у Квадратов, на Гвен - у меня…

читать дальшеОна больше не поет для него свои песни бессонными ночами. Тонкие пальцы не ощутимы на запястье. Холод. Холод в сердце, в душе, ледяные иголочки ранят воспаленный бессонницей и осознанием себя настоящего мозг.

Вместо сладко-горького голоса раненой белой птицы - ядовитый, липкий, как топленый мед, шепоток существа, называющего себя его матерью.

Мама? Кто ты? Что ты? Почему ты молчала все это время? Где ты была? Все это время? Раньше? И… зачем, ЗАЧЕМ я тебе?

Слезы ледяными кристаллами царапают щеки. Он не хочет слышать ЭТОТ голос. Но ТОТ, ДРУГОЙ, больше ему не отвечает в ночи.

Молчание. Лунный свет в высоких окнах особняка. Белые квадраты на полу библиотеки. Пыль, танцующая в мертвых лучах. И голос… Бестелесный. Мертвый. Зовущий. Но совсем не тот.

И только мысль бьется бабочкой о стекло осознания своей беспомощности перед этим: ОНА знала. ЗНАЛА…

И она… ушла. Покинула его.

Правильно. Он - ЧУДОВИЩЕ. Любовь - не для него. Да и было ли это ощущение сладкой боли в сердце тем чувством, которое так воспевалось в рвущих душу песнях?

Только больно. Потому что она ушла. Навсегда. Теперь уже - по настоящему…

 

…Книга, лежащая на серебристом металлическом кресле. Памятник несбывшемуся. Она так и осталась в этом треклятом холле. Там, где он ее оставил…

 

…Последний раз она приходила к нему три дня назад, лунной ночью, прижимая эту злосчастную книгу к своей груди. Она не пела больше. Только молчала, смотрела и до побеления тоненьких пальцев сжимала потертый корешок. Только смотрела глазами цвета бурного моря. А холодный свет играл переливами на золотисто-рыжих локонах, словно ранняя седина.

Она… прощалась с ним. Навсегда. А он… Он этого не понял…

 

…Огонь сушил непрошенные слезы, выступившие на его глазах. Рев пламени глушил крики умирающих людей. Он - чудовище. И он… не нужен никому. Даже для своей матери он всего лишь очередная пешка в войне с существами, именующими себя «люди». Существами, которые так долго лгали ему, использовали его, но тайно ненавидели его, боялись его силы, непохожести…

Его предавали, не раз и не два. Его предавали и использовали всю его сознательную жизнь. Даже родной отец считал его всего лишь «любопытным подопытным экземпляром». Подчиненные видели в нем почти бога, бездушную машину смерти и восхищались его холодностью и бесстрастностью. Начальство ждало новых подвигов во славу процветания Корпорации. И… И все…

Никто не видел в нем дальше МАСКИ, никому не было дела до его ДУШИ. И никто не думал, что ему тоже бывает страшно, больно, одиноко…

Только один человек смог пробиться сквозь лед. Случайно. Не желая этого. Только один человек разбудил в его душе то неведомое, чего он всегда был лишен и что никогда не могло принадлежать ему по праву. Чудовища… не должны любить. Так не положено.

Потому она и ушла… В тот момент, когда он понял, кто он такой и впервые услышал голос Матери.

Ушла, не обернувшись на прощание. Растворилась в свете мертвой планеты. Забрала с собой свою книгу, свои песни… и ЕГО душу. Остатки души.

Чудовища не должны любить и быть любимыми. Но в том то и дело, что, к сожалению, чувства у них есть… И они УМЕЮТ любить… И ненавидеть. И когда любовь уходит… Остается… НЕНАВИСТЬ?..

…Только бы услышать ЕЕ голос. Хоть раз…

 

…Истекая фосфорецирующей кровью, он падал в зеленоватые сполохи мако, судорожно прижимая к груди голову существа, что посмело открыть ему правду о его чудовищной сущности и тем самым лишило его самого дорогого - незримого ночного присутствия, тихого голоса и печального взгляда цвета морской волны…

Белая птица смерти больше не поет для него погребальные песни…

Только острая боль в груди. У чудовищ нет права на любовь. У чудовищ нет сердца… они - НЕЛЮДИ. Им не место на этой планете.

И потому лучший выход - не сражаться, поддаться, открыться удару совсем неопытного, слабого противника. Словно случайно.

Ведь нет смысла во всем том, что сейчас происходит. И в дальнейшем существовании тоже нет нужды…

 

…Зелень потоков энергии внезапно перестает резать слезящиеся глаза и тонкие, невесомые пальцы касаются его плеч. Робко, но настойчиво.

- Зачем? Я… чудовище. Ты не должна… быть ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС.

- Я говорила тебе однажды…

- Но я… больше не тот ЧЕЛОВЕК, который… которого ты… Я больше НЕ ЧЕЛОВЕК…

- Знаю. А это что, действительно, ТАК важно? - теплый смех. И иглы в сердце тают… тают… и пальцы, сжимающие мертвой хваткой мертвую голову недоБогини, медленно разжимаются…

- Наверное… - такая неуверенность в голосе. Действительно, КТО это сказал, что чудовища не нуждаются в понимании, любви и…

- Неверный ответ! - смеется голос. Смеются глаза цвета бурного моря. Такие теплые сейчас. - Это НЕ ВАЖНО. Главное - это то, что ты любишь и тебя любят. Что ты понимаешь и принимаешь дорогое тебе существо таким, какое оно есть на самом деле. Я ведь, если вспомнить, тоже не совсем то, чем кажусь… Знаешь ли, из меня хотели сделать в свое время послушный инструмент для уничтожения всего живого. Моя песня может не только лечить и дарить свет, но и ранить и убивать… Но я смогла через это пройти. Я свой выбор сделала. Может, малодушный… Но… - пальцы нежно касаются щеки и стирают влажные соленые дорожки…

…Яростное шипение ворвалось в мозг, взорвавшись волной негодования:

- Аххх, ты, мразь! Он - МОЙ! Я не для того прогнала тебя прочь, чтобы ты, жалкая девчонка, посмела спутать мои планы!

Ах, вот оно что… Она… не УХОДИЛА, ее просто ВЫГНАЛИ! И… КТО? Эта… Это… Холодная ярость медленной волной поднялась из глубин сознания, затапливая начавшую оттаивать сущность, но теплые пальцы держали на самом краю. Не давали упасть обратно, в эту глубокую пропасть безумия и ненависти…

- Уходи. Он- МОЙ. Я не отдам его ТЕБЕ. Слышишь?

Две женщины стоят перед ним, окутанные зеленым сиянием яростной жизненной силы планеты. Беловолосая и рыжая. Смерть и Жизнь. Безумие и… любовь? Его право выбирать между ними, и в его силах сделать этот выбор…

Он… все равно мертв для ЭТОГО мира. Он совершил много ошибок. Если совершит еще одну - обречет себя навеки на не-жизнь рядом с синекожей беловолосой тварью. Станет ее послушной пешкой.

Но выбор есть. Шанс все исправить хотя бы сейчас… Хотя бы так. Уйти, чтобы никогда больше не возвращаться…

И тонкие пальцы на плече…

И тихо-тихо, как шелест:

- Пойдем! Я… так долго ждала тебя. А ты… - улыбка скользит по бледным обветренным губам. - Вернулся опять, чтобы я сказать могла… - и веселые искорки в сине-зеленых глазах.

И больше нет ни боли, ни страданий, ни обиды, ни ненависти. Он… простил ЭТОМУ миру все, что этот мир сотворил с ним, он простил своего непутевого отца, предавших его друзей, использовавшее его начальство, так и не понявших его солдат… И он простил это страшное и одинокое, бездушное существо, назвавшее его своим сыном.

Пальцы сомкнулись на тонком запястье… Время навсегда остановилось, разорвав цепочку предопределенности.

- Твое… золотое кольцо… Точнее, книга… Я… оставил ее там. Тогда. Не смог забрать…

-Знаю. Идем же! Нам нечего здесь больше делать…

 

…Заливающий сознание нежно-зеленый свет и такие родные сине-зеленые глаза. И этот голос… Теперь он будет звучать для него вечно…

Только где-то на грани гаснущего сознания погребальным воем зов одинокого и страшного существа. Чудовища. Матери… Но ей больше никогда не заполучить свое дитя, свою любимую игрушку…

[Диландау ака Star]

Фан-клуб.

Фэндом: Финалка-7

Жанр: постебушко бездарное, местами ООС.

Ценз: за мат и некоторые идеи - почти R.

Пэрринги: классические, намеками. И гетные. Тоже намеками.

Саммари: а помните в «КРИЗИС КОР» некий закрытый элитный клуб Фанов Сефирота? Да-да, «Сильвер Элит». Хотите узнать всю правду об этом клубе?

Права: на персонажей у «Квадратов», на русский язык - у Кирилла и Мефодия.

Написано по пожеланию Akulatrasax «почитать про Сефирота и его Фан-клуб, где президентом бы был профессор Ходжо».

 

 

«Если бы я только встретил того парня, который назвал меня Ок-Вок, уж я бы так ок-вокнул его!»

