Marfa

О, это вэри гуд))) *ушла думать над работой*

16 дней - это много?! 0_о если их на неделю-другую убавить, то вообще ничего не останется...

Марва Рохлянская в конкурсе участвовать будет. Но, что стопроцентно без обмана, отказа и проволочек - обещать не может, ибо неисповедимы пути Трибунала, и в случае травм рук, головного мозга, органов зрения, исключения из университета а так же летального исхода художник из нее будет никакой :) При всех иных обстоятельствах - я ваша, господа :)

Что-то я сильно сомневаюсь, что наберется...

Уффффф, добралась-таки до инета наконец-то... Я бы поучаствовала, хотя тема сама по себе и предполагает сложность технического исполнения: все-таки схватка - это динамика, а динамику рисовать сложнее, чем статику))) Но с другой стороны это может стать неплохой тренировкой для тех, кто пожелает участвовать. Хотя, конечно, плачевные итоги первого конкурса еще живы в моей памяти и что-то в большом колличестве этих самых участников я сомневаюсь...

Ожидая отзыв последнего из жюристов, продлеваю голосование еще на пару дней.

В связи с тем, что из членов жюри отписался пока только один, продлеваю конкурс до 11 февраля включительно.

Внимание, после длительного обсуждения было решено изменить систему выставления баллов. Все оценки, которые уже были выставлены, будут мною пересчитаны в соответствии с новой разбалловкой. Новые правила смотреть в измененном первом посте.

Я обижусь и уйду А если без шуток, задумаюсь о целесообразности дальнейшего проведения подобных мероприятий.

Ну, никакая это не накрутка баллов, конечно, ибо на конечый результат это в итоге не влияет, но Тори сказала правильно: жюри - это мера от отсутсвия голосов и возможность почитать профессиональную критику. Увеличивать вес голосов не будем, да и не к чему. ЗЫ: сегодня уже 31-ое. Господа жюристы отписываться в голосовании собираются?

Прием работ окончен. Для того, чтобы проголосовать прошу пройти вот в эту тему)))

С каждым конкурсом у нас все больше и больше работ, что, несомненно не может не радовать Господа читатели-голосующие, вашему вниманию представлены семнадцать рассказов: 1) Искатели артефактов 2) Забой 3) Я 4) Найденный путь 5) Один на два мира 6) Холод 7) Цена знаний 8) Сюжет 9) Бой 10) Зато вы вместе 11) Удачная покупка 12) Дающая надежду 13) Вечный страж 14) Шлем Шигората 15) Месть – это блюдо, которое принято подавать холодным… 16) Мечта мертвеца 17) Несчастный Состав жюри. 1) Elfa 2) Don Condor 3) Arven 4) Шейд 5) Иннельда Правила голосования Для пользователей: К голосованию допускаются пользователи, зарегистрированные на форуме не менее месяца назад и имеющие не менее 40 сообщений. Вы должны скопировать приведенный выше список конкурсных произведений к себе в пост и напротив каждого произведения выставить оценку от 1 до 5 баллов. В отличие от предыдущих конкурсов, вам не обязательно писать развернутые комментарии к оценкам, но я бы от своего лица и от лица авторов очень попросила вас это сделать. Все-таки, стараться-стараться и получить в итоге одну-единственную циферку - это немного грустно. Так что, если у вас есть время, не поленитесь, сделайте авторам приятное Примечание: авторам участие в голосовании принимать нельзя. Для жюри: Вам предстоит выставлять оценки произведениям оценивая отдельно 1. сюжет 2. стиль 3. грамотность 4. соответствие лору 5. язык в целом По каждому пункту требуется выставить отдельную оценку от одного до пяти баллов, подробно аргументировав свою позицию. После этого оценки складываются, получившееся число делится на пять и получается общая оценка произведению, которая, собственно, и будет учитываться при голосовании. Все эти сложности нужны для того, чтобы как можно более полно расписать автору достоинства и недостатки его произведения. Так же жюри имеет право добавить от 0,1 до 1 балла за наличие оригинальных находок Сроки голосования Голосование закончится вечером 13 февраля (примерно в 23:00 по московскому времени). Затем по каждому произведению будет подсчитана оценка и оглашены итоги, названы имена авторов каждого произведения и определен победитель. За сим спешу откланиться и уступить место голосующим. Голосование по третьему всеяфуллрестовскому конкурсу прозы обьявляю открытым!

С салатом можно было бы еще немного поработать, а вот лук и грибы вышли определенно очень "вкусно"))) кстати, очень удачно по цвету вышло, на превьюшке смотрится как конфетка)))

Эх, Дарин, планшет бы тебе... Неудобство рисования мышкой явно сказывается на качестве работ (карандашные, например, гораздо более живые и детальные, да и с анатомией там, кстати, говоря, лучше, последняя так мне вообще понравилась).

17) Несчастный Дверь закрылась сама, плавно и бесшумно, только замок щёлкнул за спиной. Я поёжился: здесь было очень неуютно... Среди местных об этом месте ходили самые невероятные слухи: жуткие тени, потусторонние голоса, люди, пропадающие без вести, – да мало ли что ещё. Я не слишком волновался по этому поводу, за время работы в Гильдии случалось сталкиваться с вещами и пострашнее. Дело тут было совсем в другом. Само это место, оно... подавляло, заставляло чувствовать себя маленьким, незначительным, слабым... Здесь всё: каждый камень, каждый дюйм стены, каждая царапина на выщербленном потолке – дышало такой древностью, что душа уходила в пятки, оставляя неприятное ощущение пустоты где-то в районе живота... - Г-господин... - дрожащий голос Ниора за спиной прервал мои мрачные размышления. - Господин, пойд-дёмьте отсюда, п-пожалуйста... - Что, - я заставил себя издать смешок, - уже не хочешь идти со мной? Что же ты так просился? Стоило поблагодарить Ниора за его беспомощность, она вернула мне уверенность в себе. Я снова принялся оглядываться, но уже с интересом. И чем больше я видел, тем дальше уходило чувство подавленности, уступая место восхищению. Любой отшельник, будь то уставший от городской суеты учёный, религиозный фанатик или могущественный маг, всегда будет пытаться обустроить своё жилище так, чтобы его не беспокоили. Кто-то уходит далеко в леса, чтобы до него нельзя было добраться, кто-то обставляет своё место обитания с нарочитой бедностью, чтобы даже приближаться к нему не хотелось, но здесь... Мне хотелось аплодировать. Работа настоящего мастера. Эта комната была пропитана магией. Некоторые участки стен светились магическим светом, причём сделано всё было так, что нельзя было этого заметить, специально не приглядевшись. Факелы, расположенные каким-то причудливым образом, рисовали на полу и потолке загадочные фигуры, ничего конкретно не напоминающие, но оттого не менее жуткие, особенно в этой могильной тишине. Цвета, формы, даже запахи были частью композиции, ловко играя с подсознанием, манипулируя эмоциями, взывая к самым потаённым страхам... именно это я и почувствовал, когда вошёл сюда. Инстинкт самосохранения, умело обведённый вокруг пальца, настойчиво требовал покинуть помещение. Но нужно было двигаться дальше. - Идём! - не оборачиваясь, я махнул Ниору рукой и бодро зашагал вперёд. Тот шмыгнул носом, но последовал за мной. Поднявшись по лестнице, я увидел длинный коридор, спирально поднимающийся вверх. Вокруг по-прежнему не было ни души. Я обернулся: Ниор, вжав голову в плечи, стоял рядом и что-то тихо бормотал. Молился? Ха, пускай терпит, раз напросился идти со мной. Мы продолжали подниматься по коридору, окружённые всё той же могильной тишиной... Тишиной? - Тише! - я вскинул руку. - Что? - рассеянно переспросил Ниор, прервав свои бормотания. - Тихо ты! - я двинул его локтем в живот, он охнул, согнулся пополам, но замолк. - Слышишь? Из-за поворота отчётливо раздавались медленные размеренные шаги, шлёпающие, будто кто-то шёл по луже. Шаги приближались. Когда он показался, я невольно вздронул, не столько от неожиданности, сколько от испуганного вопля Ниора. Впрочем, на его месте я бы тоже испугался. Мускулистая антропоидная фигура с перепончатыми конечностями и крокодильей головой. Не много не мало, даэдрот. Я потянулся к мечу, но чудовище, смерив меня равнодушным взглядом, спокойно обогнуло нас и таким же размеренным шагом прошло мимо. - Ш-што это было, г-господин? - пролепетал слуга, когда даэдрот скрылся за поворотом. - Домашнее животное, - буркнул я. Коридор закончился, и я оказался в довольно просторной комнате, где сразу же натолкнулся на следующий сюрприз. Им оказался двемерский центурион, мирно стоящий у входа. Повернув в мою сторону голову, он моргнул единственным глазом и отвернулся. Да уж, сегодняшний день серьёзно раздвинул мои представления о границах возможного... - Говори, - густой мощный баритон, эхом отразившись от стен и потолка, заставил меня подскочить на месте. Я обернулся: напротив стоял данмер в длинной тёмной мантии. Он внимательно разглядывал меня, изучал, и я чувствовал, как этот взгляд выворачивает меня наизнанку... - Говори, - повторил данмер. - Поторопись. От него веяло колоссальной мощью. Даже самые могущественные из известных мне магов Гильдии не излучали такой силы. Хотелось убежать, забиться в тёмный угол и никогда-никогда не выходить оттуда – лишь бы не чувствовать на себе его взгляда. - Вы Баладас Дамневанни? - я пытался заставить голос звучать спокойно, но в конце фразы он всё-таки предательски дрогнул. - Да, - ответил он. - А это мой дом. Зачем ты пришёл сюда? - Я принёс вам письмо... - он молча ждал продолжения. - От Тирама Гадара, советника Архимага Требониуса... Продолжая сохранять молчание, данмер посмотрел на Ниора. Тот съёжился и спрятался за колонну. Баладас снова обратил взгляд на меня. - Мой слуга... - слова застревали в горле. - Я обучаю его... основам магии. Напросился идти со мной. Уже... горько жалеет об этом, - я вымученно улыбнулся. Лицо мага по-прежнему ничего не выражало. - Не обращайте на него внимания, - поспешно добавил я. Маг хмыкнул. - Что ж, - промолвил он, и письмо сгорело в его руке. - Тебе следует кое-что знать... *** В Гильдии Магов я проработал два с половиной года, и каждый день меня без устали убеждали, что Телванни — хитрые двуличные ублюдки, ни на грамм не достойные доверия. Возможно, я даже сам поверил в это, но интерес к этим магам у меня никогда не пропадал. Наверное, дело было в той загадочности, которой они себя окружали. А может, просто моя неугомонная натура давала о себе знать. В любом случае, когда Тирам Гадар, ближайший советник Архимага, дал мне письмо и поручил отнести его одному из волшебников Телванни, я двумя руками выхватил у него свиток, а в следующую минуту уже собрался и выскочил из здания. Мой слуга Ниор, весьма способный ученик, буквально бредящий магией и всем, что с ней связано, упросил меня взять его с собой... Выслушав Баладаса, я пришёл в замешательство. Дом Телванни уже давно и активно вмешивается в дела Гильдии, а Тирам гадар — один из их шпионов! Я не мог понять, зачем он мне это рассказывает. Первой мыслью было применить Вмешательство, вернуться обратно в Гильдию и всё рассказать Требониусу. Но когда Баладас предложил мне работать на него, я призадумался. Не об этом ли я втайне мечтал все эти годы? Отрывающиеся перспективы ослепляли... Моим первым заданием было убрать того, кто послал меня сюда. Дому он больше не нужен, а в уже Гильдии давно ходят слухи о шпионе, почему бы слегка не помочь им с выходом на след? *** - Дело сделано? - Баладас, кажется уже знал ответ. Я радостно кивнул, вкратце обрисовав ему события двух прошедших дней. Ранис Атрис вцепилась в слухи о шпионе, как бездомная собака в брошенный кусок мяса. - Хорошо, - кивнул маг. - Я ценю твои усилия. Что-то было не так. Странное беспокойство грызло меня изнутри, хоть я и не мог объяснить, чем это вызвано. Я не помню, что случилось в следующую секунду. Когда гул в голове утих и перед глазами перестали плясать искры, я понял, что лежу на полу. Руки и ноги непроизвольно дёргались из стороны в сторону, волосы стояли дыбом. Дико болела спина. Мне приходилось исптывать нечто подобное, когда в одном из рейдов в меня попали электрической сферой... С трудом заставив тело слушаться, я попытался встать, но кто-то пнул меня под рёбра и опрокинул на спину. Я огляделся. Баладас с бесстрастным лицом стоял чуть поодаль и смотрел куда-то в сторону. Я перевёл туда взгляд: надо мной возвышалась фигура ещё одного данмера. Такое знакомое лицо, где я видел его? Мысли прыгали и упорно не желали приходить в порядок, будто я выпил сразу несколько бутылок дешёвого вина... - Какой интересный поворот событий, - раздался где-то далеко голос Баладаса. - Как тебя зовут? Я мысленно застонал. Я знал, как его зовут... Хитрый двуличный ублюдок... - При рождении меня назвали Арионом, господин, - ответил мой бывший слуга. - Но в детстве меня часто называли Ниором. Можете выбрать сами, какое имя вам больше нравится. В глазах темнело, звуки сливались во всё более далёкий и неясный шум. - Что ж, Арион, - прозвучало на краю сознания. - Тебе следует знать кое о чём... Тело пронзила ещё одна вспышка. Кажется, это было больно, но я не успел этого понять, потому что в следующую секунду был уже мёртв. Несчастны те, кто думает, будто понимает замыслы Телванни.

