Конкурс прозы №3

[Marfa]

Товарищи писатели, в этот чудесный зимний день, от первого января 2009 года я призываю вас вынуть лица из новогодних салатов, выползти из-под столов, потому что.... потому что начинается всефуллрестовский конкурс прозы №3! Скажем хриплое "Ура!", товарищи писатели!

Итак, теперь по существу.

 

Направление: Проза

 

Специфика: TES

 

Тема: фанфик. То есть просто фанфик, любого жанра и направления, с любым сюжетом и абсолютно любой тематикой. На ваш вкус.

 

Требования к произведениям:

 

1) Произведение должно соответствовать перечисленному выше (теме и проч.).

2) Произведение должно вписываться в TES-lore. Скажем отсебятине "нет!"

3) Оно должно быть написано грамотно.

4) Оно должно иметь размер не меньше 1-ого вордовского листа 12 кеглем и не больше 3-х таковых (шрифтом Times New Roman).

5) У него должно быть название. Нормальное название, которое при голосовании не стыдно выставить

6) Произведение должно быть прислано в указанные сроки.

7) От одного автора принимается только одно произведение.

8) Произведение должно быть "свежим", т.е. написанным вот только что и еще не опубликованным (по крайней мере на Фуллресте).

 

Присылать написанное мне посредством ЛС. Присланные произведения я буду просматривать на предмет соответствия всему вышеперечисленному. После того, как ваше произведение будет опубликовано в данной теме, нельзя будет его дописать, изменить или поправить! Впрочем, вы сможете его снять с конкурса, если будет такое желание. Если произведение пройдет проверку, я выложу его в данной теме на ознакомление читателей БЕЗ УКАЗАНИЯ НИКА АВТОРА. (с) Иннельда

 

Сроки:

 

Прием произведений начинается с 1-ого января и заканчивается 22 января.

Вечером 22-ого января прием будет закончен, данная тема после размещения последнего присланного произведения - закрыта, а затем будет создана тема-опрос с голосованием. После голосования будут оглашены авторы всех произведений и в первую очередь, конечно, - победитель.

 

Награды:

 

- Размещения вашего произведения в разделе "Избранное" Академии Искусств.

- Вам гарантированы респекты юзеров Фуллреста.

- Также планируется специальная медалька.

- В конце концов, вы просто сможете сделать себе подпись - "Победитель (такого-то) конкурса" - и ею гордиться!

- Просто хороший повод попробовать свои силы.

 

Голосовать в ЭТОЙ теме запрещается. Голоса, поданные здесь, не будут учитываться, посты будут стираться.

Комментировать в ЭТОЙ теме запрещается. Посты будут стираться, постящим будет высказываться "Фи". (с) Иннельда

 

Теперь о особенностях данного конкурса. Посовещавшись, было решено подключить к голосованию настоящее, живое жюри, члены которого будут набираться из добровольцев, состоящих в Академии Искусств. Пока состав жюри не полностью укомплектован, так что, дорогие Академики, подключаемся, еще не поздно В чем смысл данного нововведения: все авторы смогут гарантированно получить профессионаьную критику на свои произведения, от пяти (или уж как получится) достойных людей. От простых пользователей они критику тоже смогут получить, но тут уж как захочет сам пользователь (условия для выставления оценок будут упрощены), но нам-то нужны гарантии Так же этой мерой мы надеемся увеличить число голосующих.

 

За сим, обьявляю конкурс прозы №3 открытым!

Изменено 1 января, 2009 пользователем Marfa

[Marfa]

1) Искатели артефактов

 

Вьюга за окном гуляла такая, что многие посетители трактира «Мохнатый Гуар» про себя тихо думали, как же окна, изрисованные разнообразными узорами изморози, не влетели вовнутрь под натиском ветра.

Снежные вихри носились по двору, трепали матерчатую вывеску и превращали в снеговиков бедняг, вынужденных в такую погоду оказаться на улице. Свинцовые небеса же взирали на это со свойственным им, свинцовым небесам, глубоким чувством аутизма.

Дубовая дверь трактира, оббитая по краям узорчатыми бронзовыми пластинками, со скрипом отворилась, впустив помимо двух новых посетителей, целый залп холода, столь пронзительного, что многие маги, предпочитающие морозные заклинания школы Разрушения, покрылись бы инеем от зависти.

Здоровенный детина-норд пропустил вперед миниатюрную и одетую явно не по погоде данмерку, после чего с огромным трудом захлопнул дверь, которой явно понравилось мстить любителям ею хлопать особой, морозной местью.

На гостей немедля уставились где-то пятнадцать пар глаз, недовольных внезапной закалкой организма своих обладателей. На это темная эльфийка виновато, но очень мило улыбнулась, а норд, смущенно шморгнув носом, потупился и стянул с себя засыпанную снегом шапку.

Весело полыхающая печь быстро восстановила температуру в зале, а вместе с нею оттаяли и взгляды посетителей. Шумная компания из четырех человек – вернее, внушительного орка, надменного альтмера в красной мантии и с посохом, гибкой босмерки, вооруженной хитиновым луком и имперца в дорогом костюме принялась дружно привлекать к себе внимание.

Новоприбывшие в свою очередь обратили внимание на них, и на физиономиях обоих появились довольные улыбки. Некоторое время ушло на расцеловывания, объятия, пожимание конечностей и прочие атрибуты встречи старых друзей.

- Сколько лет, сколько зим! – сказал имперец, возвращаясь к поглощению сочной бараньей ножки.

- Три месяца, - фыркнул альтмер, после чего несколько раз кашлянул.

- Рестиль, нездоровится? – заботливо поинтересовалась данмерка, коснувшись краешка мантии высокого эльфа.

На щеках альтмера появился смущенный румянец, с головой выдавший чувства эльфа. Ни для кого не было секретом, что эта парочка друг без друга не может и расстается всегда крайне неохотно.

- Это все холод, - сердитым голосом пробормотал Рестиль, смотря на лампу, горящую под потолком, мутными глазами.

- Ничего, вечером я тебя согрею, - томным голосом пообещала данмерка, прижавшись к боку альтмера.

Босмерка шумно вздохнула:

- Так, ну, раз мы собрались раньше вас, вы и будете первыми делиться новостями.

- Райлег, ты говори, я сейчас занята! – выдала темная эльфийка. Рестиль согласно кивнул.

Райлег, тот самый норд, почесал свою белобрысую шевелюру.

- Да что тут рассказывать, - сказал он, - как мы и собирались, отправились в Балмору. Там навестили Ранис Атрис. Она долго ругалась на Таниру, обозвала ее смазливой дурищей, пометом квама и позором Азуры, а потом сказала, где искать этот треклятый посох.

- Ну и как, вы его нашли? – спросила босмерка. Глаза ее заблестели.

- Да, нашли? – поддержал ее орк, и тут же влил в себя целую пинту недешевого «Киродиильского бренди».

- Нашли, Мьени, нашли, - обращаясь к лесной эльфийке сказал норд. – Его держал у себя чокнутый ученый на побережье Шегорада. Он обитал в двемерской башне с каким-то там безумным названием.

- Итак, - сказал имперец, - теперь у нас есть все компоненты, необходимые, чтоб совершить обряд призыва. Посох Хэппуса, меч Анатос, который любезно добыл я, кристалл Ташана, который отыскала-таки в Скайриме Мьени, и Чепец Падишаха, который отыскали в Даггерфолле Багрук и Рестиль. Ну что, приступим?

- Погоди, Кловиус, - сказал Рестиль. – Не надо спешить. Обряд должен быть выполнен ровно в полночь, иначе последствия могут быть ужасны!

- Ути мой уумненький, - проворковала Танира, еще крепче стискивая Рестиля. Тот снова закашлялся, после чего, удивленно глянув на данмерку, спросил:

- Во имя девятерых, как ты умудряешься не простудиться, разгуливая в таком виде на морозе?

Альтмер подразумевал тонкие рубашку и брюки, легкие туфли и шелковый плащ темной эльфийки, которые смотрелись в снежном буран попросту нелепо (зато теперь, когда они промокли и прилипли к телу девушки, Рестиль в полной мере наслаждался ее обществом и видом).

Танира хитро улыбнулась:

- Секрет. Древний данмерский.

- Она потратила 300 дрейков на зелья защиты от холода, - отозвался мрачным тоном Райлег.

- Сколько там до полуночи? – нервно уточнил Кловис.

- Минут десять, - нехотя отлепляя от себя Таниру сказал Рестиль. – Доставайте ингредиенты.

Тотчас на столе образовалась небольшая кучка ценных артефактов. Альтмер выудил из своей мантии кусочек мела и нарисовал вокруг артефактов замысловатый узор.

- Инусом и Осинусом, Ангенсом и Отангенсом, силами Ютона и Оренца призываю тебя, о диво, дивом рожденное! – нараспев произнес альтмер, и узор вспыхнул призрачным голубым светом. Окружающая компания, зная возможные (взрывоопасные) последствия колдовства альтмера отодвинулись, зато остальные посетители «Мохнатого Гуара» наоборот начали стягиваться поближе.

- Силами Ветра и Пламени, Выпивки и Закуски, Елки и Игрушек, призываю Тебя, Принц Подарков, Повелитель Хорошего Поведения, Слушающий Стишки и Песенки, Ходящий в Алом с Белым, носитель Ледяного Посоха и Пылающего Носа! Явись пред нами, Дедум Хладиус!

Пылающее кольцо появилось над кучкой артефактов, вспыхнуло, разрослось, закрутилось в безумном хороводе искорок... И оттуда вылетели... Три пары оленей, сани и старик в алой мантии с белым мехом, ледяным посохом и малость отмороженной девицей в синей шубе.

- Хо, хо, хо! – сказал он, после того как сани разнесли в щепки полтрактира. – Кто вызвал меня, Повелителя Подарков!

- Мы! Мы! – радостно запищал Кловиус. Остальные дружно закивали.

- Хо, хо, хо! – снова рассмеялся Повелитель Подарков. – Да будет так!

Он ударил посохом, взмахнул рукой и...

Дальше некоторое время царила тишина. Ну, почти тишина, потому как Танира и Рестиль уж больно громко целовались. Кловиус удивленно смотрел на коллекционную ценность – двемерскую музыкальную шкатулку, о которой всегда мечтал. Райлег зачарованно любовался новой шубой из шкуры Великого Волка. Мьени зачарованно вертела в руках новенький золотистый лук, от которого так и перло мощной магией. А Багрук придирчиво оглядывал самый настоящий зуб дракона. Подобным занимались и все прочие, кто очутился в зале в тот момент. Да и не только в зале – весь Тамриэль ошалело рассматривал чудесные, взявшиеся изниоткуда, вещицы, о которых каждый давно мечтал.

Вот так, впервые за всю историю Нирна, пришествие Принца Даэдра прошло исключительно в позитивном ключе.

[Marfa]

2) Забой

 

«Никогда не скажешь, где конец твоей удаче. Моя вот, например, вся вышла четвертого дня месяца Заката этого года. Да еще и вышла-то так глупо, что вместо отчаяния меня смех берет. Хотя, это, скорее всего от флина: чего-чего, а этого добра у меня до конца жизни теперь хватит. Благо, и он не за горами, если только я не приучу свой желудок камни переваривать. Или кирку сожрать? Еда, достойная Герцога, чтоб ему подавиться. Надеюсь, если этот забой откопают все-таки, мой дневник в официальный отчет о случившемся подошьют – хоть какое-то утешение (следует три десятка бранных слов в адрес имперской администрации, Великого Дома Хлаалу и лично Герцога Ведама Дрена)». Да, ладно, не обижайтесь, вы-то, небось, и не такое терпеть привыкли от тех, кто побогаче вас, а я сейчас богаче всего острова: дрыхну и то на миллионах. Не сомневайтесь, проверил лично, и не раз, когда искал что-нибудь съестное в этих ящиках. Представьте себе: ничего не нашел, только рубины и эбонит, эбонит и рубины. И семь бутылок флина у меня в ранце, чтобы запить все это пиршество. Роскошный обед, правда? Ладно, я тут подумал, что вам захочется знать причину обвала, так вот, я - причина. Я и Ллелам. Мы решили скоротать здесь часок за выпивкой, а когда он решил топать назад, то налетел на опорную балку, представляете, какой кретин? Впрочем, меньший, чем тот, кто ее ставил, а иначе с чего бы она сразу рухнула? Самое обидное, что из кучи камней теперь даже сапог не торчит, а жаль – думаю, они бы неплохо пошли под стаканчик-другой. Два дня уже прошло, а я даже звуков раскопок не слышу. Хреново дело».

Данмер вдруг прекращает писать и резко вскакивает на ноги, напряженно вглядываясь в полумрак, сгущающийся в глубине пещеры. Затем глубоко вздыхает и снова принимается за записи:

«Вообще, ребята, вам очень повезло, что я обнаружил здесь эту конторскую книгу с бутылкой чернил и два десятка факелов, а то сидели бы вы потом, как олухи, не зная, что случилось. Писать, правда, пальцем приходится, но это ничего, руки пачкать мне не впервой. А то ведь, если совсем ничего не делать, то и с ума сойти можно. Впрочем, судя по тому, что я только что слышал, мне и вся эта писанина не поможет. Вы только себе представьте, почудилось, что в углу забоя хихикнул кто-то. Слабенько так, будто и не звук, а отражение его. Ладненько, хватит с меня на сегодня, буду беречь факелы, да и вздремнуть бы надо. Я теперь, пожалуй, за всю предыдущую жизнь высплюсь».

Аккуратным движением шахтер плотно закупоривает бутылку чернил, затем делает несколько глотков флина и гасит факел. Несколько минут спустя слышно лишь его размеренное дыхание, несколько раз отраженное стенами пещеры.

***

«Вот ведь дьявольщина какая! Стоило мне избавиться от докуки наяву, я имею в виду всех вас, дражайшие начальнички, так теперь во сне всякая погань мерещится. Будто бы приходила ко мне ночью какая-то баба и за рукав тянула, идем мол. Но только я не пошел никуда. Честно говоря, я чуть со страху не обделался – очень уж она страшная была. Нет, на лицо-то ничего, но сама по себе… странная. Нездешняя вся какая-то. И пришла не откуда-нибудь, а оттуда, где я намедни хихиканье слышал. Раньше я о такой дряни только в книжках читал, а теперь – нате вам, пожалуйста. Шигорат, что ли до меня добирается или флин шутки шутит? Ох, надеюсь, с пьяных глаз все это, а то безумным помирать никак не хочется. Кто в безумстве помрет, тому век в его царстве провести».

Снова хихиканье. Только на этот раз оно слышно куда громче и отчетливее, будто бы за прошедшую ночь набралось сил. Данмер хватает факел и вытягивает руку с ним в направлении звука, однако рука вместе с факелом трясется так, что в пляске теней и света разглядеть ничего невозможно. Встать он при этом и не пытается. Так проходит около пятнадцати секунд, после чего шахтер зубами выдергивает пробку у бутылки с флином и выпивает ее досуха. Он тут же впадает в совершенно бессознательное состояние и оседает на камни. Факел тухнет сам.

***

«Ох, пресвятой Вивек, не дай никому то же самое во сне видеть, что и мне. Снова она ко мне приходила, и за рукав тянула, да еще приговаривала, мол, пойдем, Рален, ждут тебя там. А кому меня там ждать? Все мои живы-живехоньки. Я ей так и сказал, а она смеется и все за рукав тянет. Хотел я за кирку схватиться да стукнуть ее, но тут она сама чего-то нахмурилась, да прочь пошла. Прямо в стенку вошла. Совсем видать, плохи мои дела, коль такое чудится. Есть-то как хочется, кто бы знал. Я уж куртку свою сжевал всю, одним флином и жив. С голодухи, правда, напиваюсь теперь, чуть ли не с полглотка, ну да я ж говорил, что чем-чем, а выпивкой я обеспечен».

Внезапно факел гаснет. В темноте слышна жалобная ругань Ралена и звон упавшей с ящика, служащего ему письменным столом, бутылки флина. Затем данмеру удается снова разжечь факел, однако смотрит он на него нахмурившись.

«Да, дела-то еще хуже, чем я думал – тут воздух начинает кончаться, так что, похоже, я еще раньше помру, чем мне следует. Что ж я натворил-то такого в жизни, что мне наказание такое?»

Смех в темном углу. Данмер вскакивает и что-то кричит изо всех сил, что – разобрать невозможно и изо всех сил швыряет склянку чернил в то место, откуда доносятся звуки. Затем падает. Факел продолжает гореть еще несколько часов, после чего гаснет.

***

- Ну и вонища тут, а? – светловолосый норд, наморщив нос, осторожно входит в забой, - Вот дрянь, тут у нас, кажется покойник, парни! Позовите целителя, ему видней, конечно, хотя тут выжить бы и крыса не сумела.

Норд взваливает тело Ралена на плечо, потом замечает исписанную каракулями книгу и берет ее освободившейся левой рукой, после чего вперевалку выходит наружу, давя ногами осколки от разбившейся банки чернил. Прямо в том месте стены забоя, куда угодила чернильница, пробита дыра. При свете факелов, которые держат стоящие с той стороны люди видно, что толщина пещерного свода там составляет четыре дюйма.

[Marfa]

3)Я.

 

 

БОМ.

БОМ.

БОМ.

Что это за звук? Кто издаёт его? Заткнись! Заткнись сейчас же! Я гляжу на ту железную штуку, что держу в руке. Это она, она издаёт этот звук! Заткнись!

БОМ.

Нет, она специально! Издевается надо мной! Прекрати! Прекрати, я сказал!

БОМ.

Тебе что от меня нужно? Ты снова и снова говоришь «БОМ», хотя понимаешь, не можешь не понимать, что я ненавижу этот звук! Тебе что-то нужно, да? Что тебе нужно?

БОМ.

Ах ты зараза! Вот тебе! Полежи как вот там, может, утихомиришься!

БОМ.

Ты опять? Вот, всё. И чтоб так тихо было всегда!