«Эта странная планета» Э.Гамильтон.

- Возмутительно! - сказал Сефирот, полыхая зелеными очами. - Просто в высшей степени возмутительно!

Доктор Ходжо отложил в сторону распечатки с результатами последних обследований Лучшего, и безо всякого интереса взглянул на подопытный экземпляр сквозь толстые линзы очков.

- Безобразие! - между тем не унимался Лучший. - Это, знаете ли… Это…

Доктор хмыкнул и безо всякого выражения проскрипел:

- Если нервишки сдают, могу посоветовать корень пустырника и настой боярышника и валерианы.

- Не смеш-но! - отчеканил Сефирот.

- Тогда я буду вынужден доложить Президенту, что Вы находитесь в, эммм, стрессовом состоянии и не можете ПОКА участвовать ни в одной боевой операции, - холодно заключил доктор. - Лично меня не устраивают Ваши сегодняшние результаты обследований. А вот что не устраивает в этой жизни Вас, мне, увы, не известно. Но известно, что сие влияет на Ваше теперешнее состояние не лучшим образом. Посему рекомендую ПОКА обойтись простенькими седативами и успокоительными. Барбитураты пить, я считаю, пока ранова…

Ходжо даже не вздрогнул, когда генерал одним махом сгреб с лабораторного стола все, что на нем стояло и лежало, и с грохотом швырнул на пол.

- Имейте в виду, Ваш имидж ледяного и невозмутимого блестящего стратега и Генерала нашей Компании в данный момент подвергается очень серьезной угрозе полнейшего разрушения, - доктор наставительно поднял указательный палец и поправил сползшие на переносицу очки. - Президенту, знаете ли, не нужны нервные психопаты. Потому еще раз настоятельно рекомендую курс успокоительного, душ Шарко и…

- К чертовой матери!!!!- взвыл Сефирот, шарахнув по столу кулаком. Стол жалобно скрипнул и развалился.

- Новую мебель для лаборатории в этом году, пожалуй, оплачивать будем за счет солджерского содержания, - невозмутимо заметил доктор. - Хотя, конечно, я наслышан о том, что иногда в подобных ситуациях пациенту рекомендуется посещать комнату психологической разгрузки, но, прошу заметить, в Компании таковая отсутствует. И я вовсе не горю желанием, чтобы моя лаборатория ее кому-то заменяла. Даже Вам, генерал.

- Дьявол! - коротко заметил Сефирот, швыряя очередную пробирку на пол.

- Плюс еще уничтожение очень ценного генетического материала,- профессор что-то записывал в толстенькую тетрадь с пометкой «Книга расходов». - Ага! И полтора литра физраствора! А между тем, выпить сорок капель валерианы было бы куда эффективнее!

- Идите вы со своей валерианой, знаете, куда?!! - Сефирот выдохся и бессильно опустился на жесткую кушетку. - К тому же, как оказалось, у меня метаболизм и пить мне вообще нельзя. Даже пиво. Блин, это все ваши долбанные опыты и мако. Как выпью глоточек - так выворачивает…

- Зачем тогда пьете? - доктор подобрал с пола чудом уцелевшую пробирку, но, заметив в ее стенке намек на трещину, с сожалением кинул в урну.

- Как это, ЗАЧЕМ? - удивился генерал. - Между прочим, именно для поддержания ИМИДЖА Компании. И своего тоже.

- В смысле? - доктор посмотрел на Сефирота поверх очков. Нехорошо так, словно удав на кролика.

- С недавних пор мне на мобильник начала приходить рассылка, - Сефирот растерянно пожал плечами. - От некоего «Официального мидгарского Фан-клуба Сефирота». В которой, к слову, содержались весьма интересные факты обо мне. Как говорилось в рассылке - из СЕКРЕТНЫХ ШИН-РОВСКИХ АРХИВОВ! И моего ЛИЧНОГО досье. Уж не знаю, кто и как покопался в моем досье, но, по крайней мере, такие мелочи, как рост, вес, группа крови и результаты ВСЕХ ПОСЛЕДНИХ моих лабораторных обследований стали достоянием широкой публики…

- И? Я лично пока не вижу никакой связи этой рассылки и принятия алкоголя, - доктор присел на кушетку возле генерала и очень внимательно посмотрел на него.

- Да Бог с ними, результатами тестов и осмотров! - взвился Сефирот. - Потом в рассылку начали приходить мои фотографии. Причем иногда… довольно откровенные. Сделанные, между прочим, в лабораторном душе! А Вы, помнится, говорили, что в Вашей лаборатории нет следящих устройств. Хотя, конечно, фотографии были не только отсюда. И из казармы тоже… И из моей личной квартиры…

- Ну, что ж, Вы, генерал, очень популярная личность, и я пока не вижу ничего плохого в том, что кто-то рассылает про Вас анкетные данные и фото, на которых Вы моетесь или переодеваетесь. Это, с позволения сказать, так, любительское эччи. Даже на эротику не тянет, а не то, что на порно!

- А! Вот видите, доктор, я так понимаю, ВАМ тоже эту рассылку на мобильник скидывают? - Сефирот закатил глаза. - Да ладно бы, только Вам и мне… Но ведь практически ВСЕ ребята в казарме ее получают. И Анджил, и Генезис, и Зак… И даже этот пацаненок Клауд. О ТУРКах я вообще молчу…

- Но, позвольте, я пока что ничего страшного в этом не вижу! - пожал плечами Ходжо. - Обычный фан-клуб, каких, возможно, только в Мидгаре тысячи…

- Э, нет! Не совсем обычный! - возмутился генерал. - У обычных фан-клубов, во-первых, нет совершенно никакой информации на меня, кроме того, что крутят по телику, и в газетах подают. И фотографии, в основном, оттуда же. Поэтому всю информацию из подобных источников фанаты воспринимают скептически, и считают утками. Мифами, если хотите знать. А тут - другое дело! Какая куча достоверной информации! Реальные, «живые» фото! Следовательно, все то, что говорится обо мне в этих рассылках - настоящие, действительные факты! Помнится, даже президент этого багамутом проклятого клуба частенько упоминает, что только у них - реальные данные и вся правда обо мне. А вот это уже, доктор, дорогой мой, возмутительно!

- Анкетные данные и пара фоток?- доктор мерзко хихикнул, но, взглянув на враз помрачневшего генерала, покачал головой. - Вас ЭТО так гнетет?

- Я же говорю, если бы только ЭТО! - Сефирот порывисто вскочил с кушетки. - Но нет! Эти мерзавцы не ограничились моей фото-обнаженкой! Теперь они начали распространять обо мне ОЧЕНЬ ПРАВДИВУЮ информацию, мать их! И, так как практически все ДОВЕРЯЮТ данному источнику подобной чепухи, у меня начались проблемы.

Доктор ободряюще кивнул, всем своим видом показывая, что он очень внимательно слушает.

- Сначала эта их президент, как оказалось, какая-то баба (я, конечно, по уровню интеллекта ее плоских шуточек, подозреваю, что это - Скарлетт)… Так вот, эта, кхм, умная и одаренная дамочка написала в очередной рассылке, что я… Мою голову… Шампунем…

- А разве, простите, нет? Или хозяйственным мылом? - попробовал съехидничать доктор.

- Нет, именно шампунем! - рявкнул генерал. - Но не с запахом РОЗ и ВАНИЛИ!!! Млять, я люблю ЛАЙМ, АЛОЭ и ХВОЮ!!! А от ванили и роз у меня аллергия!!!

- Любопы-ытно! - протянул доктор, снова зачем-то делая пометки в своей тетрадке «Учета».

- Вот именно! Представьте себе, весь покрываюсь красными пятнами и начинаю облезать и чесаться! А тут, на новогодние праздники, эти гребаные так называемые сослуживцы додумались - от большого ума подарили мне аж пять (!!!) литровых флаконов этого долбанного шампуня!

- Чтоб я так жил! - восхитился доктор. - Так передарите его кому, или продайте, и делов-то…

- Ай! - отмахнулся генерал. - Кое-что я, конечно, уже передарил. Кое-что вылил вместо очистителя в унитаз… Но ведь не только в этом проблема! Потом эта сучка написала в своей рассылке, что у меня, простите, луженые глотка и желудок, и я спокойно могу пить литрами и не закусывать! Сорокоградусный спирт!

- Хммм, а разве не так?- доктор очень внимательно заглянул в глаза генералу, словно желая убедиться, что тот не врет.

- Вот! Вот и Вы туда же! А представьте какую-нибудь корпоротивную вечеринку или простую увольнительную в тесной компашке?!! И все уверены, что я не пью только потому, что поломаться люблю или брезгую… И ведь не объяснишь. Вот и приходится сначала пить, а потом унитаз обнимать! Но и это еще не все!

- А что, еще что-то присылали? - доктор потер ручки и снова что-то записал в тетрадь.

- В-общем, да!- Сефирот неожиданно покраснел и смутился. - Ну, это… короче… Эта сволочь написала, что я… что я…

- Да-а? - сладко пропел доктор.