16) Мечта мертвеца Дети стояли на холме. А перед их лицами завис в воздухе, судорожно махая полусгнившими крыльями, облезлый труп скального наездника. Мертвая тварь раздувала дырявое горло, из которого временами плескало желто-зеленой жижей, разевала клюв и пыталась издавать привычный отвратительный писк, но голосовые связки были давно порваны, поэтому получалось только злобное сипение. Тело наездника, почти полностью лишенное кожи, склизко блестело в лучах заходящего солнца, и можно было увидеть, как по всей его неровной поверхности высовывают глянцевые головки крупные белые черви. Сломанный в многочисленных местах хвост безвольно повис, устремившись красноватым роговым острием в землю. Посреди пыльных бесплодных просторов Эшленда гнилой наездник выглядел особенно жутко и вместе с тем – уместно и естественно, как будто висел здесь с самого сотворения мира. Дети переглянулись, и девочка-эльфийка лет тринадцати, в золотистой коже и карих глазах которой явственно угадывалась кровь альтмеров, наморщила маленький носик и брезгливо проговорила: – Как же он все-таки воняет, совершенно невыносимо! Ллетис, с ним же невозможно стоять рядом! Он не вонял так, когда мы его нашли. Ужас просто. Мальчик-данмер, едва заметно старше ее, безучастно стряхнул с плеча выпавшего из наездника червя и окинул крылатое тощее тело любопытным цепким взглядом. – Ну, он же тогда лежал просто, а сейчас двигается, шевелит крыльями, вот и разгоняет запах. А что мы с ним будем делать, Кельрия? Он далеко все равно не улетит, ты посмотри, он же с трудом в воздухе держится. Да и показывать никому нельзя. – Почему нельзя? Ты подумай, как можно напугать этих выскочек, Талиру и Ульвени! Например, когда они будут опять купаться на отмели, выбежать с криками из-за большого камня на повороте реки и сделать вид, что он за нами гонится! А потом пусть он их прогонит из воды! Вот посмеемся, когда эти дуры будут голышом по берегу бегать и на помощь звать. – Ну, я помню, как они тебя обидели, и я тоже их терпеть не могу, но хуже всего потом будет нам с тобой, и нас не просто запрут в комнатах на несколько дней, как тогда их. Это же ведь некромантия. – Ну что за глупости, некромантия – это если разумных поднимаешь! А это просто животное. Да и вообще, мы же просто книгу нашли, что такого-то? Тоже мне, некроманты. – Ты это ординаторам расскажи, когда они за тобой придут, – вздохнул Ллетис. – И вспомни, как мы ее нашли, точнее, у кого утащили. Как я вообще в это влез? Умеешь ты мозги запудрить. Как хорошо, что мы с тобой не родственники. – Тебе самому просто до смерти было любопытно, что из этого получится. До смерти, – хихикнула Кельрия, довольная этой игрой слов. – Хоть и бубнил, что, дескать, ”данмеры ненавидят некромантов” и ”поднятие мертвецов опасно в первую очередь для самого заклинателя”. Зануда, начитался дядюшкиных книг. – И кстати, о дядюшке. Не слишком ли мы далеко ушли от нашего поместья? Скоро он пошлет кого-нибудь звать нас обедать, и что тогда? Где они будут нас искать? Ох и попадет же нам все-таки. Да и вспомни, что нам о диких землях говорили… – А где нам надо было дохлых зверей искать, в саду дядюшкином? Не смеши. И ничего с нами тут не случится, мы уже нашли себе защитника, – степенно, подражая взрослым, она кивнула в сторону наездника. Существо слегка наклонило голову и покосилось на нее распухшим глазом, заплывшим бельмом. Второй глаз, выпавший из глазницы и висевший на каких-то почерневших нитях, мог смотреть только в землю. – Ой, посмотрите на нее, тоже мне, чернокнижница в четвертом поколении. Добром не кончится точно. Как бы эта дрянь на нас сейчас не напала вообще. Я слышал, поднятые животные так часто делают. Хотя, конечно, было бы очень здорово посмотреть, как Ульвени с Талирой бегают голышом по берегу. Эй! Что это он делает? Наездник изогнул длинную шею, и с нее отпал последний длинный клок разложившейся кожи. Это, по-видимому, стало последней каплей, переполнившей гнойную чашу, и труп больше не смог сохранять прижизненную форму. Голова сползла с крепившего ее позвонка, почти удержалась на остатках плоти, но все же оторвалась. Крылья конвульсивно сложились, в левом из них кости прошили кровянистое мясо и вылезли наружу. С затухающим горловым клекотом погибшее животное кувыркнулось в воздухе и свалилось на землю, подняв облако пепла. – Нам нужен дохлый гуар, – сказал мальчик. Труп гуара обнаружился совершенно случайно. Неосторожно оступившись и кубарем скатившись с очередного пепельного холма, Кельрия почувствовала, как ее руки уперлись во что-то податливое и сухое. Увидев перед самым своим лицом полураскрытую в последнем спазматическом вздохе широкую пасть, покрытую выцветшей грубой кожей, она взвизгнула и мигом очутилась на ногах. – Ого, удачно ты упала. Вот и нашелся. Кто тут только не помирал, как бы нам следующими не стать, – не замедлил поделиться мыслями подоспевший Ллетис. – Прекрати немедленно ныть, сколько можно! Кто из нас мужчина, и вдобавок старше? – насмешливо заметила девочка. – Ну я, и дальше что? – обиженно пробормотал тот. – А вот кто из нас девочка, которой приличествует быть заботливой, скромной и осторожной? – Ага, и занудной, как твой дядюшка. Давай, доставай книгу, будем заклинание читать. И хватит копаться, я уже достала все свечи и серебряный кулон! Кельрия вложила в рот гуара свой медальон изящной работы, после чего дети расставили вокруг трупа тонкие красные свечи, втихомолку утащенные из часовни при поместье, и поспешно зажгли их поочередно, с запада на восток. Затем начали хором читать заклинание с пожелтевших страниц обтянутой мягкой черной кожей книги, пытаясь произносить его слова внятно, громко и нараспев. Голоса их дрожали. Мертвую тушу окутала чуть заметная серая дымка, невесть откуда взявшийся ветер швырнул в лицо Ллетису горсть пахнущего тленом пепла, и все затихло. Дохлый гуар подниматься явно не желал. Ллетис немного постоял в замешательстве, но досада пересилила страх. Мальчик-данмер подошел к телу и от души пнул полуразложившуюся спину. За его спиной что-то шумно заворочалось и хрипло выдохнуло, обдав Ллетиса сухим гнилостным смрадом. Цепенея от накатившего предчувствия, мальчик развернулся и полными ужаса глазами уставился на существо, выбиравшееся из-под обильной толщи пепла, ранее его скрывавшего. Где-то справа пронзительно взвизгнула Кельрия. Иссохшее, тощее тело густо-серого оттенка, облаченное в такого же цвета лохмотья, когда-то, судя по всему, бывшие мантией, сквозь огромные дыры в которой виднелись ввалившиеся бока и выпирающий хребет, еще только медленно разгибало согбенную смертью спину, а юный данмер уже понял, что это конец. Сейчас эта тварь обернется, и они увидят бездушное лицо с зияющим в нем провалом, из которого растет омерзительный гибкий хоботок. После этого они умрут. Хотелось бы верить, что быстро. – Беги, Ллетис! Это пепельный упырь! ”Да, пепельный упырь. Убитый кем-то и случайно поднятый нами пепельный упырь. Это ж надо так умудриться!” – пронеслось в голове мальчика. Почти под самыми его ногами земля вновь зашевелилась, и Кельрия вскрикнула еще раз, но похолодеть от ужаса молодого данмера это уже не заставило. Всего лишь решил все же подняться уже знакомый им гуар. Конечно, стоя и надсадно дыша, вздымая на дряблых боках прогнившую шкуру, из-под которой местами торчали желтые ребра, и тряся головой, поросшей жухлой травой, как и его спина и плечи, он выглядел куда как более внушительно, чем до этого, но вряд ли был способен добавить ситуации драматизма. Трагичность обстановки нарушил сам упырь. Увидев встающего гуара, он опрометью бросился к нему с возгласами ”Топотун! Топотун, мой хороший!”, чем изрядно озадачил детей. – Он что, ест гуаров? – недоуменно спросила Кельрия. Страх на ее лице моментально растаял, и она бросила на обоих мертвецов оценивающий взгляд. – Не сможет. Гуар слишком толстый, а у упыря зубов нет. Услышав ее голос, покойник повернул голову. Хоботка на ней не обнаружилось, вместо него там было туго обтянутое высохшей кожей, жутко осунувшееся, но все же вполне эльфийское лицо. Серое лицо умершего данмера. – Да какой я вам упырь! – расхохотался вдруг мертвец, трясясь при этом так, что выступающие ребра заходили ходуном. В животе у него что-то угрожающе скрипнуло, и труп поспешил утихомириться. – Я простой трактирщик, всю жизнь прожил в портовом городишке Сейда Нин, какой из меня упырь? Я и мором никогда не болел, слава Альмсиви. – А что вы тогда здесь делаете, мутсэра, если в Сейда Нин жили? А этот гуар – ваш? – недоверчиво, но очень вежливо спросила девочка. – Ну, как вы догадываетесь, это довольно печальная история. Гуар мой, Топотун его зовут. Топотун, поздоровайся… Хотя ладно, не надо. Говорю же, я всю жизнь прожил в Сейда Нин, выезжал оттуда на Топотуне только на плантации за пепельным бататом и пробочником, ну, и иногда возил выпивку в форт легионерам. Ну, знаете, форт около Балморы? Не помню, как его называют. Так и прожил до старости, больше почти и не был нигде. И решил, что хватит мне сидеть в этой дыре, надо хоть раз в жизни отправиться на Побережье Азуры, посмотреть, как там восходит солнце. С детства об этом мечтал, с тех пор, как мне рассказала мать, что туда даже имперские аристократы из метрополии приезжают, до того красиво. Был у меня еще один гуар, помоложе, но я поехал на Топотуне, я же его сам вырастил, отбил его, маленького, от стаи никс-гончих, выкормил… Он совсем крохотный был, чуть больше ладони… Ну, может быть, трех ладоней. Здесь нас застала пепельная буря, скрыться мы не успели, года не те уже. Так и занесло нас… Я так понимаю, мы с Топотуном мертвы? – наконец закончил свою речь труп, оказавшийся на редкость словоохотливым. Ллетис утвердительно кивнул, во все глаза уставившись на странную парочку. – А вы, значит, некроманты. Простите великодушно, но служить вам я сейчас никак не могу, мы с Топотуном все еще хотим увидеть, как из-за менгиров, уходящих далеко в океан, показывается сияющий краешек солнца. Так мне об этом рассказывала мать. Раз уж мы все равно встали, почему бы не продолжить путь? Вы же не против? – с усмешкой поинтересовался мертвец. Ллетис ничего против не имел, Кельрия – тоже. Оба хотели только поскорее оказаться подальше от всевозможных неупокоенных, и старик очень точно угадал это желание. – Ну, тогда честь имею откланяться. Удачи вам, некроманты, – покойник попытался подмигнуть ссохшимся от пепла сморщенным веком, но, разумеется, это у него не получилось. Подумав, он с трудом помахал детям рукой и с еще большим трудом забрался на травянистого гуара. Тот флегматично всхрапнул, заурчал и мерным шагом направился прочь, неся на себе старого друга. Подождав, пока трупы скроются за ближайшим холмом, Ллетис с задумчивым видом перелистал черную книгу, по всей видимости, в поисках ответа на какой-то возникший вопрос. И этот ответ он нашел. – Так вот почему он даже спрашивать не стал, чего мы от него хотели. Кельрия, ты ведь прочитала только описание ритуала, да? Ты посмотри, что пишут: ”Адепты некоторых школ магии имеют обыкновение набирать себе учеников, когда те пребывают еще в самом нежном возрасте. Возможно, подобная практика и несколько облегчает обучение основам магических искусств, ибо ученики обретают необходимые навыки с раннего детства, но нельзя не учитывать, что данный подход совершенно неприемлем, если речь идет о некромантии. Это искусство управляет слишком тонкими магическими потоками, и лишь зрелый маг способен выстроить их так, чтобы дух верным образом вернулся в мертвое тело, и чтобы оно впоследствии смогло адекватно функционировать. Самая же главная опасность состоит в том, что слишком юные люди и меры не умеют накапливать в себе необходимое количество магической энергии и не способны вкладывать собственную волю в продукт своей работы, будь то призрак, скелет, зомби или иное умертвие. Следовательно, нежить не будет выполнять повеления такого заклинателя, и, даже если ритуал удался и труп не разрушился сразу после подъема, крайне затруднительно поручиться, что маг не будет в первые же мгновения убит результатом собственной работы. Поэтому надлежит набирать учеников только по достижению ими шестнадцати-семнадцати лет независимо от расы, так как только к этому возрасту формируются способности управления волей”, – путаясь в длинных фразах, прочитал вслух Ллетис. – Одним словом, повезло нам, что наездник нас не сожрал, по-моему, он просто уже не в состоянии был. В следующий раз надо всю книгу читать! – Давай больше не будем никого поднимать, – задумчиво произнесла Кельрия. – Просто незаметно спрячем одежду, когда эти выскочки опять купаться пойдут. Так ведь? – Придем домой, отдам эту книгу дяде, я, в конце концов, ребенок еще и рано мне заниматься уничтожением темных трактатов. Пусть сам решает, что с ней делать. – Пойдем домой, ребенок, – улыбнулась ему девочка. – Обед мы и так уже пропустили. – Да что уж торопиться теперь, – безнадежно махнул рукой Ллетис. – Нам все равно уже попадет так, что о сладком можно забыть до Месяца Вечерней Звезды. Далеко же мы ушли, хорошо хоть, по следам вернуться можно. Пойдем. А за полтысячи шагов от них быстро шли на восток сквозь холмистое пепельное море Эшленда мертвый гуар и мертвый трактирщик. На небе появились первые вечерние звезды, но гуару и его хозяину пока не было дела до этого. Ожидание и так слишком сильно затянулось, и они торопились, потому что шли навстречу самому прекрасному рассвету во всем Тамриэле.

