Крот

неа, Чс не пережили формат цэ больше года назад, и ничего там не было дописано. А сейчас я писать вообще не могу, мне не интересно, мне вообще ничего не интересно и слова из меня больше не лезут как раньше, так что пардон.

Мда, забавно, в кои-то веки зашел на Фуллрест, а тут какие-то гомики Арканум обсирают. Цитирую из "Навигатора". "...Мысль создать девелоперский коллектив в День Дурака показалась весьма забавной. Как признается позже Тим Кейн "В этой идее было что-то... очень правильное". На наше счастье сей сомнительной ценности праздник никоим образом не отразился на дальнейших игровых продуктах. Партнеры были мало чем похожи, но эта их разность, по словам все того же Тима Кейна, одарила коллектив небывалым количеством идей. По началу в Troika Games вызревал замысел более-менее обычной РПГ, со стандартным средневековым сеттингом, бородатыми волшебниками и прочими не слишком свежими штампами. На таком варианте настаивал Кейн. Однако Леонард Боярски был скорее готов скушать собственные запонки, нежели сотворить обыденный продукт. Уже тогда ему грезилось нечто разительно оригинальное, в лучших традициях Жюля Верна, дабы еще не рожденная игра звучала тем романтизмом и необычностью, кои красной нитью пересекают все творчество писателя. И вот в голову Джейсона Андерсона приходит без сомнения блистательное решение: объединить два радикально полярных мира - Магию и Технологию, дав жизнь проекту, прогремевшему над нашими бедными головами как Arcanum: Of Steamworks and Magik Obscura. Литры кофе и бессонные ночи породили дизайн-документ за считанные недели (данное обстоятельство можно смело назвать своеобразным рекордом), и вскорости Troika Games заключает контракт с Sierra Entertainment. Двигателем всего творческого процесса явилась довольно причудливая схема организации труда, которую маэстро Тимоти охарактеризовал как "позволение носить разные шляпы", а именно, не скрываясь, предлагать разительно отличающиеся друг от друга концепты, артворки и сценарные наметки, дабы затем смешать их все в одну крепчайшую game-идею. Как обнаружилось в дальнейшем, подобный подход не породил синдром "лебедя-рака-щуки", а лишь сплотил коллектив. Идеи приходили и уходили, воплощались и отвергались. В частности, реализовать полноценное противостояние технологии и магии (антагонизм индустриальной революции и матушки-природы, как было изначально задумано), увы, не удалось. Сроки выхода Arcanum переносились, издатель Sierra торопил коллектив,и, в конечном счете, выпущенный в августе 2001 года продукт получился несколько недозрелым. Полный комплект багов и, мягко говоря, устаревшая графика: даже древний Fallout смотрелся краше первенца Troika. Тем не менее, назвать Arcanum провальным или середнячком было никак нельзя. Это была полнокровная РПГ-махина, с гигантским миром и детальной системой развития персонажа, продавшаяся в количестве 234 тыс. копий и собравшая 8.8 млн. долларов. После завершения работ над Arcanum последовал ряд так называемых фальстарт-проектов, коим, увы, было суждено пропасть в безвестности: по различным, зачастую банально-денежным причинам целая плеяда замыслов так и не выплыла на поверхность (в их числе - сиквел Arcanum)." Графика в Аркануме не нравится? Как уже сказал Морфикс, мне вас жаль, убогих, если вы за графикой не можете разглядеть Игры. Идите, играйте в свой Багливион. Можете хоть обдрочится на его графику.