- Что я - ГЕЙ!!!! И тайно страдаю по Генезису, Анджилу, Заку и Клауду Страйфу! (господи, только педофилии мне тут не хватало!!!) Так теперь эти уроды за мной строем бегают и по всем углам пытаются зажать! Один все стихи свои долбанные читает и даже по ночам вместо серенад их под окнами вопит, а я, между прочим, не высыпаюсь от этого! Второй, как ЧЕСТНЫЙ И ПОРЯДОЧНЫЙ Солджер, пообещал на мне ЖЕНИТЬСЯ! Третий все ходит всюду за мной. То тапочки подаст, то на надоедливых поклонников натявкает… С-собака! А четвертый, дабы мое внимание привлечь, ТАКОЕ на своей башке соорудил, что меня в дрожь бросает, когда я его хаер вижу! Блин! Он же месяца 4 не мыл голову и не расчесывался! Видите ли, подростковый максимализм и экстравагантность самовыражения у него! А по мне - так вшивый домик на ножках! Как вспомню - аж чесаться начинаю. Побрил бы, подлеца, налысо!

- Ну, это же не так уж и страшно! - мягко заметил доктор. - Выбери кого-нибудь одного - остальные и отстанут. Или потихоньку перебьют друг друга, за право быть рядом…

- В том-то и дело, - генерал беспомощно развел руками, - Что из НИХ я НИКОГО выбирать не собираюсь!

- Почему же?

- Ну, я же только что сказал - я не ГЕЙ! Я… девушек люблю! Вот, например, нравится мне Елена - и вроде бы блондинка, а такая умная! И какая строгая! Просто блеск! Или эта рыженькая Сиссней - тоже ничего. Миленькая. Конфетка! Ей бы юбку покороче, да декольте поглубже, как у Скарлетт… Эта - тоже ничего, хотя и дура дурой. Зато какие сиськи! Хотя, не, самые впечатляющие сиськи у той девицы-проводника, которая в Нибельхельме живет. Мне Клауд ее фотки показывал - так у нее размер 8 или 9! И, говорят, свои, не силиконовые! Как поеду в Нибельхельм - обязательно познакомлюсь с ней поближе. Или вот еще тут такая куколка цветами торгует в нижнем секторе! Глазищи - во! Ресницы - во! Волосы - коса до задницы! Да и задница… впечатляет! А еще в Вашем научном отделе есть лаборантка, у которой…

- Довольно! - доктор в легком раздражении захлопнул тетрадь. - Все ясно. Значит, ВАС сильно расстраивает НЕДОСТОВЕРНОСТЬ информации, которую распространяет этот Ваш официальный фан-клуб?

- Ну, в общем-то, да, хотя я вообще…- до генерала не сразу дошло, что его развернули лицом к двери и решительным движением выставили вон из лаборатории. - Эй, Вы чего себе позволя…

- И все-таки, - донеся из-за двери убийственно-спокойный голос доктора. - Я посоветовал бы Вам пару дней отдыха и настой пустырника и валерианы!..

 

… Убедившись, что вконец взбешенный генерал Сефирот перестал выламывать дверь и все-таки ушел, доктор нервно хихикнул, плеснул себе в стакан разведенный физраствором спирт и уселся на кушетку. Открыл тетрадь, просмотрел последние записи, а затем достал ноутбук и лихо застучал по клавиатуре:

- «В рассылку клуба «Сильвер Элит» Только что из весьма достоверных и проверенных источников стало известно, что генерал Сефирот страдает аллергией на розы и ваниль, а так же острой непереносимостью алкоголе- и спирто-содержащей продукции. Кроме того, нам стало известно, что генерал - заядлый бабник и предпочитает очень пышногрудых блондинок с длинными волосами, красивым задом, стройными ногами и отягощенных интеллектом. Так же генерал питает острое отвращение к модной в этом сезоне прическе «Полет над гнездом Чокобо», предпочитая видеть среди курсантов лысых. Пока что - это все новости. Следите за нашей рассылкой, ибо только у нас вся самая правдивая и эксклюзивная информация о Серебряном генерале из самых достоверных источников! Президент фан-клуба «Сильвер Элит», ваша Чайр Вуман».

[Диландау ака Star]

Фикшен по Диссидии. Небольшой, стебный, жестокий. В принципе, это даже не фик: типа сценария додзинки по Диссидии. Если будет время и настроение - я таки это нарисую.

Имидж - это все.

Фэндом: Диссидия.

Жанр: постебушко.

Ценз: все более-менее пристойно, так что пи-джи.

Пэрринги: упоминание Сефо-Клауда. Больше пэрингов нет, хотя Император активно так напрашивался.

Саммари: тяжело быть белой вороной в не-команде невольных напарников по злодейской работе. То им необщительность не нравится, то внешний вид не устраивает! А вообще - по одежке, вроде, только встречают?

Права: На персонажей - Сквары Эникс, на буквы - русский язык.

 

 

- Нет, это невозможно! - Император картинно заломил руки и закатил подведенные золотом глаза. - Он… Он ПОЗОРИТ нашу команду! И ладно бы, он был одним из ЭТИХ, - прекрасное золотое созданье скривилось и ткнуло наманикюреным пальчиком в сторону топтавшихся в сторонке Гарланда, Габранта, Голбеза и Эксодеса. - Фи, консервы!

«Консервы» зловеще переглянулись и зашушукались, но спорить с Императором не решились - в последней дуэли он очень показательно размазал по стене Гарланда и Эксодеса, и повторения отрицательного опыта мастерам меча как-то не хотелось.

- Отвали, - беззлобно отмахнулся Сефирот. Эти вечно тявкающие и пыжащиеся слуги Хаоса начинали его утомлять. Интриги, какие-то дурацкие идеи… О чем они вообще думают? Их миссия - собрать кристаллы первыми, и не дать служителям Космос опередить их. Так почему бы, не заняться своим предназначением? И вообще, кому и какое дело в этой не-команде, кто и как выглядит? Разве внешний вид в конечном итоге как-то влияет на боевые качества отдельно взятой единицы? Вот, например, та же Ультимеция - умница, красавица, спортсменка-комсомол… Тьфу, одним словом. Платье от Кутюр, цацки от Сваровски, а в голове - как у истиной БЛОНДИНКИ: ни-че-го. Да, стильная, и красивая, но одна из самых слабеньких в бою - только вчера в первом же поединке на дуэльной арене Куджа за пару минут разделал дамочку под орех. И при чем здесь внешний вид? Он уже и так, скрепя сердцем, согласился понавешать на себя всяких фенечек и стразиков - аж самому в зеркало смотреться противно: экс-боевой генерал в шмоте от Юдашкина. Бррр!!!

Между тем «Блондинко» с рогами тут же присоединилась к возмущению Императора:

- А я давно говорила, что имидж- это все! Вон, те же беленькие и пушистенькие - Фирион, например, - при упоминании имени лучника Император скривился, как от зубной боли, - Мрр, красавчик! И как стильно выглядит!

- Угу, - тихонько буркнул из угла Гарланд. - Цацок на нем не меньше навешано, чем на самой Уленьке...

- Короче: долой из нашей команды унылый и затрапезный вид! - провозгласил Император и довольно потер наманикюренные ручки. - Будем делать из Маркизы Унылого платья, из этой мрачной Золушки достойного Слугу нашего повелителя!

- Я, кажется, уже сказал - отвали? - мрачно поинтересовался Сефирот. Как ему надоел этот посыпанный позолотой попугай. - В морду захотел? Смотри - пудра золотая-то осыпется…

- Фи, грубиян! - возмутился Император. - Добром, значит, не хотим свой ушлепский имидж сменить? Ты когда в последний раз в зеркало-то смотрел? Рожа мрачная, вид угрюмый, простоволосый, весь в черном - вечный траур держим? И, если не секрет, по кому скорбим?

- Кажется, в ближайшие полчаса скорбеть будем по одному очень непонятливому позолоченному типу! - Сефирот угрожающе сверкнул глазами. - Или Хаосу ТАК важно, в чем его воинство изволит воевать со сторонниками Космос?

- Хаосу, может, и по барабану! - заметил Кефка, кривя забавную рожу. - А вот нашему драгоценному Императору просто надоел твой мрачный и угрюмый вид. Ты нам весь пейзаж портишь! Так сказать, весь групповой натюрморт!

- И не только Императору! - буркнула Ультимеция, старательно наступая на ноги Джекту и Облаку. Те, поминая про себя недобрыми словами острые шпильки ведьминой обуви, старательно закивали, как два китайских болванчика. Император довольно хмыкнул и поинтересовался: - Один против… пяти? О, даже шести? - Куджа благодарно кивнул и послал Императору воздушный поцелуй. - Дуэль?

- По правилам, в дуэли участвуют только 5 против 1, - напомнил Сефирот, медленно поднимая Масамунэ. - Кто-то из вас явно лишний!

Ультимеция, вспомнив утреннюю попытку сражения с Зиданом, бочком ретировалась в сторону и сделала вид, что поправляет прическу.

- Отлично! - Сефирот недобро усмехнулся. - 5 против 1. Расклад неплох. Какие ставки?

- Мы ВЫИГРЫВАЕМ, и ТЫ добровольно нам подчиняешься! - рявкнул Император, поднимая руку.