Недели две, наверное, как и в прошлые разы)) с 22 января по 6 февраля

15) Месть – это блюдо, которое принято подавать холодным… Чувства пришли к нему не сразу. Сначала появился свет, вернее, блеклое мерцание, которое постепенно переросло в яркое пятно перед глазами, а после и вовсе заполнило пространство вокруг. Затем появился шум: странные голоса и звуки окружали его отовсюду. Дикие и неизвестные. В них крылись отголоски прошлого: голоса людей, бряцание доспехов, звон мечей, и крики… отчаянные крики и стоны, плач…грубый лай… все кружилось в голове с громадной скоростью, создавая в его голове ужасный калейдоскоп красок и звуков. Со всем этим пришла и боль. Начав с головы, она опустилась вниз по линии позвоночника и растеклась по мышцам, заполняя все его тело, будто разносилась кровью по артериям. Боль была повсюду. Она окружала его. Она была в нем. Казалось, он был выткан из боли. Но мысли пришли значительно позже. Влажное прикосновение к челу вдруг вырвало сознание из тьмы и вернуло в тело. На мгновение он почувствовал влажные холодные капли пота, стекающие по его лицу, сухость потрескавшихся губ, и чье-то присутствие. Но это длилось лишь один миг, после которого он обратно погрузился в забвение. Пятна перед глазами начали превращаться в образы, которые обрели небывалую ясность и закружились в нелепом хороводе… мелькали перед ним сражения, крики, звон клинков и брызги крови... а еще он видел руки… руки, залитые кровью… и когда он присмотрелся, то увидел, что это были его руки… густая кровь стекала по перчаткам. А потом все вернулось назад: Шум….Свет….Кровь….и Боль…. *** Болота Горького Берега всегда носили дурную славу у жителей Морровинда. Так уж исторически сложилось, что место сие стало обителью преимущественно для преступников, контрабандистов, работорговцев и убийц, скрывающихся от правосудия. Знал это и Джакоб Сьюн, когда вместе с молодой семьей поселился в деревушке под названием Хла-Оуд. Было ему 29 лет отроду. Молодой и сильный, он никогда не задумывался о возможной угрозе. И когда умер дядя Джакоба, оставив в наследство свой рыбный промысел, он тут же с радостью схватился за предоставленную ему возможность. Не смутила его ни холодность жителей деревни (с коей те его встретили), ни разговоры да сплетни, которые те распускали за его очи. Хоть обстановка была не очень богатой, климат был более чем хорош. А море по соседству было и вовсе прекрасным! Особенно после Эшлендерской пустыни, в коей он прожил вот уж столько лет. Будучи не дураком, Джакоб быстро разобрался в рыбном промысле, да и другие рыбаки вскоре приняли его, и стали относится более добродушно. В общем, было все у них хорошо, если не прекрасно. Вот только не так долго длилось все это благополучие! Единожды, а именно 13 дня Месяца Покоса, в местной таверне появилось 5 чужаков. Жители деревни перешептывались о чем-то за каждым углом, но виду никто не подавал. И длилось это 3 дня. Но Джакоб по простоте своей не обратил на эти перемены ни малейшего внимания, пока на четвертый день не явились они к нему домой с маленькой «просьбой» - перебросить оружие через Море Призраков, да так чтобы прямиком в Морнхолд. Вот тут то Джакоб и сотворил свой самый глупый в жизни поступок… *** Когда он снова открыл глаза, было уже темно. Вместо резкой, разрывающей ткани и суставы, боль превратилась в жесткую, безжалостно воющую, словно зимняя пурга. Но поменялся не только ее характер: теперь она не всецело окутывала его тело, а исходила изнутри где-то в районе сердца. Ему было тяжело дышать: что-то сдавливало грудную клетку. Не без труда, но Ему удалось дотронутся рукой до груди. Он нащупал грубую повязку, туго намотанную вокруг его тела. Удивительно, но он почти ее не чувствовал! Все болевые ощущения его были притуплены, хотя чувства были на удивление ясными: Он даже смог расслышать потрескивание поленьев в небольшом камине рядышком. Следующее, что Он ощутил – был запах. И он понял причину всего происходящего с ним: опиумный дым – экстракт Лунного Сахара, который дурманил голову, вызывал опьянение. Но чем хмельнее становилась его голова, тем дальше уходила боль, которая превратилась лишь в фон, на котором разыгрывалось представление чувств. И Он снова погрузился в дремоту… *** Горы Эшленда и Молаг Амура… То пепельная пустыня, то перевалы, граничащие с реками раскаленной лавы, а из живого – лишь клекочущие скальные наездники над головой, выжидающие время атаки. Они никогда не нападают «в лоб», ждут, когда внимание жертвы будет занято чем-то иным, и огромные крючковатые когти уже разрывают ее одежду на плечах вместе с кожей в лохмотья, а огромный вытянутый клюв пытается найти артерию на шее… Но хуже становится после, стоит только запаху крови разнестись по ветру, как вместо одного их становится пятеро. И вот тогда берегись, путник, ибо стая Скальных Наездников сродни стаи пираний: по одному они слабые хищники, а в толпе своих способны разорвать в клочья даже дикого гуара. Впрочем, тем горы и были хороши для контрабанды. Оружие, алкоголь и наркотики… последнее было самым прибыльным. Запрещенный в Морровинде Лунный Сахар не выращивался нигде на его территории, а привозился из материка. А потом на караванах трапперы перевозили его через горные хребты на юг. Но лишь немногие из контрабандистов могли себе позволить весь цикл доставки товара: значительно проще было засесть в горах в ожидании одного из караванов, а потом молниеносной атакой выбить из тех дух и ценные подарки в виде нескольких мешков лунного сахара и скуумы. Особенно хороша была последняя – вытяжка из Лунного Сахара, которая имела намного больше концентрацию галлюциногенного вещества и, соответственно, большую стоимость. …Они сидели в горах. Солнце палило с неимоверной жестокостью. Шел шестой день. Вода и пища были на исходе, но перевал был по-прежнему пуст, - ни единого путника за все время. Анвар Гро-Баш смачно сплюнул оземь, и остервенело харкнул, выпятив клыки. Слюна высохла, и сплюнуть особо было нечем. По орку было видно, что он обо всем этом думает, но он молчал. Все были на взводе, и любая фраза могла привести к лишнему конфликту. А в этом обществе ни единый конфликт не проходил без кровопролития. - Пустая это затея! – рявкнул Хьюго, - пора валить отсюда. – нет нынче товара, либо Трапперы нашли другой путь. - Сидим здесь! Не для того я сюда пришел, чтобы проторчать неделю без выпивки и баб, не получив ничего взамен. – огрызнулся Динго, - Клянусь бутылкой Суджамы, мы не уйдем отсюда с пустыми руками! - Забудь Динго, - Хьюго снова оскалил зубы, - ты видишь, что жрать скоро станет нечего? Я не хочу сидеть здесь впроголодь! Они только этого только и ждут, - и он поднял палец вверх, туда, где в поднебесье кружился одинокий Скальной Наездник. - А я сказал..! – вдруг Динго застыл с раскрытым ртом. Далеко впереди появилась легкая тучка из песка. Она росла и росла, так что вскоре можно было рассмотреть пятерых вьючных гуаров и несколько сопровождающих людей – так что вскоре сомнений уже быть не могло – к ним приближается караван. - Ну что братцы, повоюем, а? – Лени, досель сидящий в сторонке, облокотившись о большой булыжник, теперь растянулся в широкой улыбке и погладил одной рукой потрепанный, но от этого ни чуть не менее смертоносный арбалет… *** Его вновь бросило. Он поднялся в постели, тяжело