 

Кто я? Где я? И что это за тени? Они то и дело появляются, то тут, то там. Порою я вижу, как они скрываются в самом конце... конце этого... как его... вокруг камень — понятия не имею, что это такое, но это зовётся камнем. Почему камнем? Почему не зелтопяткой? Решено! Отныне камень — зелтопятка! И ты... ты сидишь у меня на голове и паразитируешь... Кто ты? Ты плотно облегаешь мою голову, и я не могу тебя снять! Знаю! Знаю! Надо отрубить себе голову! Тогда я избавлюсь от тебя! Но... чем тогда я буду смотреть? Это ты, зараза, ты все подстроил и просчитал! Думаешь, мне не удастся перехитрить тебя? Нет, я избавлюсь от тебя, рано или поздно избавлюсь! И снова стану... кем? Я могучий воин! Я самый сильный!

 

Идти плохо. На мне эти... шишковетки, да! Они тяжелые, но их нельзя снимать... Почему... Почему нельзя? Возьму и сниму! А, это ты! Ну что, опять будешь делать «БОМ»? Да? Что лежишь молчишь? Уже не хочется? Что ж, возьму тебя, но ещё один «БОМ» -- и тебе не повздоровится!

 

Что? Кто здесь? Кто-то топает! Да как он посмел привести с собой шум! Замолчи, замолчи! Надо найти тебя и заставить замолчать! А... вот и ты! Что ты там говоришь? «Извините... я спасался от этих дикарей Эрабенинсумов... вы не знаете, здесь есть нежить?» Какая нежить? Это ты обо мне так? Ах ты... А ты.. снова «БОМ»? Нет? А что? «ЧПОК»?

ЧПОК.

ЧПОК.

А мне нравится!

ЧПОК.

ЧПОК.

ЧПОК.

БОМ.

Опять?

А где он? Он внизу? Что он там делает? И... вроде он был больше... И чем-то заляпал пол! Чем-то липким, красным... Тьфу! Но хоть не топает. Хоть один послушался!

 

Опять? Опять это топ-топ? Да сколько же можно! Ты, наверное, встал и решил продолжить? Ну я тебя сейчас! Нет... это не ты... ты вроде был посветлее... «Кто ты и что ты здесь делаешь?». Я... кто я? Неважно! Мне понравился «ЧПОК». Давай снова!

ФЬЮИТЬ.

Это не «ЧПОК»! Ты... где ты? Сзади! Что ты там делаешь? И это жёлтое, длинное у тебя в руке... что это? Что? Нет! НЕТ! Да как ты смеешь касаться меня этим?! И... это... больно! Больно? Аифроагк лучше звучит! Не больно, а аифроагк! Что это? Почему вокруг всё темнеет? Нет, я не хочу уходить! Я важен для этого мира! Я важен для того, кто сделал это, кто убил меня! Он не сможет жить без меня, в его жизни уже не будет смысла! Я знаю это, знаю точно! Я...

[Marfa]

4)Найденный путь

 

Накрас сидел в углу пещеры и водил остриём клинка по полу. Нельзя точно сказать, о чём он думал, и думал ли вообще. Рядом с ним, в кромешной тьме, на камне лежали изломанные кости скампа, а рядом бутыли с кровью растерзанного даэдры.

Часа через полтора Накрас встал и подошёл к останкам. «Интересно, получится ли на этот раз?» - подумал он, хотя знал, что шансов почти нет. И всё же взял одну из бутылей и приступил к ритуалу.

Ещё через час Накрас вышел из пещеры. Шёл дождь, привычный для жителей Горького берега, где-то вдалеке кричал скальный наездник. Накрас совершенно не знал, что ему делать. Каждый раз он проводит всевозможные манипуляции с кровью даэдра и не получает никаких результатов. Эбонитовый клинок так и не обретает даэдрических свойств. Это угнетало Накраса, но бросать попытки он не собирался: тогда бы его жизнь совсем потеряла смысл.

«Эта скука невыносима... охотиться нет смысла, пока я не придумаю новый способ или не проголодаюсь, а просто так невесело. Путешествовать – так везде одно и то же, на мой взгляд.» В отчаянии Накрас посмотрел в сторону Гнаар Мока. «Если не займусь хоть чем-то, то сойду с ума.» Он направился к городу.

 

***

 

Гнаар Мок встретил Накраса тишиной. Почти всё население небольшой рыбацкой деревушки было в море, только какой-то хаджит сидел на мостике и пил мацт. Вскоре и он ушёл, оставив странника одного.

Накрас редко приходил в города, разве что когда требовались услуги кузнеца. Ничего больше от людей ему не было нужно. Он охотился на низших даэдра и ел их сырую плоть, за счёт чего выживал, а их кровь использовал для попыток создать даэдрическое оружие. Накрас считал, что это приведёт его к чему-то важному, поэтому это и было его единственной целью.

«Эбонитовое оружие становится даэдрическим, сохранив в себе страдания даэдра, убитых при ритуале. Это и обрывочные знания о ритуале – всё, что мне известно. Сотни убитых скампов и ужасов клана – и ничего в итоге. Да, это подавляет... но больше мне делать нечего, надо понять правильный ход превращения...»

Тут Накраса окликнули.

- Эй, ты! Повернись! – это был стражник.

Накрас неохотно повернулся.

-Да, это ты! Путешественник, убивший несколько магов в разных частях Вварденфелла! Теперь тебе не уйти, хоть ты, похоже, и силён. Подмога! Быстрее!

Накрас достал клинок. «Похоже, меня заметили, когда я собирал информацию... Но это же было так давно, когда я только начал узнавать о ритуале, а они ещё помнят... Ничего, в этом захолустье меня точно не поймают.»

На крики стражника подоспело ещё четыре человека. Начался бой.

 

***

 

Дождь закончился. Накрас стоял среди пяти изуродованных тел и тяжело дышал. Его обычно скучающие глаза теперь светились безумием.

- Да... секрет ритуала, что я так долго пытался разгадать... теперь он неважен... ведь я понял, зачем я это делал! Эбонит впитывает нечеловеческую боль низших даэдра, превращаясь в даэдрическое оружие; подобно нему я заключу в себе мучения людей и стану чем-то более высоким, чем человек! Теперь я наконец-то нашёл свой путь!

Накрас ещё раз окинул взглядом трупы, затем посмотрел на поместье, что стояло неподалёку. Он направился туда.

В тот день Гнаар Мока не стало.

[Marfa]

5) Один на два мира

 

 

Улицы ночного Морнхолда дышали настороженностью и пылью древности. Причем древность была нездешняя, и именно ее ощущал в первую очередь полуночный путник, наглухо задрапированный в балахон.

Уже третий встреченный путником патруль, завидев такую неприметную примечательность, еще издали замедлял шаг, но обнаруживая эбонитовый гладий на поясе желающего сохранять инкогнито, стражи порядка без расспросов давали дорогу. Шутка сказать – столичная штучка, один из каркаса ланисты Хар-Гр’она. Что вы говорите? А вдруг меч похищен, а под плащом – тать и душегуб Свин Третий-Локоть? Гггг. Так вы, того, подите, похитьте, у них-то, чертей манежных, ежели жисть немила. Выступление на Плазе, выступления в богатых поместьях, деньги, слава, женщины – на неделю царственный Морнхолд принадлежал сиродиильским гладиаторам. Говорят, САМА интересовалась возможностью боя Ее Руки с лучшим воспитанником Одноглазого Хара, ну этим, рогатым… Обмениваясь вполголоса мнениями, патруль продолжал свой обход, оставляя позади того самого, рогатого.

Лучшего своего гладиатора Хар-Гр’он, тогда еще носивший с гордостью и оба глаза, и прозвище Байстрюк, нашел на помосте Коррольского цирка. Там уже вторую неделю показывали «Укрощение Мехруна», и с немалым успехом. Скучающий юный ланиста раздвинул ножнами беснующуюся толпу и ахнул. Совсем еще маленький дремора в тяжеленных доспехах лихо скакал и не менее лихо падал, сраженный пафосным драконом. Денег с последнего выступления Хару едва хватило на выкуп за маркиназа, причем потратить пришлось не только свою плату… Именно от нового господина маленький дремора получил имя «Мента», которое ему понравилось больше, чем цирковые «Слышь ты, рогатый!» и «Ааааааа!!! Дремора!!». И именно от него исчадие Забвения получило оружие. Вопреки всему каркасу, надо сказать.

Мента Маркиназ стряхнул воспоминания, поднял голову и сориентировался по шпилю Храма. Совсем немного еще. Если бы не накатывающая вместе с голосами тошнота, уже был бы на месте. В фундаменте многих домов лежали странные камни, пытавшиеся с ним говорить. Мента знал историю Старого Морнхолда, знал и о том, почему популярность манежного дреморы тут пониже, чем в иных городах, и потому недоумевал, зачем было отстраивать разрушенный город на камнях из ненавистного Забвения.

Каждый следующий шаг давался дреморе все тяжелее, и контракт на увеселительный боевой танец потихоньку превращался в тяжелейшее испытание. Похоже, что роскошный дом – цель его ночного похода – почти целиком состоял из осколков даэдрических врат, хотя и не отличался отделкой от соседних поместий. Когда до ограды оставалось уже всего-ничего, Мента окончательно принял решение провалить ночной заказ, еще час назад казавшийся странным лишь благодаря неприлично высокой цене. Но оторвать взгляд от жуткого и манящего дома дремора так и не успел.

Удар, способный расколоть череп даже зивилаю, хвала капюшону, пришелся вскользь, но левая рука мгновенно онемела. Дремора укатился вправо, выпрыгнул в стойку, поводя острием эбонитовой смерти, и попытался сходу оценить соперника. Тяжелая броня, скрытая под массивным плащом опознанию не поддается. Точно не даэдрик, а вот булава ревет страшным предсмертным воплем младшего даэдры. Вроде несложно, но от голосов просто подламываются ноги.

Шажок. Отскок. Полуоборот. Одолеть немочь, оглохнуть. «Удар Акатоша», теперь «орочья милость». Не слышать-оглохнуть-отстраниться-от-голосов. Еще раз «орочья милость». Уклон. Отскок. Прыжок – и… «Вторая улыбка».

Страшный режущий прием, рассекающий горло над кадыком прошел через силу. Только в бою с булавником «улыбку» можно провернуть без подготовки. А в таком состоянии рассудка пожалуй не стоило бы и с булавником пробовать. Мента непроизвольно отполз подальше от дома, насколько позволяла ширина улицы, и прилег, глядя в небо. Голоса ревели еще громче, быть может, даже громче, чем возле особняка, но уже не выворачивали наизнанку. Скорее они стали похожи на грай цирковых трибун. На ликование тысячеглавого зверя, стравившего бойцов и вдыхающего аромат крови.

Маркиназ вскочил, затравленно озираясь. Никого, даже патруля. Никаких людей. Только Массер и Секунда. И могучее небо. С легким багровым оттенком.

Под утро распростертое тело нашла служанка. На вопли сбежалась стража. Очень скоро труп опознали. А к полудню в результате досмотра личных вещей выяснилось, что уважаемый всеми воин, член Гильдии Бойцов, злодейски убитый у собственного дома, состоит в секте «Мифический рассвет». К вечеру в управу королевской стражи пожаловали иерархи Храма, и крикливую служанку (а вместе с ней и жителей квартала) вежливо попросили держать слухи «по этому делу» при себе.

А пока по предрассветному Морнхолду шел с непокрытой головой седой дремора. Редкие водоносы и запоздалые девицы шарахались в стороны, не зная, что перед ними первый – а возможно и единственный – гладиатор, выступающий сразу для двух миров.

Изменено 5 января, 2009 пользователем Marfa

[Marfa]

6) Холод

 

На улицах Готвэй Гардена стояла ночь. Точнее она осторожно опускалась, где-то с раннего вечера, и медленно, как черный деготь, топила улицы маленького городка. И когда последний луч солнца скрылся за холмом, в таверне «Клык вепря» только началось массовое празднование. Хотя день был совсем не праздничный, народ внутри веселился – он найдет повод для веселья, даже если праздновать нечего.

На втором этаже таверны, в маленькой комнатушке с почерневшими от копоти обоями, сидел на старом, видавшем виды, диване, парень. Вид у него был не очень. Даже если его умыть, расчесать и нарядить в королевские одежды, лучше не станет: дело не во внешнем виде. Лицо и поза, в которой он сидел, сразу говорили о крайней тоске, обреченности и полной отстраненности от жизни.

Треск мебели, звон разбитой посуды, крики, и неумелая игра музыкантов на первом этаже не способствовали раздумьям, и из грохочущей таверны юноше пришлось идти на западную часть города. На севере жили одни богачи, на востоке был своеобразный рынок – сразу несколько магазинов и даже банк, что для городка, не имеющего даже крепостной стены, редкость. В западной части города было только кладбище с прудом, несколько домов и хлевов, и, что особенно приятно – там обычно нет ночного патруля. Эти ребята, хоть и с ног до головы в железе, но кладбищ боятся как огня.

Пройдя через задымленную, кипящую залу, где в это время здоровяк трактирщик на пару с каким-то увальнем подкидывали до потолка захмелевшего конюха, юноша вышел из таверны и направился вдогонку за ушедшим солнцем.

Проскользнув мимо двух чурбанов в касках и кольчугах и, пройдя еще немного, он уткнулся в невысокий каменный забор и, перелезши через него, очутился на кладбище. Здесь можно быть уверенным, что тебя никто не найдет, никто не станет мешать, никто не нарушит течение твоих мыслей.

Скуума – вот то, что поможет ему сейчас. Сделал глоток… Так легко и приятно… Еще один… Чертовски хорошо…

И еще один…

Мир кружится... Мраморные плиты, обитые плющом, качаются в разные стороны; промерзшие травинки растут ввысь до самого неба, где Леди и Любовник танцуют в безумном танце, искрясь и полыхая огнем своих звезд, а Подмастерье смущенно смотрит на них, в то время как Вор кладет себе в карман его светила. Парень заливается смехом. Этот мир такой красивый, когда в тебе плавает лунный сахар! Он такой странный, такой по-детски наивный и неиспорченный. Таким он должен быть, но Кто-то, сидящий наверху, все перепутал.

Его тошнит. Держась обеими руками за живот, он пытается отползти с того места, где только что выблевал добрую половину выпитого наркотического зелья вместе с нехитрым ужином. Вместе с некоторым протрезвлением приходит осознание действительности. И ему уже не смешно. Он плачет. Как быстро смех сменяется слезами! Как быстро безумие лунного сахара овладевает мыслями!

 

- Месяц я не нахожу себе покоя! Зачем только я приехал, в этот чертов городишко?!

- Ты приехал не зря. Ты полюбил Её. Только за это, ты должен быть благодарен богам…

- Благодарен?! Я умираю, меня все презирают, трактирщик грозится выкинуть меня, если я не верну долг! Та, которую я люблю, предала меня и велела своим охранникам побить меня! Я всю ночь лежал, не шевелясь, в придорожной мерзлой грязи, избитый, обманутый любимой! За это я должен быть благодарен?!

- Ты прекрасно знаешь, что это не она, а ее отец приказал побить тебя. В тебе говорит ярость, успокойся, выкинь бутылочку, и, по милости богов, живи нормальной жизнью…

- Заткнись! Я ненавижу тебя, ненавижу Её, этого чертового богача, что является, по милости богов, отцом Ей! Да чтобы этот мир утонул в пучине, по милости богов, вместе с этим грязным городом, вместе с Ней и со мной!

- Успокойся! Работай и живи дальше – ведь тебе так нравится этот тихий город. Ты же умен - заработаешь денег. И в один прекрасный день придешь к своей Любимой и будешь с Ней навсегда!

- Ха! Не быть этому! Никогда не быть!

- Ты так говоришь из-за обиды. Отоспись и иди утром на работу. У старого книжника, небось, полно её для тебя. Жизнь прекрасна!

- Прекрасна! Прекрасна? Жизнь - прекрасна?! Жизнь – ничто, пылинка во времени! И я ничто! И ты – лишь часть меня, которая всю мою жизнь говорит мне, что и как делать! Ты – ничто! Я утоплюсь в пруду, и ты пойдешь на дно вместе со мной! Ха-ха! И кто из нас прав? – Я!! Потому что Я - сильнее!

- Сильный не всегда прав, пойми это. Убив меня, ты убьешь и себя. Ты должен жить! Мы должны жить, чтобы вместе добиться Её Любви! Чтобы прекратить безумие и воссоединиться.

- Умри!...

 

Холодная вода так освежает! Она смывает всё. Ты становишься таким чистым. Душа становится чистой. Чистой от лунного сахара – смертельного подарка богов. До тех пор, пока холод не пронзит твоё тело как кинжал, вода тяжёлой каменной ртутью не заполнит твои легкие, и тысячи ледяных игл не вопьются в твою плоть, ты будешь радостно плавать, словно еще не родившийся младенец в утробе матери. Но все когда-нибудь заканчивается…

 

***

Через неделю, после того, как кобыла местного конюха родила двух жеребят – черного и белого, на мелководье кладбищенского пруда нашли замерзший труп молодого человека. И сразу опознали. Это был болтливый, мечтательный парень, недавно приехавший в город, и работавший в книжном магазине, выполняя, попутно, всяческие поручения от других жителей Готвэй Гарден. Поначалу он всем нравился, но, после неясной истории с дочерью местного богача (по этому поводу ходило множество сплетен, но вряд ли кто-то точно мог сказать, что произошло на самом деле), он стал скрытным, мрачным, неразговорчивым, перестал работать и платить за занятую им в «Клыке» комнату (первым поднял шум за три дня до того, как нашли утопленника, именно трактирщик, заявивший о том, что его постоялец исчез, не заплатив за проживание). В руках утопленника нашли горлышко от какой-то бутылочки («Напился и бухнулся в пруд» - скорый вердикт горожан).

На похоронах было немного народу: ругающийся по поводу глупых утопленников, новеньких лопат и твердой, тяжелой от мороза земли, гробовщик, старый книжник, который беспрестанно всхлипывал и покачивал головой, несколько жителей, пришедших посмотреть на столь безрадостное событие, несмотря на сильный мороз, и фигурка в черном, с двумя телохранителями позади. С последним усилием гробовщика, вскинувшего горсть земли на могилку, все разошлись. Только фигура в черном, стояла на берегу пруда, словно в забытьи.