- Когда выиграю Я - вы все от меня ОТВАЛИТЕ! - фыркнул Сефирот. - И, да, вот еще что - стразики и фенечки свои тоже заберете: мне надоело изображать гламурное пугало!

- Ребята! - провозгласил Император, кастуя Инферно.- Бей его! Навались дружно, все вместе!..

 

- Это было против правил!

- Заткнись! Мы победили!

- Фига с два вы победили бы, если бы… Это была нечестная дуэль!

- О, да, солнышко, это была не дуэль! Это был… хе-хе… дружеский спор и ты его ПРОИГРАЛ! - Император довольно захихикал и поинтересовался: - Ремни не жмут?

- Вот погодите - развяжете вы меня - самих вас всех на ремни порежу! - зеленые глаза Сефирота светились бешеными огоньками.

- Ну-ну, красавчик! Да ты сам же нам еще спасибо скажешь! - фыркнул Император. - Ну, на кого ты был похож? На служителя кладбищенского - весь в черном, мрачный… Фе, да и только!

- Сомневаюсь! - огрызнулся Сефирот. - И что вы собираетесь со мной делать, если не секрет, конечно?

- О! Практически - ничего недозволенного и неприятного для тебя, золотко! - Сефироту очень не понравилась улыбка, тронувшая чувственные и искусно накрашенные губы Императора. - Мы уже решили, как будем менять его имидж?

- О, да! - холодные и жесткие пальчики Ведьмы прикоснулись к лицу Сефирота. - Для начала, я думаю, стоит сменить ему одежду - ЭТА никуда не годится! Ему, я думаю, подойдут меховые накидки!

- А еще - длинные сапоги! - мурлыкнул Куджа, жадно поглаживая генеральскую стройную ногу. - Серебристые, я думаю… И что-то типа моей юбки. Желательно - полупрозрачное!

- И обязательно - с бантом сзади! - мечтательно вздохнул Император. - Хорошо, друзья мои! Это просто чудесно!

- Эй, а МОЕ мнение никого не интересует? - рявкнул Сефирот. - Может, прекратите из боевого генерала какого-то яойного фрика дел…

- Ребята! - Император горестно вздохнул, но руку, зажимающую Сефироту рот, не убрал. - Видит Хаос, я хотел, как лучше! Но придется принять КРАЙНИЕ меры - тащите кляп - его крики действуют мне на нервы и мешают креативно мыслить о прекрасном!

 

- Уххх, кусается, зараза! - Джект потер запястье, и одобрительно посмотрел на возмущенно мычащего Сефирота. - Синяк будет!

- Ничего! Зато пока хоть отвлекать не будет! - фыркнул Император. - На чем мы остановились-то? С одеждой, вроде, разобрались?

- Я думаю, - Ультимеция многозначительно почесала подбородок, - ему просто необходимы РОГА! А что? У ИСТИННОГО хаосита они просто обязаны быть - вот, у меня, например, есть. У Вашего Величества, у Гарланда тоже, да и у Габранта!

- Опять ты об этих консервах! - отмахнулся Император.

«Консервы» тихо выругались, поминая недобрыми словами мыслительные процессы в голове некоей рогатой блондинки, которая украшение на шлеме не может отличить от естественных наростов избытка кальция на чьей-то голове. Ультимеция благоразумно проигнорировала и яростный взгляд Сефирота, и шуршание «консерв».

- Рога, - задумался Император. - Рога - это хорошо! Рога - это замечательно!

«Ну, Клауд, если ты на самом деле ходишь на сторону, придется тебе попомнить эту деталь моего нового имиджа!» - с обреченной тоской подумал Сефирот.

- А волосы ему лучше всего причесать и поставить лаком, словно они у него развиваются на ветру! - хихикнула Облако.

- Нету у нас лака! - отмахнулся Император. - Я еще на прошлой неделе в «Эйвоне» заказывал - не прислали.

- Нет - и не надо! Я его сейчас током шарахну - у него волосы сами собой встанут и уложатся так, как надо! - обрадовалась Облако. В воздухе подозрительно запахло озоном.

- Кожа у него мягкая! - Джект осторожно провел большим пальцем по генеральской груди. - Белая! Так и просится что-то контрастное. Татушка какая-нибудь…

- Просится - так сделай! - милостиво разрешил Император. - А ты, Кефка, что скажешь?

- Скажу, что мейк-ап у парня - ни к ифриту! То-есть, его совсем нет! Бледный, как смерть!

- Надо красить! - решил Император.

- Слышите, а как пишется правильно: «Век воли ни видать» или «Век воле не ведать»? - вопрошал меж тем Джект.

- Ой, да пиши «Дженова - мать моя родная!» - отмахнулся Император, с увлечением наблюдая процесс покраски Кефкой генеральских щек при помощи пары кружков столовой свеклы. - Ты это, губы ему лучше сиреневым крась - в тон юбке! А теперь, дай-ка позолоту - я ему волосы присыплю, как у меня. Вот, и рога тоже… Да! И веки! Класс!

- Последние штрихи! - провозгласила Ультимеция, водружая на шею несчастного генерала длинное ожерелье из стеклянных бусинок и перьев. На ум Сефироту почему-то сразу же пришел Нанаки.

- Так, ребята! - довольно мурлыкнул Император.- Хорош, Багамут его задери, получился! А сейчас - развязываем его и… смываемся поскорее!

- Джект, ты хоть зеркало-то спрятал?- шепотом поинтересовалась Облако, бочком пробираясь к выходу из зала Хаоса…

 

- Только честно, Гарланд? Да прекрати ты истерить! Неужели все ТАК плохо? - Сефирот сейчас полжизни отдал бы за маленькое карманное зеркальце.

Гарланд откашлялся, набрал в легкие воздуху и снова зашелся в диком хохоте. Эксодес задумчиво протянул:

- Даже и не знаю… Я в этом не разбираюсь!

- Не, багамута в этом не напугать, и каст-атаку ифрита этим не остановишь! - фыркнул Голбез.

- Млять! Хоть ты, Габрант, будь человеком - скажи, КАК я выгляжу?!! - Габрант, которого смех душил не меньше Гарланда, сделал над собой неимоверное усилие и все-таки смог выдавить:

- ЫЫЫЫ! Мать!

- Как это понимать? - Сефирот нехорошо приподнял позолоченную бровь. - Вы сегодня хоть что-то членораздельное скажете, или мне… рогами вас всех погонять немного?

- Ну-у, это… Короче, - Гарланд немного успокоился. - Ты только не нервничай, ладно? Тут где-то источник был…

- ЧЕГО?!!!

- Сходи - умойся, а? А то больно на сына Кефки и Императора похож! - беззлобно посоветовал Гольбез.

- Та-ак…

- И рога лучше сними - жутко как-то! - икнул Эксодес. - Тем более, твой блондин в стане сторонников Космоса, тебе вроде, пока что, верен…

- Так-та-ак!!!

- И побрякушки тоже! - кивнул Габрант. - Лучше уж полуголым ходить, чем в ТАКОМ прикиде!

- Зеркало тут есть? - Сефирот сплюнул, вздохнул и устало прислонился к стене. Еще немного, и, кажется, слуг у Хаоса заметно поубавится.

- Зеркало-то есть, - невесело фыркнул Гарланд, - но я не думаю, что тебя ЭТО утешит…

 

- К…какого? - из зеркала на Сефирота смотрело незнакомое существо: голова увенчана огромными рогами, волосы стоят дыбом, словно он получил разряд как минимум в 1000 вольт. На существе надето нечто полупрозрачное, и меховое: какие-то лоскутки и клочья, перевязанные между собой кокетливыми бантиками. Самый огромный бант украшает район копчика. Длиннющие шелковые (!!!) сапоги больше напоминают бабское белье. Голая грудь гордо щеголяет кривой малограмотной надписью (спасибо Джекту - татушку он поленился сделать и ограничился обычной надписью тушью) «Дшенофа - матть мая радынайа!!!» Лицо разрисовано в лучших традициях ярмарочного балаганчика, побрякушкам позавидует любой папуас из племени «мумбо-юмба», а сверху все это великолепие густо-густо посыпано золотом…

- Я же говорил тебе - зеркало тебя мало утешит! - хихикнул Гарланд, которого снова начала разбирать истерика.

- Да-а! - хмыкнул Голбез. - Прислужники Космос при виде тебя все-таки умрут…

- От смеха! - заржал в голос Эксодес.

- Ах, от смеха? - зеленые глаза метнули в его сторону яростную молнию.

- Сеф! Не надо… - запоздало спохватился Габрант, благоразумно отступая под прикрытие колонны.

- Омнислэш!!! Врата ада!!! Супернова!!!!

Хвала Хаосу, способность атаковать противников у генерала никак не изменилась…

 

- А завтра мы займемся имиджем наших «консервов»! - провозгласил Император и его голос потонул в восторженных рукоплесканиях верных соратников.

[Диландау ака Star]

День рождения Генезиса.

Фэндом: Финал Фэнтази 7.

Ценз: пи-джи.