Впрочем, Шепот никогда не боялся одиночества. ...Тем не менее, Ихинбаэль согласился поучаствовать в нескольких нападениях Черных Сердец. Он не стал объяснять, почему решился на это. А Бродяга, если и знал ответ, тоже молчал. Остальные же мятежники привыкли не задавать лишних вопросов. У каждого из них в душе имелось то сокровенное, чем нельзя так просто поделиться с другими. Своя боль, свои тайны. И если кто-то из них не желал говорить об этом, то заставлять его, разумеется, никто был не в праве. Так что эшлендера в их маленький отряд приняли сразу. Достаточно было поручительства Бродяги. В конце концов, лишний меч и лук в руках опытного воина, каким был Ихинбаэль, им никогда не помешали бы, пусть даже и на время. Первым боем, в котором эшлендер бился наравне с прочими мятежниками, оказалось нападение на какой-то торговый караван, пересекавший Молаг Амур. Восемь или девять больших неуклюжих телег, запряженных попарно гуарами, два десятка легионеров, дюжина арбалетчиков... Ихинбаэль, присоединившийся к ЧернымСердцам, вместе со всеми провел долгие часы в засаде на скалах вдоль тракта. Вместе со всеми стрелял из лука по заметавшимся внизу людским фигурам, когда даэдра, призванные Свистуном и Ведьмой, начали сеять среди них смерть и хаос. Вместе со всеми эшлендер спрыгнул на дорогу и безжалостно добивал уцелевших врагов. Вместе со всеми праздновал победу. И вот, когда пал последний легионер и разгоряченные боем мятежники торопливо принялись потрошить содержимое ящиков и мешков на телегах, когда Шепот и Обжора деловито начали рубить мертвецам головы, и, насаживая их на копья, расставлять по обочине, будто праздничные украшения... Когда Свистун не спеша стал разгуливать между тел убитых имперцев, с видом придирчивой домохозяйки на рынке осматривая и ощупывая их, переворачивая ногой с боку на бок, и на ходу втолковывая Ведьме тонкости вскрытия грудной клетки, необходимые для изготовления качественного ходячего трупа... Когда Пол-Дрейка, по привычке беззлобно препираясь с Весельчаком, проворно вскарабкался на верхушку ближайшей скалы, и начал крутиться там во все стороны, точно флюгер на ветру, внимательно осматривая горизонт в поисках опасности... Вот тогда... Тогда-то Шепот и увидел на темном и неподвижном лице Ихинбаэля свирепую улыбку. Должно быть, впервые с тех пор, как его жена и дети упокоились в холодной земле, а их могилы занесло пеплом, эшлендер улыбался. И Шепот ухмыльнулся ему в ответ. Они стояли посреди дороги, над телами поверженных врагов и зло усмехались. Молча. В тот миг данмеры понимали друг друга целиком и полностью. Без всяких слов. После того еще три или четыре раза Ихинбаэль принимал бой в составе Черных Сердец. Он сразу же привык к тактике их нападений - призыв даэдра, обстрел из луков, и лишь потом короткая и быстротечная рукопашная схватка. А уж способы мести мятежников и так были ему близки и понятны. С умением и сноровкой опытного палача молчаливый эшлендер рубил головы мертвецам и вырывал клыки убитым оркам, аккуратно выкалывал глаза редким пленным, и также аккуратно, при помощи кузнечного молотка и граненых корабельных гвоздей, распял двоих священников Имперского культа, имевших несчастье - или глупость - путешествовать без охраны и встретиться мятежникам на одной из дорог. Он мстил. И всякий раз при этом на его лице играла все та же зловещая улыбка. За все время пребывания среди мятежников Ихинбаэль произнес едва ли полтора десятка слов. Сражались они, или под покровом ночи пересекали пепельные равнины, или же стояли лагерем в каком-нибудь укромном ущелье - эшлендер всегда предпочитал молчать. Хотя иногда он с интересом прислушивался к их разговорам, чаще, как замечал Шепот, он оставался отстраненным и полностью безучастным к окружающему миру. Оживал Ихинбаэль, похоже, лишь в бою. Вскоре он покинул их отряд. Никто не стал его удерживать. В тот раз Черные Сердца пренебрегли своей обычной подозрительностью и осторожностью - даже несмотря на то, что эшлендер вполне мог оказаться агентом Клинков. Его отпустили живым, потому что так велел Бродяга. "Я ему верю," - сказал он, и этого было достаточно. Авторитет Бродяги в отряде был непререкаем. Кому же еще им безоглядно доверять, как не ему - основателю и бессменному командиру Черных Сердец? Злейшему врагу Империи и н'вах, не раздумывая готовому отдать свою жизнь во имя Морровинда? Тому, кто нашел их, каждого по отдельности, собрал всех вместе, и дал, в каком-то смысле, новую жизнь?.. Оставив отряд, Ихинбаэль исчез на некоторое время, но затем появился вновь - как и прошлый раз, не без участия Бродяги. Так и не став настоящим мятежником, эшлендер остался их преданным другом и союзником. Он по-прежнему в одиночку кочевал по всему Вварденфеллу, но только теперь Черные Сердца, в частности, Бродяга, всегда знали где его можно найти. Скромная маленькая юрта эшлендера стала для них еще одним передвижным