дыша, чуть не упал, и вдруг почувствовал чьи-то крепкие руки. Было темно, лишь полная луна вливалась в маленькое окошко, делая из кромешной тьмы слабый полумрак. Но этого хватило, чтобы Он смог рассмотреть Ее лицо. Лишь короткого взгляда было достаточно, чтобы вспомнить все, что случилось. Он захотел крикнуть, но в груди не было сил. Он почувствовал, как теплая струйка начала разливаться по его груди – от напряжения рана открылась и снова начала кровоточить. Не в силах что-либо поделать, он просто зарыдал… *** В ту ночь все пили и веселились на полную. Никогда их «улов» не был столь удачен и столь огромен. Сопровождающие косили под торговцев шкурами кагути. Но на практике шкуры оказались мастерски сделанными вьюками, наполненными Лунным Сахаром. Суджама имеет одну особенность – вызывает жажду. Так что чем больше ты ее пьешь, тем больше тебе хочется пить. Одним словом, получается замкнутый круг. Это и сыграло злую шутку, и не помогли ни часовые «на стреме», ни непроходимые болота. Смерть пришла к ним в женском обличии - молодой, резкой и безжалостной. Один за другим рейдеры падали наземь, а некоторые уходили своим сном в Вечность, так и не успев отойти ото сна. Так что когда тревога подняла самое логово на ноги, было уже поздно. Сражаться оставалось некому… Было видно, где прошла Смерть, ибо путь ее был усеян трупами... Видели рейдеры и огонь Ада, плясавший в Ее глазах; и молниеносный ход клинка, который косил их один за другим, когда они пытались ее окружить. Звон его разрыв воздух. А в звоне том была песня: Песнь Смерти, Песнь Мести… И была она холодна, как лезвие метала… *** Из всех чудес, которые Ему далось повидать за его короткий век, сие было самым чудным. Он сидел в объятиях своей Убийцы, а по лицу той катились крупные слезы. И было в том еще одно удивительное: страх прошел, и не было у него к ней ненависти, Все прошло, унеслось прочь, словно раскаленные пески с Красной Горы, гонимые ветром. А чувствовал Он только смертельную усталость и смирение. Но была здесь примесь чего-то иного, невиданного ему досель чувства. Оно было рядом, оно кружило вокруг него. Но шум в голове не давал ему сконцентрироваться, собрать мозаику с сего тумана воедино. Все так же подсознательно рука его потянулась вверх, к шее, нащупывая Старый Кулон на шее. Он не знал, откуда тот взялся. Не знал ни его происхождения, ни истории, хотя это было единственное, что объединяло с прошлым: может с семьей, а может с чем-то еще… Всю свою сознательную жизнь он провел с Хьюго и его ребятами. С 7 лет он уже шпионил по деревушкам, узнавая, где и чем поживится. В 9 он мог обчистить карманы любого жирного богача. В 13 он совершил свой первый набег на караваны, а в 15 не было ему равных в банде по находчивости. И когда все это проносилось в голове, глаза Его не отрывались от шеи женщины: от точно такого же куска метала на потертом кожаном шнурке! От инициалов, выгравированных на нем: «С. С.», столь похожих на его «Р. С.». Наперекор боли Он протянул дрожащую руку и вопросительно взял кулон в свою ладонь… *** Вряд ли в тот вечер кого-нибудь из семьи Сьюнов могло одолеть какое-то предчувствие о предстоящих событиях. Может, тогда они были бы менее беспечны. Но день тот казался для них очередной удачей, ибо лодка, пришедшая после 5-дневной рыбной ловли, была полностью загружена первосортной рыбой. Весь их день прошел в работе. Так что, когда вечером Сьюны возвратились домой, то были смертельно уставшие, но с приподнятым настроением. *** «Думаешь, я садист? Знаешь… Клянусь, я мог бы заняться чем-нибудь другим. Не убивать. Но я люблю дышать полной грудью. И даже сейчас нет ничего садистского в моих действиях. Может быть, только мы и живы. Лишь мы вдвоем. Остальные только массовка, театральный декор нашего спектакля. А ведь все могло быть по-другому! Но с этого момента, никому не будет дела до этого…» *** «Когда я лежала, то видела лица тех, кому была обязана всем этим, членам этой чертовой команды. Знаешь, это когда тебе улыбается удача, а где-то есть насилие, месть. И как это омерзительно бы не выглядело, все равно кажется оправданным: ведь кажется, что ты выполняешь Божью волю… И хотя прошло лишь несколько часов с момента смерти родителей, я уже знала список своих врагов. Я знала всех их имен, но лица… Их лица стояли у меня перед глазами. С этими злорадными ухмылками, полными… даже не ненависти, нет! Эти скоты были просто сумасшедшими, потому должны были умереть за смерть моих родителей. За смерть брата. За то, что они сделали с тобой! Знаешь, в тот день они совершили одну большую ошибку: они убили троих. Но в тот день я тоже должна была умереть…» *** Синелия рассказала Ему всю историю. От самого начала до того момента, когда выследила их логово. Она рассказала ему о смерти родителей, о своих скитаниях без дома, без семьи. О голоде и жажде мести, которая кормила ее все эти годы. Рассказала о том, как выжидала случая, как выследила их и попала внутрь, и как люто косила всех одним за другим! О той трагичной схватке, где она рефлекторно, собственными руками вонзила меч свой в грудь, когда тот в яростной атаке бросился на нее. Временами к ее горлу подбирался комок слез, и она не могла говорить, а лишь тихо всхлипывала, поглаживая Его по голове и шепча его имя: Ричи… А Он? Он просто слушал… Слушал историю из уст своей давно потерянной и вновь обретенной сестры… И тоже плакал… Он вновь почувствовал себя тем самым маленьким беззащитным мальчиком, которого похитили злые разбойники… Он вспомнил, как сам стал рейдером, вспомнил все былое что он сотворил, людей которых он безжалостно убил… И на душе ему стало больно и горько. Он подумал о том, что все могло бы быть иначе… И о безжалостности времени, навсегда для него утраченного… И мира сего, в котором так много Зла, частью которого он сам стал… Но ничего уже нельзя было вернуть… Они просидели так всю ночь. А на утро он стал совсем плох: рана стала безжалостно кровоточить. Он чувствовал привкус крови у себя на губах, ощущал, как легкие его покрываются каплями запекшейся крови, и каждый вдох его становился все труднее и труднее… Ричи понимал, что кончина его неизбежна, как неизбежно то, что солнце вечером зайдет за горизонт. День его жизни подходил к концу… Но он чувствовал себя на удивление хорошо: Синелия была рядом с ним… И когда уста его сделали последний выдох, то она держала его лицо в своих руках: оно было спокойным и полностью умиротворенным, словно лицо младенца – того самого маленького мальчика, которого она запомнила еще с детства… Казалось, Он улыбался… *** Синелия умерла через 17 лет в монастыре Маар Гана, где провела все свои оставшиеся годы. Она нашла себе отраду в лечении моровых болезней, в чем очень преуспела. Но до конца дней своих Синелия так и не сронила ни слова, приняв обет молчания. Никто бы так и не узнал, кто она, какие причины привели к столь суровому испытанию. И лишь по кончине в ее кельи была найдена старая потрепанная записная книжечка, из которой эта история всплыла на поверхность… Не стоит в сей истории искать мораль. Видите ли, отчаяние это такая штука, которую нельзя заставить сидеть внутри вечно. Когда-нибудь сосуд все равно переполнится, и содержимое выплеснется наружу… А еще запомните, пожалуйста, одну истину: «Месть – это блюдо, которое принято подавать холодным…»