- «Госпожа. Холодно. Ваш отец вряд ли будет рад, если его единственная дочь простудится» – охранник взял под руку девушку и та, как беспомощная кукла, пошла с ним по припорошенной снегом тропинке.

Его товарищ тщетно пытался заслонить барышню от жестокого северного ветра, дувшего в лицо, и ругал глупых утопленников, из-за которых приличные люди мерзнут, вместо того, чтобы сидеть дома у теплого камина.

Пруд, покрытый тонкой корочкой льда, блестел и искрился на неярком утреннем солнце, словно ухмыляясь над маленькой, свежей могилкой и закутанной в черную шаль девушкой: уж он то, знал наверняка – когда-нибудь, а может быть совсем скоро, и она почувствует холод его мутной воды.

[Marfa]

7) Цена знаний

 

 

Вечерело. Солнце, подобно размытой медно-огненной кляксе, плавно и величаво опускалось за приземистые, поросшие мхом холмы Горького Берега. С наступлением сумерек мир замолкал, готовясь ко сну: медлительные грязекрабы вразвалочку ковыляли к давно насиженным лёжкам в теплых болотцах; шустрые крысы, стремясь не попасть на ужин вечно голодным наездникам, забивались в многочисленные норки и впадинки. Даже нежить в гробницах и забытых богами пещерах переставала бряцать ржавым оружием и скрипеть костями, затягивая заунывные, тоскливые песнопения. Все стихло.

И лишь одно существо не давало тишине и покою погрузить болотных жителей в сладкие объятия сновидений. Высокий, сутулый данмер в облачении Гильдии Магов оглашал окрестности потоками грязной ругани и проклятий. Норэ Ассилириантис (а именно так звали темнокожего нарушителя спокойствия) всегда отличался красноречием и ораторскими изысками, отчего грубые выражения, более присущие пьяным оркам чем отпрыску благородного семейства, получались витиеватыми и исполненными глубокого жизненного смысла. Да и как тут не взвоешь, когда его, без пяти минут Странника гильдии Магов, посылают бродить ночью по болотам в поисках «особых трав и кореньев, кои проявляют себя только в лунном сиянии». Сто гуаров мне в печенку, да это же бред сумасшедшего! После того, как милейшая Ажира уехала на материк проведать родню, обучать молодое поколение магиков взялась эта несносная Ранис Атрис, злобная и до крайности дотошная особа, требующая от бедных учеников выполнения подчас невыполнимых поручений. Внешне простенькое задание оборачивалось настоящими муками. Вот например: по требованию данмерки группа должна была собрать по десять шляпок четырех видов грибов, растущих на Горьком Берегу. Бедняги взмокли, таская к ней горы превосходных сыроежек, Бранглер Бейнов и им подобных, кои Ранис отбраковывала одну за другой: то ей не нравился цвет, то запах, то срез был недостаточно ровным… Наконец садистка обьявила, что примет только грибы, собранные в лунном свете и срезанные специальным ножом. Мол, ночью они (грибы то есть) выделяют специальные масла, которые способствуют укреплению действия зелий, и универсальный «алхимический» ножик с канальцем поможет не пролить ни капли драгоценного вещества. От подобных выкрутасов у Норэ голова шла кругом. Присущая только данмерам особая гордыня не раз подначивала его прекратить мучения и вернуться домой, и ее ехидный голосок заглушал лишь страх перед присущим всем без исключения родителям праведным гневом, который неизбежно обрушиться на выпертого из Академии сына.

И именно поэтому благородный отпрыск, с ног до головы перепачканный зловонной болотной жижей, упрямо карабкался по скользким валунам, в надежде на долгожданную добычу. Оставалось собрать совсем немного, но данмер, с трясущимися от холода и усталости мышцами, начал всерьез задумываться о возвращении. В животе раздавалось тоскливое урчание, но вся провизия была давно уже съедена, и, если он поскорее не вернется в школу, придется пустить на похлебку трофейные грибочки, точнее съедобную их часть. Невольно нахлынувшие воспоминания о любимом мамином супе с пряностями придали измученному школяру сил, и Норэ упрямо продолжал поиски.

Но, видать Фортуна сегодня была не на его стороне. Поиски привели данмера к огромному бревну, одиноко лежащему в заболоченной яме. На нем, маслянисто блестя в свете восходящей луны, раскинулись грозди развесистых шляпок Грайфа Фация, крепенькие, не тронутые червями и гнилью. Радости Норэ не было предела, он готов был плясать и петь от радости подобно ребенку. Но стоило ему сделать шаг к вожделенной цели, как из-под ног выскочила крупная крыса и прытко унеслась во тьму. Неожиданное появление и истошный визг твари напугали мера, он нелепо замахал руками… и ножик, превосходный алхимический ножик вылетел из вспотевшей руки, и, плюхнув на прощание, скрылся в жирной болотной жиже. Поминутно поминая Даготову бабушку и всеблагие Трибуны, магик принялся слепо шарить в сырой зловонной массе, вздрагивая и поводя плечами от отвращения.

Внезапно его пальцы нащупали некий продолговатый предмет. Победоносно вскинув руку, Норэ вскрикнул… и во все глаза уставился на зажатый в руке зазубренный, слегка изогнутый кинжал. Очистив неожиданную находку от прилипшей грязи, данмер начал рассматривать ее, соображая, как это невинный ножик мог превратиться в грозное на вид оружие с покрытым рунами лезвием. Оно словно притягивало к себе лунный свет, заставляя рунный узор светиться голубоватым огнем. «Вот это да! Ради подобного дара можно было и неделю ковыряться в грязи… Интересно, чей он? Припрячу-ка я его, а то не ровен час отберут…» - лихорадочно размышлял молодой аристократ.

Из раздумий его вывело неясное шевеление и постанывание где-то за спиной. Испуганно вздрогнув, Норэ вскочил. Позади него, опираясь на сучковатую палку, стоял сгорбленный старик в бесформенном балахоне. Он был не просто стар: от одного взгляда на обтягивающую череп бледно-желтую кожу, на скрюченные пальцы с изломанными ногтями, в голову настойчиво стучались слова «ветхий» и «дряхлый». Лишь только глаза старца – два бездонных багровых озера с мрачным огнем в глубине – глаза притягивали взор мага.

- Кто ты?! Не подходи! У меня оружие, видишь?! Стой на месте!

- Успокойся, юноша. Я не причиню тебе зла.

- С какой это стати я должен тебе верить?! Э-эй, ты чего!

Плавным, размытым движением ночной гость вдруг пошел-перетек вперед, вмиг оказавшись перед Норэ. Тот вскрикнул и резво отпрыгнул назад. Если бы подобный пируэт наблюдал какой-нибудь фуражир квама – непременно позеленел бы от зависти. А старик тем временем продолжал наступать, отшвырнув свою трость в сторону.

- Стоять!! Не подходи!! Ах ты так, по-хорошему значит не хочешь?! Тогда на!!

Резко, как учил в свое время отец, Норэ выбросил руку с кинжалом вперед, целясь в подбородок незнакомцу. Внезапно странная судорога сковала его тело, и он застыл в позе промахнувшегося метателя копья. Старец осторожно обошел магика сбоку и приблизил свой рот к его уху. Беззубые уста зашевелились, и он изрек:

- Вот видишь, молодой человек, к чему приводит спешка? Давай знакомиться. Я Лэддо.

Норэ увидел, как в тусклом лунном свете во рту собеседника блеснули два длинных, кинжально-острых клыка. Неужели…

- Аа, ты начинаешь догадываться. Да, я вампир, а ты забрел на мою территорию. Видишь ли… Я слишком стар и немощен чтобы охотиться самостоятельно. В эту глухомань никто не забредал с незапамятных времен, а ночью темень такая, что и крысы паршивой не особо-то словишь. Когда-то давным-давно я был магом, неплохим зачарователем и иллюзионистом. И, как видишь, мои познания меня и спасают. Изготовить парализующий кинжал было делом двух дней, наложить на него заклятие поиска и приманки – еще неделя. Вы ведь еще не проходили основы артефактоведения, юноша? Ну да, ну да, это ведь в программе для старших курсов. А ведь иначе вы бы оценили мой труд сполна! Это всегда так тяжело, к тому же из зомби и скелетов помощники никудышные… Но ничего. Теперь вы, с вашими молодыми и ловкими пальцами, поможете старику добывать пропитание, не так ли? Гордитесь, ведь студентам с младших курсов так редко удается ассистировать профессорам. А теперь не бойтесь, больно не будет…

Последнее, что успел почувствовать Норэ – прикосновение клыков к одеревеневшей шее и горячий шепот:

- Знания, только знания, юноша… и бездна терпения.

[Marfa]

8) Сюжет.

 

«Она шла, и эхо, выпрыгивая из переулка, вторило стуку ее башмаков. Ночное небо плакало дождем, и стены домов, которых девушка касалась окоченевшими пальцами, словно сами сочились влагой.

«Почему? За что она так поступает со мной? За какие грехи мне терпеть эту боль?»

Одинокая путница остановилась и тяжело…»

Пламя свечи наклонилось, словно прячась от сквозняка, в камине треснуло полено. Девушка за столом отложила перо, посмотрев на только что написанный текст как на злейшего врага. Все безнадежно.

Ранайя тяжело вздохнула и с размаху впечаталась лбом в стол, попав прямо на лист с рукописью. От звучного треска крышки стола, встретившегося с головой, присевшая было на чернильницу ночная бабочка испуганно взлетела, беспорядочно взмахивая испачканными в черном крылышками. Писательница глухо завыла от безнадеги. Еще бы, если бы это было в первый раз…. В таком положении хозяйку и застала служанка, принесшая обед.

- Госпожа Ранайа, у Вас что-то случилось? – Удивленно спросила хаджитка, устраивая поднос на краю стола.

Девушка с трудом подняла голову, ко лбу прилип свежими чернилами злосчастный листок.

- Не пишется, Ра’Шана. Ничего не пишется. Вместо нормального текста – сплошная сопливая дребедень. Мало того, что сопливая, так еще неинтересная и абсолютно не достоверная! Вот послушай – писательница натренированным движением отодрала бумагу – «Почему? За что она так поступает со мной? За какие грехи мне бла-бла-бла…». Три предложения, а пафоса хватит на целый исторический роман!

- Ну, так уберите оттуда эти предложения. – Пожала плечами служанка, стирая со лба хозяйки чернила. – И поешьте, много на голодный желудок напишешь!

- «Художник должен быть голодным». – Буркнула Ранайа, мрачно ковыряясь в супе. – Да и не в этих трех предложениях дело.

- А в чем тогда?

- В том, что я не могу написать ничего путного уже полгода. Если так же пойдет и дальше, публика скоро меня забудет!

- Как же она может вас забыть? – Улыбнулась хаджитка. – Вашими романами «Фиолетовая ночь» и «Странник» до сих пор зачитываются все, даже наши кухарки!

- Может быть «Ночи» и «Странника» хватит еще на месяц-два, а что потом? Все ждут от меня очередного леденящего душу сюжета, с кровью, убийствами, и терзаниями души на фоне вывороченных кишок… а я не хочу! Не могу же я всю жизнь писать страшилки!

Девушка смяла рукопись в комок и швырнула в огонь. Камин благодарно вильнул ей огненным хвостом: его в последнее время часто так подкармливали.

- Понимаешь, это как….

- Ой! Я же забыла утюг на углях! – Подпрыгнула неожиданно Ра’Шана и резво скрылась за дверью.

- …. Готовить всю жизнь один только пудинг. – Постно закончила Ранайа. – Сегодня явно не мой день….

Писательница отодвинула недоеденный суп, встала и вышла на балкон. Холодный ветер тут же подхватил ее волосы и закружил в легком танце, фонари под балконом перемигивались друг с другом, словно разговаривая. Верхний Магин спал. Лишь одинокий подвыпивший имперец, сосед Райаны, перебегал от дерева к дереву, пошатываясь, и, наконец, упал на скамейку. Через секунду улицу огласил заливистый храп.

«Что же мне придумать, что же написать?» - думала девушка, облокотившись о перила. Ее взгляд блуждал от дома к дому, от предмета к предмету и, наконец, упал на птицу, дремлющую на ветке.

«Раз уж не идет сюжет, попробую оттолкнуться от образа. Представлю, что я – женщина-птица. Мои волосы черны, и в них вплетены перья, за спиной широкие крылья, касающиеся кончиками земли. Я иду твердо, и мир предо мною робеет, раскрывает занавесы, словно в театре…. Нет. Слишком наигранно, слишком банально. Писать про героя, на порядок сильнее простых смертных – это, во-первых, избито, во-вторых, уже становится дурным тоном».

Имперец на скамейке перевернулся на другой бок и захрапел в иной тональности. В верхнем окошке здания Гильдии Магов зажегся свет. Ранайа разглядела в золотом квадратике два темных силуэта, то отстраняющихся друг от друга, то сплетающихся в одно неясное пятно. Судя по звукам, улавливаемым чуткими ушами босмерки-писательницы, там были мужчина и женщина. Ну, или мужчина и мужчина, похожий на женщину. Или женщина и женщина, похожая на мужчину.

«Вот ведь, если глава гильдии узнает, выгонит к скамповой матери этого незадачливого мага. Что они, другого места найти не могли? А что… это сюжет! Если это все-таки не мужчина и женщина, то еще и сюжет об однополой любви! А что, нынче это модно! Они любили друг друга, но общество запрещало им быть вместе, и они встречались тайно по ночам в гильдии магов…. А потом…. А потом помидоры от критиков за пошлую идею в духе бульварных романов.»

Писательница обреченно сникла. Ничего путного не шло в голову, в прочем, путного не шло в голову уже полгода….

Имперец на улице пробудился на пару минут, чтобы допить содержимое зажатой в руке бутылки, и захрапел опять. Парочка в окне, видимо, догадавшись, что за ними могут наблюдать, потушила свет.

«Я неудачница!»

Ранайа снова оглядела пространство в поисках вдохновения. Безрезультатно. Только безразличные дома и не менее безразличное небо. И тут…

«Ух ты, звезда падает!»

Блестящая точка уже миновала и созвездие Башни, и Атронаха, оставляя за собой сверкающий мимолетный след. Одна-единственная звезда, не спавшая в эту ночь. Сверкающие сестры сонно поглядывали на нее, явно не желая двигаться с места.

«Пожалуйста, звезда, пошли мне хороший сюжет! Маленький, простенький, но сюжет!» - неожиданно для себя взмолилась девушка.

Звезда сверкнула еще раз и исчезла в ночной синеве. Но не пропала. Секунду спустя она зажглась в голове босмерки-писательницы, озаряя ее мысли слабым холодным, но таким теплым светом.

Ранайа стояла, не смея шелохнуться. Она знала, какой рассказ напечатают в Магинском Вестнике через несколько дней, главное было теперь не спугнуть вдохновение.

- Ну, парень, теперь ты у меня бумаги не допросишься! – Весело крикнула девушка камину, врываясь в комнату. – Теперь я знаю, о чем писать! Я напишу о себе. О том, как однажды не знала о чем написать и вдруг решила написать об этом. Знаю, простенько и бредово, но на рассказ хватит.

Почему-то Ранайа чувствовала, что сегодня настал конец ее долгих мучений, теперь будут и сюжеты и идеи… стоит только написать всего один маленький рассказик, который прорвет плотину застоявшихся мыслей.

Девушка воодушевленно схватила перо, расстелила перед собой чистый лист и вывела:

«Она шла, и эхо, выпрыгивая из переулка, вторило стуку ее башмаков. Ночное небо плакало дождем, и стены домов, которых девушка касалась окоченевшими пальцами, словно сами сочились влагой.

«Почему? За что она так поступает со мной? За какие грехи мне терпеть эту боль?»

Одинокая путница остановилась и тяжело…»

Пламя свечи наклонилось, словно прячась от сквозняка, в камине треснуло полено….»

[Marfa]

9) Бой

 

Одинокий воин сидит перед палаткой. Неизвестно, почему именно его отправили сюда, в город, где северный ветер является истинным властелином. Но тут уже ничего не поделаешь, раз он здесь, значит так надо. Уже начинало смеркаться. Его товарищи, такие же как он солдаты, находились недалеко, ведь всем было приказано не отходить от палаток далеко. После тёплого Анвила Брума казалась настоящей душегубкой. У нашего солдата появилось чувство, что он может помереть ещё до боя.

- Марк, ты там живой? – спросил у него подошедший солдат.

- Да вроде жив пока. Выпить бы чего, чтоб согреться.

- Уж извини, вино и всякое такое нам пить запретили. Нам предстоит бой, какое уж тут вино.

- Твоя правда, но, брррр, я так в ледышку превращусь.

- Там ребята костёр развели – иди, может, согреешься.

Марк встал и подошёл к костру. Сразу стало легче. Тепло огня проникало внутрь, согревая лучше любого вина.

- Сколько мы уже тут торчим? – спросил кто-то из стоявших у костра.

- Второй день, вроде бы.

- А для меня это как вечность. Вот завалим даедра, или зачем нас сюда отправили, и домой. А уж там отдохнём.

Когда совсем стемнело, главный среди солдат, присланных из Анвила, объявил отбой. Стараясь не думать о холоде, Марк заполз в свою палатку, укрылся по теплее и уснул.

На следующий день всё было, как и в предыдущие два. Утро уже плавно перешло в день, как к замку подбежал гонец и вошёл внутрь. Рассмотреть его солдат не успел, так как он промчался мимо, подобно пущенной из лука стреле, но он готов был поклясться, что это был тот самый спаситель Кватча, о котором все так много говорят. Кто ещё мог прийти к графине в столь неспокойное время? Спустя несколько минут из замка, к некоторому удивлению находившихся в его дворе солдат, вышла графиня Валга, а вслед за ней капитан Бурд и гонец. И теперь Марк сумел рассмотреть его, и понял, что не ошибся.