лагерем, временным пристанищем. В определенное время он должен был появляться в определенных местах, известных мятежникам. Таков, видимо, был его уговор с Бродягой, который Ихинбаэль по неведомым причинам согласился с ним заключить. Боевые группы Черных Сердец, рассеянные по всему острову, и отдельные воины иногда являлись в его стойбище на отдых, если оказывались поблизости, или же если расстояние до их собственных потайных укрытий было слишком велико. Эшлендер принимал всех. Пара ночевок в тесной юрте, и мятежники покидали его - до следующего раза. Шепоту дважды приходилось бывать в его лагере; ничем особенным ему те встречи с Ихинбаэлем не запомнились. Помимо того, изгой-эшлендер стал глазами и ушами мятежников. У них, разумеется, имелись разведчики, но он сам предложил свои услуги в качестве соглядатая, и Бродяга не стал отказываться. При встречах Ихинбаэль сообщал Черным Сердцам обо всем, что ему удавалось узнать - передвижения и численность имперских караванов и отрядов солдат, в какую сторону и по каким дорогам те направлялись. А заодно и передвижения всяческих местных разбойников, контрабандистов, и "вольных мечей" - эшлендер зорко следил за всем, что попадалось ему на пути через пепельные пустоши. Иногда его сведения оказывались полезны мятежникам. И вот этот темный эльф сидел сейчас напротив Шепота, едва заметно усмехаясь краями рта. Шепот с силой провел рукой по лицу, будто стирая невидимую липкую паутину. Разлепил онемевшие губы: - Сколько... - хриплым голосом начал он. - Четыре дня, - ответил Ихинбаэль, тут же безошибочно угадав его вопрос. - Должен сказать, что мы уже и не надеялись на то, что ты выживешь. Маэла сделала все возможное, но сказала, что здесь от нее почти ничего не зависит. После таких ран, как у тебя, не выживают... А ты выжил, вопреки всему. Из железа ты, что ли?.. Шепот отметил про себя, что с момента их последней встречи эшлендер стал куда как разговорчивее. С чего бы это? - Мне еще рано умирать. Слишком многое не сделано. Слишком много врагов еще живы... А кто такая Маэла? - Изгой, также как и я. Живет здесь со мной. Кстати, именно она тебя нашла и вытащила на себе. Еще есть Нанд... - Так, погоди. Расскажи-ка все по порядку... - Хм-м... - задумчиво протянул Ихинбаэль. - Ну, мы с Нандом повстречались несколько месяцев назад посреди Эшленда. Его изгнали из племени. Сначала мы чуть было не перестреляли друг друга, - Он слабо усмехнулся. - А потом решили, что у нас вроде бы нет причин ссориться. Сперва поговорили, потом он поделился со мной пищей, а я - кровом... - Эшлендер повел рукой, указывая на свою юрту, в которой они находились. - Так и стали кочевать и охотиться вместе. Потом к нам Маэла прибилась как-то. Она вроде из Эрабенимсунов, только ее не изгнали, а она сама ушла, по собственной воле... - Им можно доверять? - быстро спросил Шепот. - Да. Можешь верить им, как мне. У них тоже нет причин любить н'вах, если ты это имеешь в виду. Шепот помедлил немного, потом кивнул: - Ладно. Прошу, продолжай. - Так вот... Мы стоим здесь лагерем уже вторую неделю. Четыре дня назад Маэла возвращалась с охоты, и наткнулась на твое тело, лежавшее в каком-то ущелье к западу отсюда. Тебя к тому времени уже почти с головой занесло пеплом. Она сперва решила, что ты мертв - но потом все же заметила, как ты еще дышишь... Тогда Маэла подняла тебя и потащила за собой. Она сумела донести тебя до самого стойбища. Спасла тебе жизнь. Уж можешь мне поверить... Шепот молчал, обдумывая услышанное. Вот, значит, как... Похоже, судьба снова оказалась к нему благосклонна. Кто-то из Принцев Даэдра - Азура, Боэта, а может, и Шигорат - пока не хочет, чтобы он погиб. Смертный по имени Шепот все еще забавляет их, не так ли?.. Или же он еще не выполнил до конца свое предназначение. - А почему она решила меня спасти, а не добить на месте? - спросил он наконец. - Потому что я рассказывал ей о тебе и вообще о вас... Нет-нет, совсем немного! - поспешил его успокоить эшлендер, заметив как непроизвольно напрягся Шепот. - После того, как Нанд и Маэла стали делить со мной это жилище, ваши воины трижды приходили сюда на постой. Так что они оба знают о вашем существовании. Но они не выдадут вас. Я в этом уверен. И готов поклясться чем угодно. Интересно, это входило в условия договора Ихинбаэля и Бродяги - сообщать каждому встречному о существовании Черных Сердец, нарушая их тайну? Вряд ли. А может, и вовсе не было между ними никакого договора?.. Или Бродяга настолько доверяет эшлендеру, что спокойно позволяет ему делать все, что угодно?.. Почему, в конце концов, он его не убил, когда Ихинбаэль собрался покинуть отряд мятежников, "погостив" у них, в общем-то, совсем немного? Имеет насчет него какие-то планы? Это как раз вполне в духе Бродяги, всегда просчитывавшего наперед все ходы в любой игре... Он ведь ничего не делает просто так. Ладно - пока оставим это, сам себе сказал Шепот.