Пэрринг: хммм, как ни странно, явный пэрринг - Лавлесс/Шекспир/Генкин мозг

Жанр: постебушко бездарное.

Саммари: Рено попросил

Генезис вошел в комнату в самом отвратительном расположении духа: сегодня, в ЕГО день рождения, его друзья… проигнорировали сие знаменательное событие. Полностью. Багамут их задери!

И, если бы только друзья! День вообще не задался с самого утра. Рапсодос начал подозревать, что Богиня обиделась на него, ибо в последнее время он так редко цитирует ее священные слова. Хотя, конечно, тому были очень весомые причины: катана Сефирота, у которого уже начиналась почти истерика, едва Генезису удавалось открыть рот и процитировать хотя бы пару слов. Да и кулак Анджила - тоже весьма неплохой, а главное, тяжелый аргумент.

Как бы то ни было, гнев Богини не переминул вылиться на голову несчастного рыжего прямо в его день рождения.

Начался день с того, что Генка благополучно проспал утренний сбор в кабинете Лазарда, за что получил прилюдный нагоняй и строгий выговор, касающийся не только опоздания, но и дисциплины в целом - Лазарда-де, коробит красный цвет, а тут - такое неуважение к хрупкой психике начальства…

- Расслабься! - шепотом посоветовал Анджил. - Босс с утра мигренью мается, вот и цвет твоего плащика для него сейчас - то же, что для быка - красная тряпка. Проорется и успокоится…

- Как бы не так! - возмутился Генка, искоса поглядывая на стоящего возле Анджила новенького черноволосого Солджера. Парень так явно и довольно лыбился, что Генезису стало не по себе. Зато Сефирот, само воплощенное спокойствие, холодно и торжественно пообещал Лазарду, что сам лично будет теперь контролировать, во сколько ложится и встает Генезис, а главное - во что он должен одеваться, дабы явиться пред светлые очи начальства.

- Вот ведь, предатель! - возмутился Генка. - Сам носит явно неуставные шмотки, а еще - туда же! Контролировать он будет!

Сефирот приподнял серебристую бровь - с его-то феноменальным слухом он прекрасно слышал каждое Генкино слово - и ощутимо наступил ему на ногу.

- Прекрати лезть в бочку! - прошипел он, и Генке пришлось замолчать.

 

После выволочки у Лазарда Рапсодос понял, что настроение стремительно падает до нулевой отметки - неплохо начался денек! Да еще и такой. Впрочем, имелся один способ исправить настроение. Или, даже, два…

 

- Сеф! - Рапсодос сделал глаза шрековского кота. - Не хотел бы ты составить мне компанию, и немного поспарринговаться со мной? Выясним, кто из нас СЕГОДНЯ лучший?

Обычно Сефа не приходилось просить дважды. Для него призывы выяснять, кто из двоих - Дэ Бэст, действовали почти так же, как на Лазарда - красный цвет. Но тут случилось что-то из ряда вон выходящее: Сефирот скривился, как от зубной боли, и произнес:

- Слушай, если тебе ЭТО так важно - сегодня Лучшим из Лучших будешь ты. Сколько тебе влезет. Только не приставай ко мне с разной ерундой - благодаря твоей милости мне писать объяснительную Лазарду. О ТВОЕМ возмутительном поведении, МОЕЙ к нему причастности и о дисциплине в рядах Солджерз в целом. В пятидесяти экземплярах.

Генезису осталось только похлопать растерянно глазами, сверля пронзительным взглядом удаляющуюся генеральскую спину.

 

Следующим «от ворот поворот» дал Анджил - на предложение пойти «с горя», посидеть в баре, или, на худой конец, в шин-ровском кафетерии, Хьюли разразился очередной нудной и содержательной речью о чести, совести и порядочности каждого настоящего Солджера, мужчины и просто друга. А потом заявил, что ему некогда - пора заняться проверкой новичков. И снова Генка только и смог, что лицезреть удаляющуюся спину своего друга.

 

С новеньким ему совсем не хотелось связываться. Тот был слишком жизнерадостен и несерьезен и напоминал Генезису маленькую глупую собачонку. Как там его Анджил звал? Вот-вот, самое оно то, прозвище это. Но делать было нечего.

- Не составишь компани… - Рапсодос даже договорить не успел, как у новенького внезапно зазвонил в кармане мобильник, и тот, извинившись и сославшись на неотложные дела, вмиг испарился, оставив вконец расстроенного Генезиса в полном одиночестве.

- Это все - происки Богини! - В сердцах воскликнул Рапсодос, потрясая кулаком. - Это - заслуженная кара за то, что я не упоминал «Лавлесс» целых… 9 ЧАСОВ!!! Моя вина! Да! Но как и чем заслужить мне милость Той, что направляет мою жизнь? Как исправить положение? Ведь сегодня - особенный день для меня, и будет очень-очень обидно, что он пройдет вот так… Впустую…

И тут Генезиса внезапно осенило.

- Ой, как же я сразу-то не догадался? Неприятности начались от того, что я… А значит!.. - и, не раздумывая более ни секунды, Рапсодос на всех парах припустил прямиком в свою комнату. Искать рецепт от всяческих напастей - Светлый Дар Богини. «Лавлесс».

 

- Клюнул! - хихикнул Анджил, выглядывая из-за угла.

- Кто бы сомневался! - фыркнул Сефирот, старательно сдерживая душивший его смех. - Слышь, Зак, ты уверен, что он ЕЕ точно найдет и не пропустит?

- Стопроцентно! - кивнул Фэйр и хитро ухмыльнулся. - ТАКОЕ уж он не пропустит…

- А что ты взял-то? - насторожился Анджил. - Я молю Светлую Богиню, чтобы это был не очередной сборник бредовых рифмоплетств.

- И не очередные дурацкие легенды! - кивнул Сефирот. - А то, как в прошлый раз, весь сборник свелся к прозаическому переложению первого и второго актов…

- Расслабьтесь, парни! - Зак отмахнулся рукой. - Продавец, что порекомендовала ЭТУ КНИГУ, сказала, что там нет никаких дурацких сказок - там всякие убийства, сцены ревности, дуэли и так далее. Короче, будет весело, круто, и совсем не нудно!

- Детективы, - вздохнул Анджил. - Ну, хорошо, хоть, не книга о вкусной и полезной пище. Сойдет. А там, глядишь, наш книгочей и литературоман втянется и перестанет цитировать всякую дрянь. Или, на худой конец, сменит набор цитаток…

 

Генезис буквально влетел в свою комнату, хлопнул в сердцах входной дверью и привалился к косяку. Найти. Срочно! Хотя сейчас это будет немного сложновато: в прошлый раз ему пришлось старательно перепрятывать возлюбленные томики от греха подальше - после очередной прослушки второго акта во время спарринга, взбешенный Сефирот торжественно поклялся, что сожжет ненавистную книжонку, если только она попадется ему на глаза. Зная упертость Лучшего из лучших, Рапсодос уже не сомневался, что именно так все оно и будет, если Сефирот найдет драгоценные томики Священного слова Богини. Поэтому в спешке и панике куда-то их запрятал. Только в данный момент память немного подвела его. Ну, ничего! Сейчас он вспомнит! Только успокоится немного…

И тут рассеянный взгляд Генезиса упал на письменный стол. На столе лежал яркий, пестрый сверток, украшенный безвкусным золотым бантиком. Внимательные Генкины глаза тут же отметили каждую детальку: бумага дорогая, плотная, расписанная розовыми муглами и ядовито-зелеными кактуарчиками. Вдобавок они были перемешаны с золотыми и алыми сердечками. Бант крепился к свертку огромным алым стразом в форме сердца. К тому же от свертка нестерпимо пахло самыми приторными, исконно девчачьими ароматами: ванилью и розами.

- Тьфу! - скривился Генка. - Развели тут кондитерскую лавочку! Опять какая-то поклонница, чтоб ее!!! Хотя, постойте-ка, а что это за бумажка?

Рапсодос осторожно открепил от свертка надушенный все теми же розами и ванилью крошечный листочек, на котором незнакомым бисерным почерком было выведено: «От Богини Светлой. В дар!»

Генезис потрясенно уронил бумажку на пол. Этого не может быть! Пресветлая Минерва? Сама? В дар? Ему? Как?!!

Мозг категорично отказывался верить, но противненький голосок в подсознании сладенько напевал: «А дверь была с утра закрыта? Закрыта… А ключ есть только у Сефирота… И Анджила. А они - они были у Лазарда. Да. И больше НИКТО сюда войти не мог! И почерк… Это явно не ИХ почерк. Это писала женская рука. К тому же, вроде, таким извращенным вкусом друзья не страдают, нэ? Ведь так? И этот отвратительный запах! Такая гадость только глупым девицам нравится. Глупым! Девицам! Да! А… кто у нас Богиня? Правильно… Ой-ей!!!?»