14) Шлем Шигората. -Отстанешь ты от меня, наконец? Хрунди недовольно глянул на старика, но тот, будто не слыша его, продолжал что то быстро-быстро бурчать себе под нос, отчаянно размахивая руками. Нордлинг тяжело вздохнул и вдруг со всей силы грохнул об стол глиняной кружкой с шейном, да так что та разлетелась вдребезги. Старик подпрыгнул на стуле и мгновенно заткнулся. -Эри, дорогая, принеси мне еще кружечку пива! – Хрунди дождался когда принесут заказ, разом отпил половину и пьяно икнул – Я тебе повторяю, что не охочусь на даэдр, не выбиваю долги и не занимаюсь прочей ерундой, потому что я Хрунди Нордлинг! Мастер гильдии Бойцов! И даже за тысячу золотых Хрунди не будет тебе помогать... Старик напротив открыл было рот, но под строгим взглядом нордлинга словно превратился в статую. А через секунду начал по новой. -Что стоит такому могучему воину и гильдмастеру прогнать какую то наглую дремору? Да едва увидев Хрунди в дверях, она убежит прочь, поджав хвост! И тогда бедный старик вновь будет... -Хватит, а не то на этот раз я заеду кружкой по твоей плешивой голове! – мастеру все это порядком надоело. Он пришел в Привратный отдохнуть от дел, выпить немного шейна и уже весьма преуспел в этом приятном занятии, как откуда то появился этот идиот.... -Конечно, несчастный торговец не предлагает тебе денег, нет что ты! Да и много ли он смог предложить такому уважаемому человеку, чтобы не обидеть его... – старик нервно хихикнул - Но у мудрого старца, исходившего в своих путешествиях весь Вварденфелл, есть чем отплатить тебе за эту ничтожную услугу! Это редкая вещь, уникальная реликвия достойная самого герцога! Да что там герцога, самого императора! Он быстро вытащил из под стола какой то замотанный в клетчатую ткань предмет. Затем, оглянувшись по сторонам и удостоверившись, что в трактире больше никого нет, а хозяйка повернулась к ним спиной, старик открыл сверток и показал его содержимое Хрунди. - Это шлем короля Рьеклингов! Да, да он самый! – старик сделал круглые глаза – таинственный артефакт Севера, который делает его обладателя сильнее, доспехи прочнее и легче, а меч острее... Хрунди недоверчиво протянул руку к предмету, щелчком откинул ткань и поднял его к глазам. Удивительно легкий, украшенный тонкой витиеватой резьбой, переливающийся белесыми сполохами – на него и правда было наложено какое то заклятие, шлем сразу понравился нордлингу, падкому на зачарованные вещи. Однако он не подал вида, и подчеркнуто равнодушно оттолкнул его обратно. -Хм - Хрунди снова с шумом глотнул пива – Интересная вещь. Только у меня таких наберется с десяток, а то и больше! Старик заерзал на стуле. -Так разве плохо получить еще один, так сказать, в коллекцию? Да и дело то пустяковое, сущая малость.... -Что за дело? -Ничего особенного, – сказал старик, теребя свою окладистую бороду – меня зовут Фарин Фелли, и я занимаюсь продажей книг. Замечательных книг, увлекательных и поучительных, книг по магии, по истории, по медицине... И вот однажды мне пришла в го-лову замечательная идея! Почему бы не открыть книжный магазин в Сандрит Мора? Безусловно, Дом Телвани один из образованнейших домов, не чета тупым Редоран и жалким торгашам Хлаалу... Но почему в оплоте Телвани, в этом средоточии наук и грамотности, до сих пор нет ни одного книжного магазина? Какая несправедливость! И возможность неплохо заработать, надо сказать... И тогда я решил, вперед Фелли! Нанял корабль, погрузил на него свои книги и отправился сюда... Хрунди, снова заскучав, многозначительно помахал перед лицом болтливого старика пустой кружкой. Тот побледнел, и торопливо продолжил. -Так вот я приплыл в Сандрит Мора, купил дом за Великим рынком и начал торговлю. И все шло хорошо! Книги шли нарасхват, а я только успевал подсчитывать денежки, и уже собирался ехать в Вивек за новыми изданиями, как вдруг все разом рухнуло... Однажды ночью часа за два до рассвета в двери моего магазина постучали... Я спустился вниз, но открывать, конечно же, не стал. Все-таки мой магазин находится на окраине, и может случиться всякое... Гость представился посланцем Лорда Нелота, которому будто бы срочно понадобилась книга «Сердце Анекины Черима». «Зачем высокородному Телвани в этот неурочный час повествование о хаджитских гобеленах?» - подумалось мне. И я, конечно, отказал этому посланцу, довольно грубо, надо признать...С вечера я выпил немного флина, и, должно быть, это тоже сыграло определенную роль...Я сказал ему: «А по-чему бы уважаемому Лорду Нелоту не слетать в Вивек и самому не взять эту книгу в библиотеке?». А на утро появилась эта проклятая дремора.... Хрунди расхохотался. Он смеялся громко и долго, хлопая себя по бокам и утирая слезы. Фелли смутился, но все же закончил рассказ. - Она сидела за моим столом и читала «Подлинную Баренезию». Я вежливо спросил, чего нужно в моем доме дреморе, а та ответила что будет сидеть здесь пока не прочитает все мои книги. А ведь их у меня почти две сотни! Да и читает она очень медленно, по две страницы в день, а остальное время играет на лютне или курит трубку, пуская клубы противного дыма. А стоит зайти покупателю, как дремора начинает хватать его за одежду и лезет целоваться. Я уже растерял почти всех клиентов! – старик горестно вздохнул - Конечно, я сразу пошел к стражникам, но они только посмеялись надо мной! А в Тель Нагу меня даже не пустили, хотя я принес Лорду Нелоту лучшее тисненное золотом издание «Сердца Черима»...Еще немного и я буду совсем разорен! Старик совсем поник, а потом с надеждой посмотрел на гильдмастера. Тот все никак не мог прийти в себя, покатываясь со смеху. Хрунди вошел в норму только после очередной кружки шейна, которую Фелли принес сам. - Ты мне нравишься старик! – нордлинг хлопнул его по плечу – Я помогу тебе! Я даже не возьму с тебя денег, мне в награду хватит этой вещицы, что ты принес с собой... Пойдем сейчас! Хрунди не мешает поразмяться, а его верный молот всегда с ним! Хрунди бросил на стойку пригоршню монет и направился к выходу. Постукивая тростью, старик засеменил следом. На улицы Садрит Моры уже опустились сумерки, стражники зажгли факелы, а кое где над телванийскими домами загорелись бумажные фонари. Фелли, прихрамывая, тем не менее, быстро нагнал нордлинга и уверенно повел его напрямик через рынок. Через пару минут они оказались перед домом книготорговца. -Ну уважаемый гильдмастер здесь я пожалуй оставлю тебя. – старик покраснел – Это существо наказало мне принести книгу «Дом Забот», а я пошел к тебе... Возьми на всякий случай этот шлем, ты можешь надеть его, перед тем как идти внутрь, знаешь, эти дреморы могут быть очень опасны, если их разозлить... Я помню, она ударила меня томиком «Кантат Вивека», набив на голове здоровенную шишку, когда я отказался танцевать под ее отвратительную лютню... -Хм- Хрунди не долго думая напялил шлем на себя – Такому великому воину, как Хрунди ничего не стоит голыми руками разобраться с сотней даэдр! Но, пожалуй, не помешает опробовать твой шлем в деле, не правда ли, старик? Фелли хихикнул, а потом кивнул головой. А шлем и правда оказался волшебным. Хрунди почувствовал, как силы буквально переполняют его, тяжелый двемерский молот стал легким словно перышко, а хмель будто рукой сняло. Он уверенно открыл дверь и вошел в дом. Дремора сидела за письменным столом, положив ногу на ногу, со свитком для письма в руках и, задумчиво жуя перо, глядела в потолок. На нордлинга она не обратила не малейшего внимания. Хрунди потоптался на месте, громко кашлянул, но дремора продолжала его игнорировать. -Я Хрунди Нордлинг, мастер гильдии Бойцов Волверин Холла и Сандрит Мора! Я приказываю тебе мерзкая тварь сгинуть с глаз моих и уйти из этого дома! Реакции никакой. Дремора изжевав кончик пера начала жечь его над свечкой. -Чтож, раз ты не понимаешь по хорошему, то придется преподать тебе урок! – Хрунди взял молот в обе руки и, размахнувшись, сверху вниз обрушил его на стол. Но вместо того чтобы разнести в щепки хлипкую столешницу, молот, словно резиновый, отлетел от нее и ударил гильдмастера прямо в лоб. Хрунди рухнул как подкошенный дуб, схватившись за голову. Если бы не шлем короля Рьеклингов этот удар наверняка проломил бы ему череп. Он долго мотал головой, однако все же поднялся на ноги. Дремора сидела в той же позе и увлеченно что то чертила на свитке, как будто ничего не произошло. Нордлинг оглянулся вокруг в поисках своего оружия, но молот словно куда то испарился. -Значит Хрунди Нордлинг побьет тебя вот этими руками! – он взревел, и, сжав кулаки, словно берсерк бросился на противника. Хрунди бил с плеча по удивленной морде дреморы, лупил ее что есть мочи, пока та не начала громко верещать и прятаться от ударов, забравшись под стол. Гильдмастер перевел дух и только тут заметил, что вместо ненавистной дреморы он разнес стеллаж с книгами. Разом лишившись сил Хрунди сел на пол. И тут дремора сама подошла к нему, усевшись рядом и ласково обняв. Нордлинг всхлипнул, ведь никогда еще с таким позором он не терпел поражения. Мастер снова попытался попасть в улыбающуюся рожу, но кулак пролетел мимо и угодил ему же в ухо. Хрунди громко завыл и разревелся, как ребенок. -Что тебе надо от меня? Убирайся отсюда, ухо-диииии...- голосил он – что тебе нааадо? Прочь, от меня....уууу ужасная, дре-мораааа... -Я уйду, не волнуйся мой дорогой – морда дреморы придвинулась совсем близко - только вначале я тебя поцелую! И прежде чем Хрунди успел что то сделать, она влепила ему звонкий поцелуй. На рассвете Хрунди очнулся на берегу моря, лежа в куче навоза гяура. Вся его одежда исчезла, зато на голове оказалось деревянное ведро. Нордлинг с трудом поднялся, стащил ведро с головы и побрел вместе с ним в сторону гавани. По пути ему попался стражник Телвани, выбравший на побережье полюбоваться восходом солнца, а может справить нужду. -Должно быть славно погулял накануне, северянин? – увидев голого нордлинга стражник засмеялся – аж всю одежду пропил! Хрунди тупо уставился на него. -Вот скажи мне страж: знаешь ли ты Фарина Фелли, торговца книгами, чей магазин недавно открылся за великим рынком у северных ворот? -Что ты! Какой торговец Фелли? Сроду о таком не слышал! Да и какой дурак откроет книжный магазин в этой дыре? И Хрунди Нордлинг Мастер гильдии Бойцов Волверин Холла и Сандрит Мора не смог придумать ничего лучше чем в разбить свой новый шлем о прибрежные скалы, а его остатки зашвырнуть подальше в море