1) Страшные все как один, на буратин похожи. Такие хайла во сне привидятся - подушкой не отмахаешься. :1anim_be: 2) Тоже мне, открыли Америку. Анархия Онлайн, вышла 27 июля 2001 г. - там все это уже было, переодевания имею в виду, (не знаю как в первом EQ), не говоря уж про все последовавшие ММОРПГ. 3) См. № 2.

...и модели, будто спьяну вырубленные топором, и эльфы, похожие на огородные пугала (молчу уж про всяких там орков и троллей)... :1anim_ag: Чес-слово, в трехлетней давности Морре модели и то получше будут.

Saga of Ryzom. Найдите тыщу отличий. :1anim_ab:

Где красивее? Да везде!.. Кто как, а лично я на скрины из ВоВ без содрогания смотреть немогу. Это одна из главных причин, по которой я не стал себе покупать эту игру. Кому-то может, и приятно играть карикатурными персами в карикатурно-мультяшном мирке, а меня что-то совсем не прет. Ужоснах, как говорит товарищ Morfix.

Написано сегодня. Вообще же семья Ихинбаэля вела довольно уединенный образ жизни, предпочитая растить детей, искать охотничьи угодья, и перегонять свое маленькое стадо гуаров отдельно от соплеменников. Это и стало причиной их гибели. Как говорил сам Ихинбаэль, в тот день предки, должно быть, за что-то ужасно на него прогневались - иначе как объяснить неудачное стечение сразу нескольких роковых обстоятельств?.. За день или два до трагедии, навсегда оборвавшей его прежнюю жизнь, он рано утром оставил свою семью в юрте и, как обычно, отправился в пустоши на охоту. Его не было ровно три дня. Вернувшись же на утро четвертого, Ихинбаэль обнаружил на месте своего лагеря лишь свежее пепелище, разящее зловонной кислой гарью. Его семья, жена и дети, были мертвы. Их обгоревшие и обезображенные до полной неузнаваемости останки лежали рядом друг с другом посреди пожарища. В отдалении были разбросаны тела убитых гуаров, пасшихся возле лагеря. Юрта и все их скромные пожитки сгорели дотла. Не осталось ничего и никого. По многочисленным следам подкованных железом сапог, оставшихся на земле вокруг пожарища, и по обгоревшим арбалетным болтам, торчавшим из тел, Ихинбаэль сразу же понял, что там побывали имперские легионеры. Это и впрямь было роковое стечение обстоятельств, наказание предков или злобных Даэдра, неизвестно за какие прегрешения. Вся беда его была в том, что он со своей семьей тогда впервые забрался далеко на юг от привычных мест, в окрестности Альд'руна, большого города жителей каменных домов. А один из "отрядов зачистки" Имперского Легиона, в свою очередь, наверное также впервые углубился в Эшленд намного больше обычного, удалившись от своего Форта на несколько дневных переходов. Они, конечно же, никогда не упускали случая "проучить проклятых дикарей" - например, сжечь какой-нибудь маленький лагерь кочевников, перебив всех его обитателей. Каждый эшлендер с малых лет твердо знал, что от легионеров надо держаться подальше. Во что бы то ни стало. Потому что те разговаривают с ними только на языке огня и стали. Легионеры всегда несли в их земли лишь смерть, ничего больше. И, к великому несчастью Ихинбаэля, в тот день посреди скал они наткнулись на одинокую маленькую юрту, где находились его жена и дети. А его не было рядом с ними, и он не смог их защитить. Или хотя бы погибнуть вместе со своей семьей. Осознание ужасной вины, которую он уже никогда бы не смог искупить, тяжким грузом легло на сердце эшлендера, стремительно отравляя его душу. Кажется, в день, когда он обнаружил обугленные останки жены и детей, Ихинбаэль в первый и последний раз был невероятно близок к тому, чтобы покончить жизнь самоубийством. Ему и правда не хотелось больше жить. Для него жизнь разом, в один миг утратила всякий смысл. Стала попросту отвратительна. Что удержало его от смерти? Он и сам и не знал. Как будто в этот момент кто-то сказал Ихинбаэлю: "Не смей! Даже не думай об этом!.." Проведя бессонную ночь у места гибели своих близких, утром эшлендер похоронил их на вершине какого-то холма, читая подряд все известные ему погребальные молитвы. Он, конечно, не мог устроить похороны по всем правилам, так, как того требовали традиции кочевников. Вместо родовой усыпальницы его семье достались три неглубокие могилы, вырытые хитиновым мечом в твердой и неподатливой земле, серой от пепла, и пирамида, сложенная из камней - вместо надгробия. Покончив с этим скорбным делом, Ихинбаэль отправился на север, к своим соплеменникам. Теперь