Графиня и спаситель отправились к храму.

- Вы слышали? – спросил один из солдат, - Мартин в городе!

- Это значит…

- Что скоро мы отправимся в бой!

Раздался всеобщий радостный крик. Марк же не знал, радоваться ему или нет. Да, ему приходилось сражаться, но это было стычки с разбойниками или хулиганами, в реальном бою, когда на тебя идёт множество врагов, он не был. И никто не заметил грустного настроения солдата, все были поглощены приготовлениями к предстоящей битве. Точились мечи, проверялась защита. Наш герой тоже готовился, но без особого энтузиазма.

- Ладно, - подумал он, - чему быть, того не миновать. Раз я тут, значит, я чего-то стою.

И, полный решимости, он продолжил приготовления.

Через час, а может и больше, из храма вернулась графиня, а капитан Бурд приказал собраться и отправиться вслед за Мартином.

Спустя несколько минут, Марк уже стоял за воротами рядом со своими товарищами. И вот они уже бегут вслед за Мартином. Отбежав от города несколько сотен метров, они остановились и выстроились в ряд. Двое клинков и спаситель Кватча встали позади них. Когда все построились, наследник трона прошёл вдоль них и произнёс речь.

- Так значит, если сегодня мы проиграем, всё будет кончено, - что сказать, не каждый день приходится решать судьбу империи. Однако Марку от этого было не легче, наоборот, его вдруг пробила дрожь. Ведь сейчас он будет биться с тем, с чем ему никогда не приходилось сталкиваться. Мартин встал напротив него.

- Не бойся, – сказал он, - да, это даэйдра, но они так же смертны, как и мы. Бейся с ними, как с людьми.

Слова драконорождённого его успокоили. Немного, но успокоили.

Прошло всего пара минут, но всем они показались вечностью. И вот из-под земли появилось нечто. Два столба выросли прямо из земли и, соединившись над землёй, образовали арку. Арка заполнилась пламенем. Спустя несколько секунд, из неё выбежал дремора и два скампа. С ними разобрались достаточно быстро. А затем монстры начали появляться один за другим. Дрались они неумело, больше били огненными шарами. Затем появились ещё одни врата, а ещё через пару минут третьи. Монстров уже было немало. На счету Марка было не так много даэдра, но он уже был на грани.

- Останусь жив, признаюсь Александре в любви.

Тем временем между тремя уже открывшимися вратами появились очередные врата, в несколько раз больше предыдущих.

- Спаситель, твоя очередь! – выкрикнул Мартин.

Спаситель, до того не вступавший в бой, разве что убивший пару монстров, что подошли слишком быстро, бросился к большим вратам и скрылся внутри.

- Осталось продержаться десять минут! – крикнул наследник трона.

Десять минут, продержаться всего жалких десять минут. Но почему же такое ощущение, что прошло как минимум пара часов? А это что? Дибелла милостивая! Это же осадная машина! Неужели не успел? Хотя кто это там? Да это же спаситель! И он что-то несёт.

Врата погасли и развалились, осадная машина остановилась и рухнула, как подрубленная. Победа?

Марк пронзил наседавшего не него дремору и приготовился к новому поединку. Но враги больше не нападали. Он оглянулся. Вокруг лежали только мёртвые тела – даэдра и нескольких солдат. Стояла мёртвая тишина, пронзаемая только скрипом осадной машины.

- Ура! Мы победили! Мы одолели монстров!

Марк тяжело дышал. Наконец-то всё было кончено. Неожиданно на него напрыгнула земля, и всё вокруг погрузилось во тьму.

- Марк, ты там живой? Ты когда сознание потерял, мы испугались, что ты помер. А ты хорош, весь бой продержался и только под конец рухнул.

- Мы хоть где? – прохрипел он и попытался подняться.

- Ты лежи, лежи. Мы на дороге в Анвил. Ты уже второй день без сознания лежишь.

Солдаты медленно шли по дороге. На небе светило солнце, плыли облака. Было тихо, пели птицы. Вдруг из неоткуда появилась туча и закрыла солнце. Послышался гром, но дождя не последовало. Туча ушла в сторону, и солнце засияло вновь.

- Хороший сегодня день… - подумал Марк. – Но Александре обязательно признаюсь.

[Marfa]

10) Зато вы вместе.

 

«Небольшая комната освещалась несколькими бумажными фонариками, за окном была лишь темнота. На стенах висели шелковые гобелены, в углу стояла роскошная кровать, на комоде россыпью лежало золото и драгоценности, на полках стояли десятки редчайших книг. Но не это было главным украшением комнаты, а Он. Безумно красивый данмер стоял возле стола, снимая печатку со знаком рода Болин, чтобы она не царапалась. Белая рубашка оттеняла его серую кожу, а достаточно глубоко распущенный ворот открывал рельефные мышцы груди. Это был младший лорд Дирэн Болин, самый завидный и богатый жених дома Хлаалу. Наконец, он снял кольцо, подошел к ней, ласково провел кончиками пальцев по ее щеке и дальше, заправляя выбившуюся прядку за ухо, посмотрел в ее глаза, приблизился так, что их губы почти соприкасались и нежно прошептал: Нираэн…»

-НИРАЭН!!

Девушка, встряхнувшись, открыла глаза и посмотрела на чем-то недовольного владельца трактира.

-Что-то не так?

-Да, не так!!! Я за что тебе плачу, чтобы ты мечтала в подсобке или клиентов обслуживала?!!! – продолжал разоряться хозяин Суранского «Золотого моста»

-Иду-иду, - недовольно откликнулась имперка, беря поднос и выходя в зал.

Опять обносить старых выпивох и грязных путешественников.. Как же ей это надоело. Если бы она была одной из этих девиц из знатных семей дома Хлаалу, если бы она была хотя бы просто из богатой семьи, тогда она могла бы хотя бы надеяться на знакомство со столь любимым ею Дирэном.. Ах, если бы.. Но она была всего лишь сиротой-имперкой, переехавшей из Сейда Нина в Суран, работающей за гроши в худшей из забегаловок Сурана. Что ж, на сегодня ей осталось работать всего пару часов, и, может быть, она сможет пробраться в богатый район и хоть одним глазком взглянуть на Него… Нираэн, вздохнув, оглядела зал и взялась за поднос. Пора работать.

Через 2,5 часа она пробиралась за ящиками к поместью Болин. Если даже ее кто-то и увидел бы, то не обратил бы внимание – в поместье вовсю шли приготовления к завтрашнему дню рождения младшего лорда, поэтому все были чем-то заняты. Прильнув в щели в завалах, Нираэн ждала появления своего идеального мужчины. Через некоторое время с улицы донеслись оживленные голоса и смех, в ворота поместья вошел Дирэн в окружении друзей и нескольких девушек и прошел в дом. Нираэн вздохнула. Только ради этих моментов она и жила.

-Любишь его? – раздался сзади чей-то голос.

Девушка вскрикнула, отскочила от спрашивающего, споткнулась об мешок и упала на спину.

-Кто вы? – удивленно спросила она, рассматривая невысокого мужчину с тростью.

-А ты не догадываешься? – хитро прищурился незнакомец.

-Шигорад?! – воскликнула имперка, во все глаза рассматривая безумнейшего из Даэдра.

-Именно, милая, именно. Ну так что, любишь этого красавчика или как? – он внимательно посмотрел на нее.

Нираэн поколебалась пару мгновений:

-Конечно, люблю..

-И хочешь всегда быть с ним вместе, оберегать его до самой смерти?

-Ну…

-Да или нет?!

-Да!

-Тогда я хочу предложить тебе сделку. Я сделаю так, что ты будешь всегда рядом с ним, он будет заботиться о тебе, а ты о нем, он никогда не оставит тебя дольше, чем на час. Согласна?

Девушка удивленно рассматривала принца Даэдра. Это такой шанс, но о Шигораде ходили дурные легенды.

-Я буду всегда рядом с ним?

-Всегда, до его смерти.

-И нам никто не помешает быть вместе?

-Нет, ты будешь для него самой желанной.

-Желаннее всех тех красавиц-эльфиек?

-Желаннее самой прекрасной и богатой девушки мира.

Девушка задумалась еще сильнее. Она будет рядом с возлюбленным.. Но что Шигорад потребует взамен? Верно рассчитав ход ее мыслей (а может просто их прочитав), Шигорад произнес:

-В благодарность за то, что ты проведешь время со своим любимым, после его гибели ты будешь служить мне до скончания веков. Согласна?

Вечность – ничто перед жизнью с любимым.

-Я согласна.

 

В воздух взвивались сотни фейерверков, пускаемых магами, сотни гостей заполнили все поместье, стремясь поздравить именинника, были вручены тысячи подарков, а количество тостов и посчитать никто не смог. Все подарки были свалены кучей в главной зале. Неожиданно внимание лорда Дирэна привлек сверток, отличавшейся от других скромностью обертки. Он удивленно взял его в руки и развернул простую бумагу. Окружающие охнули.

-Лорд Дирэн, это лучший клинок из тех, которые существуют, поверьте мне! – воскликнул один из старейших советников дома Хлаалу, признанный знаток оружия, - Смотрите, из обертки выпала карточка: «Этот клинок зовется Нираэн, он будет оберегать вас..».. Странно, карточка без подписи.

-Это неважно! Я никогда не променяю этот меч до самой своей смерти! – торжественно произнес Дирэн, поднимая сверкающий эбонитовый клинок вверх. – Клянусь!

 

Через неделю лорд Дирэн Болин был убит любовницей спящим в своей комнате

[Marfa]

11) Удачная покупка.

 

В загоне угрюмо топтался конь, гнедой жеребец трёхлетка, с чёрными гривой, хвостом, ушами, белыми «носками» на длинных ногах, и умной мордой. Взгляд темных глаз был немного настороженным, а уши настороженно ловили каждый звук. До коня долетали обрывки тихого разговора продавца и будущего покупателя, одетого в довольно свободное чёрное одеяние.

- Это отличный конь! Все знают, что в Бравиле лучшие гнедые лошади! Вы не пожалеете! И такой красавец всего за полторы тысячи септимов! – вещал продавец, не хуже, чем любой балаганный тамада.

Покупатель оценивающим взглядом оглядел предложенный ему товар. По выражению почти скрытого капюшоном лица, было сложно хоть что-то сказать.

- Хм… - приятный баритон, с холодным, просто ледяным оттенком. - Каков рост?

- Двадцать ладоней. Очень высокий.

- Хорошо развиты шейные мышцы… Широкая спина… Мощный круп… - незнакомец неспеша ходил возле загона, критически осматривая коня.

Последний топтался на месте, зарываясь копытами в землю. Одно ухо животного было сзади, а второе – спереди, что выдавало неуверенность. Покупателя он не боялся, но что-то подсказывало коню, что добром всё это дело не кончится.

- Хорошо. Я его беру.

Мешок с золотом взвился в воздух и осел в жадных руках продавца.

- Вам его взнуздать?.. – человек просто стелился перед нежданным покупателем ковром.

- Лучшее седло, удила… Вы меня поняли?

- Да, да… Конечно!.. Будет в лучшем виде!

 

Спустя несколько минут взнузданного жеребца подвели к его новому хозяину. Животное испуганно стригло ушами, натягивая повод. Незнакомец откинул капюшон. По плечам рассыпались угольно-черные волосы.

- Не бойся меня, – человек мягко коснулся шеи коня, запустил пальцы в гриву, и продолжил, заглядывая в глаза животному. – Ты станешь отличным скакуном. Хотя, ты и так очень хорош…

Человек ловко влез в седло и потянул повод, разворачивая скакуна. Закусив удила, животное послушалось.

- Хорошая сделка. – бормотал хозяин конюшни, пересчитывая полученные от продажи последнего скакуна деньги. - Очень хорошая.

Покупатель заплатил на тысячу септимов больше положенного. Хозяин конюшни был доволен.

 

Жеребец остановился возле разрушенного форта. Была уже глубокая ночь, и лишь звёзды сверкали на темно-фиолетовом небе. Всадник слез с его спины, аккуратно взял под уздцы и повел куда-то в лес, успокаивающе гладя по морде. Конь испуганно всхрапывал, то и дело пытаясь отвернуть морду, мотал головой, но всё же покорно шел за своим хозяином.

Вскоре путники вышли на небольшую поляну. Из темноты деревьев, тихой тенью вышла фигура в том же одеянии, что было и у владельца жеребца.

- Он подойдёт? – сипяще спросил женский голос. – Ещё одной неудачи нам не надо.

- Вполне. Всё готово к обряду?

- Ты сумасшедший, Лашанс. Да, готово. Ты думаешь, что он выдержит?

- Я думаю, что он выдержит. Разжигайте костер.

Женщина кивнула и скрылась в ночи. Вскоре на поляне зажегся костёр. Конь с удивлением увидел непонятные линии, нарисованные на земле. Они отливали тёмно-алым, похожим на цвет крови цветом в свете костра. Животное подвели к ним, и оставили прямо напротив костра.

- Начинайте. – прозвучал всё тот же холодный баритон.

И грянул хор из пяти голосов. Огонь взметнулся и обрушился на вставшего на дыбы коня. Громкое испуганное ржание лошади вызвало улыбку на лице Лашанса. Шкура животного обугливалась, чернела… Глаза наливались кровью…

Пение оборвалось так же быстро, как и началось. Посреди обугленного круга, стоял уже вороной жеребец с горящими алыми глазами. Он тяжело дышал, поводя ушами.

- Люсьен, у нас получилось. – раздался радостный мужской голос.

- Конечно. А как же иначе? – Лашанс подошел к животному и, взяв его морду в свои руки, заставил посмотреть на себя. – Слушай меня внимательно. Теперь ты принадлежишь не мне, а всему Тёмному братству. Твоё новое имя – Шадоумер. Призрачный Кошмар.

Конь всхрапнул и, встав на дыбы, громко заржал.

Он принял новое имя.

[Marfa]

12) Дающая надежду.

 

 

Шах и мат! Белое-белое безмолвие. Даже мороза уже не чувствуешь. Только слезящиеся от ветра глаза покрывает колючая корка…

Шах и мат… Проиграть. Кому? Себе? Судьбе? Смерти? Нет ее, смерти, нет и не будет - только белое безмолвие этого проклятого всеми богами острова. Только тихий вой ветра, ледяная корка на глазах и сон. Долгий-долгий сон. До скончания времен. Длиннее вечности. Почему же мне не холодно?

Спать. Спать и видеть сны! Сны, в которых нет белого цвета. Этого проклятого белого цвета. Нет этого надрывно терзающего душу плача ледяного воздуха.

Сны… Там - тепло. Свет. Зелень… Зелень травы и чьих-то смеющихся глаз. Как ее звали? Не помню…

Зеленое сияющее облако все ближе, все теплее. И вой ветра почти не слышен.

Это - конец? Или начало? Смерть… не бывает такой… прекрасной…

Шах и мат…

 

Глаза… Там были. Но не зеленые (смеющиеся лучики солнца погасли, вытесняемые внезапной болью и… холодом).

Голубые. Синие. Ледяные. Отражающие только безмятежное белое пространство. Странные глаза.

Сперва, корчась от нестерпимого холода и нахлынувшей боли на жестком смерзшемся насте, я не мог понять, что же не так с этими чертовыми глазами…

Потом, когда на лоб легла тонкая и такая прохладная ладонь, я снова заглянул в них и понял, ЧТО в них не так. Эти глаза были…

Они были прекрасны. Они сияли, как две ледяные голубые звезды. Они были глубоки, как две бездонные пропасти, как двери в небеса. Невинны и печальны, как сама Вселенная. И холодные, как дно Преисподней. Не верьте тому, что в Преисподней царит вечный жар - там только холод и белое-белое безмолвие. Бескрайнее. Вечное. Равнодушное. Как здесь, на самом севере этого проклятого острова, населенного лишь дикими варварами и злобным зверьем. Впрочем, это, наверное, и есть Преисподняя и я уже умер. К счастью. Потому что в мире, в моем обычном мире, нет места таким прекрасным и страшным глазам. Глазам, отражающим вечность. Глазам, где нет ничего, кроме льда, холода, печали и бескрайнего белого пространства.

А еще в этих глазах… В них не было зрачков. Но слепыми они не были - они видели. Насквозь. Они прожигали душу и выворачивали ее наизнанку.

Я попытался приподняться, но сил на это уже не было. Все, на что меня хватило, это прохрипеть: - Кто ты?..

Существо нахмурилось прохладно и сурово и внезапно ответило звоном ледяных колокольцев: - Ты устал и замерз, Странник. Тебе необходимо согреться и отдохнуть. Слишком долго лежал на снегу…

Слишком долго? Скорее всего, слишком мало, потому что смерть не бывает бредом, а ТАКОГО предсмертного бреда мне не хотелось бы. Хотелось просто закрыть глаза и заснуть. Тихим сном. Тем самым, где сияли и переливались огоньки солнца в зеленых глазах. Где теплые блики играли на пепельно-серой коже… Но спорить я не стал и потому покорно кивнул: сил осталось только на это простое движение…

 

…Девушка смеялась. Тихо и нежно, словно переливы серебристых струек воды.

- Меня зовут Эллен… Эллен…

Эллен. Моя Эллен. Где ты сейчас? С какого немилосердного неба взираешь на меня зеленью своих сияющих глаз? Я потерял тебя. Я сам в этом виноват. Отправляясь в свое глупое, никому, кроме меня не нужное странствие по всем Южным морям, думал ли я, что, вернувшись, встречусь взглядом не с зеленью солнца, запутавшегося в речном омуте, а с виноватыми глазами соседей.

- Странник, была чума… Она… ЕЕ нет больше!

Дом заколочен. Мертвые глаза окон не освещает больше сияние летнего солнца.

Почему, почему я ушел от тебя тогда, Эллен, любовь моя, жена моя? Для чего было идти по свету и искать счастья, когда оно было рядом - только протяни руку, дотронься до этого тепла и света, только смотри, как играет солнце в ее глазах…

Если бы я остался!.. Возможно, хотя бы в смерти мы были бы вместе… Хотя бы такое счастье…

А теперь? Что теперь? Бежать? Куда? Зачем? Я и так всю жизнь бежал. От своего счастья, от своей Судьбы. Меня вечно манила дорога, неизведанные земли терзали мое воображение. Только вот для чего мне теперь все это, когда я потерял свое солнце в ее глазах?