Генезис схватился за край стола, чтобы не упасть. Голова шла кругом. Это что же получается? Минерва… была ЗДЕСЬ и ОСТАВИЛА ЕМУ ПОДАРОК? Ему?!! По-да-рок…

Судорожно рванув за край свертка, Рапсодос порвал бумагу и дрожащими пальцами вытащил оттуда… толстенький книжный томик в позолоченной кожаной обложке. Книга? Хотя, а ЧТО еще могла подарить ЕМУ Минерва? Только книгу. Только новый том, взамен куда-то запрятанного старого. Как намек на то, что он собирался сделать. Да, именно так! И никак не иначе!

Генезис присел на краешек стула и раскрыл книгу, погружаясь в чтение. Этот слог! Его невозможно ни с чем спутать! Эти же рифмы и речевые обороты!

И только спустя полтора часа он внезапно сознал, что читает совсем не «Лавлесс», а что-то очень, очень ДРУГОЕ, не менее величественное и возвышенное, но…

 

- Блин! Вот ведь, зараза! Присосался к книге, как пиявка!!!! - Анджилу пришлось повысить голос до такой степени, что оконные стекла в Генкиной холостяцкой квартирке жалобно зазвенели. - Мы тут полчаса пытаемся его доораться, а он сидит, как истукан и даже бровью не ведет?!!

- Да отстань ты от него! Не видишь - у парня культурный шок! - весело отмахнулся Зак. - Наконец-то до него доехало, что кроме его любимой поэмки есть и ДРУГИЕ, более серьезные книги!

И только Сефирот, склонившись к самому застывшему Генкиному лицу, а затем медленно переведя взгляд на обложку, внезапно побелел и срывающимся голосом поинтересовался: - За-ак?!! Ты… ЧТО ему купил, а?!

- Дык, - Фэйр беспомощно развел руками. - Я попросил у продавца. Она мне ЭТУ книгу и порекомендовала! Да!

- Эй, Генезис! - между тем продолжал надрываться Анджил. - Мать твою, Багамутом за ногу! Да оторвешься ты, наконец, от этой богами проклятой книги?!!! Кто-то, кажется, собирался меня тут тащить в кабак?

- Та-ак! - Сефирот нехорошо прищурился. - Заккери, умница, ты Что просил-то?

- Ну-у, - Фэйр совсем растерялся. - Что-нибудь такое…

- Какое?

- Из этой… Классики… во!

- Хммм?!

- С интрижками.

- Ага…

- Убийствами.

- Так, и?

- Про любовь там. И ненависть. И ревность. И чтобы экшена побольше, драк, разборок…

- Угу… Ясно. А ты, я надеюсь, не забыл сказать о том, что это должна быть ПРОЗА?!!! Дюма там, Вальтер Скотт…

- ГЕ-НЕ-ЗИ-ИС!!!!! - стекла громко задребезжали, и Рапсодос наконец-то поднял ошалевшие глаза на побагровевшего от криков Хьюли. - А? Кто Гамлета зовет?...

- Чего? - не понял Анджил и, опешив, мешком плюхнулся на соседнее кресло. Зак икнул и вопросительно посмотрел на помрачневшего Сефирота. Серебристая бровь генерала зашлась в приступе нервного тика, а рука в кожаной перчатке непроизвольно потянулась к рукояти Масамунэ.

- Так быть, или не быть? Вот в чем вопрос! - нараспев продекламировал Генезис, и тут заметил реакцию Сефирота. - Эй, Сеф, ты чего? Это же не «Лавлесс»?!

- «Молилась ли ты на ночь, Дездемона»? - прошипел Сефирот, вставая в боевую позицию. - Хотел спарринг? Будет тебе счас ТАКОЙ спарринг!..

Шекспира он читал. Всего. А вот Генезис пока до «Отелло» немного не дошел. Но смысл цитаты все-таки понял…

 

- «Нет повести печальнее на свете…», - фыркнул Анджил, мрачно разглядывая связанного Генезиса. - Я все понимаю, Шекспир -гений, но зачем было мебель ломать?

Вопрос Хьюли повис в воздухе. Сефирот с остервенением пнул остаток одного из всуе упомянутых стульев, мелко покрошенных в щепу Масамунэ и Стикс (о, да, Генезис храбро сопротивлялся): - Я признаю, что идея подарить Генке книгу от имени Богини была провальной с самого начала! Получилось в итоге, как в той поговорке: «Хотели как лучше, а вышло - как всегда!»

- Нет, это я виноват! - возмутился Зак. - Я просто не подумал, что Генезису вредно ЛЮБЫЕ стихи читать. И не спросил, как книга написана. Я, знаете ли, вашего Шекспира не читал…

- Темнота! - помрачнел Хьюли. - Придется мне заняться твоим воспитанием и образованием, а то вы там в своей Гонгаге такие дикие и отсталые…

- И НИКАКИХ стихов! - напомнил Сефирот. - Хватит с меня одного повернутого на поэзии! Вы бы ему еще Басе подарили! Хайку на все случаи жизни! То-то Лазард порадовался бы! Он на Рапсодоса орать начнет, а тот ему про плывущий по воде лук или сакуру в цвету… Тьфу!

- А ведь это идея! - внезапно развеселился Анджил и посмотрел на зло стреляющего глазами Генезиса. - Все, парни! Шекспира - в топку! «Лавлесс» - туда же!

Сефирот и Зак довольно закивали, а Хьюли воодушевленно продолжил: - Тогда: празднуем день рождения нашего именинника? Развязываем, вытаскиваем кляп, - Генезис согласно закивал. - И идем покупать трехтомник японской бытовой лирики! Басе и иже с ним! А, парни? Что скажете?

Дружный грохот двух упавших на пол тел был достаточно красноречивым ответом.

И только освобождаемый Анджилом от веревок Генезис тихо ликовал: еще никогда у него не было такого насыщенного событиями и веселого дня рождения.

[Диландау ака Star]

Любовь

Фэндом: Аватар

Жанр: драма

Ценз: пи-джи

Пэринг: ?.. , авторские персонажи во вселенной Кэмерона.

Саммари: у любви много граней. Странное переложение древней легенды о красавице и звере, что любил ее.

Ворринг: много слов на языке На’ви. Врезки с авторскими примечаниями. Язык На’ви придуман не мной, а авторами «Аватара» - Д.Кэмероном, М. Вильгельм и Д. Мэтисоном. Ознакомиться с «голосарием» и «словарем» можно в книге «Аватар» Джеймса Кэмерона.

Отказ от прав: на данную вселенную автор текста не претендует - я просто немного поиграю и все верну обратно.

 

Посвящаю своим любимым ПЧ: Мирилас, Рено, Н.Тонкс, и всем, кому дорог мир «Аватара», а так же своим дорогим людям, которые сейчас далеко отсюда, в ином, лучшем мире, но до сих пор дают силы жить и бороться дальше: вам, Мика и Сеф.

 

- Са’ну! - маленький Севин осторожно дотронулся до локтя матери, стараясь привлечь ее внимание. - Са’ну! Охотники вернулись с добычей!

Старая Тау отложила в сторону челнок и одобряюще кивнула: - Хорошо, ’итан. Сходи, посмотри!

Мальчика не нужно было просить дважды: как маленький синий вихрь, Севин сорвался с места и выбежал из хижины навстречу группе возвращающихся охотников. Золотистые глаза его расширились от удивления, когда он увидел, какая добыча занимает почетное место возле костра Тса’хик.

- Это ведь Палулукан? - с благоговейным трепетом спросил мальчик, осторожно дотрагиваясь до мертвой головы зверя. Смертельный оскал навсегда свел мощные челюсти с ониксовыми острыми клыками в жуткую ухмылку. Эбонитовые головные отростки спутались в беспомощный клубок, и только багровые отблески костра Тса’хик лениво играли алыми бликами на угольно-черном панцире мертвого зверя.

- Не бойся, малыш! - мягко произнес Мей’а, первый охотник клана. - Он мертв, дух его отшел к Эйва. Нам пришлось убить его, иначе мы не только остались бы без добычи сегодня, но и потеряли бы больше половины своих воинов.

Севин стоял и смотрел на ужасного мертвого зверя до тех пор, пока Тау не пришла за ним и не погнала непослушного сына спать.

- Са’ну, - Севину спать совершенно не хотелось. Большой и страшный черный зверь занимал воображение ребенка, рисуя различные героические сцены охоты с его участием. - Са’ну, когда я вырасту, я тоже убью Палулукан!

- Скхавинг! - грустно улыбнулась Тау. - Глупый ребенок! Я ведь объясняла тебе, что Эйва не хочет, чтобы мы просто так убивали, словно мы - таутутэ - эти небесные демоны… Зачем тебе убивать Палулукан? Его мясо не пригодно в пищу - оно тхам, отрава…

- Но охотники сегодня принесли Тса’хик Майатэ мертвого Палулукан, и он занял почетное место среди добычи! - возразил мальчик. - Значит, Тса’хик нравится, если ей приносят шкуру Палулукан! Великим охотником назвала она сегодня Мей’а, за то, что он принес ей шкуру зверя. Я тоже хочу, чтобы когда-нибудь Тса’хик Майатэ назвала меня великим охотником. И, если для этого надо победить Палулукан, я это обязательно сделаю!