вместо отчаяния его сжигала жажда мести, бывшая стократ яростней огня Красной Горы. Он шел день и ночь, не останавливаясь. Какая-то неведомая сила упорно влекла его вперед, не давая упасть от голода и усталости. Впрочем, Ихинбаэль плохо помнил дни, последовавшие за погребением его семьи, проведя их в полном беспамятстве. Да это было и не важно. В конце концов, он вышел к лагерю Уршилаку - грязный, оборванный, изможденный, со сломанным мечом и загноившейся раной на предплечье, походившей на следы чьих-то острых зубов. Должно быть, в пути на него напал дикий зверь, но эшлендер ничего не помнил об этом. Едва войдя в лагерь, он тут же пошел к ашхану Сул-Матуулу, и рассказал ему о том, что случилось с ним. И потребовал, чтобы все Уршилаку помогли ему отомстить имперцам за гибель его семьи. Но Сул-Матуул отказал ему. " - Я разделяю твою боль, Ихинбаэль, - сказал он. - Я так же, как и ты скорблю о твоей жене и детях. И не только я, но и все наше племя будет печалится о них, и просить у предков жестокой кары для убийц. Но я не могу объявить войну чужеземцам из-за моря, трусливо прячущимся в своих каменных башнях и убивающим наших женщин и детей. Я ашхан Уршилаку, и я прежде всего должен думать о нашем племени. Если же мы начнем войну против н'вах, то неизбежно проиграем ее, и нас уничтожат. Я не хочу этого... Я скорблю о твоей утрате, Ихинбаэль, но Уршилаку не станут мстить легионерам." Слово ашхана было окончательным. Ихинбаэль понял, что месть за убийство жены и детей отныне и навсегда будет его, и только его делом. Делом всей его оставшейся жизни. Но он не боялся, и уж тем более, у него и в мыслях не было отступиться от задуманного. Шаманка Нибани залечила его рану, и дала ему про запас несколько целительных зелий. Другие Уршилаку собрали для Ихинбаэля новые доспехи. Кузнец подарил ему новый меч, лук и стрелы, а женщины снабдили едой в дорогу. Лишь Заллай, брат его погибшей жены, решил идти вместе с ним и отомстить за сестру. Ни с кем не попрощавшись, двое эшлендеров оседлали гуаров из стада Заллая, и уехали в пустоши. О том, что было дальше, Ихинбаэль предпочел не рассказывать. "Мы мстили," - только и сказал он тогда, несколько лет назад, но Шепот догадывался, что на руках этого эшлендера немало крови н'вах. В одной из стычек погиб Заллай. Ихинбаэль похоронил родственника, также как и свою семью до этого. Еще одна потеря - но его сердце давно уже стало каменным, и не чувствовало боли. Он в одиночку продолжил дело, которому решил посвятить остаток своей жизни. И вот однажды его нашел Бродяга. Это должно было случиться рано или поздно. Скорее, рано. У Бродяги было изумительное, невероятное чутье на таких меров. Просто какой-то магический сверхъестественный талант. Он отыскивал данмеров, подобных Ихинбаэлю, по всему Морровинду, как алмазы в пепле. Требовалось просеять горы пепла, чтобы найти один-единственный алмаз - но у Бродяги это получалось легко и быстро, как будто само собой. Точно так же он в свое время нашел и Шепота... Бродяга каким-то чудом сумел отыскать Ихинбаэля, к тому времени ставшего настоящим изгоем, среди бескрайних равнин и мрачных скал Эшленда. Сумел он и убедить его в том, что не является врагом или, еще хуже, имперским наемником. О, Бродяга всегда умел убеждать!.. Любого. Он сказал, что чувствует его боль - и предложил эшлендеру присоединиться к Черным Сердцам. И небывалое дело - впервые один из тех, кто так интересовал Бродягу, отказался от его предложения. Был еще, правда, Монах - но причины у него разительно отличались от тех, что имелись у изгоя-эшлендера. Ихинбаэль ответил, что война, которую он ведет - его личная, и он ни с кем не хочет ее делить. И основатель и предводитель Черных Сердец, как это не удивительно, прекрасно его понял. Помимо всего прочего, он умел читать чужие души, будто книги. Позже он заметил вскользь, что почти и не надеялся привлечь Ихинбаэля на сторону мятежников. Понял эшлендера и Шепот, когда узнал об этом от Бродяги. Во всяком случае, он так думал. Ихинбаэль испытавал острую потребность в одиночестве. Он один противостоял всему миру, и не собирался этого менять. Ему больше никто не был нужен. Знакомое чувство. Очень знакомое. Шепот чувствовал то же самое. Но его одиночество было совсем другим. Ведь есть одиночество посреди бесплодных пустошей. А есть одиночество - посреди многолюдных площадей. Что страшнее?