И я бежал прочь от ее смерти, от заколоченных окон дома, так и не ставшего НАШИМ ОБЩИМ домом. От окон, смотревших мне вслед с немым укором.

Я проиграл этой жизни все, что у меня было. Поиски новых знаний больше мне были не нужны. Новые земли уже не манили своими чудесами…

Шах и мат…

 

Проснулся я от странного ощущения тепла. Я спал? Я еще не умер? Странно, смерть не бывает такой… теплой. Теплой? Среди окружающего со всех сторон белого величественного сияния ледяных нагромождений это ощущение чьего-то тепла казалось настолько чуждым и неправильным, что я невольно приподнялся и посмотрел на то, что согревало меня.

Белый, как снег, искрящийся мех. Узкая, тонкая, аристократическая морда. Острые клыки и зубы. Тихое дыхание, небольшими облачками пара вырывающееся из слегка раздувающихся ноздрей.

Зверь… был неправдоподобно огромен и прекрасен. Его шкура сияла и переливалась, как ледяные кристаллы, густо облепившие стены пещеры, в которой мы оба находились.

И совсем не пугало ни то, что такого огромного и странного зверя я вижу впервые, ни то, что зверь, возможно, голоден… Если бы меня хотели съесть, то не стали бы так щедро делиться своим теплом.

Почувствовав мое движение, зверь насторожено поднял голову и взглянул на меня своими огромными льдисто-синими глазами без зрачков.

Отлично! Предсмертный бред продолжается!

Я правильно сделал, что выбрал своим последним путем дорогу на самый Север проклятого острова оборотней и кровавой Луны, к Вечным льдам Солтсхейма! Таких ярких и красивых видений у меня никогда не было…

Зверь внимательно посмотрел на меня, потом стремительно поднялся на ноги и направился к видневшемуся в ледяной стене отверстию. Затем грациозным движением нырнул в него и пропал.

Я, чувствуя, как неотвратимо тяжелеют мои веки, свернулся клубком и провалился в странное забытье, в котором сияли, как ледяные звезды, странные синие глаза без зрачков.

 

- Прости! - голос-колоколец раздался над самым ухом и ледяная ладонь снова легла мен на лоб, принуждая открыть глаза.

Щурясь от непривычного немилосердно-серебристого сияния бликов, играющих на острых гранях льда, я уставился на возникшее в поле зрения лицо.

Белое, аристократичное, красивое и юное лицо. Породистое. Глядя на него невольно начинаешь задумываться об особах королевской крови. Впрочем, откуда здесь, в самом центре ледяного белого безмолвия может взяться дитя королевской крови? Ибо сидящее передо мной существо действительно было очень юным. Девушка… Скорее всего, девочка.

Укутанная в серебристо-белое меховое одеяние. Тонкая рука протягивает грубо высеченную из камня миску, в которой что-то аппетитно дымится.

- Прости! - повторяет девочка, виновато опустив глаза. - Я и забыла, что ты - ЧЕЛОВЕК…

Человек… А вот кто ТЫ, моя невольная фея-спасительница?

Впрочем, для умирающего я недостаточно невнимателен. Мне нет нужды заглядывать в твои опущенные очи, чтобы вспомнить, что они - льдисто-синие. Как холод Преисподней. Как глаза белого зверя. Волка, согревавшего меня среди обломков льда, в глубине белой пещеры. Глаза цвета сумерек. Глаза без зрачков…

- Меня зовут Нисса… - волчица виновато дергает плечом. На древнем языке ушедших богов это значит «Надежда»…

- А я - Странник! - я поглощаю горячую безвкусную мясную жижу. Ты не умеешь готовить, моя девочка. У тебя даже соли нет… Но это - правильно, чертовски правильно. Я ведь - человек, а ты - волк…

 

Дни то лениво текли, как замерзающая в ручьях вода, то неслись, как белые вихри, что бушуют на поверхности белой ледяной пустыни…

Нисса то приходила, то уходила. Я не спрашивал, куда и зачем. На этом треклятом ледяном острове некуда идти. Не сбежать с него.

Приходя, волчица всегда приносила что-нибудь съестное, а так же шкуры убитых ею животных, из которых я смастерил себе одеяние и устроил неплохую лежанку. Спать на них, невзирая на ледяные стены, пол и потолок пещеры, оказалось довольно тепло. Или это просто я больше не чувствовал холода. Или пропало мое одиночество и боль? Не знаю…

Девочка варила для меня все ту же невкусную, но питательную еду и я не спрашивал ни из чего или кого она сварена, ни почему она сама ничего не ест. Что взять с вольного зверя? Пусть у него и лицо человека.

Глаза Эллен больше не снились мне. Не снилось ничего, кроме белого безмолвия. Но не было ни сил, ни желания думать о чем-то ином. Словно я на самом деле уже умер и теперь душа моя блуждает в этом холодном и пустынном аду.

Рисковать и выходить из пещеры наружу не хотелось, да и не было смысла, как не было смысла больше во всем. Ледяной потолок заменил мне небо, стены и пол - ограничили пространство моего мира. Я добровольно «запер» себя в этом аду.

Хотя я был благодарен в душе тому существу, что делило теперь со мной ад белого одиночества.

Иногда Нисса приходила, садилась безмолвно в моих ногах, и, глядя льдистыми глазами прямо в мою душу, долго и тягостно молчала. И тогда я вдруг начинал говорить и говорить. Не останавливаясь. О южных морях и островах, о великих горах и больших городах, о невиданных здесь зверях и прекрасных растениях, о странных и прекрасных народах и древних обычаях. Просто, чтобы не сойти с ума от ее пронизывающего остатки души взгляда. И тогда ее глаза теплели. И, клянусь всеми святыми Тамриэля, в них играло солнце, как в глазах Эллен. Неистовое, горячее солнце моей родины.

Ее взгляд становился взглядом восторженного ребенка, и я чувствовал, что почти счастлив, когда смотрел на это странное существо, это дикое дитя, спасшее мою жизнь во льдах проклятого богами острова.

Боги посмеялись надо мной - они не дали мне счастья с Эллен. Наверное, это сам Шигорат лишил меня остатков разума, отправив в безумный вояж. Боги отняли у меня семью и нет надежды на то, что я когда-то вернусь назад, в родной поселок на берегу глубокого лазурного моря. Как нет надежды, что душа однажды настолько оттает, что я смогу снова встретить любовь. Детей у меня, скорее всего, никогда не будет. Но небо, немилосердное небо, отнявшее у меня все, внезапно дало мне эту девочку. Эту волчицу.

Моя белоснежная девочка. Моя Нисса. Мое потерянное дитя…

В такие моменты хотелось заплакать, завыть по звериному, и Нисса, замечая предательский блеск в моих глазах, молча вставала и уходила прочь: волки очень деликатны к чужой боли. Но сочувствие им неведомо.

 

- Ты ведь - эльф, Странник?

- Не совсем так. Предки моего народа могли ими зваться и были бессмертны. Мы же - вполне смертны. Мы можем и болеть, и погибать, как обычные люди… А ты, Нисса, ты ведь - оборотень? Ты больна ликантропией или волки - твои родители?

- Я не знаю этого, Странник. Я - это я. Нисса. И только.

 

…А потом пришла весна. И на проклятом ледяном острове - тоже. Я не видел ее - не выходя из пещеры довольно трудно представить, что происходит снаружи. Но я чувствовал ее дуновение. Ее легкую поступь. Ее волнение в моей загустевшей во время зимней спячки крови.

У весны были глаза Эллен и она заглянула в мои сны. Солнцем. Болью. Жаждой дороги.

Нисса все поняла.

- Ты уходишь, Странник.

Даже не вопрос - утверждение. И все тот же ровный леденящий холод в синих пустых глазах. Только вот теперь в них не отражается белое бескрайнее пространство. Я вижу в них себя…

- Иди! Я не могу тебя держать. Дорога - в твоей крови… Только обещай, что вернешься однажды. Я хотела бы еще слушать твои истории…

- Нисса! - я попытался обнять ее, но она отпрянула, как дикое животное. Впрочем, почему «как»?

- Помни, Странник! Ты сумел меня приручить. Теперь я буду ждать и скучать.

И тонкая, почти незаметная, горькая улыбка. Такая теплая, несмотря на лед в глазах.

 

…Она бежала за мной, моя маленькая белая волчица. Бежала по треснувшему ледяному насту, по осевшему слежавшемуся и посеревшему снегу. По тонкому льду, сияющему на глади еще замерзшего озера Фьялдинг. Летела, как белая тонкая стрела из литого серебра. Как метко брошенный дротик. Сбивала ноги в кровь, такую яркую на серо-белом снегу, и неотрывно смотрела синими-синими, как глубокое небо проклятого ледяного острова Солтсхейма, глазами. Она незримо хранила меня до самого форта на берегу моря от встреч с дикими обитателями ледяных лесов, что покрывают остров южнее белых ледяных равнин. Словно чуя мою белую волчицу, прочь с моего пути уходили не только обычные волки и медведи, что водятся в этих краях, но даже свирепые варвары-берсерки и лесная нечисть спригганы уступали мне дорогу.

Кто же ты была, моя маленькая девочка с глазами цвета полуночного неба, когда алая, кровавая Луна проклятой земли восходит в зенит? Дух-хранитель Солтсхейма? Оборотень? Мой предсмертный бред или посланный мне добрый друг? Я не знаю, и теперь, наверное, никогда не узнаю.

Сердце мое оттаяло под взглядом этих пустых ледяных глаз Вечности и Одиночества. Боль понемногу ушла из сердца, дав место надежде. Я потерял Эллен, я попрощался с Ниссой, скорее всего, навсегда, но я жив - и это главное. Как и надежда на то, что однажды я вернусь. Не в пору ледяного безумия зимы, а теплым летом. И в глазах девочки-волчицы будут отражаться зеленые искорки солнца, а я, гладя ее серебристо-снежные волосы, буду рассказывать ей новые сказки о неведомых странах и прекрасных городах и ловить эту тонкую и грустную, но щемящее-теплую улыбку на ее губах.

 

Только дождись меня, моя ледяная девочка-волк! Дождись, во что бы то ни стало! Стоя на том же утесе, на котором я в последний раз увидел тебя, отплывая на утлом суденышке на Южные острова. Дождись меня обязательно, Нисса! И твой старый данмер вернется к тебе, как возвращаются после дальних странствий к себе домой. Вернется, потому что теперь знает, кто ты… Моя белая волчица, моя НАДЕЖДА.

[Marfa]

13) Вечный страж

 

... Мы вошли в город на закате, и солнце светило нам в глаза.

Впервые за многие месяцы - солнце, подумал тогда я. Нет больше пепла. Нет больше мора. Всё кончено.

Всё кончено – в унисон раздавался мерный шаг четырёх воинов, за долгие годы привыкших ходить в ногу.

Всё кончено – гробовым (или же громовым?) молчанием отзывались трое спутников, десятки бывшие моей кожей, моей тенью, моим дыханием.

Всё кончено – и четыре руки подняли носилки с телом Энарa, чтобы доставить его на место последнего отдохновения – в Храм Альдруна.

Так он выбрал сам. Так он захотел. И мы, последние Вечные стражи, выполнили его волю, готовые сцепиться со всяким, кто попытался бы помешать нам, ссылаясь на какие-то посмертные почести или приказ Нереварина.

Город встречал нас молча. Нам старались не попадаться на пути, а попавшись – не смотреть в глаза. Причина была не только в том, что своим траурным шествием мы разрушали праздник, который уже несколько дней шёл по всему Вандерфеллу. Видят боги, мы не хотели портить торжество или же заявлять о собственной роли в наступившей победе. Мы не были тщеславны. Нас больше не интересовало признание.

Дело было в другом. Когда мы уходили, чтобы стать рыцарями Господа Вивека, нас отпевали и оплакивали заранее. Мы были Вечной Стражей – и должны были до самой смерти подпирать собственной плотью волшебный, созданный божественной мощью барьер.

В глазах остальных мы были мертвы. А живые весьма неохотно принимают обратно своих мертвецов. Особенно ощущая за ними некую моральную правоту.

Мы слишком долго смотрели в огонь Красной Горы. Теперь он горел только в наших глазах.

Жрецы забрали тело, не задавая вопросов, тут же засуетились, деловито забегали. Похоже, и они чувствовали какую-то неловкость по отношению к нам, пытаясь спрятаться от неё за ритуалами. Что ж, Энар обрёл покой, задача была выполнена. Оставалось ещё одно...

Мы подошли к вещам друга, тому, что принадлежало только ему и что он, если бы смог, забрал с собой. Их было немного – служба в Лоне Призрака не располагает к стяжательству.

- Я возьму вот это – сказала Галдал, поднимая чётки из отшлифованных кусочков эбонита. Дорогая вещь, особенно если учесть, что эбонит был с Красной Горы, высочайшей пробы, чистейший во всей Империи. Нас, впрочем, эти вещи давно не трогали – сокровища остались там, в мире живых. - С этими чётками он любил размышлять. С ними и я буду думать о сокровенном, подобно нашему Лорду.

- Я заберу вот этот письменный прибор, - сказал Салин, рассматривая серебряную чернильницу и перочинный ножик в небольшой самшитовой коробочке. - Когда-нибудь я напишу поэму про нашего друга, подобно нашему Лорду.

- Я возьму эту книгу, - сказал Дронос, поднимая один из томов «Тридцати шести уроков». - Я позабочусь, чтобы учение нашего Лорда распространялось и не было превратно истолковано.

Я молчал. Вот из этого стакана он пил. Тонкая трещина змеилась по красноватому стеклу. Вот курительный прибор, он иногда пробовал скууму. На мундштуке видны следы его зубов. Вот кинжал – отцовский, он им дорожил.

- Аландро, - тихо произнесла Галдал...

- Я возьму вот эту лютню. Он играл на ней, когда ему было очень хорошо или очень плохо. Я спою все его песни, чтобы его помнили, подобно...

- ...Подобно нашему Лорду, ныне, и присно, и во веки веков, Альмсиви, - закончили-выдохнули мы слова молитвы.

Остальное, по традиции, жертвовалось храму, самое ценное – оставлялось на могиле, как знак того, кто здесь похоронен.

- Пойдём, - сказал Селин. - Нам больше нечего здесь делать.

Мы выходили из Альдруна, и голоса стихали при нашем приближении. Слышны были лишь удары каблуков о плиты мостовой да скрип доспехов под напряжёнными взглядами . Мы были чужими – здесь и повсюду.

Подобно нашему Лорду...

***

Я сидел на скальном выступе и настраивал лютню. Мне было очень плохо. Пусто. Больно. Никак. Я не знал, что делать дальше.

Мы все ощущали подобное. На перекрёстке за воротами мы разошлись. Не оборачиваясь – к чему? Галдал ушла с Селином – где-то внутри, у сердца, шевельнулась тоска. Вот как... Оказывается, и такое я могу чувствовать. Забавно, пожалуй.

Кто-то приближался со стороны города. Я продолжал перебирать струны, не испытывая особого беспокойства. Вряд ли кто-нибудь в своём уме способен напасть на Вечного стража. Подсознательно я даже желал нападения – тогда тело бы забылось, ринулось бы в привычный кровавый танец, пробуждая приглушенные ныне чувства. Я причинял бы боль – и не думал о боли собственной.

Непрошеный гость остановился, наконец заметив меня. Я продолжал сидеть, ожидая чего угодно. Но всё же незнакомец удивил меня.

- Здравствуй, рыцарь, - произнёс он, и дрожь прошла по спине от звука знакомого голоса. Я слышал этот голос лишь однажды, когда обладатель его проходил через Лоно Призраков, но не забыл.

Это был он. Святой. Пророк. Тот, кто низверг ложных богов и победил Врага Дагота. Неревар Возрождённый собственной персоной.

Я молчал – что я мог сказать. Я служил тому, кого он уничтожил. Он должен был быть моим врагом. Но я не испытывал ненависти – только тоску. Как тогда, с Галдал...

- Хорошо, что догнал тебя, - негромко произнёс Нереварин, присаживаясь на камень. Никаких доспехов, никакого оружия. Чего ему бояться, в самом деле. Меня?

Он внимательно посмотрел на меня и тихо произнёс, не спрашивая, а утверждая:

- Тебе тяжело...

Тяжело, хотел я сказать. Незачем жить, хотел я сказать, если дело, которому посвятил большую часть своей жизни, оказалось теперь ненужным. Я вообще много чего хотел ему сказать. Думал – вот стану перед ним и гневно выпалю всё в лицо. Зло, холодно-иронично. Оскорбительно. А он примет вызов и, конечно, убьёт меня на глазах у всех. И я буду умирать довольным. Подобно нашему Лорду...

Глупо. Как глупо. Как по-детски наивно. Я даже улыбнулся собственным мыслям. Вот он, Нереварин. Один, без толпы обожателей и фанатиков-эшлендеров, без защиты, невооружённый, открытый. Давай, нападай! Или отсутствие зрителей тебе мешает? Я рассмеялся.

Он улыбнулся, глядя на меня, и увидев эту улыбку, я понял, что он знает про эти мои мысли, и про прежние, и про те, которые я не успел ещё продумать. И вообще всё на свете. И тогда мне стало страшно – что же он за существо? Кто он?

- Вы очень сильные. Вечные, непоколебимые стражи. Гораздо сильнее, чем сами думаете. Это вашими силами и вашей верой держался Призрачный Предел, а не силой Альмсиви. Вы были готовы умереть, защищая своих людей от Врага. И в некотором роде умерли. Только, - он заглянул мне в глаза, глубоко-глубоко, - Только иногда умереть недостаточно. Иногда, чтобы спасти, нужно выжить. И жить дальше.