13) Вечный страж ... Мы вошли в город на закате, и солнце светило нам в глаза. Впервые за многие месяцы - солнце, подумал тогда я. Нет больше пепла. Нет больше мора. Всё кончено. Всё кончено – в унисон раздавался мерный шаг четырёх воинов, за долгие годы привыкших ходить в ногу. Всё кончено – гробовым (или же громовым?) молчанием отзывались трое спутников, десятки бывшие моей кожей, моей тенью, моим дыханием. Всё кончено – и четыре руки подняли носилки с телом Энарa, чтобы доставить его на место последнего отдохновения – в Храм Альдруна. Так он выбрал сам. Так он захотел. И мы, последние Вечные стражи, выполнили его волю, готовые сцепиться со всяким, кто попытался бы помешать нам, ссылаясь на какие-то посмертные почести или приказ Нереварина. Город встречал нас молча. Нам старались не попадаться на пути, а попавшись – не смотреть в глаза. Причина была не только в том, что своим траурным шествием мы разрушали праздник, который уже несколько дней шёл по всему Вандерфеллу. Видят боги, мы не хотели портить торжество или же заявлять о собственной роли в наступившей победе. Мы не были тщеславны. Нас больше не интересовало признание. Дело было в другом. Когда мы уходили, чтобы стать рыцарями Господа Вивека, нас отпевали и оплакивали заранее. Мы были Вечной Стражей – и должны были до самой смерти подпирать собственной плотью волшебный, созданный божественной мощью барьер. В глазах остальных мы были мертвы. А живые весьма неохотно принимают обратно своих мертвецов. Особенно ощущая за ними некую моральную правоту. Мы слишком долго смотрели в огонь Красной Горы. Теперь он горел только в наших глазах. Жрецы забрали тело, не задавая вопросов, тут же засуетились, деловито забегали. Похоже, и они чувствовали какую-то неловкость по отношению к нам, пытаясь спрятаться от неё за ритуалами. Что ж, Энар обрёл покой, задача была выполнена. Оставалось ещё одно... Мы подошли к вещам друга, тому, что принадлежало только ему и что он, если бы смог, забрал с собой. Их было немного – служба в Лоне Призрака не располагает к стяжательству. - Я возьму вот это – сказала Галдал, поднимая чётки из отшлифованных кусочков эбонита. Дорогая вещь, особенно если учесть, что эбонит был с Красной Горы, высочайшей пробы, чистейший во всей Империи. Нас, впрочем, эти вещи давно не трогали – сокровища остались там, в мире живых. - С этими чётками он любил размышлять. С ними и я буду думать о сокровенном, подобно нашему Лорду. - Я заберу вот этот письменный прибор, - сказал Салин, рассматривая серебряную чернильницу и перочинный ножик в небольшой самшитовой коробочке. - Когда-нибудь я напишу поэму про нашего друга, подобно нашему Лорду. - Я возьму эту книгу, - сказал Дронос, поднимая один из томов «Тридцати шести уроков». - Я позабочусь, чтобы учение нашего Лорда распространялось и не было превратно истолковано. Я молчал. Вот из этого стакана он пил. Тонкая трещина змеилась по красноватому стеклу. Вот курительный прибор, он иногда пробовал скууму. На мундштуке видны следы его зубов. Вот кинжал – отцовский, он им дорожил. - Аландро, - тихо произнесла Галдал... - Я возьму вот эту лютню. Он играл на ней, когда ему было очень хорошо или очень плохо. Я спою все его песни, чтобы его помнили, подобно... - ...Подобно нашему Лорду, ныне, и присно, и во веки веков, Альмсиви, - закончили-выдохнули мы слова молитвы. Остальное, по традиции, жертвовалось храму, самое ценное – оставлялось на могиле, как знак того, кто здесь похоронен. - Пойдём, - сказал Селин. - Нам больше нечего здесь делать. Мы выходили из Альдруна, и голоса стихали при нашем приближении. Слышны были лишь удары каблуков о плиты мостовой да скрип доспехов под напряжёнными взглядами . Мы были чужими – здесь и повсюду. Подобно нашему Лорду... *** Я сидел на скальном выступе и настраивал лютню. Мне было очень плохо. Пусто. Больно. Никак. Я не знал, что делать дальше. Мы все ощущали подобное. На перекрёстке за воротами мы разошлись. Не оборачиваясь – к чему? Галдал ушла с Селином – где-то внутри, у сердца, шевельнулась тоска. Вот как... Оказывается, и такое я могу чувствовать. Забавно, пожалуй. Кто-то приближался со стороны города. Я продолжал перебирать струны, не испытывая особого беспокойства. Вряд ли кто-нибудь в своём уме способен напасть на Вечного стража. Подсознательно я даже желал нападения – тогда тело бы забылось, ринулось бы в привычный кровавый танец, пробуждая приглушенные ныне чувства. Я причинял бы боль – и не думал о боли собственной. Непрошеный гость остановился, наконец заметив меня. Я продолжал сидеть, ожидая чего угодно. Но всё же незнакомец удивил меня. - Здравствуй, рыцарь, - произнёс он, и дрожь прошла по спине от звука знакомого голоса. Я слышал этот голос лишь однажды, когда обладатель его проходил через Лоно Призраков, но не забыл. Это был он. Святой. Пророк. Тот, кто низверг ложных богов и победил Врага Дагота. Неревар Возрождённый собственной персоной. Я молчал – что я мог сказать. Я служил тому, кого он уничтожил. Он должен был быть моим врагом. Но я не испытывал ненависти – только тоску. Как тогда, с Галдал... - Хорошо, что догнал тебя, - негромко произнёс Нереварин, присаживаясь на камень. Никаких доспехов, никакого оружия. Чего ему бояться, в самом деле. Меня? Он внимательно посмотрел на меня и тихо произнёс, не спрашивая, а утверждая: - Тебе тяжело... Тяжело, хотел я сказать. Незачем жить, хотел я сказать, если дело, которому посвятил большую часть своей жизни, оказалось теперь ненужным. Я вообще много чего хотел ему сказать. Думал – вот стану перед ним и гневно выпалю всё в лицо. Зло, холодно-иронично. Оскорбительно. А он примет вызов и, конечно, убьёт меня на глазах у всех. И я буду умирать довольным. Подобно нашему Лорду... Глупо. Как глупо. Как по-детски наивно. Я даже улыбнулся собственным мыслям. Вот он, Нереварин. Один, без толпы обожателей и фанатиков-эшлендеров, без защиты, невооружённый, открытый. Давай, нападай! Или отсутствие зрителей тебе мешает? Я рассмеялся. Он улыбнулся, глядя на меня, и увидев эту улыбку, я понял, что он знает про эти мои мысли, и про прежние, и про те, которые я не успел ещё продумать. И вообще всё на свете. И тогда мне стало страшно – что же он за существо? Кто он? - Вы очень сильные. Вечные, непоколебимые стражи. Гораздо сильнее, чем сами думаете. Это вашими силами и вашей верой держался Призрачный Предел, а не силой Альмсиви. Вы были готовы умереть, защищая своих людей от Врага. И в некотором роде умерли. Только, - он заглянул мне в глаза, глубоко-глубоко, - Только иногда умереть недостаточно. Иногда, чтобы спасти, нужно выжить. И жить дальше. И в этот момент я узнал всё, я понял, что он не мог поступить иначе. И увидел краешек той неимоверной тяжести, которая лежала на плечах Нереварина. Тяжесть пророчества. Груз предопределения. Камень людской веры, которую он не мог обмануть. И простил этого стареющего, хрупкого человека – человека, не бога. - Почему? - тихо спросил я. - Почему ты не пришёл раньше? Если бы неделей раньше, Энар был бы жив... - Играй, - ответил мне Нереварин, положив руку на плечо, и я заиграл, а он запел. Грустную песню на незнакомом, но понятном языке. Пошёл дождь, оплакивая всех мёртвых в мире... *** Поплавок раскачивался на волнах цвета расплавленной бронзы. Нагретая за день вода озера Амай ласкала босые ноги. Стайки мальков сновали на мелководье, некоторые из них, самые смелые, подплывали и слегка покусывали меня за пятки. Пахло жареным мясом и чем-то пряным. Праздник был повсюду: даже на пустынном берегу, где я расположился на постой в полуразвалившейся рыбацкой хижине, ночью были видны отсветы костров. Но впервые за много лет это были не зарева пожарищ, а тёплый свет, прогоняющий прочь многовековую тьму. Мир изменился, и я стремительно менялся вместе с ним. В душе моей зрело нечто, разламывая старую оболочку, как хитиновый панцирь, это радовало и страшило меня одновременно. Я пытался принять этот новый мир. Сбросив доспехи на дно озера, как старую кожу, я обзавёлся удочкой и почти всё свое время просиживал на берегу. Размышлял над своим местом в этом новом мире, ловил рыбу и много спал. Внутренняя боль ушла, оставив после себя пустоту. И эту пустоту предстояло заполнить... - Почему ты не на празднике? - голос прозвучал так близко, что от неожиданности я чуть не выпустил удочку. Возле хижины стояла девочка лет восьми и с интересом рассматривала меня. В руках она держала небольшую тыкву-горлянку, завёрнутую в тряпицу. Вот она - праздность, усмехнулся я. Даже ребёнок без труда смог подобраться к тебе. - Почему не на празднике? - переспросил я, поднимаясь и сматывая леску, - Это там, в деревне? Так меня, вроде, никто не звал. Я вообще нездешний. - Ты глупый, да? - нахмурив брови, спросила девочка. - Нынче такой праздник, на который не нужно приглашения. Неужели не знаешь? - Нет, не знаю, - ответил я, - А что, если я плохой человек? Злодей? - Разве злодей станет целые дни напролёт сидеть на берегу и ловить рыбу? Нет, злодей днём спит в пещерах, а ночью выходит и воет в горах. А ты просто глупый. На вот, выпей молока, а потом пойдём, - и добавила тоном, за которым нетрудно было угадать, что лет через семь эта серьёзная девочка превратится в ослепительно красивую девушку, - Я тебя приглашу, если ты без приглашения стесняешься. Я расхохотался от такой непосредственности: - Что ж, юная леди, если Вас устроит общество старого солдафона, я с удовольствием препровожу Вас на бал. Девочка протянула мне кувшин. Молоко было тёплым, пахло солнцем и лугом. Сдерживая улыбку, я вернул ей сосуд, преклонил колено и протянул руку. Улыбаясь, она положила свою ладошку поверх моей. И мы пошли навстречу празднику. Жители деревни не удивились, когда увидели меня. Было ощущение, что гости издалека были сейчас обычным делом. Горели костры, звучала музыка, кружились пары. Жизнь, подумал я, вот она – жизнь без страха, без вечной тревоги, без нависающей страшной тени Врага. Водоворот веселья закружил меня, но я всё смотрел на этих счастливых, по-настоящему счастливых и свободных людей. И впервые за много дней почувствовал причастность к чему-то доныне незнакомому... Чьи-то руки надели мне на голову венок из вереска. Я увидел ЕЁ... А затем все слилось – огонь, вино, танцы, искры мешались со звёздами, мне в руки попала лютня, и я пел, срывая голос, но песни были отчаянно весёлыми, смех и веселье наполняли меня, и больше не было пустоты, а потом наступила ночь – рухнула, раздавила, опрокинула на землю, и у ночи были пахнущие лавандой волосы и глаза, отражающие меня всего, и серебряный смех, и покрытые нежным пушком руки, и требовательные губы; а потом что-то стиснуло сердце до боли и резануло глаза, и она спрашивала удивлённо: - Что с тобой, любимый? Ты плачешь? Почему? А я улыбался сквозь слёзы и говорил: - Это не слёзы, любимая. Это пепел. Просто пепел вышел из моего сердца...