Мгновенно все предметы вокруг потонули во мраке, утратив очертания; осталась только бесконечная мглистая круговерть, ревущая на разные голоса, то злобные, то тоскливые, сквозь которую алым пятном тускло просвечивало солнце. На расстоянии вытянутой руки уже невозможно было хоть что-нибудь различить, кроме беспорядочно мечущихся бесчисленных клочьев пепла. Пригнувшись под тугим напором ветра и поминутно отворачивая от него голову, спотыкаясь на камнях, будто нарочно лезущих под ноги, Шепот медленно продолжил двигаться на восток. Несмотря на возникшие трудности, появление пепельной бури радовало его сразу по нескольким причинам. Во-первых, погоня, если она уже вошла в пустоши, сейчас, скорее всего, отсиживается по щелям, не рискуя преследовать его в такую ужасную погоду. Ну, а он, напротив, воспользуется моментом и увеличит свой отрыв от них. Во-вторых, все его следы сейчас будут стерты бурей одним махом - что, конечно, здорово усложнит Клинкам задачу. Есть даже большая вероятность, что они совсем отстанут и прекратят преследование, сочтя его бесполезным. Наконец, в третьих - скальные наездники в бурю летают, как ни в чем ни бывало, но вот разглядеть данмера в этом пепельном буране им уже вряд ли удастся... Родная земля словно помогала своему непутевому сыну, укрывая его от опасностей. Заблудиться он не боялся - солнце все же просвечивает сквозь вихрящуюся муть, и чувство направления у него развито превосходно. Оставалась еще угроза провалиться в какую-нибудь трещину или пропасть, незамеченную в пепельном сумраке, но темный эльф старался соблюдать осторожность, выбирая дорогу. Замотав платок на голове поплотнее и пригнувшись под ветром, он решительно зашагал вперед... Шло время, но буря все не утихала. Наоборот, ее режущие слух завывания становились еще яростнее и грознее. Казалось, что весь пепел, сколько его не скопилось в Вварденфелле за бессчетные века, поднялся в воздух, и сейчас проносился над островом в бешеной свистопляске, погребая под своим траурным саваном все живое. Данмер меж тем упрямо шел, придерживаясь восточного направления - даром, что продвижение вперед с каждым шагом давалось ему все труднее и труднее. Сказывались ранения, большое количество потерянной крови, и мерзкая слабость во всем теле, отчего руки и ноги стали непослушными, чужими и размякшими, как бы заполненными вязким скрибовым желе. Точнее определить правильный путь он не мог - солнце успело исчезнуть, скрывшись то ли за тучами, то ли за какими-то невидимыми в сумраке скалами. Время незаметно остановилось и исчезло в этой пепельной круговерти; его посетило знакомое чувство - как будто он вечно пробирался сквозь бурю, словно так было всегда, сколько он себя помнил, от начала времен - и что его странствие во тьме, без всякой цели, будет продолжаться и продолжаться, до бесконечности. Что он один в целом мире - и что весь мир это клочок каменистой земли, над которым бушует пепельное ненастье, а он ходит и ходит по нему кругами. Голоса, звучавшие в ветре, стали слышны отчетливей и громче, казалось, что они выкрикивают какие-то слова и настойчиво зовут его куда-то - еще немного, еще напрячь слух, и можно будет их понять... В какой-то миг Шепоту даже послышался невыразимо далекий, будто из другого мира, голос Эльмеры, прорвавшийся сквозь зловещий хор воющих призраков, старательно его заглушавший. Данмера обожгло, как раскаленным железом. В ее зове бились ледяная тоска и страх. Он надолго застыл на одном месте, обретя неподвижность статуи. Закрыв глаза, и забыв обо всем - в мучительном напряжении вслушиваясь в разноголосье бури, пытаясь уловить хоть обрывок того крика в безумной надежде, что он еще повторится. Точно он мог ухватиться за ее голос, долетевший к нему сквозь бесконечные расстояния и время, как за