И в этот момент я узнал всё, я понял, что он не мог поступить иначе. И увидел краешек той неимоверной тяжести, которая лежала на плечах Нереварина. Тяжесть пророчества. Груз предопределения. Камень людской веры, которую он не мог обмануть. И простил этого стареющего, хрупкого человека – человека, не бога.

- Почему? - тихо спросил я. - Почему ты не пришёл раньше? Если бы неделей раньше, Энар был бы жив...

- Играй, - ответил мне Нереварин, положив руку на плечо, и я заиграл, а он запел. Грустную песню на незнакомом, но понятном языке.

Пошёл дождь, оплакивая всех мёртвых в мире...

***

Поплавок раскачивался на волнах цвета расплавленной бронзы. Нагретая за день вода озера Амай ласкала босые ноги. Стайки мальков сновали на мелководье, некоторые из них, самые смелые, подплывали и слегка покусывали меня за пятки.

Пахло жареным мясом и чем-то пряным. Праздник был повсюду: даже на пустынном берегу, где я расположился на постой в полуразвалившейся рыбацкой хижине, ночью были видны отсветы костров. Но впервые за много лет это были не зарева пожарищ, а тёплый свет, прогоняющий прочь многовековую тьму.

Мир изменился, и я стремительно менялся вместе с ним. В душе моей зрело нечто, разламывая старую оболочку, как хитиновый панцирь, это радовало и страшило меня одновременно. Я пытался принять этот новый мир. Сбросив доспехи на дно озера, как старую кожу, я обзавёлся удочкой и почти всё свое время просиживал на берегу. Размышлял над своим местом в этом новом мире, ловил рыбу и много спал. Внутренняя боль ушла, оставив после себя пустоту. И эту пустоту предстояло заполнить...

- Почему ты не на празднике? - голос прозвучал так близко, что от неожиданности я чуть не выпустил удочку. Возле хижины стояла девочка лет восьми и с интересом рассматривала меня. В руках она держала небольшую тыкву-горлянку, завёрнутую в тряпицу.

Вот она - праздность, усмехнулся я. Даже ребёнок без труда смог подобраться к тебе.

- Почему не на празднике? - переспросил я, поднимаясь и сматывая леску, - Это там, в деревне? Так меня, вроде, никто не звал. Я вообще нездешний.

- Ты глупый, да? - нахмурив брови, спросила девочка. - Нынче такой праздник, на который не нужно приглашения. Неужели не знаешь?

- Нет, не знаю, - ответил я, - А что, если я плохой человек? Злодей?

- Разве злодей станет целые дни напролёт сидеть на берегу и ловить рыбу? Нет, злодей днём спит в пещерах, а ночью выходит и воет в горах. А ты просто глупый. На вот, выпей молока, а потом пойдём, - и добавила тоном, за которым нетрудно было угадать, что лет через семь эта серьёзная девочка превратится в ослепительно красивую девушку, - Я тебя приглашу, если ты без приглашения стесняешься.

Я расхохотался от такой непосредственности:

- Что ж, юная леди, если Вас устроит общество старого солдафона, я с удовольствием препровожу Вас на бал.

Девочка протянула мне кувшин. Молоко было тёплым, пахло солнцем и лугом. Сдерживая улыбку, я вернул ей сосуд, преклонил колено и протянул руку. Улыбаясь, она положила свою ладошку поверх моей. И мы пошли навстречу празднику.

Жители деревни не удивились, когда увидели меня. Было ощущение, что гости издалека были сейчас обычным делом. Горели костры, звучала музыка, кружились пары. Жизнь, подумал я, вот она – жизнь без страха, без вечной тревоги, без нависающей страшной тени Врага. Водоворот веселья закружил меня, но я всё смотрел на этих счастливых, по-настоящему счастливых и свободных людей. И впервые за много дней почувствовал причастность к чему-то доныне незнакомому...

Чьи-то руки надели мне на голову венок из вереска. Я увидел ЕЁ...

А затем все слилось – огонь, вино, танцы, искры мешались со звёздами, мне в руки попала лютня, и я пел, срывая голос, но песни были отчаянно весёлыми, смех и веселье наполняли меня, и больше не было пустоты, а потом наступила ночь – рухнула, раздавила, опрокинула на землю, и у ночи были пахнущие лавандой волосы и глаза, отражающие меня всего, и серебряный смех, и покрытые нежным пушком руки, и требовательные губы; а потом что-то стиснуло сердце до боли и резануло глаза, и она спрашивала удивлённо:

- Что с тобой, любимый? Ты плачешь? Почему?

А я улыбался сквозь слёзы и говорил:

- Это не слёзы, любимая. Это пепел. Просто пепел вышел из моего сердца...

[Marfa]

14) Шлем Шигората.

 

-Отстанешь ты от меня, наконец?

Хрунди недовольно глянул на старика, но тот, будто не слыша его, продолжал что то быстро-быстро бурчать себе под нос, отчаянно размахивая руками. Нордлинг тяжело вздохнул и вдруг со всей силы грохнул об стол глиняной кружкой с шейном, да так что та разлетелась вдребезги. Старик подпрыгнул на стуле и мгновенно заткнулся.

-Эри, дорогая, принеси мне еще кружечку пива! – Хрунди дождался когда принесут заказ, разом отпил половину и пьяно икнул – Я тебе повторяю, что не охочусь на даэдр, не выбиваю долги и не занимаюсь прочей ерундой, потому что я Хрунди Нордлинг! Мастер гильдии Бойцов! И даже за тысячу золотых Хрунди не будет тебе помогать...

Старик напротив открыл было рот, но под строгим взглядом нордлинга словно превратился в статую. А через секунду начал по новой.

-Что стоит такому могучему воину и гильдмастеру прогнать какую то наглую дремору? Да едва увидев Хрунди в дверях, она убежит прочь, поджав хвост! И тогда бедный старик вновь будет...

-Хватит, а не то на этот раз я заеду кружкой по твоей плешивой голове! – мастеру все это порядком надоело. Он пришел в Привратный отдохнуть от дел, выпить немного шейна и уже весьма преуспел в этом приятном занятии, как откуда то появился этот идиот....

-Конечно, несчастный торговец не предлагает тебе денег, нет что ты! Да и много ли он смог предложить такому уважаемому человеку, чтобы не обидеть его... – старик нервно хихикнул - Но у мудрого старца, исходившего в своих путешествиях весь Вварденфелл, есть чем отплатить тебе за эту ничтожную услугу! Это редкая вещь, уникальная реликвия достойная самого герцога! Да что там герцога, самого императора!

Он быстро вытащил из под стола какой то замотанный в клетчатую ткань предмет. Затем, оглянувшись по сторонам и удостоверившись, что в трактире больше никого нет, а хозяйка повернулась к ним спиной, старик открыл сверток и показал его содержимое Хрунди.

- Это шлем короля Рьеклингов! Да, да он самый! – старик сделал круглые глаза – таинственный артефакт Севера, который делает его обладателя сильнее, доспехи прочнее и легче, а меч острее...

Хрунди недоверчиво протянул руку к предмету, щелчком откинул ткань и поднял его к глазам. Удивительно легкий, украшенный тонкой витиеватой резьбой, переливающийся белесыми сполохами – на него и правда было наложено какое то заклятие, шлем сразу понравился нордлингу, падкому на зачарованные вещи. Однако он не подал вида, и подчеркнуто равнодушно оттолкнул его обратно.

-Хм - Хрунди снова с шумом глотнул пива – Интересная вещь. Только у меня таких наберется с десяток, а то и больше!

Старик заерзал на стуле.

-Так разве плохо получить еще один, так сказать, в коллекцию? Да и дело то пустяковое, сущая малость....

-Что за дело?

-Ничего особенного, – сказал старик, теребя свою окладистую бороду – меня зовут Фарин Фелли, и я занимаюсь продажей книг. Замечательных книг, увлекательных и поучительных, книг по магии, по истории, по медицине... И вот однажды мне пришла в го-лову замечательная идея! Почему бы не открыть книжный магазин в Сандрит Мора? Безусловно, Дом Телвани один из образованнейших домов, не чета тупым Редоран и жалким торгашам Хлаалу... Но почему в оплоте Телвани, в этом средоточии наук и грамотности, до сих пор нет ни одного книжного магазина? Какая несправедливость! И возможность неплохо заработать, надо сказать... И тогда я решил, вперед Фелли! Нанял корабль, погрузил на него свои книги и отправился сюда...

Хрунди, снова заскучав, многозначительно помахал перед лицом болтливого старика пустой кружкой. Тот побледнел, и торопливо продолжил.

-Так вот я приплыл в Сандрит Мора, купил дом за Великим рынком и начал торговлю. И все шло хорошо! Книги шли нарасхват, а я только успевал подсчитывать денежки, и уже собирался ехать в Вивек за новыми изданиями, как вдруг все разом рухнуло... Однажды ночью часа за два до рассвета в двери моего магазина постучали... Я спустился вниз, но открывать, конечно же, не стал. Все-таки мой магазин находится на окраине, и может случиться всякое... Гость представился посланцем Лорда Нелота, которому будто бы срочно понадобилась книга «Сердце Анекины Черима». «Зачем высокородному Телвани в этот неурочный час повествование о хаджитских гобеленах?» - подумалось мне. И я, конечно, отказал этому посланцу, довольно грубо, надо признать...С вечера я выпил немного флина, и, должно быть, это тоже сыграло определенную роль...Я сказал ему: «А по-чему бы уважаемому Лорду Нелоту не слетать в Вивек и самому не взять эту книгу в библиотеке?». А на утро появилась эта проклятая дремора....

Хрунди расхохотался. Он смеялся громко и долго, хлопая себя по бокам и утирая слезы. Фелли смутился, но все же закончил рассказ.

- Она сидела за моим столом и читала «Подлинную Баренезию». Я вежливо спросил, чего нужно в моем доме дреморе, а та ответила что будет сидеть здесь пока не прочитает все мои книги. А ведь их у меня почти две сотни! Да и читает она очень медленно, по две страницы в день, а остальное время играет на лютне или курит трубку, пуская клубы противного дыма. А стоит зайти покупателю, как дремора начинает хватать его за одежду и лезет целоваться. Я уже растерял почти всех клиентов! – старик горестно вздохнул - Конечно, я сразу пошел к стражникам, но они только посмеялись надо мной! А в Тель Нагу меня даже не пустили, хотя я принес Лорду Нелоту лучшее тисненное золотом издание «Сердца Черима»...Еще немного и я буду совсем разорен!

Старик совсем поник, а потом с надеждой посмотрел на гильдмастера. Тот все никак не мог прийти в себя, покатываясь со смеху. Хрунди вошел в норму только после очередной кружки шейна, которую Фелли принес сам.

- Ты мне нравишься старик! – нордлинг хлопнул его по плечу – Я помогу тебе! Я даже не возьму с тебя денег, мне в награду хватит этой вещицы, что ты принес с собой... Пойдем сейчас! Хрунди не мешает поразмяться, а его верный молот всегда с ним!

Хрунди бросил на стойку пригоршню монет и направился к выходу. Постукивая тростью, старик засеменил следом. На улицы Садрит Моры уже опустились сумерки, стражники зажгли факелы, а кое где над телванийскими домами загорелись бумажные фонари. Фелли, прихрамывая, тем не менее, быстро нагнал нордлинга и уверенно повел его напрямик через рынок. Через пару минут они оказались перед домом книготорговца.

-Ну уважаемый гильдмастер здесь я пожалуй оставлю тебя. – старик покраснел – Это существо наказало мне принести книгу «Дом Забот», а я пошел к тебе... Возьми на всякий случай этот шлем, ты можешь надеть его, перед тем как идти внутрь, знаешь, эти дреморы могут быть очень опасны, если их разозлить... Я помню, она ударила меня томиком «Кантат Вивека», набив на голове здоровенную шишку, когда я отказался танцевать под ее отвратительную лютню...

-Хм- Хрунди не долго думая напялил шлем на себя – Такому великому воину, как Хрунди ничего не стоит голыми руками разобраться с сотней даэдр! Но, пожалуй, не помешает опробовать твой шлем в деле, не правда ли, старик?

Фелли хихикнул, а потом кивнул головой. А шлем и правда оказался волшебным. Хрунди почувствовал, как силы буквально переполняют его, тяжелый двемерский молот стал легким словно перышко, а хмель будто рукой сняло. Он уверенно открыл дверь и вошел в дом.

Дремора сидела за письменным столом, положив ногу на ногу, со свитком для письма в руках и, задумчиво жуя перо, глядела в потолок. На нордлинга она не обратила не малейшего внимания. Хрунди потоптался на месте, громко кашлянул, но дремора продолжала его игнорировать.

-Я Хрунди Нордлинг, мастер гильдии Бойцов Волверин Холла и Сандрит Мора! Я приказываю тебе мерзкая тварь сгинуть с глаз моих и уйти из этого дома!

Реакции никакой. Дремора изжевав кончик пера начала жечь его над свечкой.

-Чтож, раз ты не понимаешь по хорошему, то придется преподать тебе урок! – Хрунди взял молот в обе руки и, размахнувшись, сверху вниз обрушил его на стол.

Но вместо того чтобы разнести в щепки хлипкую столешницу, молот, словно резиновый, отлетел от нее и ударил гильдмастера прямо в лоб. Хрунди рухнул как подкошенный дуб, схватившись за голову. Если бы не шлем короля Рьеклингов этот удар наверняка проломил бы ему череп.

Он долго мотал головой, однако все же поднялся на ноги. Дремора сидела в той же позе и увлеченно что то чертила на свитке, как будто ничего не произошло. Нордлинг оглянулся вокруг в поисках своего оружия, но молот словно куда то испарился.

-Значит Хрунди Нордлинг побьет тебя вот этими руками! – он взревел, и, сжав кулаки, словно берсерк бросился на противника.

Хрунди бил с плеча по удивленной морде дреморы, лупил ее что есть мочи, пока та не начала громко верещать и прятаться от ударов, забравшись под стол. Гильдмастер перевел дух и только тут заметил, что вместо ненавистной дреморы он разнес стеллаж с книгами. Разом лишившись сил Хрунди сел на пол. И тут дремора сама подошла к нему, усевшись рядом и ласково обняв.

Нордлинг всхлипнул, ведь никогда еще с таким позором он не терпел поражения. Мастер снова попытался попасть в улыбающуюся рожу, но кулак пролетел мимо и угодил ему же в ухо. Хрунди громко завыл и разревелся, как ребенок.

-Что тебе надо от меня? Убирайся отсюда, ухо-диииии...- голосил он – что тебе нааадо? Прочь, от меня....уууу ужасная, дре-мораааа...

-Я уйду, не волнуйся мой дорогой – морда дреморы придвинулась совсем близко - только вначале я тебя поцелую!

И прежде чем Хрунди успел что то сделать, она влепила ему звонкий поцелуй.

 

На рассвете Хрунди очнулся на берегу моря, лежа в куче навоза гяура. Вся его одежда исчезла, зато на голове оказалось деревянное ведро. Нордлинг с трудом поднялся, стащил ведро с головы и побрел вместе с ним в сторону гавани. По пути ему попался стражник Телвани, выбравший на побережье полюбоваться восходом солнца, а может справить нужду.

-Должно быть славно погулял накануне, северянин? – увидев голого нордлинга стражник засмеялся – аж всю одежду пропил!

Хрунди тупо уставился на него.

-Вот скажи мне страж: знаешь ли ты Фарина Фелли, торговца книгами, чей магазин недавно открылся за великим рынком у северных ворот?

-Что ты! Какой торговец Фелли? Сроду о таком не слышал! Да и какой дурак откроет книжный магазин в этой дыре?

И Хрунди Нордлинг Мастер гильдии Бойцов Волверин Холла и Сандрит Мора не смог придумать ничего лучше чем в разбить свой новый шлем о прибрежные скалы, а его остатки зашвырнуть подальше в море

[Marfa]

15) Месть – это блюдо, которое принято подавать холодным…

 

Чувства пришли к нему не сразу. Сначала появился свет, вернее, блеклое мерцание, которое постепенно переросло в яркое пятно перед глазами, а после и вовсе заполнило пространство вокруг. Затем появился шум: странные голоса и звуки окружали его отовсюду. Дикие и неизвестные. В них крылись отголоски прошлого: голоса людей, бряцание доспехов, звон мечей, и крики… отчаянные крики и стоны, плач…грубый лай… все кружилось в голове с громадной скоростью, создавая в его голове ужасный калейдоскоп красок и звуков.

 

Со всем этим пришла и боль. Начав с головы, она опустилась вниз по линии позвоночника и растеклась по мышцам, заполняя все его тело, будто разносилась кровью по артериям. Боль была повсюду. Она окружала его. Она была в нем. Казалось, он был выткан из боли.

 

Но мысли пришли значительно позже. Влажное прикосновение к челу вдруг вырвало сознание из тьмы и вернуло в тело. На мгновение он почувствовал влажные холодные капли пота, стекающие по его лицу, сухость потрескавшихся губ, и чье-то присутствие. Но это длилось лишь один миг, после которого он обратно погрузился в забвение.

 

Пятна перед глазами начали превращаться в образы, которые обрели небывалую ясность и закружились в нелепом хороводе… мелькали перед ним сражения, крики, звон клинков и брызги крови... а еще он видел руки… руки, залитые кровью… и когда он присмотрелся, то увидел, что это были его руки… густая кровь стекала по перчаткам. А потом все вернулось назад: Шум….Свет….Кровь….и Боль….