12) Дающая надежду. Шах и мат! Белое-белое безмолвие. Даже мороза уже не чувствуешь. Только слезящиеся от ветра глаза покрывает колючая корка… Шах и мат… Проиграть. Кому? Себе? Судьбе? Смерти? Нет ее, смерти, нет и не будет - только белое безмолвие этого проклятого всеми богами острова. Только тихий вой ветра, ледяная корка на глазах и сон. Долгий-долгий сон. До скончания времен. Длиннее вечности. Почему же мне не холодно? Спать. Спать и видеть сны! Сны, в которых нет белого цвета. Этого проклятого белого цвета. Нет этого надрывно терзающего душу плача ледяного воздуха. Сны… Там - тепло. Свет. Зелень… Зелень травы и чьих-то смеющихся глаз. Как ее звали? Не помню… Зеленое сияющее облако все ближе, все теплее. И вой ветра почти не слышен. Это - конец? Или начало? Смерть… не бывает такой… прекрасной… Шах и мат… Глаза… Там были. Но не зеленые (смеющиеся лучики солнца погасли, вытесняемые внезапной болью и… холодом). Голубые. Синие. Ледяные. Отражающие только безмятежное белое пространство. Странные глаза. Сперва, корчась от нестерпимого холода и нахлынувшей боли на жестком смерзшемся насте, я не мог понять, что же не так с этими чертовыми глазами… Потом, когда на лоб легла тонкая и такая прохладная ладонь, я снова заглянул в них и понял, ЧТО в них не так. Эти глаза были… Они были прекрасны. Они сияли, как две ледяные голубые звезды. Они были глубоки, как две бездонные пропасти, как двери в небеса. Невинны и печальны, как сама Вселенная. И холодные, как дно Преисподней. Не верьте тому, что в Преисподней царит вечный жар - там только холод и белое-белое безмолвие. Бескрайнее. Вечное. Равнодушное. Как здесь, на самом севере этого проклятого острова, населенного лишь дикими варварами и злобным зверьем. Впрочем, это, наверное, и есть Преисподняя и я уже умер. К счастью. Потому что в мире, в моем обычном мире, нет места таким прекрасным и страшным глазам. Глазам, отражающим вечность. Глазам, где нет ничего, кроме льда, холода, печали и бескрайнего белого пространства. А еще в этих глазах… В них не было зрачков. Но слепыми они не были - они видели. Насквозь. Они прожигали душу и выворачивали ее наизнанку. Я попытался приподняться, но сил на это уже не было. Все, на что меня хватило, это прохрипеть: - Кто ты?.. Существо нахмурилось прохладно и сурово и внезапно ответило звоном ледяных колокольцев: - Ты устал и замерз, Странник. Тебе необходимо согреться и отдохнуть. Слишком долго лежал на снегу… Слишком долго? Скорее всего, слишком мало, потому что смерть не бывает бредом, а ТАКОГО предсмертного бреда мне не хотелось бы. Хотелось просто закрыть глаза и заснуть. Тихим сном. Тем самым, где сияли и переливались огоньки солнца в зеленых глазах. Где теплые блики играли на пепельно-серой коже… Но спорить я не стал и потому покорно кивнул: сил осталось только на это простое движение… …Девушка смеялась. Тихо и нежно, словно переливы серебристых струек воды. - Меня зовут Эллен… Эллен… Эллен. Моя Эллен. Где ты сейчас? С какого немилосердного неба взираешь на меня зеленью своих сияющих глаз? Я потерял тебя. Я сам в этом виноват. Отправляясь в свое глупое, никому, кроме меня не нужное странствие по всем Южным морям, думал ли я, что, вернувшись, встречусь взглядом не с зеленью солнца, запутавшегося в речном омуте, а с виноватыми глазами соседей. - Странник, была чума… Она… ЕЕ нет больше! Дом заколочен. Мертвые глаза окон не освещает больше сияние летнего солнца. Почему, почему я ушел от тебя тогда, Эллен, любовь моя, жена моя? Для чего было идти по свету и искать счастья, когда оно было рядом - только протяни руку, дотронься до этого тепла и света, только смотри, как играет солнце в ее глазах… Если бы я остался!.. Возможно, хотя бы в смерти мы были бы вместе… Хотя бы такое счастье… А теперь? Что теперь? Бежать? Куда? Зачем? Я и так всю жизнь бежал. От своего счастья, от своей Судьбы. Меня вечно манила дорога, неизведанные земли терзали мое воображение. Только вот для чего мне теперь все это, когда я потерял свое солнце в ее глазах? И я бежал прочь от ее смерти, от заколоченных окон дома, так и не ставшего НАШИМ ОБЩИМ домом. От окон, смотревших мне вслед с немым укором. Я проиграл этой жизни все, что у меня было. Поиски новых знаний больше мне были не нужны. Новые земли уже не манили своими чудесами… Шах и мат… Проснулся я от странного ощущения тепла. Я спал? Я еще не умер? Странно, смерть не бывает такой… теплой. Теплой? Среди окружающего со всех сторон белого величественного сияния ледяных нагромождений это ощущение чьего-то тепла казалось настолько чуждым и неправильным, что я невольно приподнялся и посмотрел на то, что согревало меня. Белый, как снег, искрящийся мех. Узкая, тонкая, аристократическая морда. Острые клыки и зубы. Тихое дыхание, небольшими облачками пара вырывающееся из слегка раздувающихся ноздрей. Зверь… был неправдоподобно огромен и прекрасен. Его шкура сияла и переливалась, как ледяные кристаллы, густо облепившие стены пещеры, в которой мы оба находились. И совсем не пугало ни то, что такого огромного и странного зверя я вижу впервые, ни то, что зверь, возможно, голоден… Если бы меня хотели съесть, то не стали бы так щедро делиться своим теплом. Почувствовав мое движение, зверь насторожено поднял голову и взглянул на меня своими огромными льдисто-синими глазами без зрачков. Отлично! Предсмертный бред продолжается! Я правильно сделал, что выбрал своим последним путем дорогу на самый Север проклятого острова оборотней и кровавой Луны, к Вечным льдам Солтсхейма! Таких ярких и красивых видений у меня никогда не было… Зверь внимательно посмотрел на меня, потом стремительно поднялся на ноги и направился к видневшемуся в ледяной стене отверстию. Затем грациозным движением нырнул в него и пропал. Я, чувствуя, как неотвратимо тяжелеют мои веки, свернулся клубком и провалился в странное забытье, в котором сияли, как ледяные звезды, странные синие глаза без зрачков. - Прости! - голос-колоколец раздался над самым ухом и ледяная ладонь снова легла мен на лоб, принуждая открыть глаза. Щурясь от непривычного немилосердно-серебристого сияния бликов, играющих на острых гранях льда, я уставился на возникшее в поле зрения лицо. Белое, аристократичное, красивое и юное лицо. Породистое. Глядя на него невольно начинаешь задумываться об особах королевской крови. Впрочем, откуда здесь, в самом центре ледяного белого безмолвия может взяться дитя королевской крови? Ибо сидящее передо мной существо действительно было очень юным. Девушка… Скорее всего, девочка. Укутанная в серебристо-белое меховое одеяние. Тонкая рука протягивает грубо высеченную из камня миску, в которой что-то аппетитно дымится. - Прости! - повторяет девочка, виновато опустив глаза. - Я и забыла, что ты - ЧЕЛОВЕК… Человек… А вот кто ТЫ, моя невольная фея-спасительница? Впрочем, для умирающего я недостаточно невнимателен. Мне нет нужды заглядывать в твои опущенные очи, чтобы вспомнить, что они - льдисто-синие. Как