тонкую ненадежную нить, сулящую шанс на спасение - и уже ни за что не отпустить. Ничего... Ничего. Бывалые путешественники называли это "пепельной тоской". Столь неприятные ощущения невольно испытывал каждый, кто хоть раз попадал в бурю посреди пустошей. Легче, впрочем, от осознания этого никому не становилось. Тут главное - заставить себя не прислушиваться к вою ветра, и пробивающимся сквозь него голосам, чужим или знакомым - иначе недолго и в рассудке повредиться. По острову бродили легенды о "пепельных безумцах", которых иногда встречали караваны, пересекавшие пустоши. Якобы это были странники, заблудившиеся во время пепельных бурь, и сошедшие с ума. Как говорили, они были совершенно невменяемы. В эти байки не поверишь, пока сам не угодишь в такую бурю. Тогда все может поменяться. Шепот продолжал движение, невзирая на усталость, упорно бредя сквозь неунимающийся темный буран, механически переставляя отяжелевшие ноги, и до рези в глазах всматриваясь в клубящуюся перед ним пепельную мглу, выбирая дорогу среди бесконечных одинаковых скал и камней. Он не знал, сколько уже прошло времени с тех пор, как началась эта буря, не знал и того, как много он прошел. Ветер то бил его в лицо - и тогда приходилось пригибаться, закрываясь рукой - а то начинал толкать данмера в бок, словно норовя оторвать его от земли и зашвырнуть в непроглядную даль, скрытую тучами пепла. Голова его сейчас была совсем пустой, без единой мысли - там оставался один лишь неумолчный рев ветра. Разум темного эльфа впал в какое-то сонное оцепенение, из которого его не могли вывести ни ноющие раны, ни завывания бури, ни даже резкая боль, когда он внезапно по пояс провалился в узкую трещину в земле, и острый обломок камня распорол ему ногу повыше сапога, как раз в том месте, где ее не прикрывали костяные щитки доспехов. Прихрамывая, тяжело и хрипло дыша, Шепот медленно, но верно шел дальше, в самое сердце бури - похожий на парового центуриона, виденного им когда-то давно (может, в другой жизни?) в древних развалинах двемеров. Тот металлический воин застрял в каком-то тупике, упершись головой в стену - но с пугающим неживым упорством продолжал вышагивать на одном месте, с гулким звоном перебирая массивными ногами, покачиваясь, надсадно лязгая, и отдуваясь паром... Данмер же шел, несмотря на то, что последние силы уже давно покинули его, и непонятно было, как он вообще еще держится на ногах. Неизвестно, сколько бы он еще смог пройти, если бы на его пути вдруг не попалась какая-то неприметная фояда, маленькая и неширокая, с осыпающимися склонами. Сделав очередной шаг вдоль ее края, данмер вдруг почувствовал, как разом подались камни у него под ногами. Попятился было - но поздно. Целый пласт камней, щебенки, и засохшей твердой земли, не выдержав его веса, с шумом просел вниз, ссыпавшись по склону ущелья в густых клубах пыли и пепла, и увлекая Шепота за собой. Скатившись на дно фояды, темный эльф распластался на спине среди камней, глядя в мглистые глубины пепельных туч, стремительно проносящихся над ним. Рот был полон крови - то ли губы разбиты, то ли язык прокушен. Голова гудела и раскалывалась от боли. Зря он тогда бросил шлем, ой зря... Данмер напоминал сам себе старую изломанную куклу, равнодушно выброшенную на помойку и всеми забытую. Тело болело целиком, с головы до пят - никогда бы не подумал, что такое возможно! - а попытки пошевелиться причиняли новую боль. Неужели он что-то сломал?.. Ребра? Ногу? Не приведи Азура... Он попробовал подняться с земли, превознемогая боль, но сил на это уже не было. Сколько же он прошел?.. Час, два? Или целый день... А может еще и ночь?.. Бесконечный пепел, несомый бурей, понемногу начал покрывать его тело, плотными кучками скапливаясь вдоль боков и ног. Шепот с равнодушием следил за