***

Болота Горького Берега всегда носили дурную славу у жителей Морровинда. Так уж исторически сложилось, что место сие стало обителью преимущественно для преступников, контрабандистов, работорговцев и убийц, скрывающихся от правосудия. Знал это и Джакоб Сьюн, когда вместе с молодой семьей поселился в деревушке под названием Хла-Оуд. Было ему 29 лет отроду. Молодой и сильный, он никогда не задумывался о возможной угрозе. И когда умер дядя Джакоба, оставив в наследство свой рыбный промысел, он тут же с радостью схватился за предоставленную ему возможность. Не смутила его ни холодность жителей деревни (с коей те его встретили), ни разговоры да сплетни, которые те распускали за его очи. Хоть обстановка была не очень богатой, климат был более чем хорош. А море по соседству было и вовсе прекрасным! Особенно после Эшлендерской пустыни, в коей он прожил вот уж столько лет. Будучи не дураком, Джакоб быстро разобрался в рыбном промысле, да и другие рыбаки вскоре приняли его, и стали относится более добродушно. В общем, было все у них хорошо, если не прекрасно. Вот только не так долго длилось все это благополучие! Единожды, а именно 13 дня Месяца Покоса, в местной таверне появилось 5 чужаков. Жители деревни перешептывались о чем-то за каждым углом, но виду никто не подавал. И длилось это 3 дня. Но Джакоб по простоте своей не обратил на эти перемены ни малейшего внимания, пока на четвертый день не явились они к нему домой с маленькой «просьбой» - перебросить оружие через Море Призраков, да так чтобы прямиком в Морнхолд. Вот тут то Джакоб и сотворил свой самый глупый в жизни поступок…

***

Когда он снова открыл глаза, было уже темно. Вместо резкой, разрывающей ткани и суставы, боль превратилась в жесткую, безжалостно воющую, словно зимняя пурга. Но поменялся не только ее характер: теперь она не всецело окутывала его тело, а исходила изнутри где-то в районе сердца. Ему было тяжело дышать: что-то сдавливало грудную клетку. Не без труда, но Ему удалось дотронутся рукой до груди. Он нащупал грубую повязку, туго намотанную вокруг его тела. Удивительно, но он почти ее не чувствовал! Все болевые ощущения его были притуплены, хотя чувства были на удивление ясными: Он даже смог расслышать потрескивание поленьев в небольшом камине рядышком. Следующее, что Он ощутил – был запах. И он понял причину всего происходящего с ним: опиумный дым – экстракт Лунного Сахара, который дурманил голову, вызывал опьянение. Но чем хмельнее становилась его голова, тем дальше уходила боль, которая превратилась лишь в фон, на котором разыгрывалось представление чувств. И Он снова погрузился в дремоту…

***

Горы Эшленда и Молаг Амура… То пепельная пустыня, то перевалы, граничащие с реками раскаленной лавы, а из живого – лишь клекочущие скальные наездники над головой, выжидающие время атаки. Они никогда не нападают «в лоб», ждут, когда внимание жертвы будет занято чем-то иным, и огромные крючковатые когти уже разрывают ее одежду на плечах вместе с кожей в лохмотья, а огромный вытянутый клюв пытается найти артерию на шее… Но хуже становится после, стоит только запаху крови разнестись по ветру, как вместо одного их становится пятеро. И вот тогда берегись, путник, ибо стая Скальных Наездников сродни стаи пираний: по одному они слабые хищники, а в толпе своих способны разорвать в клочья даже дикого гуара.

 

Впрочем, тем горы и были хороши для контрабанды. Оружие, алкоголь и наркотики… последнее было самым прибыльным. Запрещенный в Морровинде Лунный Сахар не выращивался нигде на его территории, а привозился из материка. А потом на караванах трапперы перевозили его через горные хребты на юг. Но лишь немногие из контрабандистов могли себе позволить весь цикл доставки товара: значительно проще было засесть в горах в ожидании одного из караванов, а потом молниеносной атакой выбить из тех дух и ценные подарки в виде нескольких мешков лунного сахара и скуумы. Особенно хороша была последняя – вытяжка из Лунного Сахара, которая имела намного больше концентрацию галлюциногенного вещества и, соответственно, большую стоимость.

 

…Они сидели в горах. Солнце палило с неимоверной жестокостью. Шел шестой день. Вода и пища были на исходе, но перевал был по-прежнему пуст, - ни единого путника за все время. Анвар Гро-Баш смачно сплюнул оземь, и остервенело харкнул, выпятив клыки. Слюна высохла, и сплюнуть особо было нечем. По орку было видно, что он обо всем этом думает, но он молчал. Все были на взводе, и любая фраза могла привести к лишнему конфликту. А в этом обществе ни единый конфликт не проходил без кровопролития.

- Пустая это затея! – рявкнул Хьюго, - пора валить отсюда. – нет нынче товара, либо Трапперы нашли другой путь.

- Сидим здесь! Не для того я сюда пришел, чтобы проторчать неделю без выпивки и баб, не получив ничего взамен. – огрызнулся Динго, - Клянусь бутылкой Суджамы, мы не уйдем отсюда с пустыми руками!

- Забудь Динго, - Хьюго снова оскалил зубы, - ты видишь, что жрать скоро станет нечего? Я не хочу сидеть здесь впроголодь! Они только этого только и ждут, - и он поднял палец вверх, туда, где в поднебесье кружился одинокий Скальной Наездник.

- А я сказал..! – вдруг Динго застыл с раскрытым ртом. Далеко впереди появилась легкая тучка из песка. Она росла и росла, так что вскоре можно было рассмотреть пятерых вьючных гуаров и несколько сопровождающих людей – так что вскоре сомнений уже быть не могло – к ним приближается караван.

- Ну что братцы, повоюем, а? – Лени, досель сидящий в сторонке, облокотившись о большой булыжник, теперь растянулся в широкой улыбке и погладил одной рукой потрепанный, но от этого ни чуть не менее смертоносный арбалет…

***

Его вновь бросило. Он поднялся в постели, тяжело дыша, чуть не упал, и вдруг почувствовал чьи-то крепкие руки. Было темно, лишь полная луна вливалась в маленькое окошко, делая из кромешной тьмы слабый полумрак. Но этого хватило, чтобы Он смог рассмотреть Ее лицо. Лишь короткого взгляда было достаточно, чтобы вспомнить все,

что случилось. Он захотел крикнуть, но в груди не было сил. Он почувствовал, как теплая струйка начала разливаться по его груди – от напряжения рана открылась и снова начала кровоточить. Не в силах что-либо поделать, он просто зарыдал…

***

В ту ночь все пили и веселились на полную. Никогда их «улов» не был столь удачен и столь огромен. Сопровождающие косили под торговцев шкурами кагути. Но на практике шкуры оказались мастерски сделанными вьюками, наполненными Лунным Сахаром. Суджама имеет одну особенность – вызывает жажду. Так что чем больше ты ее пьешь, тем больше тебе хочется пить. Одним словом, получается замкнутый круг. Это и сыграло злую шутку, и не помогли ни часовые «на стреме», ни непроходимые болота. Смерть пришла к ним в женском обличии - молодой, резкой и безжалостной. Один за другим рейдеры падали наземь, а некоторые уходили своим сном в Вечность, так и не успев отойти ото сна. Так что когда тревога подняла самое логово на ноги, было уже поздно. Сражаться оставалось некому… Было видно, где прошла Смерть, ибо путь ее был усеян трупами... Видели рейдеры и огонь Ада, плясавший в Ее глазах; и молниеносный ход клинка, который косил их один за другим, когда они пытались ее окружить. Звон его разрыв воздух. А в звоне том была песня: Песнь Смерти, Песнь Мести… И была она холодна, как лезвие метала…

***

Из всех чудес, которые Ему далось повидать за его короткий век, сие было самым чудным. Он сидел в объятиях своей Убийцы, а по лицу той катились крупные слезы. И было в том еще одно удивительное: страх прошел, и не было у него к ней ненависти, Все прошло, унеслось прочь, словно раскаленные пески с Красной Горы, гонимые ветром. А чувствовал Он только смертельную усталость и смирение. Но была здесь примесь чего-то иного, невиданного ему досель чувства. Оно было рядом, оно кружило вокруг него. Но шум в голове не давал ему сконцентрироваться, собрать мозаику с сего тумана воедино. Все так же подсознательно рука его потянулась вверх, к шее, нащупывая Старый Кулон на шее. Он не знал, откуда тот взялся. Не знал ни его происхождения, ни истории, хотя это было единственное, что объединяло с прошлым: может с семьей, а может с чем-то еще… Всю свою сознательную жизнь он провел с Хьюго и его ребятами. С 7 лет он уже шпионил по деревушкам, узнавая, где и чем поживится. В 9 он мог обчистить карманы любого жирного богача. В 13 он совершил свой первый набег на караваны, а в 15 не было ему равных в банде по находчивости. И когда все это проносилось в голове, глаза Его не отрывались от шеи женщины: от точно такого же куска метала на потертом кожаном шнурке! От инициалов, выгравированных на нем: «С. С.», столь похожих на его «Р. С.». Наперекор боли Он протянул дрожащую руку и вопросительно взял кулон в свою ладонь…

***

Вряд ли в тот вечер кого-нибудь из семьи Сьюнов могло одолеть какое-то предчувствие о предстоящих событиях. Может, тогда они были бы менее беспечны. Но день тот казался для них очередной удачей, ибо лодка, пришедшая после 5-дневной рыбной ловли, была полностью загружена первосортной рыбой. Весь их день прошел в работе. Так что, когда вечером Сьюны возвратились домой, то были смертельно уставшие, но с приподнятым настроением.

***

«Думаешь, я садист? Знаешь… Клянусь, я мог бы заняться чем-нибудь другим. Не убивать. Но я люблю дышать полной грудью. И даже сейчас нет ничего садистского в моих действиях. Может быть, только мы и живы. Лишь мы вдвоем. Остальные только массовка, театральный декор нашего спектакля. А ведь все могло быть по-другому! Но с этого момента, никому не будет дела до этого…»

***

«Когда я лежала, то видела лица тех, кому была обязана всем этим, членам этой чертовой команды. Знаешь, это когда тебе улыбается удача, а где-то есть насилие, месть. И как это омерзительно бы не выглядело, все равно кажется оправданным: ведь кажется, что ты выполняешь Божью волю… И хотя прошло лишь несколько часов с момента смерти родителей, я уже знала список своих врагов. Я знала всех их имен, но лица… Их лица стояли у меня перед глазами. С этими злорадными ухмылками, полными… даже не ненависти, нет! Эти скоты были просто сумасшедшими, потому должны были умереть за смерть моих родителей. За смерть брата. За то, что они сделали с тобой! Знаешь, в тот день они совершили одну большую ошибку: они убили троих. Но в тот день я тоже должна была умереть…»

***

Синелия рассказала Ему всю историю. От самого начала до того момента, когда выследила их логово. Она рассказала ему о смерти родителей, о своих скитаниях без дома, без семьи. О голоде и жажде мести, которая кормила ее все эти годы. Рассказала о том, как выжидала случая, как выследила их и попала внутрь, и как люто косила всех одним за другим! О той трагичной схватке, где она рефлекторно, собственными руками вонзила меч свой в грудь, когда тот в яростной атаке бросился на нее. Временами к ее горлу подбирался комок слез, и она не могла говорить, а лишь тихо всхлипывала, поглаживая Его по голове и шепча его имя: Ричи… А Он? Он просто слушал… Слушал историю из уст своей давно потерянной и вновь обретенной сестры… И тоже плакал… Он вновь почувствовал себя тем самым маленьким беззащитным мальчиком, которого похитили злые разбойники… Он вспомнил, как сам стал рейдером, вспомнил все былое что он сотворил, людей которых он безжалостно убил… И на душе ему стало больно и горько. Он подумал о том, что все могло бы быть иначе… И о безжалостности времени, навсегда для него утраченного… И мира сего, в котором так много Зла, частью которого он сам стал… Но ничего уже нельзя было вернуть…

 

Они просидели так всю ночь. А на утро он стал совсем плох: рана стала безжалостно кровоточить. Он чувствовал привкус крови у себя на губах, ощущал, как легкие его покрываются каплями запекшейся крови, и каждый вдох его становился все труднее и труднее… Ричи понимал, что кончина его неизбежна, как неизбежно то, что солнце вечером зайдет за горизонт. День его жизни подходил к концу… Но он чувствовал себя на удивление хорошо: Синелия была рядом с ним… И когда уста его сделали последний выдох, то она держала его лицо в своих руках: оно было спокойным и полностью умиротворенным, словно лицо младенца – того самого маленького мальчика, которого она запомнила еще с детства… Казалось, Он улыбался…

***

Синелия умерла через 17 лет в монастыре Маар Гана, где провела все свои оставшиеся годы. Она нашла себе отраду в лечении моровых болезней, в чем очень преуспела. Но до конца дней своих Синелия так и не сронила ни слова, приняв обет молчания. Никто бы так и не узнал, кто она, какие причины привели к столь суровому испытанию. И лишь по кончине в ее кельи была найдена старая потрепанная записная книжечка, из которой эта история всплыла на поверхность… Не стоит в сей истории искать мораль. Видите ли, отчаяние это такая штука, которую нельзя заставить сидеть внутри вечно. Когда-нибудь сосуд все равно переполнится, и содержимое выплеснется наружу… А еще запомните, пожалуйста, одну истину: «Месть – это блюдо, которое принято подавать холодным…»

[Marfa]

16) Мечта мертвеца

Дети стояли на холме. А перед их лицами завис в воздухе, судорожно махая полусгнившими крыльями, облезлый труп скального наездника. Мертвая тварь раздувала дырявое горло, из которого временами плескало желто-зеленой жижей, разевала клюв и пыталась издавать привычный отвратительный писк, но голосовые связки были давно порваны, поэтому получалось только злобное сипение. Тело наездника, почти полностью лишенное кожи, склизко блестело в лучах заходящего солнца, и можно было увидеть, как по всей его неровной поверхности высовывают глянцевые головки крупные белые черви. Сломанный в многочисленных местах хвост безвольно повис, устремившись красноватым роговым острием в землю. Посреди пыльных бесплодных просторов Эшленда гнилой наездник выглядел особенно жутко и вместе с тем – уместно и естественно, как будто висел здесь с самого сотворения мира.

Дети переглянулись, и девочка-эльфийка лет тринадцати, в золотистой коже и карих глазах которой явственно угадывалась кровь альтмеров, наморщила маленький носик и брезгливо проговорила:

– Как же он все-таки воняет, совершенно невыносимо! Ллетис, с ним же невозможно стоять рядом! Он не вонял так, когда мы его нашли. Ужас просто.

Мальчик-данмер, едва заметно старше ее, безучастно стряхнул с плеча выпавшего из наездника червя и окинул крылатое тощее тело любопытным цепким взглядом.

– Ну, он же тогда лежал просто, а сейчас двигается, шевелит крыльями, вот и разгоняет запах. А что мы с ним будем делать, Кельрия? Он далеко все равно не улетит, ты посмотри, он же с трудом в воздухе держится. Да и показывать никому нельзя.

– Почему нельзя? Ты подумай, как можно напугать этих выскочек, Талиру и Ульвени! Например, когда они будут опять купаться на отмели, выбежать с криками из-за большого камня на повороте реки и сделать вид, что он за нами гонится! А потом пусть он их прогонит из воды! Вот посмеемся, когда эти дуры будут голышом по берегу бегать и на помощь звать.

– Ну, я помню, как они тебя обидели, и я тоже их терпеть не могу, но хуже всего потом будет нам с тобой, и нас не просто запрут в комнатах на несколько дней, как тогда их. Это же ведь некромантия.

– Ну что за глупости, некромантия – это если разумных поднимаешь! А это просто животное. Да и вообще, мы же просто книгу нашли, что такого-то? Тоже мне, некроманты.

– Ты это ординаторам расскажи, когда они за тобой придут, – вздохнул Ллетис. – И вспомни, как мы ее нашли, точнее, у кого утащили. Как я вообще в это влез? Умеешь ты мозги запудрить. Как хорошо, что мы с тобой не родственники.

– Тебе самому просто до смерти было любопытно, что из этого получится. До смерти, – хихикнула Кельрия, довольная этой игрой слов. – Хоть и бубнил, что, дескать, ”данмеры ненавидят некромантов” и ”поднятие мертвецов опасно в первую очередь для самого заклинателя”. Зануда, начитался дядюшкиных книг.

– И кстати, о дядюшке. Не слишком ли мы далеко ушли от нашего поместья? Скоро он пошлет кого-нибудь звать нас обедать, и что тогда? Где они будут нас искать? Ох и попадет же нам все-таки. Да и вспомни, что нам о диких землях говорили…

– А где нам надо было дохлых зверей искать, в саду дядюшкином? Не смеши. И ничего с нами тут не случится, мы уже нашли себе защитника, – степенно, подражая взрослым, она кивнула в сторону наездника.

Существо слегка наклонило голову и покосилось на нее распухшим глазом, заплывшим бельмом. Второй глаз, выпавший из глазницы и висевший на каких-то почерневших нитях, мог смотреть только в землю.

– Ой, посмотрите на нее, тоже мне, чернокнижница в четвертом поколении. Добром не кончится точно. Как бы эта дрянь на нас сейчас не напала вообще. Я слышал, поднятые животные так часто делают. Хотя, конечно, было бы очень здорово посмотреть, как Ульвени с Талирой бегают голышом по берегу. Эй! Что это он делает?

Наездник изогнул длинную шею, и с нее отпал последний длинный клок разложившейся кожи. Это, по-видимому, стало последней каплей, переполнившей гнойную чашу, и труп больше не смог сохранять прижизненную форму. Голова сползла с крепившего ее позвонка, почти удержалась на остатках плоти, но все же оторвалась. Крылья конвульсивно сложились, в левом из них кости прошили кровянистое мясо и вылезли наружу. С затухающим горловым клекотом погибшее животное кувыркнулось в воздухе и свалилось на землю, подняв облако пепла.

– Нам нужен дохлый гуар, – сказал мальчик.

Труп гуара обнаружился совершенно случайно. Неосторожно оступившись и кубарем скатившись с очередного пепельного холма, Кельрия почувствовала, как ее руки уперлись во что-то податливое и сухое. Увидев перед самым своим лицом полураскрытую в последнем спазматическом вздохе широкую пасть, покрытую выцветшей грубой кожей, она взвизгнула и мигом очутилась на ногах.

– Ого, удачно ты упала. Вот и нашелся. Кто тут только не помирал, как бы нам следующими не стать, – не замедлил поделиться мыслями подоспевший Ллетис.

– Прекрати немедленно ныть, сколько можно! Кто из нас мужчина, и вдобавок старше? – насмешливо заметила девочка.