холод Преисподней. Как глаза белого зверя. Волка, согревавшего меня среди обломков льда, в глубине белой пещеры. Глаза цвета сумерек. Глаза без зрачков… - Меня зовут Нисса… - волчица виновато дергает плечом. На древнем языке ушедших богов это значит «Надежда»… - А я - Странник! - я поглощаю горячую безвкусную мясную жижу. Ты не умеешь готовить, моя девочка. У тебя даже соли нет… Но это - правильно, чертовски правильно. Я ведь - человек, а ты - волк… Дни то лениво текли, как замерзающая в ручьях вода, то неслись, как белые вихри, что бушуют на поверхности белой ледяной пустыни… Нисса то приходила, то уходила. Я не спрашивал, куда и зачем. На этом треклятом ледяном острове некуда идти. Не сбежать с него. Приходя, волчица всегда приносила что-нибудь съестное, а так же шкуры убитых ею животных, из которых я смастерил себе одеяние и устроил неплохую лежанку. Спать на них, невзирая на ледяные стены, пол и потолок пещеры, оказалось довольно тепло. Или это просто я больше не чувствовал холода. Или пропало мое одиночество и боль? Не знаю… Девочка варила для меня все ту же невкусную, но питательную еду и я не спрашивал ни из чего или кого она сварена, ни почему она сама ничего не ест. Что взять с вольного зверя? Пусть у него и лицо человека. Глаза Эллен больше не снились мне. Не снилось ничего, кроме белого безмолвия. Но не было ни сил, ни желания думать о чем-то ином. Словно я на самом деле уже умер и теперь душа моя блуждает в этом холодном и пустынном аду. Рисковать и выходить из пещеры наружу не хотелось, да и не было смысла, как не было смысла больше во всем. Ледяной потолок заменил мне небо, стены и пол - ограничили пространство моего мира. Я добровольно «запер» себя в этом аду. Хотя я был благодарен в душе тому существу, что делило теперь со мной ад белого одиночества. Иногда Нисса приходила, садилась безмолвно в моих ногах, и, глядя льдистыми глазами прямо в мою душу, долго и тягостно молчала. И тогда я вдруг начинал говорить и говорить. Не останавливаясь. О южных морях и островах, о великих горах и больших городах, о невиданных здесь зверях и прекрасных растениях, о странных и прекрасных народах и древних обычаях. Просто, чтобы не сойти с ума от ее пронизывающего остатки души взгляда. И тогда ее глаза теплели. И, клянусь всеми святыми Тамриэля, в них играло солнце, как в глазах Эллен. Неистовое, горячее солнце моей родины. Ее взгляд становился взглядом восторженного ребенка, и я чувствовал, что почти счастлив, когда смотрел на это странное существо, это дикое дитя, спасшее мою жизнь во льдах проклятого богами острова. Боги посмеялись надо мной - они не дали мне счастья с Эллен. Наверное, это сам Шигорат лишил меня остатков разума, отправив в безумный вояж. Боги отняли у меня семью и нет надежды на то, что я когда-то вернусь назад, в родной поселок на берегу глубокого лазурного моря. Как нет надежды, что душа однажды настолько оттает, что я смогу снова встретить любовь. Детей у меня, скорее всего, никогда не будет. Но небо, немилосердное небо, отнявшее у меня все, внезапно дало мне эту девочку. Эту волчицу. Моя белоснежная девочка. Моя Нисса. Мое потерянное дитя… В такие моменты хотелось заплакать, завыть по звериному, и Нисса, замечая предательский блеск в моих глазах, молча вставала и уходила прочь: волки очень деликатны к чужой боли. Но сочувствие им неведомо. - Ты ведь - эльф, Странник? - Не совсем так. Предки моего народа могли ими зваться и были бессмертны. Мы же - вполне смертны. Мы можем и болеть, и погибать, как обычные люди… А ты, Нисса, ты ведь - оборотень? Ты больна ликантропией или волки - твои родители? - Я не знаю этого, Странник. Я - это я. Нисса. И только. …А потом пришла весна. И на проклятом ледяном острове - тоже. Я не видел ее - не выходя из пещеры довольно трудно представить, что происходит снаружи. Но я чувствовал ее дуновение. Ее легкую поступь. Ее волнение в моей загустевшей во время зимней спячки крови. У весны были глаза Эллен и она заглянула в мои сны. Солнцем. Болью. Жаждой дороги. Нисса все поняла. - Ты уходишь, Странник. Даже не вопрос - утверждение. И все тот же ровный леденящий холод в синих пустых глазах. Только вот теперь в них не отражается белое бескрайнее пространство. Я вижу в них себя… - Иди! Я не могу тебя держать. Дорога - в твоей крови… Только обещай, что вернешься однажды. Я хотела бы еще слушать твои истории… - Нисса! - я попытался обнять ее, но она отпрянула, как дикое животное. Впрочем, почему «как»? - Помни, Странник! Ты сумел меня приручить. Теперь я буду ждать и скучать. И тонкая, почти незаметная, горькая улыбка. Такая теплая, несмотря на лед в глазах. …Она бежала за мной, моя маленькая белая волчица. Бежала по треснувшему ледяному насту, по осевшему слежавшемуся и посеревшему снегу. По тонкому льду, сияющему на глади еще замерзшего озера Фьялдинг. Летела, как белая тонкая стрела из литого серебра. Как метко брошенный дротик. Сбивала ноги в кровь, такую яркую на серо-белом снегу, и неотрывно смотрела синими-синими, как глубокое небо проклятого ледяного острова Солтсхейма, глазами. Она незримо хранила меня до самого форта на берегу моря от встреч с дикими обитателями ледяных лесов, что покрывают остров южнее белых ледяных равнин. Словно чуя мою белую волчицу, прочь с моего пути уходили не только обычные волки и медведи, что водятся в этих краях, но даже свирепые варвары-берсерки и лесная нечисть спригганы уступали мне дорогу. Кто же ты была, моя маленькая девочка с глазами цвета полуночного неба, когда алая, кровавая Луна проклятой земли восходит в зенит? Дух-хранитель Солтсхейма? Оборотень? Мой предсмертный бред или посланный мне добрый друг? Я не знаю, и теперь, наверное, никогда не узнаю. Сердце мое оттаяло под взглядом этих пустых ледяных глаз Вечности и Одиночества. Боль понемногу ушла из сердца, дав место надежде. Я потерял Эллен, я попрощался с Ниссой, скорее всего, навсегда, но я жив - и это главное. Как и надежда на то, что однажды я вернусь. Не в пору ледяного безумия зимы, а теплым летом. И в глазах девочки-волчицы будут отражаться зеленые искорки солнца, а я, гладя ее серебристо-снежные волосы, буду рассказывать ей новые сказки о неведомых странах и прекрасных городах и ловить эту тонкую и грустную, но щемящее-теплую улыбку на ее губах. Только дождись меня, моя ледяная девочка-волк! Дождись, во что бы то ни стало! Стоя на том же утесе, на котором я в последний раз увидел тебя, отплывая на утлом суденышке на Южные острова. Дождись меня обязательно, Нисса! И твой старый данмер вернется к тебе, как возвращаются после дальних странствий к себе домой. Вернется, потому что теперь знает, кто ты… Моя белая волчица, моя НАДЕЖДА.

Диландау, умные люди на адекватную критику не обижаются Если обижаются - значит неумные, а если неумные - то стоит ли из-за этого переживать?))) Зато умные возьмут на заметку и скажут спасибо)))

Тогда примыкай к жюри, тем более состав еще под вопросом Порадуешь писателей критикой