мельтешением серых и черных хлопьев. Он вдруг почувствовал, что страшно, просто смертельно устал. Подойди сейчас к нему, откуда ни возьмись, какой-нибудь зловеще ухмыляющийся легионер с обнаженным мечом - у данмера не хватило бы сил даже на то, чтобы плюнуть ему в лицо. Да что там легионер! Столетний дряхлый старик мог бы, наверное, покончить с ним одним ударом... И он даже не заметил того момента, когда накатившее на него беспамятство погрузило весь мир в вечную тьму. ***** Кажется, прошли столетия, прежде чем он смог наконец очень медленно, преодолевая неведомое сопротивление, всплыть из мутных глубин беспамятства - подобно ныряльщику, поднимающемуся с самого дна бескрайнего темного моря. Некоторое время он просто лежал, не шевелясь, с закрытыми глазами, и - слушал. Только слушал, ни единым движением или вдохом не выдавая того, что пришел в сознание. Но его чуткий слух улавливал совсем немного звуков, нарушавших мирную тишину вокруг: негромкое потрескивание огня где-то рядом с ним, чье-то размеренное дыхание, и еще какой-то непонятный тихий шорох и приглушенный шум. Что именно это было, с закрытыми глазами понять было невозможно. Но в этих звуках он не чувствовал никакой угрозы. Выждав еще немного, Шепот рискнул приподнять тяжелые слипшиеся веки. Он лежал на чем-то мягком, а прямо над ним на некоторой высоте чуть заметно колыхалось и вздрагивало нечто серое и гладкое. Сначала он никак не мог понять, что же это такое, но затем память, очнувшаяся от забвения, выдала ответ - стена и потолок юрты. Он в юрте эшлендеров. Точно, ошибится было нельзя: в таких юртах, во всем похожих между собой, как одинаковые зерна риса, он за свою жизнь уже успел провести бесчисленные дни и ночи, в самых разных местах по всему Морровинду. Более-менее определившись со своим расположением, данмер осторожно скосил взгляд вправо. Юрта, в которой он сейчас находился, оказалась не слишком большой - на четверых. Внутри было довольно светло благодаря небольшому костру, горевшему посередине в круглом каменном очаге; тонкий и почти прозрачный шлейф дыма вытягивался к потолку и исчезал в маленьком отверстии дымохода прямо над очагом. Напротив него у костра сидел данмер в нетчевых доспехах и неторопливо распутывал клубок каких-то ремней, вроде гуаровой упряжи. Отсветы пламени плясали на его темном лице, украшенном родовыми татуировками. Шепот узнал его. Это был Ихинбаэль. Тот вдруг поднял глаза, будто почувствовав движение, и, увидев, что Шепот тоже смотрит на него, приветливо улыбнулся, как ни в чем ни бывало: - Ага, вот ты и очнулся! Наконец-то. Ну, здравствуй, Шепот... - Здравствуй и ты, - медленно ответил он, приглядываясь к своему собеседнику. Ихинбаэль был эшлендером из племени Уршилаку. Вернее, он принадлежал к этому племени когда-то раньше, о чем говорили татуировки на его лице. Но вот уже долгое время он был всего лишь изгоем, одним из тех, что вынуждены жить в пустошах, вдали от своих бывших соплеменников. Однако, главным было то, что Ихинбаэль являлся надежным другом и верным союзником Черных Сердец. Одним из немногих. У него была своя мрачная история, которую он однажды поведал Шепоту вот в этой самой юрте, у такого же костра, где-то посреди пепельных просторов Эшленда. Сколько же времени прошло с тех пор?.. Года три, а то и все четыре... А истории Ихинбаэля, навсегда изменившей всю его жизнь, было и того больше, лет пять с половиной. Он был простым эшлендером - охотился, пас гуаров, и вместе со своей женой и двумя детьми кочевал вдоль всего северного побережья Вварденфелла, иногда забираясь вглубь пепельных равнин. Время от времени они возвращались к основному стойбищу Уршилаку, и жили там вместе с сородичами, затем снова надолго уходили прочь.

Хе-хе... Спасибки за пожелания... Я буду стараться, обещаю. :)