– Ну я, и дальше что? – обиженно пробормотал тот. – А вот кто из нас девочка, которой приличествует быть заботливой, скромной и осторожной?

– Ага, и занудной, как твой дядюшка. Давай, доставай книгу, будем заклинание читать. И хватит копаться, я уже достала все свечи и серебряный кулон!

Кельрия вложила в рот гуара свой медальон изящной работы, после чего дети расставили вокруг трупа тонкие красные свечи, втихомолку утащенные из часовни при поместье, и поспешно зажгли их поочередно, с запада на восток. Затем начали хором читать заклинание с пожелтевших страниц обтянутой мягкой черной кожей книги, пытаясь произносить его слова внятно, громко и нараспев. Голоса их дрожали.

Мертвую тушу окутала чуть заметная серая дымка, невесть откуда взявшийся ветер швырнул в лицо Ллетису горсть пахнущего тленом пепла, и все затихло. Дохлый гуар подниматься явно не желал.

Ллетис немного постоял в замешательстве, но досада пересилила страх. Мальчик-данмер подошел к телу и от души пнул полуразложившуюся спину.

За его спиной что-то шумно заворочалось и хрипло выдохнуло, обдав Ллетиса сухим гнилостным смрадом. Цепенея от накатившего предчувствия, мальчик развернулся и полными ужаса глазами уставился на существо, выбиравшееся из-под обильной толщи пепла, ранее его скрывавшего. Где-то справа пронзительно взвизгнула Кельрия.

Иссохшее, тощее тело густо-серого оттенка, облаченное в такого же цвета лохмотья, когда-то, судя по всему, бывшие мантией, сквозь огромные дыры в которой виднелись ввалившиеся бока и выпирающий хребет, еще только медленно разгибало согбенную смертью спину, а юный данмер уже понял, что это конец. Сейчас эта тварь обернется, и они увидят бездушное лицо с зияющим в нем провалом, из которого растет омерзительный гибкий хоботок. После этого они умрут. Хотелось бы верить, что быстро.

– Беги, Ллетис! Это пепельный упырь!

”Да, пепельный упырь. Убитый кем-то и случайно поднятый нами пепельный упырь. Это ж надо так умудриться!” – пронеслось в голове мальчика.

Почти под самыми его ногами земля вновь зашевелилась, и Кельрия вскрикнула еще раз, но похолодеть от ужаса молодого данмера это уже не заставило. Всего лишь решил все же подняться уже знакомый им гуар. Конечно, стоя и надсадно дыша, вздымая на дряблых боках прогнившую шкуру, из-под которой местами торчали желтые ребра, и тряся головой, поросшей жухлой травой, как и его спина и плечи, он выглядел куда как более внушительно, чем до этого, но вряд ли был способен добавить ситуации драматизма.

Трагичность обстановки нарушил сам упырь. Увидев встающего гуара, он опрометью бросился к нему с возгласами ”Топотун! Топотун, мой хороший!”, чем изрядно озадачил детей.

– Он что, ест гуаров? – недоуменно спросила Кельрия. Страх на ее лице моментально растаял, и она бросила на обоих мертвецов оценивающий взгляд. – Не сможет. Гуар слишком толстый, а у упыря зубов нет.

Услышав ее голос, покойник повернул голову. Хоботка на ней не обнаружилось, вместо него там было туго обтянутое высохшей кожей, жутко осунувшееся, но все же вполне эльфийское лицо. Серое лицо умершего данмера.

– Да какой я вам упырь! – расхохотался вдруг мертвец, трясясь при этом так, что выступающие ребра заходили ходуном. В животе у него что-то угрожающе скрипнуло, и труп поспешил утихомириться. – Я простой трактирщик, всю жизнь прожил в портовом городишке Сейда Нин, какой из меня упырь? Я и мором никогда не болел, слава Альмсиви.

– А что вы тогда здесь делаете, мутсэра, если в Сейда Нин жили? А этот гуар – ваш? – недоверчиво, но очень вежливо спросила девочка.

– Ну, как вы догадываетесь, это довольно печальная история. Гуар мой, Топотун его зовут. Топотун, поздоровайся… Хотя ладно, не надо. Говорю же, я всю жизнь прожил в Сейда Нин, выезжал оттуда на Топотуне только на плантации за пепельным бататом и пробочником, ну, и иногда возил выпивку в форт легионерам. Ну, знаете, форт около Балморы? Не помню, как его называют. Так и прожил до старости, больше почти и не был нигде. И решил, что хватит мне сидеть в этой дыре, надо хоть раз в жизни отправиться на Побережье Азуры, посмотреть, как там восходит солнце. С детства об этом мечтал, с тех пор, как мне рассказала мать, что туда даже имперские аристократы из метрополии приезжают, до того красиво. Был у меня еще один гуар, помоложе, но я поехал на Топотуне, я же его сам вырастил, отбил его, маленького, от стаи никс-гончих, выкормил… Он совсем крохотный был, чуть больше ладони… Ну, может быть, трех ладоней. Здесь нас застала пепельная буря, скрыться мы не успели, года не те уже. Так и занесло нас… Я так понимаю, мы с Топотуном мертвы? – наконец закончил свою речь труп, оказавшийся на редкость словоохотливым. Ллетис утвердительно кивнул, во все глаза уставившись на странную парочку.

– А вы, значит, некроманты. Простите великодушно, но служить вам я сейчас никак не могу, мы с Топотуном все еще хотим увидеть, как из-за менгиров, уходящих далеко в океан, показывается сияющий краешек солнца. Так мне об этом рассказывала мать. Раз уж мы все равно встали, почему бы не продолжить путь? Вы же не против? – с усмешкой поинтересовался мертвец.

Ллетис ничего против не имел, Кельрия – тоже. Оба хотели только поскорее оказаться подальше от всевозможных неупокоенных, и старик очень точно угадал это желание.

– Ну, тогда честь имею откланяться. Удачи вам, некроманты, – покойник попытался подмигнуть ссохшимся от пепла сморщенным веком, но, разумеется, это у него не получилось. Подумав, он с трудом помахал детям рукой и с еще большим трудом забрался на травянистого гуара. Тот флегматично всхрапнул, заурчал и мерным шагом направился прочь, неся на себе старого друга.

Подождав, пока трупы скроются за ближайшим холмом, Ллетис с задумчивым видом перелистал черную книгу, по всей видимости, в поисках ответа на какой-то возникший вопрос. И этот ответ он нашел.

– Так вот почему он даже спрашивать не стал, чего мы от него хотели. Кельрия, ты ведь прочитала только описание ритуала, да? Ты посмотри, что пишут: ”Адепты некоторых школ магии имеют обыкновение набирать себе учеников, когда те пребывают еще в самом нежном возрасте. Возможно, подобная практика и несколько облегчает обучение основам магических искусств, ибо ученики обретают необходимые навыки с раннего детства, но нельзя не учитывать, что данный подход совершенно неприемлем, если речь идет о некромантии. Это искусство управляет слишком тонкими магическими потоками, и лишь зрелый маг способен выстроить их так, чтобы дух верным образом вернулся в мертвое тело, и чтобы оно впоследствии смогло адекватно функционировать. Самая же главная опасность состоит в том, что слишком юные люди и меры не умеют накапливать в себе необходимое количество магической энергии и не способны вкладывать собственную волю в продукт своей работы, будь то призрак, скелет, зомби или иное умертвие. Следовательно, нежить не будет выполнять повеления такого заклинателя, и, даже если ритуал удался и труп не разрушился сразу после подъема, крайне затруднительно поручиться, что маг не будет в первые же мгновения убит результатом собственной работы. Поэтому надлежит набирать учеников только по достижению ими шестнадцати-семнадцати лет независимо от расы, так как только к этому возрасту формируются способности управления волей”, – путаясь в длинных фразах, прочитал вслух Ллетис. – Одним словом, повезло нам, что наездник нас не сожрал, по-моему, он просто уже не в состоянии был. В следующий раз надо всю книгу читать!

– Давай больше не будем никого поднимать, – задумчиво произнесла Кельрия. – Просто незаметно спрячем одежду, когда эти выскочки опять купаться пойдут. Так ведь?

– Придем домой, отдам эту книгу дяде, я, в конце концов, ребенок еще и рано мне заниматься уничтожением темных трактатов. Пусть сам решает, что с ней делать.

– Пойдем домой, ребенок, – улыбнулась ему девочка. – Обед мы и так уже пропустили.

– Да что уж торопиться теперь, – безнадежно махнул рукой Ллетис. – Нам все равно уже попадет так, что о сладком можно забыть до Месяца Вечерней Звезды. Далеко же мы ушли, хорошо хоть, по следам вернуться можно. Пойдем.

А за полтысячи шагов от них быстро шли на восток сквозь холмистое пепельное море Эшленда мертвый гуар и мертвый трактирщик. На небе появились первые вечерние звезды, но гуару и его хозяину пока не было дела до этого. Ожидание и так слишком сильно затянулось, и они торопились, потому что шли навстречу самому прекрасному рассвету во всем Тамриэле.

[Marfa]

17) Несчастный

 

 

Дверь закрылась сама, плавно и бесшумно, только замок щёлкнул за спиной. Я поёжился: здесь было очень неуютно... Среди местных об этом месте ходили самые невероятные слухи: жуткие тени, потусторонние голоса, люди, пропадающие без вести, – да мало ли что ещё. Я не слишком волновался по этому поводу, за время работы в Гильдии случалось сталкиваться с вещами и пострашнее. Дело тут было совсем в другом. Само это место, оно... подавляло, заставляло чувствовать себя маленьким, незначительным, слабым... Здесь всё: каждый камень, каждый дюйм стены, каждая царапина на выщербленном потолке – дышало такой древностью, что душа уходила в пятки, оставляя неприятное ощущение пустоты где-то в районе живота...

- Г-господин... - дрожащий голос Ниора за спиной прервал мои мрачные размышления. - Господин, пойд-дёмьте отсюда, п-пожалуйста...

- Что, - я заставил себя издать смешок, - уже не хочешь идти со мной? Что же ты так просился?

Стоило поблагодарить Ниора за его беспомощность, она вернула мне уверенность в себе. Я снова принялся оглядываться, но уже с интересом. И чем больше я видел, тем дальше уходило чувство подавленности, уступая место восхищению. Любой отшельник, будь то уставший от городской суеты учёный, религиозный фанатик или могущественный маг, всегда будет пытаться обустроить своё жилище так, чтобы его не беспокоили. Кто-то уходит далеко в леса, чтобы до него нельзя было добраться, кто-то обставляет своё место обитания с нарочитой бедностью, чтобы даже приближаться к нему не хотелось, но здесь... Мне хотелось аплодировать. Работа настоящего мастера. Эта комната была пропитана магией. Некоторые участки стен светились магическим светом, причём сделано всё было так, что нельзя было этого заметить, специально не приглядевшись. Факелы, расположенные каким-то причудливым образом, рисовали на полу и потолке загадочные фигуры, ничего конкретно не напоминающие, но оттого не менее жуткие, особенно в этой могильной тишине. Цвета, формы, даже запахи были частью композиции, ловко играя с подсознанием, манипулируя эмоциями, взывая к самым потаённым страхам... именно это я и почувствовал, когда вошёл сюда. Инстинкт самосохранения, умело обведённый вокруг пальца, настойчиво требовал покинуть помещение.

Но нужно было двигаться дальше.

- Идём! - не оборачиваясь, я махнул Ниору рукой и бодро зашагал вперёд. Тот шмыгнул носом, но последовал за мной.

Поднявшись по лестнице, я увидел длинный коридор, спирально поднимающийся вверх. Вокруг по-прежнему не было ни души. Я обернулся: Ниор, вжав голову в плечи, стоял рядом и что-то тихо бормотал. Молился? Ха, пускай терпит, раз напросился идти со мной. Мы продолжали подниматься по коридору, окружённые всё той же могильной тишиной... Тишиной?

- Тише! - я вскинул руку.

- Что? - рассеянно переспросил Ниор, прервав свои бормотания.

- Тихо ты! - я двинул его локтем в живот, он охнул, согнулся пополам, но замолк. - Слышишь?

Из-за поворота отчётливо раздавались медленные размеренные шаги, шлёпающие, будто кто-то шёл по луже. Шаги приближались.

Когда он показался, я невольно вздронул, не столько от неожиданности, сколько от испуганного вопля Ниора. Впрочем, на его месте я бы тоже испугался. Мускулистая антропоидная фигура с перепончатыми конечностями и крокодильей головой. Не много не мало, даэдрот. Я потянулся к мечу, но чудовище, смерив меня равнодушным взглядом, спокойно обогнуло нас и таким же размеренным шагом прошло мимо.

- Ш-што это было, г-господин? - пролепетал слуга, когда даэдрот скрылся за поворотом.

- Домашнее животное, - буркнул я.

Коридор закончился, и я оказался в довольно просторной комнате, где сразу же натолкнулся на следующий сюрприз. Им оказался двемерский центурион, мирно стоящий у входа. Повернув в мою сторону голову, он моргнул единственным глазом и отвернулся. Да уж, сегодняшний день серьёзно раздвинул мои представления о границах возможного...

- Говори, - густой мощный баритон, эхом отразившись от стен и потолка, заставил меня подскочить на месте.

Я обернулся: напротив стоял данмер в длинной тёмной мантии. Он внимательно разглядывал меня, изучал, и я чувствовал, как этот взгляд выворачивает меня наизнанку...

- Говори, - повторил данмер. - Поторопись.

От него веяло колоссальной мощью. Даже самые могущественные из известных мне магов Гильдии не излучали такой силы. Хотелось убежать, забиться в тёмный угол и никогда-никогда не выходить оттуда – лишь бы не чувствовать на себе его взгляда.

- Вы Баладас Дамневанни? - я пытался заставить голос звучать спокойно, но в конце фразы он всё-таки предательски дрогнул.

- Да, - ответил он. - А это мой дом. Зачем ты пришёл сюда?

- Я принёс вам письмо... - он молча ждал продолжения. - От Тирама Гадара, советника Архимага Требониуса...

Продолжая сохранять молчание, данмер посмотрел на Ниора. Тот съёжился и спрятался за колонну. Баладас снова обратил взгляд на меня.

- Мой слуга... - слова застревали в горле. - Я обучаю его... основам магии. Напросился идти со мной. Уже... горько жалеет об этом, - я вымученно улыбнулся. Лицо мага по-прежнему ничего не выражало. - Не обращайте на него внимания, - поспешно добавил я.

Маг хмыкнул.

- Что ж, - промолвил он, и письмо сгорело в его руке. - Тебе следует кое-что знать...

 

***

 

В Гильдии Магов я проработал два с половиной года, и каждый день меня без устали убеждали, что Телванни — хитрые двуличные ублюдки, ни на грамм не достойные доверия. Возможно, я даже сам поверил в это, но интерес к этим магам у меня никогда не пропадал. Наверное, дело было в той загадочности, которой они себя окружали. А может, просто моя неугомонная натура давала о себе знать. В любом случае, когда Тирам Гадар, ближайший советник Архимага, дал мне письмо и поручил отнести его одному из волшебников Телванни, я двумя руками выхватил у него свиток, а в следующую минуту уже собрался и выскочил из здания. Мой слуга Ниор, весьма способный ученик, буквально бредящий магией и всем, что с ней связано, упросил меня взять его с собой...

Выслушав Баладаса, я пришёл в замешательство. Дом Телванни уже давно и активно вмешивается в дела Гильдии, а Тирам гадар — один из их шпионов! Я не мог понять, зачем он мне это рассказывает. Первой мыслью было применить Вмешательство, вернуться обратно в Гильдию и всё рассказать Требониусу. Но когда Баладас предложил мне работать на него, я призадумался. Не об этом ли я втайне мечтал все эти годы? Отрывающиеся перспективы ослепляли...

Моим первым заданием было убрать того, кто послал меня сюда. Дому он больше не нужен, а в уже Гильдии давно ходят слухи о шпионе, почему бы слегка не помочь им с выходом на след?

 

***

 

- Дело сделано? - Баладас, кажется уже знал ответ.

Я радостно кивнул, вкратце обрисовав ему события двух прошедших дней. Ранис Атрис вцепилась в слухи о шпионе, как бездомная собака в брошенный кусок мяса.

- Хорошо, - кивнул маг. - Я ценю твои усилия.

Что-то было не так. Странное беспокойство грызло меня изнутри, хоть я и не мог объяснить, чем это вызвано.

Я не помню, что случилось в следующую секунду. Когда гул в голове утих и перед глазами перестали плясать искры, я понял, что лежу на полу. Руки и ноги непроизвольно дёргались из стороны в сторону, волосы стояли дыбом. Дико болела спина. Мне приходилось исптывать нечто подобное, когда в одном из рейдов в меня попали электрической сферой... С трудом заставив тело слушаться, я попытался встать, но кто-то пнул меня под рёбра и опрокинул на спину.

Я огляделся. Баладас с бесстрастным лицом стоял чуть поодаль и смотрел куда-то в сторону. Я перевёл туда взгляд: надо мной возвышалась фигура ещё одного данмера. Такое знакомое лицо, где я видел его? Мысли прыгали и упорно не желали приходить в порядок, будто я выпил сразу несколько бутылок дешёвого вина...

- Какой интересный поворот событий, - раздался где-то далеко голос Баладаса. - Как тебя зовут?

Я мысленно застонал. Я знал, как его зовут... Хитрый двуличный ублюдок...

- При рождении меня назвали Арионом, господин, - ответил мой бывший слуга. - Но в детстве меня часто называли Ниором. Можете выбрать сами, какое имя вам больше нравится.

В глазах темнело, звуки сливались во всё более далёкий и неясный шум.

- Что ж, Арион, - прозвучало на краю сознания. - Тебе следует знать кое о чём...

Тело пронзила ещё одна вспышка. Кажется, это было больно, но я не успел этого понять, потому что в следующую секунду был уже мёртв. Несчастны те, кто думает, будто понимает замыслы Телванни.

[Marfa]

Прием работ окончен. Для того, чтобы проголосовать прошу пройти вот в эту тему)))