- Великая Эйва! - Тау не знала, плакать ей, или смеяться. - Я думала, мой ’итан - взрослый мальчик, а он все еще - сна’мина - глупышка. Кто сказал тебе, что Тса’хик одобряет тех воинов, что убивают без разбору, и приносят к костру Дома то, что негодно в пищу? И разве Эйва будет рада такому воину? Разве одобрят его Духи Предков? Мы не убиваем ради забавы или ради прихоти! Мы берем у Эйва только то, что нужно нам для того, чтобы жить. Только то, чем с нами рады поделиться. Разве ты забыл?

- Но Палулукан…

- Палулукан напал на наших воинов. Если бы они не защищались, если бы Мей’а не выстрелил в зверя, то все племя осталось бы голодным, и многие воины погибли бы. Поэтому зверя и убили. И поэтому Тса’хик хвалила Мей’а, который спас своих товарищей и не побоялся защитить их и добычу. К тому же Тса’хик Майатэ уважает Палулукан и никогда не одобрит глупое убийство этого великого зверя. Ведь ему она обязана жизнью.

- Но, Са’ну! Разве Палулукан - не свирепый и злой зверь, которому не ведомо сострадание? - удивился Севан и глаза его во тьме хижины засияли золотистыми искорками предвкушения интересной истории: Тау была не только отличной ткачихой, но и сказительницей.

- Да, ’итан, это так! - согласилась Тау. - Но даже такой страшный и свирепый зверь - дитя Эйва, как и мы с тобой. У него есть тирэйа, дух, как у всего живого, как и у нас с тобой… Есть и чувства… Давняя это история. Тогда Тса’хик Майатэ была немногим старше тебя. И даже твой семпул, отец, великий охотник Ш’рей, еще даже не появился на свет. Майатэ была дочерью прежней Тса’хик и былого оло ёктана. Она была лучшим в племени Икран Та’ронуи, смелой и отважной. Не было дня охоты, когда бы Майатэ не приносила бы добычу, освященную волей Эйва. И, хотя Майатэ - тутээ, женщина, но место ее возле костра было всегда одним из самых почетных…

И вот однажды Майатэ охотилась одна…

 

Есть на землях На’ви земли, отмеченные благословением Эйва. Но есть и места, которые лучше никогда-никогда не посещать. Гнев и злоба неба бушует там. Внезапно, среди ясного и погожего дня, налетает буря. Бьют в землю огненные стрелы небесных демонов. И горе тому На’ви, что забудет о гневе небесном и волею случая вступит на эти проклятые земли. (примечание: имеются в виду земли магнитных аномалий, где нередки выбросы частиц, поступающих из космоса - так называемый «коронарный выброс массы» - извержение заряженных радиацией частиц, так же в этих зонах нередки образования «трубок магнитного потока» между Пандорой и Полифемом, чьим спутником является Пандора. По трубке магнитного потока между планетами возникают гигантские электрические разряды). Только Эйва может спасти несчастного, осмелившегося ступить на такую землю. Только в ее власти его жизнь или смерть.

Майатэ знала о том, что за окраиной леса, возле рощи Душ, начинается проклятая земля. Не раз и не два в пылу охотничьего азарта залетала она на своем икране за запрещенный предел, и возвращалась оттуда целой и невредимой. Эйва хранила будущую Тса’хик до поры до времени, благодушно взирая на детскую бесшабашность и удальство. Напрасно оло ёктан Нингэй, отец Майатэ, великий вождь клана, не раз и не два пытался уразумить непослушную дочь. Девушке все казалось, что предупреждения отца - пустой звук. Да, земли за прудом и рощей Душ запретны, но разве не она возвращалась из них уже ни раз и не два с добычей? Разве не хранила ее благосклонность Эйва?

Вот и на этот раз увлеченная погоней Майатэ не свернула с пути, заметив, как поредели под ее парящим икраном деревья, сменяясь редкими и чахлыми кустами и серыми камнями запретной земли. Земли, где великое небо выплескивает свой гнев на тех, кто в злополучный час окажется здесь.

Икран довольно заверещал, предвкушая скорую добычу и девушка подняла лук, прицеливаясь в свою жертву. Рука ее не дрогнула, выпуская оперенную стрелу, но что-то пошло не так. Небо внезапно «поплыло», наливаясь нестерпимым сиянием, дрожа призрачными миражами, словно воздух внезапно накалился и стал осязаем, как камень. По коже пробежало странное покалывание, заставив руки онеметь и выпустить лук.

- Скорее! - воскликнула испуганная Майатэ, с ужасом понимая, что происходит с небом вокруг нее. - Скорее, Хийюк, прочь отсюда!

Икран метнулся в сторону, набирая скорость - испуг всадницы передался и ему, но внезапно небо осветилось миллиардом ярких солнц, раскалываясь от нестерпимого грохота и жара. Дикая боль пронзила все тело Майатэ, и, падая с огромной высоты на острые серые камни, она до самой последней минуты ощущала через связь, как бьется в агонии умирающий икран…

 

Глаза непривычно саднило, словно в них насыпали речного песка. К тому же тьма вокруг была настолько плотной и абсолютной, что невольно возникала страшная мысль - небесные демоны отобрали у нее зрение! Она ослепла, а значит, даже, если когда-нибудь ее найдут воины племени, и приведут к костру Дома, она будет совершенно бесполезна клану. Что может слепая охотница, потерявшая своего икрана? Ничего. Она ни на что больше не годна. Мужчина не захочет взять в свой дом такую, как она. Даром есть пищу Майатэ не привыкла. Стать вечной обузой своим родственникам и клану она была не готова. Остается одно - уйти к предкам, как велит того воля Эйва. Избавить клан от обузы. Она была глупа, она не послушалась своего отца, великого оло ёктан Нингэйя, и небо покарало е за глупость. Жаль, Хийюк ушел к предкам раньше ее, и не сможет ей помочь. Сама она ничего не видит, а нож пропал куда-то, когда они падали с огромной высоты на камни. Значит, придется долго и мучительно ждать конца. Хотя, возможно, Эйва смилостивится над глупой и самонадеянной девчонкой, и пошлет к ней одного из своих детей…

И, услышав неподалеку, почти над самым своим ухом, яростное рычание самого свирепого из лесных детей Эйва, того, кого называют Палулукан - «наводящий страх, от которого пересыхает во рту», Майатэ громко и счастливо рассмеялась - Эйва, всемилостивейшая и всезнающая, услышала ее мольбу. По крайней мере, смерть ее будет не такой долгой и мучительной, да и для охотника - большая честь стать жертвой Танатора.

 

Майатэ была готова к новому приступу жестокой боли, зная, что это все - уже ненадолго. Скоро, очень скоро ее страдания окончатся. Жаль, что все вышло так глупо. Горячее дыхание зверя оседало на щеке девушки крошечными капельками испарений. Сейчас. Уже сейчас Палулукан сомкнет свои страшные челюсти на ее беззащитном горле, потом - короткая вспышка и больше - ничего. Эйва милосердная! Как же долго тянется это время! Скорее уж бы. Нет сил ждать. И нож, он куда-то подевался. Нечем ударить зверя, чтобы спровоцировать на более быструю расправу.

Зверь тихо заворчал, и Майатэ внутренне сжалась, готовясь. Но коснувшийся ее влажный и горячий язык танатора только осторожно облизал напряженные веки, прикрывшие невидящие глаза. Зверь осторожно ткнулся носом в шею девушки, стараясь не касаться ее своими острыми клыками, и неожиданно… подставляя ей свой загривок, словно приглашая… Майатэ задохнулась от удивления и недоверия, но затем, дрожащими от переизбытка чувств руками нащупала в спутанных отростках на голове зверя нужный и прижала конец косы к поросли серебристых волокон. Чужое сознание, чуждое, совсем не похожее на сознание икран или страконей, заполнило ее. Странное, темное, как ночь, жестокое сознание. Но неожиданно - словно искорки ночных огоньков, словно легкий пух Эйва - сочувствие? Зверь… принял ее, пожалел? Словно маленького, слепого детеныша. Беспомощного и жалкого.

- Эйва, - выдохнула пересохшими губами Майатэ. - Великая и милосердная Мать! Ты… услышала меня?

Зверь толкнул ее влажным холодным носом, пытаясь взвалить себе на загривок и девушка непослушными руками вцепилась в могучую шею хищника, пытаясь устроиться на его спине поудобнее. Она больше не боялась, что танатор разорвет ее. И ей было совершенно все равно, куда несет ее могучий и огромный зверь, через высокие сияющие заросли пестрого папоротника и унидельты. Листва касалась ее кожи, лица, но она не видела, куда уносит ее страшный зверь. Скорее всего, в свое логово, в самую чащу запретного леса…

 

Палулукан внезапно остановился и медленно опустился на землю. А затем наклонился немного в сторону, помогая девушке сползти с широкой спины на поросшие густым и мягким мхом камни. Серебристые волоски медленно разомкнулись, разрывая связь. Чужое темное сознание ускользнуло, и Майатэ снова осталась в темноте и одиночестве. Но теперь ей было уже не так страшно - ведь поблизости был ее невольный защитник. Странный и необычный. Но за секунды до разрыва связи она уловила в его сознании не только жалость, а что-то еще. И больше его присутствие ее не пугало.

Холодный нос зверя ткнулся в бедро девушки, пододвигая ее к лежащей на земле туше какого-то довольно крупного животного. Наткнувшись вытянутой вперед рукой на еще теплое и влажное от крови мясо, девушка передернулась от отвращения, но тут же обругала себя последними словами: ей только что оказали гостеприимство. В любом Доме клана это сочлось бы за жест почета и доверия. Так почему бы и нет? К тому же она достаточно голодна, и, если она еще надеется вернуться к костру Дома, просто обязана сделать все, чтобы выжить. Особенно сейчас, когда милость Эйва открыла ей глаза.

Майатэ усмехнулась: какое счастье, что она сейчас не видит «угощения», которым ее потчует Палулукан. Иначе от отвращения ее давно бы вывернуло.

Сырое мясо оказалось довольно неплохо на вкус, хотя железный привкус крови был слишком пряным для обостренных слепотой чувств девушки. И, тем не менее, разрывая пальцами сырое мясо и вцепляясь в него острыми зубами, давясь жестковатыми кусками и пачкаясь сочащейся кровью, Майатэ приступила к угощению. Рядом довольно мурлыкал огромный зверь, одобряюще подталкивая «слепого детеныша» ближе к добыче и терпеливо ожидая своей очереди…

 

Майатэ потеряла счет времени. Она уже не думала о том, что одежда ее обветшала, и волосы спутались, и полны травы и веток, а от самой девушки разит звериным логовом. Зачем даже пытаться приводить себя в порядок, если ей суждено остаток жизни провести в логове танатора, словно больному детенышу, о котором он со странной нежностью и огромным терпением заботится. Зверь словно понимал, что она ничего не видит и потому совершенно беспомощна. И продолжал приносить ей еду, отдавая самые сочные и лучшие куски. И грел ее прохладными ночами, свернувшись вокруг нее калачиком. Огромный и свирепый лесной кот, мурлыкающий ей свои странные колыбельные жутковатым хриплым баском. Хищный и жестокий зверь, в груди которого билось такое заботливое и нежное сердце, сокрытое толстым антрацитовым хитином панцирных пластин. Бронированное чудовище, но Майатэ не могла видеть его ужасного облика, и ее не пугала близость огромного хищника. Для нее Палулукан стал другом. И она согласна была жить так и дальше, раз Эйва отказала ей в ином…

 

Дни все шли и шли. Майатэ совсем смирилась, но однажды Эйва напомнила ей о смысле ее существования.

Девушка проснулась посреди глубокой ночи, подняла невидящие глаза к огромному безжалостному небу, так жестоко наказавшему ее за своеволие, и… поняла, что ВИДИТ. Бледные пятнышки звезд, рассыпанные на угольном бархате высокого небосвода. И гигантский шар Полифема, наплывающий на горизонт. Рядом беспокойно заворчал огромный зверь, и в ясном свете ночных светил Майатэ впервые увидела своего спасителя. И задохнулась от изумления, ибо огромный кот был… белым, как холодный звездный свет. Белый Палулукан… Хозяин Запретного леса…

 

Танатор-альбинос медленно поднялся на лапы и осторожно подошел к «котенку», привычно уткнувшись холодным носом в бок девушки. Дрожащие пальцы Майатэ легли на мощную бронированную голову зверя, осторожно гладя наросты. Рука сама собой протянула косу и серебристые волоски сплелись, снова образовывая связь.

- Прости, я… я должна идти. Домой. Спасибо тебе! - голос девушки внезапно задрожал. Поймет ли он? Отпустит ли? Но ведь и ей не хотелось покидать его.

Палулукан коротко мякнул, переступая с ноги на ногу. Он понимал…

 

Танатор отпустил Майатэ. Умывшись в ближайшем ручье и наспех приведя одежду и волосы в относительный порядок, девушка подобрала заостренную палку и привязала к ее концу треугольный камень. Теперь, имея импровизированное копье, она могла идти дальше. Сориентировавшись по звездам, Майатэ определила, где примерно находится Дом клана, и довольно бодро зашагала по лесу. Мелкое зверье само разбегалось при виде молодой охотницы, а крупное Майатэ старательно обходила, ибо копье - не самая лучшая защита в Запретном лесу. Хотя, где-то под вечер, девушка внезапно начала замечать, что крупное и довольно опасное зверье само старается к ней не приближаться. Пораженная этим внезапным открытием, Майатэ резко остановилась и оглянулась назад. Так и есть - в зарослях папоротников знакомо блеснули светлые пластины белого панциря. Девушка чуть не рассмеялась: ее провожают! Ну, надо же! Зверь, отпустив ее, не успокоился и, видимо, решил довести дело до логического конца: пока она не очутится в полной безопасности, Палулукан, скорее всего, не успокоится.

- Идем? - Майатэ приглашающее махнула рукой.

 

Показавшиеся вдали огни костра Клана были самым прекрасным зрелищем, какое только Майатэ могла припомнить в своей жизни. Горло внезапно перехватило и судорожно сжало от накатывающих рыданий. Дом! Наконец-то! О, Эйва Всемилостивейшая! Она ведь уже не надеялась. И почти смирилась с мыслью, что никогда больше их не увидит. Сердце забилось неровно, пропуская удары, а ноги сами собой понесли вперед, все скорее и скорее, обгоняя несущуюся рядом серебристую тень…

 

- Скорее! Оло ёктан! Нингэй!!! Ваша дочь, Майатэ! Она… вернулась! - вождь от неожиданности выронил из рук охотничий нож, которым отрезал от жаркого кусок для своей жены, Тса’хик клана, и вскочил, внимательно и жадно вглядываясь в лицо воина, принесшего радостную весть напряженным взглядом. Что-то было не так. Дочь, которую уже полгода никто из клана не видел живой и здоровой. Вернулась! Его любимое дитя! Но почему воин бледен и глаза его лихорадочно блестят?

- Что?.. Что такое?

- Палулукан! За вашей дочерью гонится огромный Палулукан!

Хищный и страшный зверь. Перед глазами Нингэя встали яркие картины жертв танатора. О, он видел, ЧТО остается от тех, до кого добрались антрацитовые когти и зубы твари! И вождь принял единственное верное решение…

 

Майатэ не поняла, почему, увидев ее, воины клана побежали к ней навстречу, размахивая оружием, почему они внезапно натянули свои луки… Сердце, только что готовое от радости выскочить из груди, вновь пропустило удар и замерло от ужаса, ибо внезапно их поступок обрел смысл …

- Не-ет!!! Остановитесь! Нет, умоляю вас, ради Эйва! - в отчаянии закричала девушка, чувствуя, как вдруг подогнулись колени, и падая на землю. - Прошу вас… - руки поднялись в умоляющем жесте, но никто не услышал ее. Только резкий пронзительный свист стрел, и дикий визг смертельно раненого зверя.

Майатэ вскочила и повернула назад, падая, и снова поднимаясь, на непослушных, негнущихся ногах. Туда, где в высокой траве билась серебристая окровавленная огромная дикая кошка, которая пожертвовала ради своего «котенка» жизнью.

- Не умирай, - шептала девушка, обнимая сильную шею и чувствуя, как последние судороги сводят могучие мышцы танатора. - Эйва не допустит…

Зверь тихо завыл, пытаясь высвободиться из ее объятий, а потом внезапно повернул к ней свою окровавленную морду и, судорожно прядая ушами, облизнул горячим шершавым языком щеку Майатэ. И, глядя в мутнеющие глаза зверя, Майатэ с ужасом поняла, что белый Палулукан был… слепым… Как большинство альбиносов.

 

Севин украдкой вытер мокрые глаза кулачком и тихо спросил: - Са’ну! А… Эйва, она не помогла белому Палулукану?

- Нет, сынок, - печально вздохнула старая Тау. - Эйва забрала его к себе, туда, куда уходят все ее дети. Куда и мы с тобой когда-нибудь уйдем. Она избавила его от страданий.

- Значит, он умер, да? - мальчик чуть не плакал. - А Майатэ? Что стало с ней потом? Она, разве, совсем-совсем о нем не грустила?

- О, наша Тса’хик Майатэ - воистину мудрая женщина. Она грустила, да, но она понимала, что на все - воля Эйва. А белый Палулукан… Он помог ей еще раз, уже после своей смерти - когда Дом узнал историю спасения Майатэ, прежняя Тса’хик, мать Майатэ, провозгласила ее новой Тса’хик. Ибо такова была воля Эйва, пославшей для спасения дочери Нингэйя самого Белого Палулукана. И Майатэ, став новой Тса’хик, чтит законы Эйва, и, в память о белом Палулукане запретила охотиться на него и убивать его, кроме тех случаев, когда для воинов клана нет иного выхода.

- Но, Са’ну, я все понимаю… Только… ведь великий белый Зверь… Он был слеп? Как же тогда он увидел Майатэ и помог ей?

- На все - воля Эйва, сынок. Смотри глазами любви, видь сердцем - и ты поймешь, как это все было! - сказала старая Тау и грустно улыбнулась. - Истинная любовь слепа, но она делает наши сердца зрячими, ’итан…